В тёмном жутком подземелье пахло плесенью и пылью; местами нос улавливал вонь гниющей, обожжённой плоти, испражнений, запёкшейся крови, а также спиртных медикаментов. Кромешный мрак, полностью заполонивший собой пугающие темницы, заставлял все органы чувств включиться на полную мощность, от чего картина звуков воспринималась даже слишком отчётливо, вызывая холодную дрожь от малейших шорохов, а гробовая тишина, моментами прерывающаяся болезненным кряхтением, лязганье металлических прутов о каменные полы и тяжёлыми вздохами, вгоняла в безумие. Томительное ожидание того, что тварь, медленно волочившееся по непроглядным бесконечным тоннелям, заставляло нервничать. Узник не был защищён закрытой решётчатой дверью, его клетка, как будто приглашая войти плотоядное создание, специально не запиралась, дабы облегчить упырю задачу полакомиться несчастной тушей. И само его положение не позволило бы защититься и дать отпор кровожадному существу, идущего на запах страха и крови: пленник сидел, прислонившись к холодным, режущим голую спину, камням, отделяющих его от выхода на свободу, с вытянутыми вперёд ногами, будучи прицепленным запястьями к верхним кандалам, неприятно стягивающих мышцы, и просто ждал. Ждал, когда его поведут на казнь. Либо же выжидал как скоро та тварь из тьмы настигнет его клетку и покончит с ним, вцепившись своими кривыми острыми зубами в шею, растерзав её в мясо. Но неудачный эксперимент лишь издавал мерзкие звуки, дразнящие парня своим томительным приближением, и ни разу не показалась глазам. Она словно призрак, напоминание того, что происходит в недрах величественного, но проклятого замка, не выходящая на свет иллюзия, созданная страхом. И так можно было подумать, если бы молодому человеку ранее не выпала возможность встретиться с тварью лицом к лицу.
Время шло невыносимо долго. Стефан не знал день сейчас или ночь, совершенно понятия не имел сколько прошло с момента его заточения, но чувство было такое, словно он провёл здесь целую вечность. Руки и ноги начали затекать, всё тело ныло, находясь в одном положение длительные часы, в горле пересохло, а голова раскалывалась от потока неукротимых навязчивых мыслей. Ощущения были не из приятных. Молодой человек не понимал, почему хозяйки всё ещё держат его в живых, вместо того, чтобы убить каким-нибудь изощрённые способом. Неужели решили сперва наказать нетерпимыми муками? Возможно. Но был ли в этом какой-то смысл?
Усталость последних дней давала о себе знать; она навалилась серой пеленой, смяла, тяжестью налила веки и ещё плотнее прижала к стене. Парень ей совершено не сопротивлялся: бессильно свесил голову на грудь, отчего мокрые, от пота, чёрные патлы залепили безжизненное молодое лицо, и почти погрузился в сон, когда послышался стук каблуков о каменную покрытие. Стеф встрепенулся, мгновенно открыл глаза, затем попытался всмотреться в непроглядную темноту, в надежде увидеть знакомый силуэт, который облегчит муки бедного страдальца, вонзив острие серпа прямо в грудь, куда-то под сердце, а потом с влажным хрустом вспорет её, высвободив горячую, тягучую алую-кровь из костяной клетки рёбер. Ещё ранее лишь одна мысль об этом заставляла всё внутри сжаться, но сейчас… его пробирала приятная дрожь волнения. «Только бы это была Кассандра» — молча взмолился он. «Только бы она пришла, чтоб убить меня». Стефан был полностью убеждён в том, что именно средняя дочь Леди Димитреску вызовется покончить с ним, содрать кожу, перезреть глотку и рука у неё больше не посмеет дрогнуть. Она получила добро матери, а значит последствий никаких не понесёт. Касс доведёт до конца то, что начала ещё задолго до всего. И это осознание прокатилось волной облегчение по всему телу.
Однако, к его сожалению, в открытом проёме клетки показалась главная камеристка. Девушка не проронила ни слова, просто стояла и равнодушно глядела на измученного пленника, держа двумя руками края фарфоровую миску. Она не проходила внутрь камеры со стальными решётками, замерла на пороге как вкопанная, словно ожидая приглашения, которое, в общем-то, было не нужно. В её голубых глазах невозможно было прочитать ничего: она действительно ни о чём не переживала, не сожалела, ей было не жаль и не совестно. Горничная оставалась бесчувственной, как тогда, в Главном Зале. Но за этим безразличным взглядом скрывалось что-то непонятное и лёгкая дрожь верхний губы и дерганье уголка рта давало об этом понять.
Стефан тоже решил присоединиться к глупой игре в детскую свару: грозно нахмурил густые тёмные брови, прикусил внутреннюю сторону щек и взирал на неё исподлобья, холодно наблюдая за тем, как под тяжёлым дыханием вздымается грудь. Разобиженное выражение голубых глаз не осталось незамеченным: Камелия ловила враждебные искры каждой частичкой гладкой румяной кожи, которые пускали его чёрные расширенные зрачки в её сторону. Она мотнула головой, сделала глубокий вдох и, наконец, перешла порог, отделяющий свободу от вечной неволи.
— Не смотри на меня так, — сурово произнесла главная камеристка, не выдержав гнёта злобных глаз. — Ты сам загнал себя в такое положение.
Приблизившись к узнику, служанка чуть приподняла подол платья и присела на корточки.
— Мало того, что самостоятельно приписал себе смертный приговор так ещё и невинную Илину впутал! — продолжила хаять молодого человека та. — И чего они с тобой, мерзавцем, канителится…
Камелия черпанула ложкой жирный навар без зелени и специй, с одним лишь, плавающем в нём, маленьким куском свинины, и поднесла её закрытым губам брюнета.
— Прекрати, — зашипела горничная, когда Стеф отвернул от неё голову. — В этот раз ты будешь есть. А ежели нет — Госпожа сказала силой запихивать в тебя бульон, чтоб и капля мимо рта не протекла.
— На кой чёрт? — соизволил, наконец, заговорить пленник. — Какое ей дело, ем я или нет?
Горничная раздражённо цокнула.
— Чтоб ты от голода не умер и участь себе тем самым не облегчил. Ты так просто не отделаешься, Стефан. Открой рот. Я сказала открой рот!
Но молодой человек противился; словно маленький ребёнок крутил головой, не желая есть невкусный суп, и плотно сжимал уста. Камелия такому непослушанию рада не была: схватила Стефа за подбородок, дабы тот перестал вертеться, затем с силой запихнула ложку в закрытый рот, больно стукнув холодным металлом о стиснутые зубы; столовый прибор, казалось, вошёл до самой гортани. Горничная приподняла его голову, взявшись за чёрны патлы, и, увидев, что он сглотнул содержимое, вытащила ложку, вернув её обратно в миску.
— Прости, Стефан, — бесстрастно бросила она. — Но ты вынуждаешь.
Служанка готовилась набрать в металлический столовый прибор ещё одну порцию бульона, как к ней жалобно обратился молодой человек.
— Почему, Камелия?
И, сменив гнев на горесть, смерил её печальным взором голубых глаз.
