С каждым новым днём становилось всё тяжелее концентрироваться на чём-то одном. Навязчивые мысли не позволяли в полной мере выполнять получаемые обязанности, от чего из рук частенько что-то вываливалось, что-то забывалось, а иногда и должным образом не исполнялось, заставляя главную камеристку сильно злиться. Камелия состояние своего подопечного списывала на ватакатство из-за близких отношений с младшей дочерью Хозяйки; парень чересчур уверовал в собственную значимость, ставя свою никчёмную персону на ровне с ними. Однако, всё было совершенно не так. Стефан нагружал себя делами, которые только могли быть, по полной программе. И пусть справлялся с ними насилу и кое-как, он пытался не сталкиваться со всеми тремя девушками, которых Димитреску лживо, но очень гордо, звала детьми, будучи отправленный в различные доступные уголки замка для хлопотливой работёнки. Тайна, коя не должна была раскрыться кому-то из посторонних, нарушала покой молодого человека, вынуждая избегать встречи с каждой из этих умерших мушиных вместилищ. И стоило только подумать об инфекционных заболеваниях, что разносят паразиты, населяющие организм хозяина, о их личинках, откладываемых внутри, и о мёртвых женских телах, подвергшиеся ужасным мукам перед становлением гнездом насекомых, как в желудке и области груди возникало тягостное ощущение, иногда предшествующее рвоте. Невероятное отвращение к ним и к самому себе, в том числе, смешивалось с некой одержимостью, из-за которой обрывочные сны начинались нечестиво, а заканчивались кошмаром. Стефан не понимал, почему всё ещё, зная истину, он не мог не думать о сёстрах в таком плане. Однако, с того самого дня, как правда всплыла наружу, Даниэлу брюнет старался остерегаться и покои её не навещал уже четверо суток, оправдываясь, через главную камеристку, тем, что ему не здоровиться. К большему удивлению, девушка отнеслась к этим увёрткам терпимо, словно дозволяя своему питомцу немного отдохнуть. Но расслабляться было нельзя, да и как-то не получалось.
В Покоях Утешения — как это зловещее подземелье называла Кассандра — находиться становилось страшновато. Стеф постоянно ощущал чужое присутствие всем телом, вслушивался в каждый шорох, исходящий из неосвещённых частей помещения, пугался собственной тени, и, кажется, даже слышал чьё-то кряхтение и странный металлический лязг, будто бы кто-то волочит за собой бронзовый пруток. Оказавшись здесь впервые, когда парень выбрался из заточения, не без помощи той же коварной брюнетки, подобный нагнетающий, пугающий звук по округе не раздавался, во всяком случае, Стефан ничего подобного не замечал. А сейчас, выполняя поручения в полном одиночестве, в тусклом свете парочки зажжённый факелов, брюнет пребывал настороже: голубые усталые глаза бешено метаются по подземелью, плечи напряжены, а ухо его чутко внемлет каждый шум. И неимоверно тревожило то, что тихо в нелюдимом, почти никем непосещаемом месте, совсем не было. Он старался успокоить себя тем, что средняя дочь Госпожи — шутливая, хитрая Кассандра — попросту всячески развлекалась, пугая и изводя молодого человека. И когда, в очередной раз, послышался посторонний звон, напоминающий звяканье цепи, Стеф повернулся к месту, откуда он исходил.
— К-Кассандра? — дрожащим голосом спросил брюнет, обращаясь ко тьме, что таила в себе неизвестное.
Но отклика не последовало.
— Бэла?
И вновь в непроглядном мраке пустого проёма вопрос остался без ответа. Лишь неприятные болезненные стоны, хриплое сопение и гулкое лязганье приближались к неяркому свету пламенника.
— Кто… кто здесь?
Колени задрожали, когда звук цепей становился всё громче, всё отчётливее, а хрипящее тяжёлое дыхание перестало казаться человеческим. Нечто из беспросветной тени подходило ближе, еле волоча ноги по пыльным каменным плитам. Животный страх охватил парня мгновенно, и он, не соображая, что делает, рефлекторно рванулся назад. Дожидаться пока эта тварь выйдет на свет и покажется во всей безобразной красе, очень не хотелось. Да и инстинкт самосохранения вряд ли бы позволила оставаться в угрожающем жизни месте, готовясь встретиться с неведомым существом лицом к лицу, посему покинуть подземелье нужно было незамедлительно.
