Чья-то грубая рука зажала рот и придавила нос, настолько сильно, что молодой человек начал задыхаться; кислород перестал попадать в лёгкие, а крепкая кисть не давала возможности вдохнуть хотя бы чуточку. Стефан начал рьяно бороться за жизнь: он толкался, пинался, пытался укусить неизвестно за ладонь, но цепкие пальцы плотно сжали челюсти, никак не позволяя раскрыть рот и вцепиться зубами в кожаную перчатку.
Нападающему быстро надоели такие жалкие попытки высвободить лицо из мёртвой хватки, в следствии чего вторая рука обвилась вокруг плеч парня, блокируя локти, и дёрнула Стефа назад. Ноги подкосились мгновенно. Молодой человек готов был повалиться на холодный рыхлый снег, как незнакомец, явно очень сильный, придержал обезвреженного, навалив на себя, и поволок в другую сторону. Однако, и Стеф сдаваться был всё ещё не намерен: ступнями упёрся в сугроб, а голову вскинул так резко, что едва не свернул себе шейные позвонки. За замахом последовал резкий удар затылком прямо в подбородок. Зубы нападающего мерзко лязгнули, с губ сорвался хриплый стон, смешанный с грязным ругательством, а руки моментом ослабили хватку. Мысль о том, что он избежал страшной смерти только для того, чтоб угадить в новую опасную передрягу как-то душу не грела, посему Сефан, совершенно не думая, рывком покинув объятия таинственного похитителя, ринулся вперёд, навстречу лунному свету. Молодого человека абсолютно не интересовало, кто же сумел застать его врасплох, кого же, в конце концов, угораздило находиться в этом всеми забытом месте и кому ещё было известно о пути к одинокому дому, кроме… и тут его мысли почему-то забегали, засуетились, будто хворост в огонь, подкидывая версии образа стоявшего позади незнакомца, однако, брюнет оборачиваться не собирался, как бы сильно не было желание узнать личность нападающего.
Резко в безмолвной ночи раздался один панический выстрел, эхом проносясь по окружающим горам; свежий прохладный воздух быстро наполнился кислым запахом пороха, а в ушах зазвенело от неожиданного хлопка. Разрывные патроны, к счастью, пролетели мимо, прямо над головой, вынуждая ноздри вдохнуть едкий смок, образовавшийся после взрыва гильзы, но ступни, словно снаряд прошёлся чуть ли не по ним, предательски заплелись, отчего парень спотыкнулся о собственные ноги, едва не упав. Такой провал вынудил остановиться, перевести дыхание и прикрыть голову обеими руками, будто бы это помогло защитить её от последующего выстрела.
— Паскуда! — послышалось позади вместо повторного оглушительного грохота. — Ещё один шаг, и я не промахнусь.
Мужской прокуренный голос отозвался крупными мурашками по коже. Сердце молодого человека стукнуло, остановилось, затем забилось через раз, пропуская удары, а потом и вовсе замерло. Он не хотел оборачиваться до последнего, но до боли знакомая хрипотца и грубость вырывающаяся из гортани не могла не обратить на себя внимание.
— Дядя Фабиан? — повернув голову назад, дрожащими губами произнёс Стефан. Его голубые напуганные глаза столкнулись с обескураженным взглядом мужчины, целившегося в него из ружья. Тёмно-коричневая радужка неотрывно смотрела в мушку, а указательным палец напряженно застыл на спусковом крючке.
Человек, названный дядей, что стоял за спиной брюнета, держа его на прицеле, выглядел старо, но очень могуче: его короткие густые волосы, цвета горького шоколада заимели лёгкую седину на висках, проглядывались морщинки в уголках карих глаз с узким зрачком, смотрящим орлиным взором, далеко не красящие его складки, слишком рано возникшие на челе, постоянно нахмуренные мохнатые брови и жёсткие седоватые усы над обветренной губой так и кричали о солидном возрасте их обладателя; однако, Стеф знал, что истинный возраст дяди составлял не более тридцати пяти лет. Тяжёлая жизнь изрядно потрепала мужчину.
Когда его слуха коснулся робкий глас племянника, тот изумлённо округлил очи, приоткрыл рот и выронил из рук оружие. Ружьё несомненно упало бы в снег, полностью погрязнув в сугробе, если бы не держалось на перекинутом ремне через спину.
— Ст… Стефан? — суровое выражение лица мгновенно сменилась на неподдельное удивление, а интонация заметно смягчилась. Лик Фабиана тут же мертвецки побледнел, как если бы тот узрел приведение.
А Брюнет лишь слабо кивнул и сглотнул подступавший ком в горле. Он уже и не надеялся увидеть кого-то знакомого, близкого, родного, но вот он — двоюродный брат его отца стоит перед ним, чуть не задушив и не застрелив парня ещё несколько мгновений назад. Какой же, однако, забавной получилась встреча. Возможно, в таких случаях будет правильнее что-то сказать, объяснить, завязать разговор первым, но стоило только губам Стефана приоткрыться, как крупный мужчина прильнул к нему и захватил в новые, уже более тёплые, объятия.
— Живой… — облегчённо выдохнув, удостоверился тот, легонько похлопывая племянника по плечу. — Чтоб меня блохи заживо сожрали! Живой!
Фабиан в ту же минуту отпустил молодого человека, оглядел его повнимательнее, словно точно убеждаясь в том, что перед ним именно Стефан, а не видение, вызванное выпитым низкокачественным спиртных (как-никак от него разило диким перегаром), затем ударил себя ладонью по лбу и резво помотал головой.
— Что за дьявол! — радостно выкрикнул он. — Мы ж тебя, малец, с месяц похоронили… а ты жив! А как возмужал, только глянь! — дядька легонько стукнул Стефа кулаком по плечу. — Вот же Михай возрадуется. Мужик место себе не находил! Ох, слишком много воды утекло с тех пор, как ты вызвался добровольцем в это херово место.
Стеф не поспевал за быстрым, восторженным говором Фабиана: изумление под воздействием ощущения свободы и чувства того, что всё происходило до этого являлось сном, заставляло мысли биться в голове оглушительными взрывами, посему мог только недоуменно хлопать глазами и молчать.
— Кстати, о нём, — мужчина неприлично указал пальцем на острую крышу мрачного замка. — Как ты выбрался? Как выжил? Там есть тайный проход? Что в этом замке, Стефан? О, нет, лучше не говори. Сам узнаю… ха! Поверить не могу! Спасся, так ещё и в такой день. Будто боги нам тебя послали. Чудо не иначе!
Чрезмерный поток болтовни, исходящий из уст дядюшки поспособствовал возникновению головной боли. Стеф был несомненно рад вновь повстречать родственника, но его хмельной, эмоциональный трёп — определённо не то, что парень собирался выслушивать, особенно после пару суток заточения в тёмных смердящих темницах. Однако, тот прекрасно понимал, что молчанием не отделается; на волнующие мужчину вопросы всё равно придётся ответить. Закрыв глаза, брюнет поднёс руки к лицу и потёр ноющие виски, прогоняя отголоски мигрени, отдававшиеся эхом в его голове.
— Какой такой день? — начал он, морщась от ощущения стука крови в височной области.
— День, когда плотоядный монстр, живущий в этой крепости будет изничтожен, — пояснил Фабиан, ухмыляясь во весь рот. — День, который каждый житель деревни запомнит надолго. День, после коего наши дети смогут жить спокойно, не боясь попасть в лапы кровожадной ведьме. И, наконец, день, что остановит тиранию Матери Миранды и её безобразных ублюдков.