— Почему? — удивилась служанка. — Ты действительно спрашиваешь, почему я сдала тебя? Ха! — возмутившись, девушка яростно поставила глубокое блюдо с супом на пол, да так, что половина бульона расплескалась веером брызг. — Ты задумал навредить Госпоже и сбежать! Вряд ли бы у тебя это, конечно, получилось, но сама суть… сама мысль! Такое не прощается, Стефан. Ещё, разумеется, я тебе никогда не прощу смерть Илины… как ты мог подвергать её опасности?! Убедить пойти против Госпожи! Ты эгоист! А ещё… ещё лжец, проходимец, предатель и… и плотолюбец!
Стефан покаянно опустил голову и ни слова не ответил. Возможно, с некоторыми поруганиями он был не согласен, но, в целом, Камелия говорила истину и препираться с ней — бессмысленно.
— Не имею ни малейшего представления, почему хозяйки всё ещё держат тебя в живых. — непонимающе нахмурились она. — Вдобавок кормить тебя заставляют! Какая нелепость!
Пока парень не сопротивлялся, главная камеристка, наполнив ложку жирным наваром из миски, приблизила посеребренное черпало к алым губам и залила ему в рот горячий мясной бульон. В этот раз, мерзко прихлюпнув, дабы остудить жирный кипяток, он всю порцию покорно испил, не оставляя на ложке ни капли. Если быть честным — есть ему хотелось очень сильно и от наваристого бульона брюнет испытал неописуемое наслаждение, однако, наполнив свой желудок сытной пищей, от голода теперь умереть не получится.
— И чего в тебе особенного? — ревниво буркнув, продолжила девушка. — Ты же ничем от других не отличаешься… только лицом вышел. Но разве им есть до этого дело? Хотя… пирожное с кремовой розочкой, вымазанное шоколадное глазурью и вишенкой сверху, съесть хочется куда сильнее, чем простое заварное. — служанка вгляделась в изможденный лик молодого человека, а потом равнодушно пожала плечами. — Хм, лично мне кажется, что украшенное пирожное слишком приторное и для здоровья не полезно. Чего только говорить про фигуру…
— Не ведёшься на красивую обёртку, значит… — с усталостью в голосе попытался съязвить Стефан.
Камелия покачала головой, подтверждая слова парня.
— Обычно она на меня ведётся.
Брюнет оценивающе скользнул взглядом по внешности первой служанки и согласно кивнул. Вестись там поистине было на что. Однако, сам Стеф в их ряды не входил. Наверное, дело вкуса.
— Именно так ты и попала к ним, да? — кислая улыбка тронула уголки его губ. Молодой человек сидел совершенно неподвижно, закрыв глаза и прислонившись затылком к стене.
— Что? — вопрос явно застал горничную врасплох: её сердце бешено заколотилось, а щёки начали заливаться румянцем. — К к-кому к ним? — потерявшись от смущения, едва выдавила она.
— Забавно, но ты тоже стала горничной благодаря своей красивой обёртке.
— Что ты такое говоришь?! — нервно прикрикнула Камелия; и жилы на её шее тут же напряглись.
Румяное гладкое лицо становилось более красным, выдавая смятение, и это не могло не вызвать ухмылки.
— Какая жалость, что ты ничего не помнишь, — на её лице застыла тревога, а на его — вымученная ухмылка. — Тогда бы ты меня поняла. У нас не мало общего, Камелия…
— У нас ничего общего!
Стефан горько усмехнулся. Не открывая глаз, он с интересом прислушался в тишину мрачного подземелья, и почти сразу услышал возобновившиеся медленные, неуклюжие шаги, вперемешку с болезненным кряхтением, рычанием, а также лязгу металла по камню.
— Слышишь? — в полголоса спросил он. — Если я должен был стать закуской к вину, то ты — той плотоядной тварью, что бродит в тени. Но тебе повезло побольше, чем остальным невинным заглубленным душам.
Камелия вздрогнула, когда по всей темнице раздалось гулкое эхо звона упавшего стального орудия и недовольный последующий за ним стон. Однако, больше никаких эмоций не проявила, словно жуткий кровопийца, бродящий неподалёку, её совсем не пугал. Девушка порывисто приложила тыльную сторону ладони ко лбу брюнета, затем тут же в замешательстве убрала.
— Да у тебя жар! — воскликнула она. — Говоришь околесицу! Вероятно, раны воспалились…
— Нет, — холодно кинул парень. — Это не жар, а я истина, которая раскроет тебе глаза на происходящее. Я хотел бежать отсюда, потому что познал её. Всю. В этом проклятом замке сплошь крови и страданий, жутких тайн и сложных загадок. И, повторюсь, ты бы поняла меня! Захотела бы покинуть его… как Илина. Но…
— Замолчи! — внезапно вспылила горничная, выронив из рук миску с наваром; горячая жидкость сразу же растеклась по всему грязному полу, оставляя за собой жирные струйки. — Я никогда не предам хозяек! И я не верю тебе, ни единому твоему слову, что вырывается из этого грязного рта, который надобно помыть с мылом, ибо посмел говорить такое о нашей Госпоже, проявившей милосердие к неблагодарному мерзавцу! И не верю, что Илина стала бы идти против святой женщины. Это всё ты! Внушил доверчивой девочке свои бредни! Заимел наглость сунуться туда, куда недозволенно… решил, подобно мерзкому мужлану, поиграть в сердцееда и поухаживать за всеми тремя дочерями Хозяйки. Прикоснуться к запретному! Смерть — меньшее, что ты заслужил.
После гневных высказываний камеристки Стефан до боли сжал челюсти. Если бы его руки не были прикованы к висящим над головой кандалам — он бы без раздумий ударил эту сумасшедшую по лицу. Молодой человек не мог
опровергать того, что действительно подверг Илинку опасности и совершенно не отрицал свою заслуженную надвигающуюся гибель. Однако, то, с какой безумной страстью Камелия твердила о покорности жестокой главенствующей ведьмы, загорало желание привести её в чувство сильным шлепком по щеке, совсем невзирая на собственные принципы.
— Возможно, всё было бы по-другому, узнай я о твоём плане намного раньше; и твоя туша бы уже висела рядом с остальными!
Брюнет немного опешил.
— А как вообще ты узнала о нём, Камелия? — поинтересовался он, потерявшись в собственных догадках. — Что сделал не так и где я оступился?
Главная камеристка потрясла головой, как если бы прогоняла надвигающийся сон, непонимающее похлопала ресницами, а потом серьёзно ответила:
— Много где, Стефан. Очень много.
И девушка погрузилась в воспоминания.
***
Двумя сутками ранее. Весь день стояла пасмурная погода: сильный студеный ветер гонял снег из стороны в сторону, ударяя его о окна старого огромного замка; серые тучи, вот-вот готовые извергнуть из себя большие снежные крупы, заполонили небо над Старым Городом, а округа раскрасилась в приглушенные тона, меркнущими красками. На улице определённо было прохладно, посему оказаться внутри роскошных чертогов, отопляемых каминами в каждой комнате, — вверх удовольствия и глупец тот, кто осмелился покинуть стены дома в такое ненастье.