Стефан быстро добрался до кухни и плотно захлопнул дверь, что вела в Покои Утешения, дабы отгородиться от твари, медленно следовавшей за ним по пятам. Он опёрся спиной к деревянной дверце и попытался отдышаться, но паника не позволяли набрать в грудь достаточно воздуха. «Что за чертовщина?» — пронеслось в голове — «Кто…что это было?». В мозг сразу же проникло воспоминание о неких опытах над безжизненными телами, отчего внутри всё сжалось и руки затряслись с новой силой. «А что, если есть ещё эксперименты подобные дочерям Димитреску, но менее удачные?» — немного успокоившись, находясь в какой-никакой, но безопасности, мыслями завладел интерес. Однако, любопытство как резко возникло, так и моментом пропало. Стеф, хоть и начинает терять в этом проклятом месте рассудок, ещё не сошёл с ума и рисковать, вернувшись вниз к существу, был не готов. Молодой человек двумя пальцами потёр переносицу, немного перевёл дух и направился прочь из помещения к Главному Залу. Пусть с делами ещё не покончено, он намеревался навестить своего достопочтенного союзника в его скромной лавке и завалить вопросами, которые беспокоят последнее время. И, выйдя в большой холл, первым делом Стефан обратил внимание на полное отсутствие малейшего намёка на нахождение кого-либо в зале, что безусловно радовало, но одновременно удивляло, ибо время, хоть и вечернее, поздним не являлось, а значит, хозяйки замка спать ещё не должны. Но, раз никого не было и помешать на пути к торговцу никто не сможет, следовало безотлагательно спуститься в Зал Четверых.
Как только лестница осталось позади, Стеф остановился возле двери в лавку, осторожно прислонил ухо к деревянной панели и несколько секунд вслушивался, совершенно не надеясь услышать громкий бархатный голос Хозяйки. Кроме сдавленного кашля громадного мужчины он не уловил ничего, посему, не раздумывая, костяшками пальцев постучал по тёмно-коричневому дереву.
— Входите, Стефан! — тут же прозвучало за ним.
Брюнет повернул золотистую круглую ручку и приоткрыл дверцу, незаметно прошмыгнув внутрь.
— Как вы узнали, что это я? — с порога начал он, изумлённо вскинув брови.
Герцог слегка усмехнулся, затем ответил:
— Больше некому. Леди Димитреску не стучится, когда одаривает меня своим визитом, главная камеристка лавку не посещает, а юная Илина…да обретёт она вечный покой. Бедное дитя. — торговец опечаленно, но до чего наигранно, опустил большую голову и тяжко вздохнул.
— Вам уже известно? — молодой человек гневно стиснул зубы, но изобразил небольшое удивление и лёгкую скорбь.
— Такие события мимо меня не проходят, дорогой друг. Особенно, если это касается моих задушевных благоприятелей. Очень жаль, что всё обернулось именно так. Надеюсь, вам это дало возможность сделать выводы.
— Я не уверен.
Стефан встал рядом с товарным столом лавочника и принялся рассматривать его содержимое, дабы отвлечь себя от пагубных мыслей, что так неистово тревожили.
— Как это не уверены? — недоумевающе спросил торговец. — Неужто вас терзают сомнения?
— Собственно, об это я и пришёл поговорить. — парень едва коснулся стопки бумаг, как на пальцах осталась серая пушистая пыль. — Столько вопросов, столько мыслей… — он потёр кончики фаланг друг об друга, растирая многолетнюю грязь. — С чего мне лучше начать? С того, что вы подставляете меня, рассказывая о попытке побега местному лорду или о том, что я недавно узнал о дочках Димитреску? Первое, как по мне, должно заинтересовать вас больше, ибо о втором, если я правильно подметил, вам было известно с самого начала.
Герцог многозначительно улыбнулся, а позднее сменил довольную эмоцию на недопонимание.
— Рассказывая? — возмутился он. — Если речь идёт о лорде Гейзенберге, то хочу вас уверить, что ему ничего неизвестно о нашем плане.
— Разве? А мне он говорил другое.
— Он мог многое сказать, и не во всё это вам следует верить. Я повторюсь, Стефан, у вас здесь нет союзников, кроме меня. И я не стал бы посвящать этого человека в наше дело, ибо он последний, кому стоит доверять. Прошу простить лишь за то, что упомянул вас и мою помощь в разговоре с владыкой, откуда, видимо, далее он пришёл к такому умозаключению. — торгаш скрестил пальцы в замок и тон его стал серьёзнее. — Можете не сомневаться в моей лояльности.
— Вот как, — недовольно буркнул парень, — То есть, я должен полагаться на человека, который рассказывает о своей помощи бедному, жалкому прислужнику тому, кому доверять он не советует? Каким образом вы прикажете это понимать, Герцог?
— Я не советую, кому вам следует верить. Просто-напросто констатирую факт. Может, я и допустил оплошность в том, что наболтал лишнего, но могу с точностью сказать — Лорд Гейзенберг не станет распространяться об этом. — Герцог, как и всегда, натянул уголки губ в широкой загадочной улыбке и прикурил свою излюбленную сигару, но на сей раз запах был каким-то сладким, нежели травянистым. — Мы оба знаем друг о друге того, чего остальным совсем негоже. — хрипло посмеявшись, он наполнил рот дымом, затем, выпустив его, задал вопрос. — А чего он хотел, если не секрет? И как сумел до вас добраться?
— Он приходил к Госпоже. А когда освободился, поджидал меня у входа в лавку. — голос молодого человека из-за продолжительного недосыпа был уставшим, а ноги становились ватными, вследствие чего стоять ровно не получилось; тело словно само тянулось к полу. — Карл Гейзенберг предложил мне свою помощь. Разумеется, не безвозмездно.
Торговец обратил внимание на вялое состояние Стефана и жестом пухлой ладони указал на табурет, что стоял подле круглого столика.