После таких уверенных слов, в которые сам невольно начинаешь верить, по телу Стефана пробежала дрожь, и боль нарастающей тревоги возникла в области левой груди. «Бунт… они действительно задумали восстание против владык» — быстро пронеслось в мозгу, опалив душу жгучим беспокойством. «Идиоты, вы даже представить себе не можете, что за опасные существа правят деревней» — и тут же сменилось на нахлынувший гнев. Вследствие резкого перепада эмоций молодой человек поймал себя на мысли, что до конца не уверен за кого, из обеих сторон, конкретно его сердце обливается кровью. И это почему-то напугало.
— Безумие, — удивлённо процедил Стефан. — И всей деревни не хватит, чтоб одолеть её…
Фабиан помотал головой.
— Всей деревни и не нужно, — с лица дяди всё еще не сходила довольная ухмылка. — Один добрый человек вызвался нам помочь, и кое-что рассказал. Стефан! Как же я рад снова встретить тебя! Если ты в полном одиночестве сумел выбраться из этой обители тварей, то у нас есть все шансы покончить с ней раз и навсегда! — он оживлённо подошёл к парню, обнял того за плечи и второй рукой взъерошил чёрные волосы. — О, боги, как же ты выжил? Никто оттуда не возвращался… твой отец тебя так недооценивал! А ты вот каков — проворный, живучий малый.
— Мне просто очень повезло… — поправив взлохмаченные локоны, ответил Стеф. — Очень-очень.
Мужчина хрипло посмеялся и достал из внутреннего кармана тёмной расстёгнутой бекеши армейскую флягу в брезентовом чехле, затем сделал пару добрых глотков, даже не поморщившись.
— Это ты хорошо сказал, — многозначительно потряс пальцем мужчина перед носом двоюродного племянника. — Повезло так повезло! Будешь? — а потом протянул алюминиевый сосуд прямо ему в руку.
Парень согласно кивнул и робко принял поданную флягу. В последнее время Стефан стал пить очень часто, не упускаю возможности потянуть из горлышка крепкий напиток. Алкоголь действительно мог притупить сознание, приятно затуманить голову и заглушить непроходимую боль, но он всё ещё вызывал омерзение, как и всё то, что делал до этого парень. Стеф смачно отпил из армейской фляжки и её содержимое мигом обожгло гортань, ухнуло в желудок огненным комом, а из глаз брызнули слезы.
— Старая добрая сливовая цуйка, — сквозь хриплый смешок выдал Фабиан, похлопав брюнета по спине, когда тот начал кашлять. — Сам варил. Вкусно, да? Только пить её глотками надобно, а не залпом, дурень. Горло сожжёшь.
Стиснув зубы от неприятного, горького пойла, Стефан вернул дяде его армейскую бутыль и ещё несколько раз откашлялся.
— Ты, должно быть, голоден? И замёрз, скорее всего… пойдём в лодку, отвезу тебя в деревню, к дому старосты.
— Зачем?
— Как зачем? — вскинув мохнатые брови, удивился дядя. — Вернуть домой. Вот то все земки повылупляют!
— К дому старосты зачем?
— А, ну-у, — Фабиан потёр затылок. — Там все наши мужики собрались. Готовятся наступать.
— Когда?
— Через несколько часов, ближе к рассвету. Твой отец убеждён, что монстр солнца боится. Но добрый человек говорит, что он заблуждается. А нам голову ломай, кому довериться и как лучше будет поступить, посему ни тому, ни другому — выйдем с первым заревом.
— А ты почему не с ними? — не только у дядюшки было уйма вопросов.
— Меня отправили на разведку. Тот человек сказал, что в этом месте есть то, что нам поможет. В какой-то из этих громадных врат. — мужчина поочерёдно показал пальцем на три внушающих размеров двери, в одну из которых Стефану пройти посчастливилось, а две остальные таили в себе что-то неизвестное. — Не успел я даже к одной подойти, как услыхал чьи-то шаги по снегу позади дома. Думал, та зверюга на охоту вышла…
— Какая? — насторожился брюнет. «Неужели ты мороайку видел, дядя?».
— Страшная, зараза. Ростом, примерно, с тебя, — Фабиан поднял руку ладонью над головой и дотянулся до макушки Стефана. Рост племянника был чуть выше его собственного. — Ходит на двух ногах, как человек, сильно горбится… но это не человек, Стеф, клянусь старушкой матерью. Смердит псиной так, что за версту учуял, рычит, скалится, словно волк, и передвигается рывками. — мужчина нервно потёр лоб, словно старался отогнать зловещий образ, возникшей перед глазами. — Я увидел эту тварь скачущей на каменистом обрыве, когда плыл сюда. Не буду лукавить — испугался знатно, посему почти полностью осушил всю флягу. Ну и, как оно обычно бывает, пьяному сам черт — не брат; пошёл на эту зверюгу глянуть. Подумал, что здесь остановилась, меня поджидала. Чего не знаешь, туда и тянет, как говорится. А тут ты…
— Спутал меня с этой тварью? — с лёгкой усмешкой спросил парень. — Неужели я так подхожу под описание, дядя?
Фабиан неловко улыбнулся.
— Ну-у, высокий, лохматый, — он весело потрепал племянника по голове, затем шумно потянул носом воздух. — Вонючий. — лицо его было грубое, усталое, в морщинках, но карие глаза задорно блестели, смягчая выражение и делая его более весёлым. — Темно здесь, хоть глаз выколи. Да и спирт даёт о себе знать: для меня сейчас даже куст покажется чудовищем.
«Не мороайка» — начал рассуждать молодой человек. «Тогда что за существо? То самое создание Сальваторе Моро?».
— Неужели ты даже не боялся, что это тварь разорвёт тебя в клочья? — на минуту парень представил, что за "пёсик" сорвался с привязи и теперь рыскает по округе в поисках людской плоти. Зверь несомненно обладал нечеловеческой силой, раз даже Карл Гейзенберг напрягся, когда узнал о его побеге от рассеянного хозяина.
— Я об этом даже как-то не думал, — честно признался дядя. — Мне и терять-то нечего. Ни жены, ни детей… только я да мать. Подумаешь, убила бы меня зверюга, зато и я в долгу б точно не остался: пристрелил бы тварину. Глядишь и жизней больше этим спасти смог.
— Сомневаюсь, что ты убил бы это существо…
— Тогда и чёрт с ним! Я, так или иначе, умру. Пусть уж лучше в отважной схватке. Лицом к лицу, глаза в глаза.
Стефан тяжело вздохнул. «Вот и родная кровь дала о себе знать». Слова Фабиана отдались в голове отголосками собственного голоса: «Лучше умереть, давая отпор Димитреску, чем выжидать кончины, когда она сама того захочет…».
— Ладно, — махнув рукой, после недолгого молчания выдал Фабиан. — Пойдём. Отвезу тебя отсюда. Заодно по дороге расскажешь, каким чудом ты сбежал и почему не стал главным блюдом на пиру этой паскуды.