Камелия перьевой метёлкой стряхивала небольшие слои пыли с дорогого убранство и мысленно погружалась в хаос будничных проблем, а также омут душевных терзаний, что в последнее время не давали покоя: произошедшее с Илиной никак не желало покидать её голову; перед глазами всё ещё стояла ужасающая картина того, как безжизненное юное тело лежало, будто нарочно выброшенное кем-то, в центре тесного коридорчика на втором этаже Главного Зала. От увиденного всё внутри сковало льдом, скупые слёзы подступили к голубым глазам, а потом и горло словно судорогой сжало. Её подопечная мертва. Жестоко наказана любимыми хозяйками…
Главной камеристке уже приходилось сталкиваться с тем, как юные леди карают провинившихся служанок, отправляя их в мрачные темницы дворцовых зловонных подземелий, из которых никто никогда не возвращался. И она бы солгала, если сказала, что не знает о происходящем в этих пугающих недрах, что ей не ведомо о бездушном хобби Госпожи; и обманула бы саму себя, если заявила о том, что ей было жаль несчастных девушек. «Ох, Адела… ты была той ещё дурой. Заслужила». Однако, эта злосчастная доля не обошла стороной Илину — горничную, что беспрекословно ей подчинялась и добросовестно выполняла всю работу. Да, девушка была глупой и доверчивой, но она единственная, из всех заставших Камелией горничных, никогда ей не перечила, а это главная камеристка ценила больше всего. Когда Леди Альсина рассказала своей верной служанки, почему её девочки так безжалостно расправились с Илинкой — её объял гнев. «Эта девчонка суётся туда, куда запрещено» — строго говорила Госпожа. — «Дочки говорили, якобы она что-то затевает. А я этого очень не люблю. Тот, кто посмеет выставить меня дурой — обречён кормить ворон своей разлагающейся плотью у ворот моего замка». — Леди Димитреску, раздражённо процедив последние слова, провела кончиком длинного ногтя, покрытого ярко-красным лаком, по подбородку первой служанки, отчего всё внутри затрепетало. — «Но… но, Госпожа, она… не могла. Не могла пойти против вас» — с чуть дрожащим голосом выдала Камелия, томно дыша от нежных прикосновений. — «Хочешь сказать, что мои дочери меня обманывают?» — Димитреску грубо сжала пальцами челюсть девушки и пристально заглянула ей в глаза; тон её оставался бархатным, но с долькой холодной властности. «А, Камелия? Неужели сомневаешься в честности моих девочек?». — «Н-нет, Госпожа. Я бы не посмела…». — «Чудно» — бросила мадам с довольной улыбкой. «А теперь, будь добра, присядь на кровать».
Главная камеристка резко потрясла головой, как будто хотела, чтобы приятное воспоминание исчезло и закрыла покрасневшее личико руками. «Возможно, ваши дочери и не лгут, моя Госпожа, но определённо за этим стоит не Илина… по крайней мере, не одна» — девушка достала из кармана белого фартука связку ключей и слегка подкинула её. «Нашёл он её. Как же!». Вниманием Камелии тут же овладел пустой арочный проём, ведущий в Зал Четверых; она вслушалась в хрипловатые звуки и громкий мужской кашель. «Герцог» — подметил девушка. «Что же вы там затеваете?».
И, бросив перьевую метёлку, горничная устремилась вниз по лестнице. В голове никак не укладывалось: какие дела могут связываться почтенного гостя Леди Димитреску и обычного прислужника? Герцог никогда не просил помощи, не звал к себе даже Камелию (по крайней мере, до вчерашнего дня), что же могло случиться, раз ему потребовалась подмога? Или же… помощь потребовалось не ему? В любом случае, главная камеристка хотела это выяснить.
Остановившись подле двери в лавочку торговца, Камелия поправила фартук, вдохнула полной грудью, затем деликатно постучала костяшками пальцев по деревянной пластине.
— Входите, Стефан! — тут же послышался за ней восторженный возглас.
И Камелия, состроив удивлённую гримасу, мгновенно толкнула дверцу.
— Оу… — прозвучало из пухлых уст торгоша сразу же, когда в узком дверном проёме показалось миловидное лицо. — Мадемуазель Камелия. — он поприветствовал её лёгким поклоном головы. — Чем обязан?
— Пришла передать, что Стефан… хм-м, немного занят. Может, я могу вам помочь?
Приблизив большую сигару к губам, Герцог расплылся в таинственной улыбке.
— Боюсь, что нет, глубокоуважаемая камеристка. Вряд ли вы…
— Это почему же? — поспешно возразила горничная. — Уверяю вас, вы меня недооцениваете!
— Ох, что вы, достопочтенная, ни капли не сомневаюсь в ваших возможностях! Но мне и впрямь хотелось бы видеть Стефана. Не знаете, когда он освободится?
Служанка украдкой усмехнулась лишь кончиками губ, чувство погуляло по лицу игрой мышц, и исчезло в недрах сознания, однако, незамеченным Герцогом оно не осталось.
— Думаю, что не освободится совсем. — главная камеристка попыталась скрыть самодовольную усмешку, но её глаза предательски выдавали ядовитую колкость.
Торговец же посмотрел в это ехидное лицо и якобы непонимающе вскинул брови.
— Они с Госпожой повздорили, — пояснила горничная, заметив недоумение лавочника. — Сильно повздорили.
— Что же он такого наделал? — тучный мужчина неопределённо хмыкнул и затянулся дорогой сигарой, выпустив в потолок пару колец дыма, словно красуясь.
В нос девушки ударил карамельный запах сигарного дыма и она, ладонью, отмахнувшись от неприятного аромата, сухо ответила:
— Возомнил себя Ловеласом, — пренебрежительно фыркнула Камелия. — Я, конечно, свечку не держала, но это очень некрасиво по отношению к Мисс Даниэле!
Герцог, гадливо скривившись, набрал серый густой дымок в рот.
— Ночью я слышал ругань. — тонкой струйкой выдохнув его из лёгких, тут же подметил он.
Горничная кивнула.
— Мисс Дана застала Мисс Бэлу со Стефаном в Оперной Комнате.
— Какое забавное стечение обстоятельств, должно быть. — беловолосый мужчина осклабил свои желтоватые зубы. — Или случайности неслучайны?
Камелия немного растерялась, как если бы торговец высказал верную догадку, но сразу же скрыла обескураженность за невозмутимым видом и только пожала дрожащими плечами.
— Кто знает, — сказала она, избегая встречи с проницательный взглядом Герцога. — Но тайна всегда становится явью, так или иначе.
— О, несомненно, глубокоуважаемая камеристка, — и вновь загадочная улыбочка блеснула на полном лице. — Несомненно…
— Зачем вам понадобился Стефан? — резко, беспричинно выдала вопрос, что её так мучал, служанка.
— Не держите на меня зла, Камелия, но этого я вам, увы, не скажу.
— Почему это?
— Так уж вышло, что я гарантирую негласность своим благоприятелям.
— Благоприятелям? — удивилась девушка. — Негласность?
Но торговец лишь согласно моргнул и продолжил таинственно широко улыбаться, будто бы его совершенно не смущало то, что он имеет, за спиной хозяйки замка, какие-то дела с её жалким слугой.
— И как это понимать? — поведение лавочника явно возмутило горничную. — Мне так и передать Госпоже?
— Что вы! — выпалил торговец, слегка оробев. — Нет нужды беспокоить высокочтимую Леди Димитреску без повода. — а потом вернул на лицо фирменный многозначительный оскал. — Спешу заверить, что нет причин для волнения. Больше… — на последнем слове Герцог почему-то стиснул зубы, отчего Камелия его плохо расслышала.