— Предложил помощь? — несмотря на всю свою любовь к театру и наигранности, в данный момент Герцог искренне поразился.
— Да, — парень охотно принял предложение торгаша и сел на табурет, вальяжно расставив ноги, — Сказал, что поможет мне с побегом, если я помогу ему. Но что конкретно требуется — мне уже неведомо.
— Интересно-о-о, — протянул он, погладив свой двойной подбородок, — В чём же заключилась бы ваша ему помощь… — вопрос, очевидно, тучный мужчина задал сам себе. — И что вы, любезный, ему ответили?
— Сказал, что необходимо прежде всего обговорить всё с вами. Герцог, поймите меня, но я… — брюнет глубоко вдохнул карамельный запах сигарного дыма, прикрыл глаза, собираясь с мыслями и долго оттягивать не стал. — Я сомневаюсь, что хочу продолжать предпринимать попытки побега и гоняться за этими чертовыми масками. С каждым днём мне становится всё страшнее прятать у себя мраморные личины и чем глубже я захожу, тем сильнее паранойя.
Торговец вновь поднёс табачную скрутку к алым губам, зажав ими кончик, и втянул сладкий дымок.
— Хотите сказать, что ожидание неизбежной гибели куда лучше, чем попытка выбраться живым? — голос торгаша немного огрубел, будто неуверенность молодого человека его рассердила. — Или дело-то вовсе не в этом? Может, в чём-то…вернее, в ком-то другом? — он хотел было улыбнуться, но недовольство переполняло сполна и даже натянутой ухмылочкой не получилось блеснуть.
— Что вы им…
— Не обманывайте себя, Стефан. Вы не, невзирая на своё нынешнее, должен отметить, не такое уж плохое, положение — членом семьи не являетесь и этот замок домом вашим никогда не станет. Смириться не удастся. Вы не можете знать наверняка, что завтрашний день наступит и кто-то из юных кровожадных дам не решит положить конец вашим страданиям, что бы они не испытывали и, как бы к вам не относились. Ежели я правильно понял, то их истинная сущность стала вам известна, а значит, ещё больше должны понимать, что ваша смерть неизбежна, рано или поздно, но блюдом станете именно вы, как и планировалась. Я изъявил желание помочь миновать эту участь, но вы, стало быть, от неё отказываетесь. — Герцог с подобной раздосадованной интонацией был сам на себя не похож.
— Возможно, вы правы, — нерешительно произнёс брюнет, опустив глаза в пол, — Три сестры волнуют меня, и я понятия не имею почему! Даже зная правду…мне отвратительно, страшно, но не думать о них не получается. Я словно под чарами! И мне правда хотелось бы сбежать, но каков шанс, что они не придут за мной? Какова вероятность того, что я выживу, давая отпор Альсине Димитреску? И пришлось бы мне вступить в бой с её дочерями? Сколько сомнений… — Стеф в отчаянии схватится за голову. — Они чудовища, и я не должен испытывать симпатии, но мне кажется, что я далеко от них не ушёл, что я их понимаю. И пусть самолично не убивал кого-то, но именно из-за меня это произошло.
— Если вы говорите про Илину, то вины вашей не было.
— А я себя и не виню, Герцог, в том-то и дело. Я не менее ужасен, чем они.
Торговец помедлил с ответом, пуская дымовые колечки в потолок. Он словно о чём-то задумался.
— Можно ли считать себя ужасным человеком, ежели мысли об этом не дают покоя? — отведя взгляд куда-то в сторону, наконец, заговорил торгаш. — Все мы неидеальны и никогда не будем таковыми, но есть определённые личности, в которых нет абсолютно ничего хорошего. И действительно понять их не под силами никому.
— Вы в этом уверены? — чуть ли не шёпотом спросил Стефан, тоже совершенно не смотря на своего собеседника. — Вероятно, они просто скрывают это в себе, считая за слабость и что-то постыдное. — он кисло улыбнулся, разглядывая ассиметричные узоры на ковре, что лежал под товарным столиком.
— Зачем хорошему человеку стыдиться своих эмоцией и приравнивать их к слабостям? Разве так делают гуманные люди?
— А вы разве не говорили, что несовершенность — это нормально?
— Речь шла о малейших недостатках, а не кровожадности, апатии и прочих психических расстройствах, которые непосредственно причиняют вред человеку и его окружению. Бездушные изощрённые убийства нельзя оправдать ничем, дорогой друг.
— Но…но это их способ пропитания. — сглотнув, выдал он, сам не веря в сказанное. — Хищники же охотятся на мелких животных, дабы прокормить себя и своё потомство. Выживает сильнейший.
Герцог нервно и сильно втянул дым сигары, отчего последовал громкий и безудержный кашель.
— КХЕ! Вы себя слышите…КХЕ-КХЕ…Стефан? — торговец толстым кулачком слегка побил по собственной груди и положил скруток табачных листьев, при этом не затушив его, в пепельницу. — Вы выгораживаете душегубство! Только взгляните на себя, — большой мужчина неприлично ткнул своим мясистым пальцем с золотым перстнем в сторону молодого человека, — Что они с вами сделали! Эти увечья, это истощение, помешательство…на вас наложены не чары, мой несчастный друг, а феромоны.