***
Минуя каменистые обрывы разных величин, небольшая лодка с моторчиком пришвартовалась к причалу близ лежащего моста, по которому двое мужчин незамедлительно перешли на противоположный берег. Стефана накрыло волной облегчения, когда подошва сапог коснулась заснеженной суши; в сей раз парня сильно укачало. Причиной тому, вероятнее всего, стала невыносимая мигрень, усталость, а также бурное волнение, вызванное осознанием того, что скоро он воссоединится с своим единственным родителем, который ныне живёт мыслью о гибели сына. Молодой человек совершенно не знал, что скажет отцу, как объяснит своё возвращение и каким образом поведает ему почему же тот не стал закуской кровожадных каннибалов. Ещё в лодке Фабиан затронул тему того, каким богам он взмолился, что остался жив; однако, Стеф разговор поддерживать совершенно не хотел, отвечал сухо и кратко: "да", "нет", "может быть". А настырный двоюродный дядька всё не унимался: требовал от него увлекательной геройской истории и не умолкал ни на минуту, что неимоверно действовало на нервы, заставляя голову разболеться ещё больше. Тогда брюнет выдумал банальный сказ о том, как попытался дать бой монстрам, живущих в стенах этого жуткого замка, сумел сбежать и целый месяц скитался по подземельям, питаясь всякой дрянью, что поймает, найдёт. И если хмельной дядя уверовал в каждое слово, восхитившись отважностью племянника, то отец вряд ли бы поверил в этот несуразный бред. «А что я должен рассказать?» — спросил у самого себя Стефан. «Как секс со мной пришёлся по вкусу младшей дочери владычицы, к которой меня отправили на съедение? Как меня унижали, пытали, а позднее и остальные две дочки пустили по кругу? Или о том, как мне, в добавок ко всему, даже начало это нравится?» — парень энергично потряс головой, а затем потёр лоб ладонью. — «Ох, лучше бы я умер».
Когда мужчины прошли Одинокую Дорогу и старые развалины, Стефа озадачило то, что они подходят к тем самым жутким воротам, ключ к которым находился лишь у Карла Гейзенберга и, возможно, у других лордов деревни, а значит, владельцем такого предмета простой деревенский житель быть не может. Но его убеждения рухнули в один миг, когда Фабиан вытащил из кармана бекешы ключ с двукрылым эмбрионом.
— Откуда он у тебя?! — бешено рявкнул парень, схватив дядьку за меховой воротник полушубка. Сердце Стефана заколотилось лихорадочно быстрыми ударами, как будто кто-то бил кулаками по костям, стараясь вырваться из грудной клетки, кровь шибанула горячей волной в голову, а из яростно стиснутых зубов полетели слюни. Лишь одна маленькая мысль о серьёзности переворота смогла одновременно напугать и вывести его из себя.
— Отвечай! — он дерзко тряхнул Фабиана, как тряпку, затем приблизил к своему лицу почти вплотную, отчего тот почувствовал каждой клеткой огрубевшей кожи горячее, порывистое дыхание племянника.
Мужчина слегка испуганно посмотрел на Стефана, вглядываясь в почерневшие зрачки с налитыми кровью белками, а потом предостерегающе сжал его плечо.
— Полегче, племянник, — совершенно спокойно проговорил он, чуть сдавливая пальцами ключицу. — Я верю, что ты получил эти увечья не лёжа на спине, а давая отпор… но это не означает, что я испугаюсь твоего мужества.
Кадык молодого человека дёрнулся. Некоторые травмы, как бы это забавно не звучало, он действительно получил лёжа на спине, будучи расслабленным, получая неимоверное удовольствие, но знать о таком никому не следует. Совсем. Стефан послушно отпустил дядю, с такой силой оттолкнув от себя, что тот едва удержался на ногах; затем смущённо потёр щёку, шею и даже обмотанную кровавым бинтами культяпку с большим, указательным, среднем пальцем.
— Этот плен сделал из тебя мужчину. — гордо изрёк Фабиан, небрежным жестом поправляя воротник. — Месяц назад ты бы так бычить на меня и не посмел.
«Ты и представить себе не можешь насколько ты угадал, дядька. Представить себе не можешь…»
— И не нужно стесняться травм, малец, — он тыкнул в изувеченную кисть молодого человека, которая явно его тревожила. — Нет следов на теле лучше, чем следы от беспощадного боя.
Тогда Стефан раздражённо поморщился; мышцы на шее напряглись, а тонкие губы недобро скривились в гримасе омерзения, словно от общества двоюродного родственника вдруг стало противно. Однако он промолчал. Не промолвил ни слово. Брюнету частенько приходилось слышать от дяди хвалебные рассказы о войнах, драках, поножовщинах, что случалась в деревне, и ему это даже нравилось; но после четырнадцати эти истории не вызвали больше ничего. Лишь раздражение и сомнения. Фабиан, невзирая на его внешний вид, одежду, поведение, никогда не был на войне, ни на одной. Все происшествия, случавшиеся с ним — не более, чем выдумка, вдохновлённая рассказами некого Весёлого Торговца, о котором так часто приходилось слышать из уст местных мужиков, а вещицы, аксессуары, коими он так гордился — обыкновенная покупка у всё ещё того же таинственного торгаша. Фабиан — самый простой неудачник с не сложившейся личной жизнью, вечно всеми загнанный и отвергнутый, посему нашёл утешения только в двух вещах: в цуйке и купленной офицерской бекеше. Он живёт ложными воспоминаниями, выдуманными обстоятельствами и мечтами, что никогда не воплотятся. И сейчас, когда парень побывал в самом тылу врага, эти военные поучения бесили, как никогда прежде.
— Ты чего скис, племяш? — вытащил его из дум дядька. — Не понимаю, с чего это ты вдруг так вспылил… ключ, как ключ. — мужчина повертел двукрылого эмбриона в ладони, затем плотно сжал в кулаке.
— Где ты его взял? — проворчал Стефан, не размыкая челюсти.
— Добрый человек отдал его. Сказал, что ключ поможет…
— Кто он? Что за “добрый человек”? — тот продолжил нагнетать, не позволив родственнику договорить. — Кого ты, чёрт побери, имеешь ввиду?
Но Фабиан лишь хрипло засмеялся.
— Что? Чего смешного я сказал?
— Ничего, — с теплой улыбкой ответил дядя. — Не серчай. Мы скоро придём, и ты самолично встретишься с ним. — затем толкнув странные ворота, мужчина поспешил скрыться за ними, покинув пределы места, что предназначалось для какого-то ритуала.
В дальнейшем пути разговор и вовсе сошёл на “нет”. Всякие попытки дядьки завести новую беседу Стефан по-всякому игнорировал: делал вид, что сильно устал, мычал что-то невнятное, якобы настолько сил не было, что даже язык заплетался, или попросту пропускал их мимо ушей, даже не переспрашивая. Чувство у молодого человека было такое, что он вновь угадил в плен, но уже добровольный: тяжесть на душе не давала покоя, ноги покорно ступали по следу Фабиана, а свернуть и дать дёру почему-то не получалось. И это морально давило. Однако, мужчина понял нежелание племянника делиться своими впечатлениями, мыслями и интересными рассказами, посему прекратил заваливать его вопросами и зашагал вперёд. Но, к сожалению, ненадолго. За крышами домов, после того, как мужчины вошли в красные металлические двери, они увидели, как чёрный дым клубами поднимался к ночному небу, почти сливаясь с тёмной беззвёздной пеленой. А тянувший с западной части Старого Города ветерок донёс лёгкий запах гари.
— Что у них там стряслось? — вскинув мохнатые брови, удивился дядя. — Совсем без присмотра оставить нельзя!