— Тогда почему вы не расскажите мне причину того, зачем вам понадобился Стефан?
— А я должен?
Горничная недоуменно тряхнула головой.
— Вы обязаны! — уперев кулаки в бока, заявила она. — В замке происходит что-то неладное и, я уверена, он приложил к этому руку. Мне необходимо знать, что этот слуга замышляет и как это касается вас!
Однако, Герцог на слова горничной не обратил никакого внимания, только выпустил куда-то в сторону кольцо густого ароматного дыма и блаженно прикрыл глаза.
— Я этого так не оставлю, попомните мои слова!
Главная камеристка гордо расправила плечи, вздёрнула подбородок, резво развернулась и готовилась было покинуть лавочку, как за спиной раздался хриплый хохот торговца.
— Не серчайте, мадемуазель Камелия, — прыснул в ладошку тучный мужчина. — Но некоторые вещи знать попросту необязательно. Даже если очень хочется. — он вновь сделал одну глубокую затяжку табачной скрутки и сразу же выпустил сероватый дымок. — Дам вам дружеский совет: чтоб спасти чью-то душу, достаточно просто укрыть свой взор.
Первая служанка на какое-то время замерла в неподвижности, обдумывая слова Герцога, а затем, что-то проворчав себе под нос, толкнула дверь и исчезла из его поля зрения.
Глубокая ночь следующего дня.
— Камелия. — ледяным тоном обратилась к горничной женщина.
— Да, Госпожа?
— Присмотри за этими двумя, — Леди Димитреску лёгким кивков головы указала на уходящих мужчин. — Терпеть не могу, когда кто-то чужой шатается по замку без присмотра.
За жестом Хозяйки последовал внимательный взгляд главной камеристки, что мигом встретится с поглядыванием брюнета. Девушка со злостью закусила губу и неприязнь, смешанная с затаённым неким подобием ревности, пылала в её голубых глазах таким ярким и жгучим огнём, что, казалось, способна прожечь в парне дыру.
Когда Стефан скрылся за стеной узкого коридорчика, ведущего вверх по лестнице, девушка, обязательно попрощавшись с Госпожой почтительным низким поклоном, отправилась следом. Она старалась идти не спеша: так, чтобы Лорд Гейзенберг и его новая игрушка не заметили её приближения. Благо, коридор был недлинным: парень и владыка тут же пропали за деревянной пластиной, а Камилия, в свою очередь, решив немного пойти наперекор просьбе Хозяйки, прильнула к двери и стала вслушиваться в приглушенные разговоры, ведущиеся за ней.
— … у нас схожая судьба. Два несчётных мужчины, угодивших в плен без шанса выбраться. Но шанс есть. И я хочу, чтобы ты это понял! Тебе светит здесь лишь трёпка, страдания, а позднее — смерть. Не будь идиотом!
— Леди Димитреску убьёт меня. Вы правы. Но какова вероятность того, что я получу ответную помощь? Какая гарантия того, что я могу вам доверять?
— Никакой. Только моё слово.
Горничная плотно поджала губы. «Выбраться?! Ответная помощь?!» — мысли главной камеристка заскакали галопом, отчего та начал глубже и медленнее дышать, чтобы успокоить гнев, разбушевавшийся внутри. «Так и знала! Планируешь сбежать, бесстыдник?! Тупица! Каким только образом?!». «Чтоб спасти чью-то душу, достаточно просто укрыть свой взор» — и девушка резко вспомнила слова Герцога. — «Быть не может!» — громыхнуло в её голове. «Вот мерзавец!». Перед голубыми глазами мелькнула красная, позолоченная табличка с выбитыми золотом буквами в красивую надпись: «Укрой маской слепой взор ангелов, чтобы спасти свою душу». И девушка, широко округлив очи, удивлённо вздохнула, тут же яро отпрянув от двери. Она сделала два настороженных шага назад, а потом устремилась прочь, словно спешила предотвратить что-то такое, отчего застыла душа и замерло сердце.
***
Настоящее. Глубокая ночь первого февраля. Темницы замка Димитреску.
— Тогда я мигом побежала проверять статую, что находится подле библиотеки. — сказала Камелия, собирая крупные осколки фарфора, разбросанные в лужице растёкшегося жирного навара. — Какого же было моё удивление, когда вместо мраморного оригинала я увидела деревянную подделку! И как это безобразие никто не заметил? Нелепость какая!
Стефан же молчал. Лишь иногда вздыхал и наблюдал за аккуратными движениями главной камеристки усталыми глазами. Он совершенно не знал, что сказать, что ответить; Камелия оказалась очень догадливой, а брюнет, в свою очередь, слишком неосторожным.
— Я сразу поняла, где искать подлинники, — горделиво произнесла девушка. — Эти твои белые поглядывания на кровать, как только я заговорила о Герцоге… в этом месте ничего не происходит случайно. Абсолютно ничего. И я оказалась права.
— Мои… поздравления, Камелия, — плотно стиснув челюсти, процедил молодой человек. — В гениальности и хитрости тебе не откажешь…
Главная камеристка сдвинула брови и слегка опустила уголки губ, от чего выражение её лица неожиданно преобразилось.
— Не ёрничай. — сухо кинула Камелия, приподнимаясь с корточек. — Прибереги злобу на случай, когда с тебя кожу живьём сдерать будут, ведь всё, что ты сможешь — захлебываться последним, отчаянным в бессильной злости криком.
— Ну и дрянь же ты…
Горничная в ответ театрально развела руками.
— Ничего личного, — сказала та с лёгкой усмешкой. — Но так было правильно и так будет лучше. В любом случае, на твоё место придёт кто-нибудь другой. Слуги здесь частенько меняются.
Главная камеристка отряхнула полы платья и мило улыбнулась, словно рассказывала о чём-то невинном и прекрасном, нежели о ужасных смертях юных девушек, что услуживали четырём хозяйкам вне своей воли, из-за чего вызвала на лице Стефана гримасу отвращения.
— Когда-нибудь и ты разделишь их участь, Камелия, — закрыв глаза, выдал он с той же насмешкой. — Эти женщины не считают тебя ровней, чего бы ты себе не напридумала. И никогда не будут.
— Я так не думаю, — тон камеристки стал серьёзнее. — Впрочем, ты этого не увидишь и об этом никогда не узнаешь. — девушка, запустив руку в маленький карман чёрного платья, вытащила брегет с медным корпусом на металлической цепочке и взглянула на часовой циферблат. — Чего-то мы разговорились… конечно, совсем не скажу, что ты приятный собеседник, только не обессудь, но сейчас вынуждена тебя покинуть. В сей раз, надеюсь, навсегда. — спрятав карманные часы обратно в небольшое углубление формы, безэмоционально изрекла она. — Прощай, Стефан. Передавай Илине от меня тёплые слова… а! Совсем забыла. — Камелия украдкой посмеялась, совсем тихо, словно мышка, а затем холодно бросила: — Такому как ты светит лишь пекло.
Горничная покинула несчастного узника, скрывшись в непроглядной тени неосвещённой темницы. Пусть её фигура и растворилась в безвоздушном мраке, он слышал каждый стук её невысоких каблуков о каменное покрытие, слышал каждый вырывающийся вздох из груди, но потом чуткий слух уловил её оробевший голосок:
— Моя, Госпожа… — обратилась к кому-то главная камеристка.