— Что? Феро…феромоны? — брюнет резко поднял голову и испуганно уставился на лавочника.
Тут-то кое-то и прояснилось: приятный, не пойми откуда возникший запах, исходящий от каждой девушки — совсем не был ароматом дорогих духов. Потому-то, в первую встречу, он почувствовал отвратную вонь крови и сладковатый смрад гниющей плоти, что струился от девичьих тел. Но стоило той же Бэле напасть, вплотную приблизиться к парню, как цветочное амбре наполнило ноздри и заставило внутри всё трепетать, не давая возможности думать ни о чём другом — лишь о ней. Таким образом, она обездвиживала его в попытке упростить себе трапезу. А запах Кассандры? Его дикие нотки крови и нарда, в торфянисто-землистом аромате которого есть некоторые животный оттенки, нагонял страх, будоражил подсознание и вводил в состояние замешательства, вынуждая жертву впадать в панику. В отличии от старшей сестры, Касс больше нравилось настигать свой ужин собственноручно, преследуя и загоняя добычу, которая безумно метается по всему замку, в угол. С Даниэлой же было всё немного сложнее: она не выделяла феромоны сразу; девушке нравилось некое сопротивление и неподдельные эмоции, которые пленники испытывали, когда она затевала свою маленькую игру. Рыжая бестия находилась полной уверенности, что жертва и без веществ воспылала к ней любовью и страстью. И ей было совершенно плевать, что на самом деле чувствует питомец, в конце концов, он фатально умрёт, но это до тех пор, пока Дана сама не увлечётся игрушкой и не захочет её отпускать. Собственно, поэтому Стеф почувствовал её аромат позднее, чем у остальных сестёр, хотя сближался с ней намного чаще, однако, и трупный смрад он не чуял. Принадлежало ли тогда это мёртвое зловоние телам девушек или же являлось напоминанием о предшествующем убийстве — вряд ли теперь выяснится.
От мысли, что передряга, в который он оказался, намного хуже, чем думал, начало мутить; вся комната мнимо начала вращаться вокруг, в желудке возникла тяжесть, а лицо позеленело. И парень бы сблевал, от отвращения к себе, в первую очередь, на это дорогое паласное покрытие, если бы было чем. Но он только издал мерзкий гортанный звук, кой, по идеи, должен способствовать рвоте; глаза его сразу же намокли от слёз, что были вызваны болью неудачных попыток избавиться, видимо, от кишок, а руки затряслись, как у заядлого пьяницы. И отвращение к собственному организму набрало силу, поняв Стефан то, что даже сейчас, когда новые гадкие факты всплывают на поверхность, он не может противиться мыслям о красоте и изяществе Бэлы, о хищном азарте и грубости Кассандры, о звонком девичьем смехе и пылкости Даниэлы, совсем никак.
— Вам нездоровится? Скверно выглядите. — торговец вовремя вытащил молодого человека из плена личных размышлений маленьким напоминаем о своём присутствии.
— Я не в себе…вы правы, Герцог. Чертовски правы. И я понимаю, что это противоестественно, аморально и омерзительно, но… — брюнет опустил голову и закрыл лицо руками, чтобы не видеть осуждающих глаз торгаша, которые будут прожигать его дотла. — У меня не получается сопротивляться чувству, что испытываю к ним. Не знаю как объяснить это состояние…я-я болен?
— Вы во власти аттрактантов, Стефан. Не забывайте, что эти “дамы” не люди, пусть и были когда-то, а рой плотоядных мясных мух, что заманивают добычу в свою ловушку, и вы исключением не стали, отчасти.
— Но это разумный рой. И они мыслят, как люди! Испытывают эмоции, чувствуют…почему?
— Вероятно, в этом заключается смысл эксперимента: создать не просто оружие, а себе подобное существо, что будет способно размышлять, говорить, реагировать на происходящее. В конечном итоге, Леди Димитреску зовёт это мушиное скопление дочерями, а значит, результат успешно достигнут. — мужчина постукивал пальцами по столу, явно о чем-то думая. — И вы невероятно точно отметили то, что это всё противоестественно — это ход против природы. Наука движется вперёд; она удивительна, и она опасна. Наше Божество искушает судьбу тем, что нарушает равновесии в окружающем нас мире. Это ужасно. — Герцог тяжело вздохнул. Разговоры о пренебрежении к научной этике несомненно расстраивали его, но по какой причине? Габаритные размеры и загадочность беловолосого мужчины так и кричали о том, что, скорее всего, частью эксперимента приходилось быть и ему.
— Наука? — всё сказанное торговцем в больной голове как-то не отложилось. Единственное, что раздавалось отголосками в мыслях — эксперименты. Опыты. Те самые, о которых случайно упомянула Бэла, именно те, что описывались в дневнике Хозяйки о создании лжепотомства, и, возможно, о неудачных плодах, разгуливающих в недрах замка.
— Ох! Прошу прощения, что забиваю вам голову своими недовольствами. Забываю, что вы, друг мой, несмотря на необычайный для простого деревенского парня ум, всё ещё отгорожены от мира и его развитий.