И, взявшись за висящее на ремне ружьё, с какой-то совершенно ненормальной скоростью рванул вперёд. Стефан инстинктивно побежал следом. Оставив позади решётчатый забор и вторую калитку, огораживающую части деревни у церкви, дядя и племянник пробирались сквозь занесённый снегом золотые пшеничные поля, тропой неочищенной от невысоких сугробов. Когда ноги перестали увязать в белых холодных кучках и подошва нащупала оледеневшую землю, глазам Стефана предстал хорошо знакомый большой богатый дом старосты, а подле ворот, рядом с крохотной затхлой хибарой, он заметил несколько силуэтов, один из которых был значительно выше, могуче и суровее, что несомненно заставило мурашки пробежать по спине и ухнуть в пятки сердце. Дядя остановился от них в нескольких шагах и, увидев реакцию брюнета, ободряюще похлопал того по плечу, что-то, внушающее уверенность, шепнул на ухо и легонько, поторапливая, подтолкнул его в спину. Но ноги слушаться перестали: идти не хотели, начали трястись и застыли на одном месте, словно кто-то вкопал их в твёрдую, замершую землю. Тогда Фабиан громко и пронзительно свистнул сквозь пальцы, привлекая внимание деревенских мужиков. Собака, что держал один из силуэтов на цепи, безумно, грозно залаяла, а за ней и вторая, третья; в ту же минуту, всё злаковое поле наполнилось безудержным гавканьем дворовых псов, вынуждая волосы на теле встать дыбом. Тёмные фигуры, ранее о чём-то между собой беседующие, мигом устремили глаза на виновников шума, и, крикнув что-то непонятное, быстрыми шагами направились в их сторону.
— Вы только гляньте, кого нам боги вернули! — восторженно вскрикнул усатый мужчина. — Живым и здоровым! Пусть и немного истерзанным…
Пятеро деревенских “повстанцем”, считая “предводителя”, слишком скоро приблизились к двум мужчинам; и огонь от факела, снятого с железного держателя на воротах, отчётливо позволил разглядеть их тронутые возрастом лица: один, самый низкий из мужиков, был бледен, худощав и отталкивающего вида (Стефан лицезрел его впервые); второй смотрелся поприятнее, более молодо, крепкого телосложения, он смуглый, темноволосый, с узким лицом и постоянной ухмылкой, будто бы во всём видел что-то смешное (кажется, это был старший сын кузница — Раду); третий — крупнокостный, с прыщавой кожей, орлиным носом, маленькими пухлыми губами и длинными русыми волосами, падающие на плечи, тоже Стефу был знаком (сорокапятилетний Митика — заведующий конюшнями); четвёртый же плотный лысый человек, лет пятидесяти, с обвисшими щеками, выпуклыми чёрными глазами и широким носом (брюнет не был точно уверен кто этот мужик, похожий на лягушку) звался Эвертом, а пятый… мужчина очень высокого роста (почти шесть с половиной футов), с густыми короткими чёрными волосами, грубой длинной бородой, бледно-зелёными глазами, под которыми появились тёмные круги, и плотно сжатыми губами, что были созданы исключительно для суровых слов, а об улыбке давно позабывшие, являлся его родным оцтом.
— Мать моя Миранда… — сорвалось с маленьких полных губ Митики, отчего тут же получил мощную затрещину костлявой рукой незнакомого старика.
— Болван! — рявкнул седой, угрожающе замахнувшись ладонью по затылку конюха.
— Ай! Да за что?
— За язык без костей!
Но зачинщик сего восстания не обратил на небольшую перепалку никакого внимания: его почти бесцветная зелёная радужка уставилась на ожившего сына стеклянным взором, непонятно чего за собой предвещающим и какую эмоцию тщательно скрывающим, отчего вынудил Стефана напрячь плечи, затем затаить дыхание. Их пристальные гляделки друг на друга заставили остальных пятерых мужиков сосредоточено, более не проронив ни звука, наблюдать за дальнейшими действиями обеих сторон, что так долго не виделись, в следствии чего воцарилась тишина, прерываемая лишь лаем собак и каким-то сторонним покашливанием. Молодой человек заметил в глазах родителя странный блеск, губы его дрожали, но отец молчал, широкие крылья ноздрей раздувались от частого дыхания, а желваки заметно напряглись на скулах. Михай начал медленно приближаться к сыну, воинственно сжав кулаки, однако, тот, в свою очередь, непроизвольно попятился. Не успел Стеф значительно разделить между ними расстояние, как крупное тело одним рывком бросилось к молодому человеку, а массивные руки обхватили всю его спину, сжав в крепких объятиях до треска костей. Ожидать такого не мог никто. Тем более Стефан.
— Выжил… — прошептал грубоватый голос парню в затылок, который прижимала к себе мощная ладонь. — Вернулся!
Когда хватка стала ещё крепче, брюнет, сдавленно простонав, смог только промолвить:
— О..о-отец.
— Мой блудный сын вернулся! — но Михай не услышал, продолжил восклицать суровым, но одновременно довольным, гласом
— Ишь бравый какой у тебя парень, — беззвучно вмешался худощавый старик. — Вернулся оттуда, откуда не возвращаются…
— И впрямь недооценивал ты его, Михай. — к разговору также присоединился Митика. — Такому здоровяку хоть бы хны. Не сломила его тварь Димитреску, не по зубам он ей.
Отец вдруг рассмеялся коротким, басовитым смехом, а через секунду и все остальные мужики залились хохотом, от которого молодому человеку стало не по себе.
— Вы правы, друзья, — выпустив, наконец, Стефа из прочных объятий, согласился мужчина. — Мой сын оказался не из робкого десятка! — он ласково потрепал его по волосам, как делал это в далёком детстве. — Скажи, Стефан, ты навредил этой дряни? Сумел хотя как-нибудь отомстить за себя и несчастных девушек?
— Я…
— Сумел! Конечно сумел! — прозвучал голос дяди, заглушив неуверенный шёпот племянника. — Глянь на него: такие увечья можно получить только в бою! Я уверен, отпор он ей давал.
— Ха! Правда, сын? Вонзил ей перо под ребро?
Стефан медленно и осторожно, чтобы никто не заметил, ещё сильнее выпрямил спину, сглотнул подступивший к горлу комок, затем покорно кивнул головой, соглашалась с каждым словом дяди и, потупив взор, томно вздохнул.
— Значит, и у нас получится! Только на сей раз удар будет смертельным. Пойдём, в дом, сын, обработаем твои раны.
И все семеро мужчин направилась к большим воротам, ведущие на участок дома старосты, где внутри затевался страшный заговор против владык этих мест. Михай с небывалой лёгкостью толкнул массивные двери и взору Стефана предстал небольшой дворик с маленьким крыльцом, алтарём, деревянные решётчатые ставни которого по какой-то причине были заперты на толстые цепи, летний столик, нужник по праву сторону и странная карета, больше напоминающая хижину на колёсах, с чёрной жуткой лошадью в сбруе.
— Вы вернулись, — раздался доброжелательный гнусавый голос, ставший причиной новых ледяных мурашек, овладевших всем телом. — Что же случилось на конюшне?
Тучная туша светловолосого торговца показалась из открытых дворцов задней части кареты, свесив толстые босые ступни над кучками снега. Стефан остолбенел. Он готов был увидеть Карла Гейзенберга собственной персоной за дверьми этого большого дома; думал, что "добрый человек" это и есть владыка деревни, что захотел вести двойную игру в тайне от своей покровительницы… но парень совсем позабыл о самом очевидном — о Герцоге. О двуличном торговце, что затеял забаву поопаснее. О лавочнике, которому было известно слишком многое. И это напугало.
— Герцог! — максимально широко расставив руки, обратился к торгашу отец. — Да чёрт с этими конюшнями! Паскуда какая-то резвится. У меня сын живым объявился! Выбрался из этого проклятого замка! Только представь: отбился от гигантской монстробабы!
Герцог взглянул на, стоявшего за спинами мужиков, молодого человека, округлил свои крохотные серые глазки, а затем многозначительно оскалился.