И после молчания вместо ожидаемого ответа, послышался торопливый удар набойки о камень, словно девушка быстром шагам устремилась покинуть жуткое подземелье; но потом звук и вовсе исчез. Стало тихо. Очень тихо. Молодой человек тут же насторожился. «Кассандра?» — предположил он. «А может… Леди Димитреску? Пришла лично поквитаться. Не-е-т» — брюнет потряс головой. «Бред. Она бы ни за что не оказала мне такой чести».
В пучине тьмы вдруг прозвучал громкий трепет крыльев плотоядных насекомых, давая Стефу понять, кто же приближается к клетке с обездвиженным узников.
— Кассандра? — спросил он сразу же, как замерцал тусклый огонёк в тучке метающихся мух.
Пламя, хоть и слабо, но осветило небольшую часть возле открытого проёма, заставив, с непривычки, зажмурить глаза, давно не лицезревшие света. Когда парень проморгался, заметил, как, формирующая из мушек, фигура замерла на пороге. Пламя, врывающееся из бронзовой чащи подсвечника с ручкой, озарило бледное бесчувственное лицо и равнодушные глаза хозяйки, отчего появилась возможность хорошо рассмотреть нежданного посетителя в этом густом мраке. Сердце Стефана учащённо забилось, а по коже забегали мурашки, стоило свыкшимся со светом очам разобрать, какая из трёх сестёр пришла навестить подлого предателя: в проходе безусловно стояла Бэла. Её лик не изображал ничего, лишь одна бровь приподнялась, а уголок губ нервно дрогнул, услышав имя своей младшей сестры из уст молодого человека.
Ведьма не промолвила ни слова; медленно вошла за решётку, поставила антикварный подсвечник в виде блюдца на выступающий в стене кирпич и, скрестив руки под грудью, стала взирать на брюнета сверху вниз. Он не мог понять, что скрывается за этим холодном выражением лица, но блеск, от поступающей влаги, в глазах вынуждал душу рваться на части. И только Стеф собрался с мыслями, готов было начать разговор первым, не успел его рот приоткрыться, издав хотя бы звук, как в одно мгновение к нему приблизилась беловолосая колдунья и с размаху врезала кулаком по челюсти, с такой силой, что голова парня дернулась вбок. Перед глазами тут же рассыпались белые искры, а во рту почувствовался вкус крови.
— Бэл… — не успел закончить тот, как второй удар костяшками пальцем пришёлся на другую сторону лица.
— Ублюдок! — крикнула ведьма и её золотые очи наполнились слезами. — Ты солгал мне!
Рассерженные насекомые мигом вылетели изо спины девушки, устремившись прямиком к Стефану; большие взбешённые мухи принялись больно кусаться за щёки, шею, грудь, каждую оголённую частичку тела, заставляя стиснуть зубы от невыносимого дискомфорта.
— Поверить не могу, что доверилась тебе! Какая же я дура… — ведьма безнадёжно опустила руки, прекратив поток болезненных ударов. — Простила все те попытки бежать, сама того не зная… но ведь догадывалась! Сокровище он искал, что за глупость? Как могла я так ошибиться… — Бэла ущипнул переносицу, прикрывая глаза ладонью, а затем неожиданно вспылила: — Это всё ты! — ткнув его пальцем, воскликнула она. — Ты сумел держать меня за идиотку, влюбив в себя! Уму непостижимо… насколько раз я ловила твою жалкую тушу за подозрительными делами и всё заканчивалось тем, что тебе удавалась выйти сухим из воды.
— Бэла, позволь…
— Я подвела маму! — перебила молодого человека колдунья, даже не придав его словам никого значения. — Утаила от неё твои замыслы, которые можно было пресечь ещё в самом начале. Как же я заблуждалась насчёт тебя… тяжело это признать, но Кассандра оказалась права: ты такой же омерзительный трусливый мужлан, что и остальные! Скажи почему ты задумал бежать? Почему задумал причинить вред после того, что между нами было?! Неужели твои слова ничего не значили?!
— Значили! — дёрнувшись. выкрикнул парень, дабы она обратила на него внимание. — Прошу выслушай меня наконец!
Блондинка резко замолчала, не предвидя такого гневного возгласа с его стороны, а мушки сразу же отпрянули от обнажённого тела, покорно залетев за спину, из которой ранее выбрались.
— Я действительно солгал тебе, что искал ваши родовые сокровища, но каким образом прикажешь себя вести в случае, когда ловят на горячем? Расскажи я правду — мне бы явно пришлось не сладко. — кисло улыбнувшись, он тяжело вздохнул. — Помнишь, ты говорила, что понимаешь, как вы жестоки? Что тебе тяжело понять, почему я спас твоё разрушающееся тело вместо того, чтоб позволить умереть? Ты прекрасно осознаешь бремя, которое несут слуги в этом месте… это невыносимо. Посмотри на меня! — вновь громко, но уже более истерично, воскликнул молодой человек. — На мне и живого места нет, Бэла! Я просто хотел жить… жить как прежде: беззаботно и спокойно, не волнуясь о том, что завтра могу не проснуться. Однако всё же… свой план побега я отбросил ещё до того, как мы покинули стены замка. Перестал продолжать искать эти проклятые маски, и впрямь смирившись со здешней жизнью, потому что проникся вами. Всеми тремя. И в миг осознал, что жизнь моя, без вас, прежней уже не будет никогда.
Бэла молча глядела на перевозбуждённого, как при лихорадке, прикованного кандалами к стене брюнета, что с трудом пытался заглушить собственные эмоции, остановить возникающую влагу в глазах, отчего выглядел подобно безумцу. Она внимательно его слушала, не перебивала, хотя, местами, очень даже желала возразить, но почему-то продолжала держать язык за зубами, словно некоторые моменты ей даже приходились по душе.
— А потом… — продолжил парень. — Потом нас целующимися увидела Даниэла… и я мысленно начал прощаться с жизнью, что вынудило вновь вернуться к тому, с чего начинал: пытаться бежать. Как видишь, тщетно. — он слегка запрокинул голову, указывая на металлические кольца, сковавшие его запястья. — Я клянусь, Бэла, то, что я говорил на мосту подле сокровищницы — правда…
— Ты хоть знаешь, куда ведут эти ангельские маски? — сурово перебила его ведьма, нахмурив брови.
Стефан кивнул.
— В усыпальницу покойного предка вашей матери.
И без того угрюмое бледное лицо девушки совсем помрачнело.
— И тебе известно о том, что помогло бы сбежать?
— Да. Кинжал Цветов Смерти, — бесстрастно изрёк Стефан. — Вонзив его в сердце… Альсины Димитреску — я бы сумел выбраться. — брюнет старался держаться холодно, но слова про убийство её матери неуверенно, почти испугано, сорвались с губ.
— Ты хотел убить мою маму? — тон Бэла был ледяным, равнодушным, но в глазах полыхнуло алое пламя ярости. — Убить единственного дорого нам человека?
— Хотел, — кисло усмехнулся мужчина, чем вызвал ещё больший гнев. — Забавно, правда?
Беловолосая ведьма недоумевающе уставилась на парня.