— Эксперименты…Герцог, скажите, могут ли быть другие, подобные трём сёстрам, несчастные души, что подверглись этим кошмарным опытам? — потухший взгляд молодого человека устремился в стену, будто нашёл в ней что-то интересное.
— Этого мне не знать, но возможность не исключаю. Почему вы спрашиваете?
— Просто интересуюсь, — соврал Стефан, вставая с табурета, — Я здесь довольно долго, мне нужно…
— Вам нужно поспать. — перебил его торговец. — Хорошенько отдохнуть и на свежую голову решить, какой вариант выбрать будет лучше. Не спишите сейчас с выводами, ответ я подожду, но хочу, чтоб он был более обдуманный. Помните, я всего-навсего желаю помочь.
Молодой человек никак на это не отреагировал; подошёл к входной двери, взялся за круглую ручку и намеревался покинуть лавочку, как последняя фраза заставила повернуть голову.
— Почему? — безжизненно спросил он, утомлённо прикрыв голубые очи. — Гейзенберг жаждет выгоды от “сотрудничества”, Илина хотела попасть домой, а вы? Какой вам толк помогать мне, Герцог?
Лавочник помолчал на мгновение, широко улыбнулся, показывая свои желтоватые зубы, и ответил, кладя руку на грудь:
— У меня просто большое сердце, друг мой. И всего-то.
Тучный мужчины хрипло посмеялся и взял из пепельницы догорающую сигару. Невыносимая несерьёзность торговца вернулась, из-за чего брюнет поджал губы в тонкую нить, глубоко вдохнул носом и сильным крутанул золотистую ручку, спешно покинув лавочку, хлопая за собой дверью. «Большое сердце. О, не сомневаюсь!». Очередная недомолвка вынудила выйти из себя. Как бы Герцог ни приоткрывал завесу тайн Госпожи, Лорда Гейзенберга, охотно ни рассказывал о личностях Моро и Беневьенто, он никогда не поведывал свои мотивы и не разглашал никакой информации о себе. Его персона оставалась погружённая в пучине неизвестности. Это порождало сомнения.
Тем временем Стефан уже поднялся в Главный Зал; он осмотрелся, дабы удостовериться в том, что никого в холле так и не появилось, завалился на шикарный мягкий диванчик, опрокидываясь на его спинку, и поднял голову вверх, прикрыв глаза веками. Его нездоровая любовь к дочерям Димитреску беспокоила и не давала возможности отпустить все мысли и наконец расслабиться, в следствии чего последовали новые думы и заключения. «Разве могут феромоны действовать на столь большом расстоянии, когда поблизости девушек нет? А если и могу, то зачем им выделять вещества, когда жертва уже покорилась? Может, Герцог ошибается? Вдруг сейчас не феромоны так влияют меня? А я сам…безумие какое-то!». — брюнет потёр брови двумя пальцами и набрал в лёгкие воздуха. — «Это ненормально…это странно…но почему же это привлекает?»
— Вот ты где! — разгневанный голос главной камеристки прозвучал на весь зал.
Камелия незаметно подошла к молодому человеку и треснула ладонью по его затылку.
— Я тебя по всей этой части замка ищу! Ты где опять шлялся? И почему не за работой?!
— Эй! Я дочиста драил темницу, — поднимаясь, держась руками за подушки сидения, дабы опереться на них в случае падения, ответил он, — Уже дня два я там нахожусь, по твоему, кстати, согласию. Что, испугалась туда спуститься?
— А… — служанка немного опешила. — Нет! Ничего я не испугалась. Забыла, что ты там убираешься… — она поднесла ко рту руку, прикусила ноготь на указательном пальце и неловко уставилась на парня. — В общем, тут такое дело…Госпожа Даниэла хочет тебя видеть. В это раз без всяких отговорок. Сказала, что, если ты опять будешь увиливать — тащить тебя к ней силком. — главная камеристка немого брезгливо поморщилась.
— Дьявол… — тихо выругался брюнет. — Отказы даже не принимаются?
— Ни в коем случае, я повторюсь, приказала насильно вести тебя туда.
— Куда? В спальню?
— В ванную комнату.
***
Ванная комната находилась в южном крыле замка, в которое можно было попасть, насколько известно, исключительно через внутренний двор, посему покидать пределы столовой пришлось в сопровождении Камелии. Она накинула на плечи какую-то серую шерстяную шаль, достала ту самую злополучную связку ключей и с лёгкостью отпёрла большую входную дверь, очевидно, делая это не единожды. Главная камеристка первая вышла во двор, а затем ладонью поманила за собой молодого человека, которому вовсю натерпелось вновь вдохнуть прохладный воздух январского месяца. Он торопливой походкой, как маленький мальчик, радующийся первому снегу, переступил порог трапезной, запрокинул голову и улыбнулся так тепло и искренне, что горничная едва не растрогалась. Наблюдать за его упоением, когда холодные крохотные снежинки касаются щетинистого лица — было необычно, но по-своему мило. Однако, ждать пока он перестанет восторгаться небольшим снегом, что медленно опускается на замершую землю, она не собиралась; схватила брюнета за локоть и повела за собой. Стеф старался демонстрировать полную увлечённость к малейшим деталям, попадавшиеся глазу, делая вид, что наружи находиться ему было впервой. Камелия же ничуть не усомнилась. Да и интерес она совершенно не проявляла; шла молча, погружённая в себя. Некое невыносимое напряжение повисло в воздухе, когда служанка остановилась близ гладкой каменной двери, не торопясь её открывать. Камелия в последнее время была сама не своя: угрюмая, раздражённая и опечаленная.