— Да! — не успели пухлые губки лавочника приоткрыться, как в разговор встрял Фабиан. — Пырнул суку острым ножичком!
Такие бурные восхищения и рассказы мужчин, словно были они на месте парня, не могли не вызвать саркастический смешок у торговца.
— Это невозможно, господа, — наконец произнёс Герцог. — Я уже говорил, что Леди Димитреску нельзя навредить; ни солнечными лучами, ни факелами, ни пулями из ваших весьма убедительных ружьев и, уж тем более, ни остриём, как вы выразились, "ножичка". Лишь Кинжал Цветов Смерти способен отнять у неё жизнь.
— Но Стефан же сумел избежать гибели! Каким-то хером защитился от монстра…
Последнее предложение почему-то позабавило торгоша.
— Вы безусловно правы. Он сумел. — и набрав полный рот сигарного дыма, выпустил пару клубней с карамельным запахом в небо. — А говорил ли я что у Леди Альсины есть ещё чудные дочери?
Мужчины отрицательно покачали головами.
— Ох! Три прекрасные юные леди… Стефан согласиться со мной, ведь ему выпала уникальная возможность рассмотреть каждую повнимательнее и ближе.
Колени Стефана задрожали, а к горлу подкатил твёрдый ком, начав неприятно щекотать стенки, вследствие чего из глотки вырвался нервный кашель.
— Что ты такое несёшь, жирдяй?! — дружелюбность отца мигом сошла на нет. Он вернул привычный грубый тон и хамство.
— Ну что вы, уважаемый Михай, так злиться ни к чему… — попытался успокоить разгневанного мужчину, Герцог. — Вы должны гордиться тем, что у вас такой казистый и привлекательный сын, что возбудил интерес трёх девушек. А это ему, между прочим, спасло жизнь.
Недоумение на лице бородатого мужчины вызвало язвительную ухмылку у лавочника, а это, надо было думать, означало, что реакция получена нужная.
— Стефан, — в следующий черёд торговец обратился непосредственно к парню. — Однако, мне всё равно непонятно: неужели их красота настолько сильна, что вы сбежать надумали только сейчас? Лишь недавно осознали, что их насыщение вашей кровью и плотью губительно? Кхе, — неожиданно кашлянул в ладонь тот. — Или они вас попросту не поделили? Хм-м, да-а-а, хочешь упиваться вниманием женщин — умей принимать последствия с достоинством… — и Герцог тихо засмеялся.
Стеф не проронил ни слова. Просто-напросто не смог. Слова застряли в горле осколками битого стекла, не желая слетать с алых тонких уст, что дрожали от сильного волнения. Молодому человеку было необходимо возразить Герцогу, оправдать себя, выставить его лжецом и не дать отцу усомниться в собственной здравости, но рот не открывался, а губы сжались так плотно, что могло показаться, будто кто-то нарочно их склеил вязкой смолой.
Не услышав от сына попытки отрицать сказанное ранее лавочником, Михай метнул на него полный ярости, непонимания бледно-зелёный взгляд, затем, заметив в глазах родного ребёнка полную растерянности и неописуемый испуг, грозно зарычал и схватил мускулистую шею обеими руками.
— Паскудёныш! — гневно завопил мужчина, с силой сомкнув пальцы на горле, пережимая артерию. — Бился с Димитреску, значит, сволочь?!
Мощь фаланг отца была настолько сильной, что брюнет тут же побагровел; чувствуя как в глазах начинает темнеть, он задёргался, ухватился руками за бородатое лицо, стараясь впиться в кожу короткими ногтями, мучительно закряхтел и судорожно, со стоном хватал ртом свежий воздух, будто в последний момент, когда лёгкие уже разрываются болью от недостатка кислорода. Такой силе Кассандра могла бы позавидовать.
— Да я тебя самолично убью, чем позволю жить с таким позором, ведьмина ты подстилка!
Михай увереннее и настойчивее сжимал руки, точно собираясь раздробить шейные позвонки сына в костную муку, и его белые зубы скалились каждый раз, когда противный хруст раздавался под мощным давлением. Отец настолько погрузился в процесс, что кроме болезненных стонов Стефана совершенно не слышал громких криков товарищей, пытающихся его остановить. Бледно-зелёные глаза загорелись кровожадным огнём, и брюнет испугался, что дикий, звериный взгляд родителя станет последним видением перед тем, как его веки сомкнутся навсегда. Однако, в мутной пелене, что стояла перед очами, Стефан проглядел два силуэта мигом бросившихся к ним; Раду и Фабиан с трудом оттащили обезумевшего от злобы здорового мужчину, спасая тем самым жизнь молодому человеку. Стеф, как только вырвался из тисков отца, согнулся чуть ли не пополам, взялся за ноющее от синяков горло и жадно заглотнул воздух.
— Успокойся! — крикнул на Михая двоюродный брат. — Ты его удавишь!
— По-моему, он это и пытался сделать, Фабиан. — остроумно подметил Раду, блеснув нахальной усмешкой.
— Да всё-всё! — Михай, дёрнув плечами, освободился из двойного захвата с обеих сторон и оттолкнул от себя двух, пытающихся его сдержать, мужчин. — Я спокоен! Спокоен… подите прочь!
Раду и Фабиан послушно отошли назад, однако глаз с медленно надвигающегося на Стефана мужчину не спускали; если придётся — они будут готовы вырубить товарища, невзирая на то, что он ведёт их в наступление.
Когда брюнет выпрямился, вдоволь надышавшись кислородом, он встретился с мрачным взором отца, что едва не прервал его жизнь. Михай остановился в паре шагах от сына, стиснул кулаки и зубы, настолько яростно, что послышался неприятный скрежет друг о друга, а затем, хрустнув шеей в бок, ударил парня наотмашь, и белые костяшки с тошнотворным треском раздробила кость скулы. Такой удар сразу же повалил брюнета с ног, отдался в голове оглушительным шумом; перед глазами всё поплыло, а во рту почувствовался солоноватый вкус собственной крови.
Парень хотел было подняться, оперившись на локти, встать на четвереньки, попробовать дать отпор хотя бы родному отцу, что бессмертным и всемогущим не был, но мощный пинок пудовым сапогом по рёбрам нарушил все планы. Стефана подбросило от удара. Треск костей давал понять, что переломы будут неизбежны, а острая боль, отдававшаяся по всему торсу, проводила в чувства. Он сплюнул сгусток крови и вновь попытался приподняться. Но только, едва оторвав туловище от земли, тут же рухнул назад лицом в холодный снег, когда руки, из-за слабости в мышцах, подломились. Новая вспышки боли в груди заставила задохнуться и свернуться калачиком, а предательские слёзы, подступив к глазам, скатились ручьём по щекам, вызывая лёгкое пощипывание на обветренной, замёрзшей коже. Злость, обида, боль — всё смешалось в один клубок, давая побуждение по новой предпринять попытки встать на ноги и нанести ответный удар по бородатому лицу мужчины, но с каждым движением тело покалывало, ныло, не позволяло вернуться в драку. И собственная беспомощность ещё больше гневала. Стефан за месяц пережил столько истязаний, столько мучений, познал всю боль и узрел омерзительные секреты, что таила хозяйка замка; он жил с монстрами, по сути, хуже родного отца, посему пора перестать бояться, начать действовать и сломать его прямой нос, мощным ударом кулака.
И вот — трясущиеся локти, в конечном итоге, позволили его туловищу приподняться, как чья-то цепкая рука схватила чёрные длинные волосы на затылке и резко потянул назад.