— Я — чуть ниже двух метров, — пояснил он, заметив непонимание во взгляде колдуньи. — И она — почти три. Представить себе не могу, какому человеку вообще по силам нанести ей смертельный удар.
— Никакому, — мрачно буркнула девушка. — Кинжал бы её не убил.
— К-как? Но ты…
— Тебе же об этом было неизвестно. — не дожидаясь ответа, бросила та. — И по сути ты держал в голове убийство моей матери, а значит…
— Ничего не значит. — тут же, бестактно перебив колдунью, выдал Стефан. — Я бы не позволил себе сделать вам больно. По крайней мере, физически.
Но Бэла не ответила.
— Прости меня, — промолвил молодой человека, скорбно опустив голову. — Прости, что разочаровал. Солгал. Однако, ничего другого мне не оставалось…
— Как ты узнал о кинжале? — блондинка выпалила вопрос совершенно внезапно, словно пропустила слова молодого человека мимо ушей; она задумчиво закусила губу и снова сложила руки под грудью.
— Герцог рассказал.
«Ты хотела правды? Тогда уж готовься получать её всю»
— Герцог? — ведьма лишь невольно прыснула. — Придумай что-нибудь убедительнее. Или лучше вообще молчи, лжец!
— Убедительнее? — искренне возмутился Стеф, немного покраснев. — То есть про старинные сокровища вашего дома он рассказать мне мог, а об этой семейной реликвии нет?
— Это не та вещь, о которой стоит распространяться; и у Герцога вполне хватило бы ума прикусить язык.
«Видимо не хватило».
— Но как-то же я узнал о нём!
— Это и я пытаюсь выяснить!
— Извини, но ничего другого ты не услышишь. Потому что то, что я сказал — правда.
Блондинка недоверчиво прищурилась.
— Ты хотел видеть Кассандру? — с какой-то долькой ревности сквозь зубы прошипела та. — Так давай я её позову; и она клещами вытянет из тебя информацию. Буквально.
— Было бы неплохо, — опять-таки удивив ведьму, спокойной интонацией согласился Стеф. — Хоть кто-то положит конец этим нетерпимым выжиданиям смерти.
— Ты сегодня изрядно дерзок. — подметила блондинка, подойдя ещё ближе.
— Я устал. Мне тяжело, неудобно, раны и увечья болят, голодно и холодно… как долго я нахожусь в таком положении? Месяц?
— Двое суток. — спокойно ответила Бэла.
— Двое суток… — зачем-то повторил он её слова. — Почему вы оттягиваете моё убийство? В чём смысл?
Беловолосая ведьма, поправив чёрное платье, присела на одно колено по левую сторону от узника, заглянула ему в глаза и просто поджала плечами.
— Не знаю.
Ведьма солгала. И Стеф был в этом хорошо убеждён; Бэла всё прекрасно знала и, скорее всего, к этому руку приложила самостоятельно. Но вот зачем — уже было не совсем понятно.
— Стефан. — после недолгого молчания обратилась к нему колдунья.
— Да?
— Ты говорил правду?
Он утвердительно качнул головой.
— Всё, что я сейчас сказал тебе — истина.
Её облитые золотом глаза пронизывали насквозь длинной иглой, выискивая в голубой радужке какой-либо намёк на подлинность или же ложь в произнесённых словах. И он не смел отвести взгляд, позволяя колдунье изучить его полностью, словно от этого зависело что-то важное. Когда результат был достигнут, Бэла приблизила своё бледное лицо к щетинистому мужскому, затем шёпотом произнесла:
— Я хочу, чтоб ты исчез.
Брюнет оцепенел. От её дыхания, шёпота, от чрезмерной близости её губ, по телу безостановочно забегали мурашки, собираясь внизу живота горячей тяжестью. И произнесённая фраза ни капли не смутила. Только одарила успокоением и уверенностью.
— Исчез из нашей… моей жизни.
— Так убей меня… — томно выдал парень, затаив дыхание.
Однако, девушка лишь отрицательно мотнула головой и резво вскочила с колена.
— Ты уберёшься отсюда, — приказным тоном сказала ведьма и принялась возиться с замком кандалов. — Скроешься как можно дальше… и больше никогда, — внезапно послышался заветный, ласкающий слух, щелчок отпирающегося замочка. — Слышишь? Никогда здесь не покажешься.
Стефан тут же ощутил небывалую лёгкость и приятное чувство свободы, что так не хватало его скованным рукам. Он первым делом с наслаждением расправил плечи, потёр запястья, на которых налились синяки от пут, а затем помассировал шею, ноющую от сильного оттёка. Наклонив голову по очереди в разные стороны, дабы хрустнуть шейными позвонками, он случайно щекой коснулся бедра колдуньи, отчего та мигом замерла, как если бы вместо лёгкого касания он сильно ударил её боковой частью лица. Однако, сам парень этого не заметил.
— Значит… мы больше не увидимся? — поинтересовался он, окидывая многозначительным взглядом её длинные ноги
— Нет. — девушка ответила так холодно, что казалось можно было насмерть продрогнуть.
И когда она собиралась пройти дальше, перешагнув через вытянутые ноги молодого человека, он выставил колено, преграждая ей путь.
— Подожди, — попросил Стефан. — Я не заслуживаю этого.
— Не заслуживаешь. — Бэла без раздумий подтвердила.
— Тогда зачем?
Старшая дочь Госпожи снова неопределённо повела плечами.
— Иногда мы попросту не отдаём себе отчёт в собственных действиях.
Парень согласно кивнул и по тому же принципу провёл пальцами правой руки по красивому женскому бедру, стоявшему вплотную к его колену. Беловолосая ведьма вздрогнула от неожиданности и украдкой испустила вздох, напоминающий стон, однако больше он походил на звук отчаяния, нежели удовольствия.
— Не трогай меня. — сдержанно приказала она. — И выпрями колено.
Он послушно отдёрнул руку, пальцы которой бессовестно дотронулись до прелестей её чудесной фигуры, и вытянул ногу, как она того пожелала. Его опечаленный взгляд прошёлся по изумительному, стройному женскому телу, как будто запоминал все его изгибы, рельефы, виднеющиеся через облегающую ткань чёрного платья, а потом, усладившись осанкой, он начал приподниматься на ноги. Однако, не успел Стеф и на руку опереться, как блондинка силой толкнула его впритык к стене и, снова томно вздохнув, задрала подол устрашающего наряда до живота, оголив длинные прямые ноги. Он застыл; его тяжёлое дыхание замерло в груди, а глаза неотрывно наблюдали за действиями ведьмы: она отодвинула тонкий ажур белого нижнего белья и её ладонь сразу же легла на гладко выбритый лобок, потерев пальцами бледно-розовую нежную плоть.
Блондинка будто бы прочла его мысли, залезла в потаённые уголки извращённого сознания; и сама возжелала попрощаться, перед тем как расстаться навсегда, именно таким способом: отдаться страсти в тёмном, жутком, зловонным подземелье, словно в первый раз. Стефан без лишних слов понял, что от него требовалось: он, не раздумывая ни секунды, начал расстёгивать ширинку брюк, затем, слегка приподнявшись, стянул с себя штаны вместе с нижним бельём чуть ниже ягодиц, высвобождая из плена тесных тканей набухшее достоинство. Благо в этот раз усталость была не столь сильная, как тогда, в ванной с Даниэлой, отчего парень облегчённо выдохнул. Стеф обхватил ладонью свой член и пару-тройку раз проскользил рукой снизу-вверх, наблюдая за тем, как пальцы колдуньи стимулируют бархатистые складки.