— Мне жаль, что так произошло…с Илиной. — возможно, не самая лучшая тема для того, чтобы разбавить молчание, но Стефан посчитал её необходимой.
— Молчи! — грубо рявкнула служанка. — Ничего не говори…
Главная камеристка не собиралась заводить беседу о покойной подопечной, и, как только ощутила прилив слёз, отвернулась от брюнета, вставив металлическую бородку ключа в замочную скважину, покрутила её раза три и ладонями надавила на массивную плиту.
Парень и девушка чуть ли не вровень вошли в южную часть дворца, однако дальше Камелия предпочла идти впереди, будто самолично приводя брюнета к юной хозяйке. Путь был, как и в прошлый раз, совсем недолгим, ибо никаких развилок не имелось, да и само крыло размерами не выделялось.
— Мисс Даниэла ждёт тебя здесь. — главная горничная встала подле уже знакомой двери и жестом руки указала на неё. — Не забудь постучаться, будь добр. Если вдруг что — я неподалёку.
Она сдержанно кивнула парню головой и зашагала дальше по коридору, где находились покои Госпожи, а также Зал Омовения, от одной мысли о котором накатывали приятные, но и местами не совсем, воспоминания.
Молодому человеку заходить в ванную комнату не хотелось совершенно; зря он, что ли, избегал рыжую бестию всё то время? Но, к сожалению, выбора у него больше не было и раз она возжелала видеть его там — значит он немедля должен явиться, пока эти детские прятки не стали ведьму сердить. Набравшись духу, брюнет тихонечко постучал костяшками по белой двери с позолоченной резьбой и почувствовал двоякую дрожь по спине, когда звонкий нежный голосок пригласил войти. Парень не стал больше задерживаться в коридоре и вошёл в ванную комнату.
Увиденное там заставило кровь прильнуть к лицу, а тело остолбенеть: абсолютно голая Даниэла плескалась в необычайно большой керамической ванночке и длинными бледными пальцами ласкала собственную кожу, ополаскивая её слега мутной, от мыла, водой. И хоть Стефан уже много раз видел ведьму обнаженной и, казалось бы, не ему смущаться, но пена, покрывавшая некоторые части девичьего тела смотрелась очень диковинно и соблазнительно, а лицо, на котором не было привычного дерзкого макияжа, выглядело таким милым и невинным, что несомненно повергало в изумление, да и долгая “разлука”, чего греха таить, давала о себе знать.
— Наконец-то! — радостно произнесла Дана, облокотившись на кромку ванны. — Ты очень долго. — а потом мгновенно сменила восторг, на обиду.
Стефан не смог ничего ответить, попросту разведя руки в стороны. Он бесстыдно глазел на неё и не в силах был оторваться.
— Я устала ждать, когда тебе полегчает! — продолжила недовольство она. — Лучше подойди сюда. Потри мне спинку. — и снова резко сменила интонацию уже на более игривую.
То, с какой шаловливостью она это сказала, вынудило кровь вдарить уже в голову, отчего брюнет едва не потерял сознание. Он сделал первый неуверенный шаг и немного растерялся, когда Даниэла, готовясь к его приближению, немного приподнялась, выпячивая большую набухшую грудь. Стеф немного помедлил прежде чем приблизиться к распоясанной ведьме, противясь собственным желаниям, обременяя мысли её истинным существом, но, поманив только рыжая пальцем, как сомнения испарились подобно влаге, что под высокой температурой приобрела газовое состояние, паром разносясь по ванной комнате. И он послушно пошёл. В помещение было неимоверно душно, жарко и мокро; складывалось впечатление, что молодой человек попал в деревенскую общую баню. Воспоминания о доме встряхнули его и вернули в сознание, отчего тот вновь остановился. И стоило лишь по новой отважиться подойти к девушке, как в молодого человека устремились объёмные брызги мыльной воды.
— Ой-ой! Кому-то придётся снимать одежду.