— Куда собрался, монстролюб? — над ухом послышался грубый рык. — Мы ещё не договорили…
— Михай!
Отец раздражённо скрипнул зубами, но в сторону окликнувшего его брата не повернулся. Стеф продолжал чувствовать учащённое дыхание на своей коже.
— Я думал, ты умер, — серьёзно, полушёпотом, дабы слышал лишь сын, проговорил мужчина. — Как все остальные, что попадали к этой твари… я несколько недель запивал утрату и горе водкой! Не мог смириться с мыслью, что потерял последнего близкого человека. А ты, оказывается, всё то время был жив… жил с сучьими ведьмами! Да не просто жил… был их любовником! — брезгливо поморщившись, Михай громко отхаркнул, затем смачно сплюнул остатки горячей мокроты, скопившейся в лёгких, в сугроб, прямо близ лица молодого человека. — Лучше бы ты умер. Умер страшной смертью, чем отдавал своё тело и жизнь этим паскудам.
Пока Михай вёл свой монолог, Стефан предаваться отчаянию не собирался: набрал слюны, чтобы плюнуть в лицо отца, и попытался повернуть шею, дабы встретиться с бледно-зелёными глазами, но хлопок по уху заставил его сглотнуть и отвернуться.
— Ещё раз — и я сломаю тебе челюсть, — процедил Михай, резко дёрнув его за волосы. — Сейчас мы уйдём, но вернувшись… я принесу тебе труп одной из этих плотоядных баб и заставлю любиться. На глазах у всех.
Михай глянул через плечо и махнул рукой.
— Видать, плохо я тебя в детстве воспитывал… — Стефан услышал, как как-то присел на корточки с правой от него стороны, затем заломил ему руки за спину; и на запястьях парень ощутил холодную верёвку, туго связывающую кисти вместе. — Придётся эту дурь из тебя выбивать.
Здоровый мужчина, ткнув сына в холодный рыхлый сугроб носом, выпустил из рук его волосы и, отряхнувшись, встал в полный рост, гордо возвышавшаяся над обессиленным телом.
— Фабиан! — командным тоном крикнул он.
— Да?
— Поведёшь нас туда, где находится этот кинжал.
— Но мы же хотели…
— Никаких НО! — гарканье, походящее на собачий лай, заставило дядю вздрогнуть. — Отставить пререкания! Мы выдвигаемся сиюжеминутно. Отыщем клинок, и этот кусок дерьма, — пальцем Михай указал на лежащего в снегу Стефана. — Покажет нам путь, по которому выбрался.
Мужчины согласно кивнули и Раду, что стоял справа от молодого человека, принялся его поднимать.
— Не трогай, — прорычал отец. — Пусть валяется. Хорошенько подумает над своим поведением. Герцог! — внезапно он обратился к торговцу, что всё время с плутоватой улыбкой и иронично вскинутыми бровями наблюдал за семейной сворой. — Присмотри за выродком. Мы заберём его позже.
— С радостью, уважаемый Михай. — прислонив сигару к пухлым губам, ответил лавочник. — С превеликой радостью…
Когда группа взрослых мужчин покинула внешний двор дома старосты, скрывшись за большими воротами, брюнет, сквозь дрожащие от холода и злобы уста, произнёс:
— В-вы… ублюдо-ок.
Боковая часть лица была полностью погружена в снег, отчего начинала неметь, затрудняя отчётливо проговаривать слова. Герцога же оскорбление позабавило, нежели обидело.
— Ох, Стефан, я понимаю, что вы сейчас разгневаны, но не стоит уподобляться плебейскому поведению местных, реагируя на всё агрессивно. — лавочник медленно выдохнул тоненькую струю сероватого дыма и блаженно прикрыл глаза. — Разве то, что человек говорит правду делает его… хм-м… плохим?
— Правду?! — сердито рявкнул брюнет, чуть вскочив. — Да вы постоянно лжёте! Увиливаете, ничего не излагаете прямо! И только сейчас решили рассказать всё как есть?!
Глубокая затяжка карамельного дыма вызвала у торгаша хриплый кашель.
— Кх-кхе, — толстый кулак легонько побил по груди. — Я почти всегда был с вами честен, мой дорогой друг. Пусть и не до конца откровенен, но…
— Чушь собачья! — продолжил огрызаться Стефан, не позволив лавочнику договорить. Он встрепенулся, забрыкался ногами, громко кряхтя от острой боли, что возникала в рёбрах по причине резких движений, а после попытался подняться, из-за скованных за спиной рук это получалось плохо. Однако, парень сумел встать на колени. Разговаривать таким образом, хоть и унизительно, но было гораздо удобнее. По крайней мере, лучше, чем лёжа лицом в холодном снегу. — Вы мне лгали! По доброте душевной помочь хотели, да?! О! Наверное, ваше огромное сердце кровью изливалось, когда отец меня чуть в кровавое месиво не превратил? Особенно после вашей-то правды!
— Стефан…
— Заткнитесь, Герцог! Мне надоело, что мной вечно играют! Эти идиотские интриги… какого чёрта я в этом участие принимаю?! Вы, Гейзенберг… да в гробу я видал вашу помощь!
Выпустив несколько клубней дыма, торговец насупился.
— Вы слишком плохого обо мне мнения, мой друг, — его интонация стала значительно серьёзней. — Возможно, кровью моё большое сердце и не изливалось по вам, но… — и мрачное лицо вновь обрело загадочную широкую улыбку. — Я действительно хотел помочь, потому что не обделён сочувствием. И именно поэтому оказываю поддержку местным жителям. Во всём.
— Оказываете поддержку? — возмутился парень. — Да вы их на бойню отправили! Димитреску убьёт каждого одной своей когтистой лапой!
— Возможно. Но попытка — не пытка, а спрос — не беда, — желтоватые зубы торговца показались сквозь приоткрытые пухлые губы. — Они попросили помощи — я её любезно предоставил. Если бы не ваш отчаявшийся отец, который согласился действовать точно по моему плану — ничего бы этого не было. — тучный мужчина, не затушив, положил солидный окурок сигары в стеклянную пепельницу, затем устремил задумчивый взор куда-то в чёрное небо. — Ничего не напоминает? — сдавленный смех Герцога прозвучал как едкая насмешка. — Только вот, Стефан, ваш отец доделает дело до конца, чему бы ему это не стоило.
Молодой человек с особой силой стиснул челюсти, что зубы чуть было не раскрошились от переполнявшей его злобы, потом сплюнул остатки крови, наполнявшей рот ранее.
— Вы сказали, что честны со мной… — угрюмо начал он. — Так объясните же, почему вам необходима смерть Димитреску?
И вновь из широкой грудной клетки вырвался сухой кашель, только в сей раз вызванный, надо думать, обильной слюной, что, от столь неожиданного вопроса, попала не в то горло.
— Мне необходима смерть Леди Димитреску? — наигранно, раскрыв серые глаза, удивился торгаш. — Не припомню, чтобы хоть раз о таком обмолвился…
Стеф раздражённо цокнул языком.
— Прекратите. Вы сами рассказали об оружие, что способно навредить Альсине, лишь вы настаивали на продолжении его поисков, да так, что после отказала всё ещё желали меня видеть! А теперь и людей, которые безумно грезят о том, как вонзают ей лезвие в сердце, в это втянули…
Герцог таинственно улыбнулся. Брюнет бросил догадку и попал в самую цель.