Выглядело это головокружительно; и смотреть за тем, как Бэла ублажает саму себя можно было очень долго, однако, поучаствовать в процессе хотелось куда сильнее. Он немного придвинулся к ней так, чтобы его стоячее мужество находилось прямо под вожделеющей промежностью и Бэла, как по сигналу, приступила медленно опускаться, принимая в себя сначала головку, а далее и весь член полностью. Из сизых губ сразу же вырвался сладостный стон, когда внутри оказалась его твёрдая большая разгорячённая плоть.
Ведьма вбирала в себя член целиком, затем выталкивала, снова принимала, и тогда Стефан делал замах бедрами, толкаясь в неё глубже, сильнее, заставляя кричать от удовольствия ещё громче. Молодой человек смотрел на колдунью лихорадочно яркими голубыми глазами, скулы его свело напряжение, а из поджатых губ раздавалось тяжёлое дыхание; он хотел коснуться её, дотронуться до изящной фигуры, почувствовать девушку каждой клеточкой кожи. Его ладони нагло легли на стройную талию и мгновенно вызвали негодование: блондинка недовольно рыкнула, схватила самовольные запястья и отстранила их от своего тонкого стана, крепко сжав пальцы, оставляя на грубой коже карминные следы. «Прежде она так не делала» — поймал себя на мысли Стеф. «Неужели и поцеловать себя не дашь?». Тогда парень рывком приблизился к её губам, совершенно внезапно, однако, Бэла на ласки оказалась не настроена: словно предугадав его дальнейшие действия, ведьма запрокинула голову, пряча синеватые пухлые уста от молодого человека, и Стефан, вместо первоначальной цели, коснулся алыми складками её подбородка, оставив на нём влажный след от накопившейся во рту слюны. Он не стал обращать на это внимание, решил быть настырнее: губы стали спускаться ниже, прокладывая дорожки поцелуев по девичьей шейки, выразительным ключицам, подбираясь всё ближе к груди. И когда брюнет попытался укусить за бледно-розовый сосок, ведьма, обхватив его запястья уже одной рукой, отстранила от себя голову, впившись ногтями в слегка щетинистую щёку, нахального мужлана, тем самым обнажая его мускулистую шею. Стефан и хрипло простонать не успел, как её мощные зубы вцепились в горло, в то самое место, где пульсирующая венка беспощадно дразнила оголодавшую хищницу ещё в момент их встречи, когда сильнее всего хотелось лишь испить тёплой крови здорового мужчины. Мужчины, на набухшем естестве которого её бедра ныне качались из стороны в сторону, плавными движениями двигались вверх-вниз, влево-вправо; мужчины, которому она позволила спускать в неё своё горячее семя; мужчины, к которому она успела привыкнуть, а позднее вынуждена была возненавидеть; мужчины, что заставлял её чувствовать, делал её живой. Но сейчас сжать челюсть и прокусить тонкую кожу она почему-то не смогла. Беловолосая колдунья прорычала в отчаянии от собственной немощности; её резцы оттянули маленькую частичку плоти подле трепетно бьющейся голубой жилки и чуть прокусили её, позволяя выступить кровавым каплям. Кончик влажного языка тут же медленно прошёлся по ранке, слизывая и всасывая крупицы горячей красной жидкости.
— … ненавижу тебя! — отстранившись от вкусной крови, сказала она, задыхаясь и шипя от удовольствия, которым объята каждая мышца и клетка тела. — Ах! Ублюдок…
— Знаю… — хватая ртом воздух, с трудом переводя дыхание от хрипов и стонов, чреслами интенсивнее подаваясь её навстречу, ответил Стефан. — А я…
— Молчи! — выкрикнула колдунья, запрокинув голову, затем до боли прикусив губы.
Она усилила темп; стала насаживаться всё глубже, периодически раздвигая пальчиками плотные створки, слипшиеся от обильной влаги, к которым так и желалось прикоснуться губами; ощутить на складках губ её природную смазку, затем оттянуть зубами нежную шероховатую плоть, посасывая и вкушая её всю. Но руки, что крепко держали его запястья, не дозволяли брать на себя контроль, из-за чего хотелось взвыть.
Стеф попытался припасть к ней, чувствуя плотью, как приятно растягиваются мышцы влагалища, но ведьма удерживала его на расстоянии, не позволяла их телам сблизиться, прижаться друг другу плотнее; и он стиснул зубы, борясь с непреодолимым желанием обхватить стройную талию, затем повалить колдунью на каменный пол и навалиться всем туловищем, лишив возможности выбраться из-под него. А Бэла двигалась всё быстрее, жёстче, скользила вперёд, назад, шлёпалась по набухшим шарам ягодицами, стремясь получить как можно больше от этого безумного соития, достигнуть кульминации и, наконец, распрощаться с ним навсегда.
И вот — она была на грани. Тело выгнулось, дыхание сбилось и молодой человек почувствовал, как сжимаются стенки её промежности; это приятное ощущение, смешанное с холодом лона, добило и его: Стеф спустил горячую струю своей жизни прямиком внутрь. Слабые и натужные крики тут же вырвались из её горла, пока сокращающееся стенки обхватывали нежную плоть, а тело содрогалось от сильнейшего оргазма. Брюнет запрокинул голову и взревел голосом зверя, полного страсти, наслаждения, когда последние капли семени выстреливали внутрь ведьмы, но она мгновенно выскользнула; рассеялась в полумраке, освещённого только тусклым огоньком подсвечника, большими насекомыми и, казалось, оставила его одного с тяжёлым дыханием и полным бессильем. Однако, стоило ему лишь чиносы натянуть вверх, как тучка мух, будто ни в чём не бывало, воссоединилась в красивую фигуру, золотыми глазами, что блестели в свете слабого пламени, пристально уставившись на него. Стефан с трудом встал на ноги, отряхнулся и, сам не зная отчего, виновато улыбнулся уголками губ, легонько пожал плечами и едва заметно вздохнул.
— Что у тебя с рукой? — внезапно выпалила она, бросая взгляд на перебинтованную ладонь, лишённую мизинца и половинки пальцем. — Не припомню, чтоб Даниэла настолько сильно кусалась.
Парень неловко потёр затылок и издал нервный смешок, покрутив изувеченную кисть из стороны в сторону.
— Несчастный случай на производстве, — отшутился он. — Сунул пальцы в станок… помощник из меня такой себе.
Блондинка хмуро и осуждающе покачала головой.
— Тебе пора. — серьёзно произнесла Бэла, после минутного молчания. — Советую найти другой выход. Через кухню ты вряд ли пробежишь незаметно.
Стеф согласно кивнул и невольно придвинулся к ней ещё ближе.
— Пойдём со мной, — неожиданно для самого себя, предложил молодой человек. Он понимал, что эта маленькая просьба слишком глупа, безрассудна и неисполнима, однако, где-то в глубине души брюнет чувствовал, что Бэла своей возникшей неприязнью лишь прикрывалась; изображала отстранённость, равнодушие и ненависть только потому, что так было правильно, так было нужно, мама хотела бы именно этого. Но чего хотела бы сама Бэла? — Сбежим отсюда вместе.