Дана неудержимо залилась чарующим звонким хохотом, раззадоренная собственной выходкой. А Стефан рукой вытер от пены лицо и, как по приказу, но чуток робея, принялся расстёгивать пуговицы на просвечивающей, прилипшей к туловищу рубашке. Как давно он смывал с себя пот и грязь, что накопились за это время? Кажется, со дня бала. Так что, некое приглашение присоединиться к купанию показалось заманчивым, хотя по большей части вызвало сомнения. И, когда с высвобождением себя из оков сковывающей ткани было покончено, брюнет, еле перебирая ногами, встал возле ванны, не осмелившись что-то сделать дальше. Даниэла, окинув пах брюнета беглым взглядом, немного разочаровалось, не получив желанной реакции на её красивое голое тело, но всё равно прильнула к молодому человеку, обвив его шею руками, а затем впилась своими синими пухлыми губами, и без дозволения проникла языком внутрь рта, неистово приступая вылизывать небо и внутреннюю сторону щек. Поцелуй был настолько страстным, что появилось ощущение, будто изголодавшая Дана намеривалась съесть парня, периодически покусывая его уста и всасывая язычок. Сам Стефан таким ретивым, как прежде, не был; он полностью отдал ей контроль, не проявляя никакой активности, но и сопротивляться не собирался. Может, в голове плотно и засело изображение мёртвых искалеченных, мухами пожирающих, дев, а также сам неприятный факт того, что насекомые полностью поглотили и завладели юными телами, собственно, ставшее причиной его потери мужской силы, помимо невероятной усталости, но от её бурного порыва и ледяных прикосновений он отказываться не хотел.
И вот, достаточно одного лишь мгновение, как они уже вместе лежат в большой ванночке, греясь в горячей воде, наслаждаются присутствуем друг друга и…разговаривают.
— О-о, тогда мамочка выпустила коготки и этой забывчивой дурочке пронзили живот насквозь! Такая потеха была…
Вернее, разговаривала одна Даниэла, удобно устроившись на Стефане, опустив свою рыжую головушку на его грудь, а молодой человек, в свою очередь, заключил ведьму в крепкие объятия, прижав девушку к себе так сильно, словно боялся, что она улизнёт от него и оставит в полном одиночестве, ослабив он только хватку. Парень же совершенно не слушал о чём она говорила, не отвечал ей, просто неподвижно полёживал в мыльной нагретой воде и томно дышал, когда она касалась его горячей плоти, поглаживая и массируя.
— С этой серой мышкой такая же история, — сказала она, посмеявшись, — Ну, практически. Не мама убивала на сей раз, а Касс, но она сказала, что действовала по её приказу. Она так искусно расправляется с телами…ох, хотела бы я охотиться, как Кассандра! — голос Даны звучал восхищённо и одновременно завистливо, но далеко не это вынудило брюнета обратить на рассказы хоть какое-внимание и даже вступить в диалог.
— По приказу? — непонимающе задался вопросом он.
— Кассандра и Бэла сказали, что служанка что-то замышляла; рыскала, где ненужно, интересовалась чем-то не тем. Мама не любит, когда кто-то пытается сбежать, пренебрегая её милостью и проявляя тем самым неуважение. — рыжеволосая девушка презрительно скривила губы. — И чего этим неблагодарным не нравится?! — а потом моментально сменила гнев на спокойствие. — Но ты не такой, Стефан, да? Ты же не бросишь меня? Никогда?
Дана скользила ладонью по члену, гладила его крайнюю плоть; и хоть эрекции всё ещё не последовало, молодой человек испытывал неимоверное удовольствие от умелых, нежных движений женской руки, отчего из горла вырвался сдавленный стон, а голова запрокинулась назад.
— Что такое? Мне прекратить?
Она продолжала водить рукой по мужскому детородному органу, медленно спускаясь вниз, и достигнув местечка почувствительнее, ведьма сильно сжала его шары, заставив заскулить, как раннего волчонка.
— Не-е-т, — умоляюще протянул он, — Не брошу…никогда-а.
Даниэла осталась ответом очень довольна. Она немного помяла то, что крепко держала в ладони, затем нехотя отпустила и развернулась к нему всем гибким, прекрасным телом. Столкнувшись с ведьмой взглядом, Стеф увидел, как в её золотых глазах поблёскивали шкодливые чёртики, а синеватые губы то и дело расплывались в хитрой улыбке. Дана стремительно припала к шее молодого человека и начала осыпать её затяжными поцелуями, покусывая и оттягивая нежную кожу. Она словно хотела вцепиться в неё клыками; вновь вкусить мужскую горячую кровь, что принадлежала лишь ей и никому более, но почему-то не решалась. Такое трепетное отношение совершенно выходило вон за рамки её поведения, что не могло не настораживать. Однако, думать о чём-то постороннем и глубоком больше не хотелось. Стефан запустил руку в её огненные локоны и зарылся в них носом, вдыхая такой родной и приятный аромат со вкусом роз и малины. И если это действительно приманка, то он готов быть пойманным снова и снова, потому что лучше, чем сейчас, уже никогда не будет. Плевать, что разум покинет голову; брюнет добровольно распрощается с ним, ежели поблизости будут те, кто взаправду нуждаются в его любви, в его крови, в разгорячённой плоти и его пребывании в замке, рядом с ними. Зачем-то же сёстрам понадобилось выгораживать мужлана перед матерью, списав его проступки на ни в чём неповинную служанку. Мысль о своём двойном участии в смерти Илины чуточку колола сердце, но она всё равно блекла на фоне всего остального, и, на данный момент, происходящего в этой комнате. Пора перестать бояться того, что заставляет чувствовать. Пора прекратить притворяться.