— Что ж, — начал он, потерев свой двойной подбородок. — Иногда, чтобы избавиться от сорняка, необходимо найти места, куда он пустил корни. И уничтожить их. — лик торговца вдруг посерьёзнел. — Скажите, Стефан, вы же наслышаны о Матери Миранде? О жестокой правительнице этих краёв? Ну, конечно… вы же местный. Вам она хороша знакома по рассказам давних обитателей деревни, да и мне помнится, что некие занимательные подробности всплывали в наших беседах…
— Я вам больше скажу: мне посчастливилось увидеть её в живую.
— Да-а? И какова она, по-вашему?
— Красивая и… величественная.
Герцог скупо натянул уголок рта.
— А ещё коварная и опасная. — продолжил он за молодым человеком. — Представьте, женщину с деспотичным, твёрдым характер вашего отца — это Матерь Миранда. Она страшна и эгоистична. Её ничто, никто не остановит от задуманного; Матерь готова пожертвовать всем ради собственных интересов. Даже целой деревней. И это ужасно. — Герцог прислонился толстой пятернёй к деревянной дверце своей кареты и затарабанил по ней пальцами, выдавая своё волнение. — Я поведал вашему отцу и его товарищам о кинжале, выдал им ключ, что выменял у нашего общего хорошего знакомого на ценную информацию; я надеялся на ваше благоразумие, верил, что вы опомнитесь и вернётесь к попыткам раздобыть Кинжал Цветов Смерти, дабы раз и навсегда остановить сердцебиение прелестный Леди Димитреску… потому что деревне нужен спаситель, Стефан. Матерь Миранда слишком могущественна; её силы могут нанести вред и всему миру, если не остановить эту безумную женщину вовремя. Однако… людям свойственно заблуждаться и, видимо, на ваш счёт я сильно ошибся.
Торговец полностью оглядел связанного по рукам молодого человека.
— В любом случае, вы мертвец, мой дорогой друг, а мертвецы героями не бывают. По крайней мере, до… — мерзкая, отвратительно язвительная ухмылочка озарила полное лицо лавочника. — Когда-нибудь найдётся тот, кто сумеет одолеть самоназванное божество, не попав под влияния её созданий, не попав ни под какие "чары"… и его мотивы будут настолько сильны, что ни одно другое чувство их не сможет затмить. На каждую эпоху найдётся герой, Стефан. И я в это верю. Нужно просто немного подождать.
«Мертвец…» — от этого слова внутри всё будто перевернулось. Тело задрожало, и вибрация мускул отдала в голову ударом, словно дубиной огрели по затылку. С недавних пор Стеф всё чаще начал думать о своей смерти и, казалось, эта мысль настолько приелась, что должна была вызвать привыкание, отогнать страх, но пухлые уста Герцога произнесли его не как приговор, а как факт. И это не могло остаться незамеченным. Затем к тревоге молодого человека прибавилось и паранойя, когда тот ощутил пристальный взгляд откуда со стороны дома. Он медленно повернул голову и в одном из окон второго этажа мелькнула тень, поспешно задёргивая за собой штору, в попытке спрятаться от пойманных её глаз. Стеф сглотнул. Ещё одно чувство, что выдаст нарастающее напряжение, а этого торговцу видеть ни к чему. Брюнет потряс головой, а потом спросил:
— Значит, вам попросту небезразлична судьба мира?
— Можно и так сказать, — тепло ответил Герцог. — Я часто путешествую, уже многое поведал и уверенно заявлю, что этот мир по-своему прекрасен. Но вам меня не понять, любезный, вы огорожены от прелестей цивилизации, вам неведомо то, что творится вокруг. Все жители деревни живут прошлым, когда весь мир кардинально меняется. И всё это из-за женщины, которая создала культ личности, посветив его своей горделивой персоне. — одна лишь мысль о Матери Миранде заставляла Герцога морщиться. — Впрочем, если быть совсем откровенным, у меня личные… скажем так, обиды. И уверяю вас, дорогой друг, она заслуживает быть повергнутой.
Хотел было Стефан что-то ответить своему тучному загадочном собеседнику, как в ночной тиши раздался пронзительный волчий вой, походящий на бешеный оглушительный рёв огромного дикого зверя, содрогая просторную окрестность и заставив мурашки безумно заметаться по спине. Псы, что остервенело лаяли на приближающегося чужака, тут же умолкли, боязливо заскулили, а затем, вероятно, попрятались по будкам, не желая встретить хозяина такого страшного воя. Стефан испуганно встрепенулся и принялся нервно озираться по сторонам.
— Ч-что… — в полголоса промолвил он. — Что это было?
Метавшийся взгляд молодого человека остановился на необычайно бледном лице торговца, что ещё пару мгновений назад было цвета поросячий шкурки. Его серые глаза округлись так, что они вот-вот вылезут из орбит, а от крупной судорожной дрожи на его шее затряслись жировые складки.
— Светает, не находите? — сквозь натянутую улыбку перевёл тему Герцог. Его уголки губ дрогнули, не справлясь с фальшивым спокойствием.
Тьма зимней ночи и впрямь готовилась смениться густыми утренними сумерками, растворяясь в тёмной синеве наступающей рани.
— Я бы рад составить вам компанию до первых лучей солнца, но боюсь, что мне пора. Меня ждут… деловые встречи, переговоры и торговля различным сырьём, мой дорогой друг. Не обессудьте.
Торговец поджал под себя ноги, кое-как залез внутрь кареты, быстренько прикрыв за собой задние дверцы, и исчез в этой странной лавочке на колёсах. Вороная запряжённая кобыла отчаянно заржала, встала на дыбы, от хлеста кнута по крупу, а затем, ударив копытами в рыхлый снег, тронулась к большим воротам.
— Прощайте, Стефан. — послышался гнусавый голос где-то спереди. — Было удивительно снова видеть вас живым. — гигантская туша торгаша уселась на деревянный облучок, взявшись за повод.
— Надеюсь, мы больше не увидимся, — сквозь зубы буркнул молодой человек вслед уезжающий кареты.
Но Герцог лишь хрипло, но громко засмеялся и пропал. Канул за воротами в синеватом мраке, ложившегося на золотые пшеничный поля, оставляя брюнета наедине со своими мыслями и жутким завыванием оглодавшего животного.
***
Стефан не отпускал попытки разорвать прочную верёвку, коя невыносимо стягивала запястья. За всё то время, когда торговец покинул молодого человека, он то и делал, что старался высвободиться из путов, которыми его связали близкие люди. Пусть он и понятия не имел о своих дальнейших действиях, ежели получиться чудом избавиться от оков, парень точно знал, что умирать от холода, голода или быть съеденным той рычащей тварью, он явно не желал. Бездействие всегда губительно, а Стеф пережил слишком многое, чтоб просто погибнуть из-за глупой мешкотности.
С трудом поднявшись с колен на ноги, брюнет искал глазами какой-нибудь острый, выпирающий предмет, дабы трением разрезать верёвку о его лезвие, как наткнулся на медленно, с тихим скрипом, отворяющиеся входные двери дома старосты. Он оцепенел, когда из узкой щели показались светло-русые длинные локоны, затем и худенькая фигура, с накинутой только шубкой на плечах. Из-под расстёгнутой верхней одежды проглядывалась длинная белая сорочка, босые стройные ноги были облачены в высокие тёплые унты, а на голову девушка накинул меховой капюшон.
— Ма… Маришка? — робея, чуть слышно промолвил Стеф.
И та молниеносно бросилась парню на шею, как в детстве, подогнув колени. Он едва устоял на ногах.
— Стефан! — радостно вскрикнула девушка, прижимаясь своей щекой к его. — Это правда ты? Ох, слава Матери Миранде!