Но ведьма посмотрела на, не пойми кем возомнившего себя, молодого человека, как на безумца, полнейшего идиота.
— Ты в своём уме? — прошипела та.
— Нет, — Стефан отрицательно помотал головой. — Уже давно нет.
— Сбежать с тобой! — рассерженно фыркнула девушка. — После всего, что ты сделал?!
— Я всё объяснил…
— Ха! Чего значат твои объяснения?
— Видимо, чего-то и значат, раз ты меня отпустила.
Бэла замолчала. Она словно испепеляла парня взглядом горячего расплавленного золота и тот заметил, как под правым глазом задёргалась мышца. А затем уловил дрожание уголка губ, который мигом опустился.
— Здесь мой дом, — промолвила ведьма. — Моя семья. И я никогда её не покину.
Стеф плотно сжал кулаки, изо всех сил стараясь удерживать за зубами тайну, что хранила её “семья”, тайну, которая вряд ли ей понравится. Но сил никаких больше не было. Какой смысл скрывать от неё что-то ещё, если он уже рассказал её всю правду? В любом случае, для него это не играет никакой роли. Нужно действовать здесь и сейчас. Кто знает, к чему это приведёт? Так или иначе, мгновенная смерть уже не казалось такой страшной.
— Это не твой дом, Бэла, — медленно процедил парень, взглянув на неё как-то исподлобья, словно стыдясь самого себя. — А они не твоя семья. И никогда не были.
Эгоистичный поступок парня заставил её вздрогнуть.
— Как ты смеешь такое говорить?! — оскалив белые ровные зубы, воскликнула она.
— Ты говорила, что не помнишь детства, — начал пояснять Стефан, выставив руки вперёд, стараясь её успокоить. — Всё потому что у тебя его не было… вернее, было, но не с ними, не в замке. Ты не падала с крыши и не находилась на грани смерти. Димитреску убила тебя самолично. Она не твоя мать, она твой убийца. А Кассандра и Даниэла такие же несчётные девушки, абсолютно чужие друг другу…
— Ты лжёшь! — глаза колдуньи тут же намокли, словно она только что услышала то, чего боялась услышать больше всего. — Откуда тебе знать?!
— Знаю, прозвучит неправдоподобно, но я случайно прочёл исследовательский дневник Димитреску. Совершенно случайно. Ты не монстр, Бэла. Это ОНА сделала тебя ТАКОЙ. Голос, что беспокоит тебя — вероятно, твой собственный. Последний звук, вырвавшийся из твоего горла, когда она убила тебя…
Неожиданно резкий и сильный удар ладони по лицу обжёг всю щёку.
— Пошёл прочь! — грозно рявкнула она. — Убирайся отсюда, пока я не передумала!
Стеф схватился за покрасневший след от мощной пощечина и глянул на девушку извиняющимся взглядом, будто удар привёл его в чувства, давав возможность мигом осознать глупость поступка.
— У тебя тридцать секунд. Если ты не скроешься с моих глаз за это время — я перережу твою глотку и наполню ею бокал для… матери.
Но он не двинулся с места. Только сделал шаг на встречу, вынудив её крикнуть:
— Один! — начала отсчёт ведьма. — Два…
Ещё какое-то время парень просто смотрел на неё, не обращая внимания на цифры, что эхом раздавались по подземелью, а потом жалобно промолвил:
— Прости…
И на числе «одиннадцать» он рванул из клетки что есть мочи, абсолютно не разбирая пути кромешного мрака, объявшего всю темницу. Он бежал в противоположную, от выхода на кухню, сторону, попутно выхватив свой темно-синий двубортный плащ с ржавого крючка на каменной стене, а также разбросанные по углам сапоги. Накинув верхнюю одежду на оголённый торс и облачив босые ноги в тёплую обувь, он остановился у перекрытого, разной мебелью, прохода в другую часть подземелья. «Тупик» — отчаянно пронеслось в мыслях. «Куда дальше?». Стефан нервно оглянулся, когда за спиной послышалось назойливое жужжание, а громогласное эхо вторило последующие цифры, приближающиеся к концу. И тут — в одной из клетки, молодой человек обнаружил блеклый свет, исходящий из небольшой щели внизу стены. «Спасение» — подумал тот, молниеносно ворвавшись за открытую решётку и, повалившись на холодный грязный пол, прополз в полукруглое тесное отверстие, что казалось не пропустит дальше его бёдра и ягодицы. Но, на его везение, протиснуться получилось. Он уверенно встал на ноги, отдышался, а затем осмотрелся: видно было практически ничего, лишь тёмные силуэты, напоминающее убранство, но место, почему-то, показалось очень знакомым. Когда он прошёл дальше, то увидел рабочий столик, этажерки, раковину и деревянную кушетку.
— Вот оно что… — прошептал брюнет и окинул взором стену, куда ещё совсем недавно стальным мечом приколол ужасную тварь.
Однако, на место иссыхающего трупа не было ни черта: лишь орудие торчала из каменной укладки, а внизу рассыпаны какие-то кристаллические песчинки. Брюнет мотнул головой, разбираться с этим недоразумением не хотелось совершенно, а затем метнулся в знакомое направление, где, если не изменяет память, его дожидалась узкая щель, ведущая прямиком к лестнице, что станет последним этапом на пути к свободе.
Холодный свежий воздух ударил в лицо, сильный ветер заиграл длинными волосами, а крупные снежинки, обильно ссыпающиеся с неба, охладили пылающее жаром лицо, когда железные ступеньки остались позади, коснувшись только подошва кучки рыхлого снега. Он снова на воле. Снова наслаждается прохладой зимнего месяца. На это раз в полном одиночестве. Без оков, без присмотра. Луна освещает округу ярким мертвенным светом, подмигивает брюнету, зовёт, позволяет видеть тропу, что выведет его к деревне. И он охотно принял бы её помощь, но что-то необъяснимое заставило помедлить, взглянуть на острые крыши и шпили башен замка, стремящиеся ввысь, в чёрное небо. Стефану захотелось расправить руки и закричать, закричать так громко, чтобы услышала вся деревня; и даже непонятного из-за чего: радости, гнева, отчаяния или скорби. Он свободен. Он жив. Но что делать дальше? Как быть? Куда бежать и зачем? Месяц. Целый месяц он провёл в плену: его мучили, истязали, лишали чести и использовали. Парень несколько раз был на волоске от смерти, но он постоянно чудом избегал её. Ощущения, что вызывал адреналин, не повторить уже никогда, а чувства, которые возникли к дочерям хозяйки — особенно к старшей — уже никому не переплюнуть и по новой не зажечь. И от этого странный стальной ком внутри беспощадно сжал всю грудь. Но необходимо было двигаться дальше.
Стефан сделал шаг назад, готовился развернуться, дабы, наконец, покинуть это проклятое место, как в спину с силой ткнулось что-то твёрдое, мощно ударяя по хребту, вынудив согнуть колени от пронзающей позвоночник боли. Не успел брюнет болезненно простонать и повернуть голову в сторону, откуда начал атаку нападающий, рука, облачённая в чёрную кожаную перчатку, мигом закрыла рот и нос, лишив возможности дышать, говорить, а затем поволокла обмякшую тушу молодого человека в неизвестность.