Оторвавшись от лакомой шеи, Даниэла слегка подскочила и уселась на пах парня так резво, что немного воды выплеснулось за кромку ванны, намочив мраморный пол. Она быстро чмокнула его в уста, подарив собственный сладкий привкус розы на складках губ, и ещё раз взялась за лежащее достоинство молодого человека, в попытке, надо думать, поднять и направить в себя, но четно. «Ты меня подводишь, приятель…». Стеф взялся обеими руками за талию ведьмы, чуть приподнял и примкнул языком к бледно-розовым твёрдым соскам, дабы отвлечь Дану от себя и заняться её удовлетворением.
— Да что не так, Стефан?! — с гневом воскликнула она, оттянув от своей груди парня, взявшись за его чёрные патлы, не позволяя брать никакой инициативы, без её на то разрешения. — Я тебе больше не нравлюсь?!
— Я-я просто устал…совсем чуть-чуть. Не могла бы ты… — он коротким кивком головы и мимолётным взглядом указал на то самое место, над который нависла девушка.
Даниэла намёк поняла без лишних слов. Она плутовато улыбнулась и убрала мужские руки со своего пояса.
— Привстань. — приказала рыжеволосая ведьма, не скрывая ухмылки с лица.
Стефан готовился было вылезти из воды, как неожиданный стук в дверь сильно напугал и вынудил забраться обратно. Дана же на звук не обратила никакого внимания; коснулась губами его подбородка и провела пальцами по накаченному торсу. Однако, слабые удары по роскошному дереву прекращаться не собирались, даже становились настойчивее.
— Что?! — обозлённо крикнула девушка, повернув голову к настырному источнику шума.
— Госпожа Даниэла, ваша мама просила передать, чтобы вы заканчивали с умыванием и освободили ванную комнату сёстрам. — едва уловимый за стенкой голос камеристки вернул брюнета в реальность.
— Это нечестно! — и не думая прекращать возмущаться, выдала ведьма.
— Но…но вы принимаете ванну достаточно долго…и ваша мама…
— Аргх! — Даниэла, несмотря на нарастающую раздражённость, рыкнула довольно таки забавно. Да и нынешнее поведение, как у маленького обиженного ребёнка, не заставило усомниться в том, что перед парнем сейчас именно младшая дочь Хозяйки. — Вечно они всё портят.
Ведьма стремительно покинула пределы ванночки и подошла к комоду, на котором лежали белые полотенца.
— Чуть позже жду тебя в своей спальне. — кокетливо повелела она, укутываясь в махровую ткань. — Никаких отговорок не принимаю.
Дана на него даже не посмотрела. Стояла, наклонив вперёд голову, и вытерла мокрые рыжие волосы вторым полотенцем.
— Закончим начатое, ха? — Стеф тоже не стал задерживать в остывшей воде и, перешагнув через бортик, встал на сырой холодный пол. — А почему позже? — нагло спросил он. — Мы не уйдём отсюда вместе?
— Нет, глупый, — Дана такому вопросу, на удивление, недовольна не была. — Ты выйдешь с прислугой через внутренний двор, а я пойду другим путём.
— Это каким же?
— Секретным.
Молодой человек слегка приоткрыл рот от возникшего интереса. Рыжую это позабавило.
— В доме много потайных ходов, которые пересекают все части замка. Жаль, что они длиннее, чем обыкновенный выход на улицу, но безопаснее…для нас. — её загадочная улыбка вызвала мелкую дрожь. — Одевайся давай. Не заставляй себя ждать.
Даниэла заигрывающе подмигнула и Стефан, недолго думая, стал выполнять её новый приказ.
***
Как и в прошлый раз Камелия не проронила ни слова, когда они возвращались в основное крыло дворца, а Стефану как-то совершенно было не до неё, поэтому разговорить даже не пытался. То, что происходило между ним и Даниэлой интересовало куда сильнее, в конце концов, ту страсть, что неожиданно разгорелась к младшей дочери Альсины, невозможно никак объяснить. Хотя…они давненько не сближались.
Отвращение к соитию с вместилищем насекомых резко куда-то пропало. Вероятно, из-за того, что на деле всё было не так ужасно, как он себя загружал; даже зная слишком много мерзкой информации, тело оставалось таким же сладким и желанным, а сама девушка, не смотря на холод, синие губы и звериные глаза, была живой. Она, пусть и не так, как он, но дышит, её сердце медленно, но бьётся, а различные эмоции накрывают с головой. Эти сёстры чудовища, во всех смыслах этого слова, но они так прочно пригвоздили к себе парня, что это сводит с ума. И жизнь без них он уже вряд ли сможет представить. Пусть кто-нибудь из них убьёт его, избавив тем самым от помешательства, оказав большую услугу, ибо только смерть заставит забыть о кровожадных бестиях, в плену к которым он угодил по собственный глупости, только это подарит ожидаемый покой.
И пока было время, Стеф решил повторно заглянуть в лавочку к торговцу.
— Ох, Стефан, прошу! Какими судьба на сей раз? Неужто ночь прошла мимо меня? — Герцог как всегда неудачно отшутился и улыбнулся.
— Мне не нужен сон, чтобы дать вам ответ, Герцог. Я понял, что готов раз и навсегда поставить жирную точку в этом колебании.
— Да-а? Надеюсь, ответ придётся мне по душе…
— Сомневаюсь.