Молодой человек услышал её учащённое дыхание, ускоренное биение сердца, почувствовал как вздымается маленькая грудь, потираясь о атлетичное туловище; он ощутил как её тело полностью делится с ним необходимым теплом. И это почему-то оттолкнуло.
— Я думала, что мне показалось! Что я тебя с кем-то спутала… ах! — Маришка резко отпрянула от молодого человека, ступив ногами в снег. — Глазам своим не верю. Как ты смог вернуться?
— Долгая история. — сухо ответил он, повертев шеей, словно только что висела на ней не миниатюрная девушка, а тяжёлая гиря. — Поможешь? — и лёгким кивком головы за спину, указал на связанные запястья.
Дочка старосты мигом приступила освобождать своего — когда-то — спасителя, распутывая сложные узлы путов, крепко сковавшие его руки.
— Ох, Стефан, твой отец так переживал, так переживал… как же не верится, что ты жив!
— С чего вдруг Лука одобрил бунт? — бестактно перебив светловолосую, задал вопрос, что интересовал сильнее всего, брюнет. Когда Маришка справилась с верёвкой, он, испытав неимоверное удовольствие от долгожданного освобождения, сладко потянулся и размял плечи.
— Его никто и не спрашивал. — ответила та, кончиками пальцев коснувшись острых лопаток. Однако, дрожь, что вызывало подобное прикосновение раньше, не последовала, из-за чего девушка тут же отдёрнула руку. — Михай со своей "свитой" ворвались к нам в дом и поставили его перед фактом: либо папенька помогает, либо отправляется за отцом Эрнестом.
— Куда?
— В могилу.
Стеф вздрогнул.
— Они убили священника?
— Да. Забили до смерти. Прямо у статуи Девы Войны.
— Дикость какая…
— И не говори, — томно вздохнув сказала Маришка. — У них серьёзные намерения поквитаться с Владычицей из замка. И те, кто помешают — разделят участь бедного Эрнеста…
— Они и сами разделят его участь, стоит им только перейти порог… — но тут в голову парня проник необъяснимый страх: «Ночь… позднее время… Димитреску с дочерями спят. Кинжал Цветов Смерти. Им известно, где он спрятан. Она не успеет дать бой. Забьют женщину во сне…».
— Стеф, ты чего? — пощёлкав пальцами перед побледневшем лицом брюнета, поинтересовалась дочка старосты. — Ты в порядке?
— Нет, — резко ответил тот. — Определённо, нет. Прости, но мне нужно бежать.
— Как? Куда? Подожди! — Маришка собой загородила ему путь к воротам. — Я тебя не поблагодарила за то, что ты сделал для меня в тот день, когда…
— Забудь, — бесстрастно изрёк он. — Лучше дай пройти.
Но дочка старосты не послушала: настырно сделала шаг вперёд, положила свою ладонь на заросшую ланиту Стефана и потянулась к ней нежными губами. Молодой человек вздрогнул от таких наглых действий; когда горячий вздох девушки коснулся щёки он испытал такое омерзение, что невозможно передать словами. Ещё месяц назад он был готов умереть за этот невинный, но такой желанный поцелуй, однако, всё слишком быстро поменялось: сейчас Стефан схватил дочь старосты за плечи и отпихнул от себя как прокажённую.
— Иди в дом, Маришка. — строго приказал молодой человек. — Запрись и не высовывайся.
— Но…
Не успела девушка договорить, как на длинных ресницах заблестели солёные капли. Дочка старосты прикусила впалые щёки изнутри, поджала губы и сжала пальцы в кулаки, отчаянно стараясь сдержать набегающие к зелёным глазам слёзы. Отказы она явно принимать не умела, да и вряд ли ей когда-то выпадала возможность это делать. Всё юноши были от неё без ума.
Как только грозный взгляд парня встретился с её намокшими очами, девушка не выдержала и побежала в обратную сторону, откуда совсем недавно пришла, громко хлопнув за собой дверьми.
Стефан тоже задерживаться на участке Луки не стал, рванул к воротам и больно впечатался в них плечом.
— Зараза! — выругался он. — Были же открыты!
Тогда, не придумав ничего лучше, молодой человек с разбегу ловко взобрался на забор, спрыгнул с него, заваливаясь на бок, затем, оказавшись с другой стороны, поднялся с кучки снега, попутно отряхивая двубортный плащ. Пройдя чуть больше трёх метров, Стефан услышал зловещее рычание и смачное чавканье в высоких ростках пшеницы.
— Вот чёрт…
Парень попятился назад, но к, его невезение, тварь, что лакомилась какой-то маленькой животинкой в золотых колосья, услышала хруст снега под подошвой сапог и крадущимися шагами направилась в сторону источника шума. Из заснеженных жёлтых верхушек злаковых растений показался мохнатый горб. Зловонное громкое дыхание зверя почуялось на расстоянии, а его красные, словно смерть, глубоко посаженные глазёнки светились в ночи, яркими огнями пробиваясь через ростки пшеницы. Стоило сухой траве остаться позади — тварь предстала перед молодым человеком во всей своей ужасной сущности: зверь был огромный (с два трактора в ширь и высоту), вонючий, страшный, оголодавший… его туловище напоминало человеческое, если бы тот передвигался на четвереньках, но морда походила на волчью (такая же измазанная кровью, вытянутая клыкастая пасть, из которой разило чужими внутренностями), а обильный волосяной покров по всему телу так и кричал о схожести с животным. Все конечности твари были деформированы: руки и ноги слишком большие, когти длинные, а шея, которую связывал порванный канат, толстая. «Вот она — пропажа, что убежала от Моро… но… кого же тогда видел для?».
Стефан с трудом глотнул застрявший в горле ком.
— Хороший… пёсик…
Парень продолжал медленными шагами двигаться назад, вытянув перед собой руки, будто бы это смогло спасти его от нападения монстра. Однако, на удивление, тварь не атаковала: приближалась, следуя точно за его ногами, громко клацала острыми зубами, злобно порыкивая, но на брюнета не кидалась, словно играла с добычей прежде, чем отведать вкусной плоти. Когда спиной парень почувствовал холодный кирпич, он взмолился всем богам, которых только знал; и пусть это мало чем могло помочь, Стефану не хотелось умирать в большой вонючей пасти гигантского волка. Вдруг по всей округе раздалось гулкое карканье больших воронов, и чёрная стая птиц устремилась в атаку на жуткое чудовище. Скорость их полёта была настолько сильна, что несколько пташек влетели в бока монстра, пробив толстую кожу с необъяснимой лёгкостью. Тварь завыла; полный боли рёв наполнил всё поле, вынудив Стефана закрыть уши ладонями.
Зверь зашатался, взялся когтистыми ручищами за живот и вновь прорычал от невыносимых мук. Только он начал заваливаться на бок, как из грубой лохматой шерсти показались крылья, клюв; и ошмётки мяса разлетелись в разные стороны, разрывая огромное чудовище на части. Из отверстия в прорванной спине тут же образовался чёрный пернатый ком, постепенно раскрывающийся перед молодым человеком. Слова застряли в горле, прилипли к языку, он не мог ничего произнести, не мог кричать, как будто в один миг попросту онемел. Когда перьевая оболочка полностью открылась, широко распахнув крылья и раскидав остатки органов монстра по сторонам, лик парня побледнел.
— Ну здравствуй… Стефан.
Приятный, спокойный, величественный голос отдался эхом по всей округе, полностью пришёлся по телу молодого человека колеблющими волнами и заставил сердце в миг остановиться.