Как только открыл дверь, я почувствовал холод. И дело не только в температуре, этот холод: он присутствовал как внутри меня, так и в воздухе вокруг.
Я включил фонарик и зашагал вверх по лестнице. Солнечный свет не освещал мрак. Темнота прочно удерживала чердак. Она стояла передо мной, как стена, высокая, черная и без просветов. Как и холод, темнота ощущалась скорее внутри меня, чем снаружи. Это моя собственная тьма, моя собственная ночь.
Я начал подниматься по лестнице. Деревянные ступени протестующе скрипели под моими ногами. Когда я поравнялся с полом, луч фонаря исчез в открытом пространстве. Войти в темноту все равно, что быть вывернутым наизнанку. И помимо темноты присутствовало еще что-то. Я различил слабый запах, которого раньше не замечал. Запах напоминал химикаты или разложение. Он казался знакомым, как запах из моего прошлого, но я точно знал, что никогда не чувствовал его раньше.
Кэрол шла позади меня по лестнице. Я потянулся вниз и помог ей подняться на площадку. Она не отпускала мою руку. Я махал фонариком вперед-назад в темноте. Старые теннисные ракетки с маленькими головками, санки, стул. Чердак выглядел так, как и должен выглядеть, не сдвинутым, в понятном мне времени и месте.
Стена все еще оставалась на месте, пол в центре покрыт пылью и обломками. Через отверстие я мог различить тусклый отблеск другого света. Я вспомнил разбитую масляную лампу, которую мы нашли в другой части помещения.
— Туда, — прошептал я. — Ты видишь это?
— Да. — Кэрол все еще держала меня за руку. Мы не держались за руки с тех пор, как были совсем маленькими. Мне это не нравилось. Это казалось… Это имело сексуальный подтекст. У меня возникла эрекция. Это же моя сестра, а у меня эрекция. Я чувствовал себя ужасно. Запах давил на мои легкие, как газ. Я едва мог дышать. Мерзкое возбуждение грозило одолеть меня. Я хотел прикоснуться к Кэрол, разбудить ее, втянуть, кричащую и возбужденную, в свой эротический сон. Я тяжело дышал, борясь с навязчивым желанием, и плотно закрыл глаза. Темнота, темнота.
— Ты чувствуешь запах? — спросил ее.
— Запах чего? Что ты чувствуешь?
— Неважно, — отмахнулся я. Мое дыхание участилось. Рука дрожала, когда я светил фонариком на противоположную стену. Я снова открыл глаза. Кэрол так крепко держала меня за руку.
Мы вместе подошли к отверстию в стене. Свет становился все сильнее. Была ли это тьма, душившая меня? Или я сам, моя похоть, моя ненависть к себе?
Я заглянул в отверстие. Зажженная лампа стояла на полу возле кресла. В кресле сидела Джессика с куклой на коленях, не обращая на меня внимания. Ее волосы свисали на глаза, она раскачивалась взад-вперед. Рядом с креслом стояла Наоми, в одежде, которую я надел на нее в утро нашей поездки в Лондон, одежде, которую я в последний раз видел в пластиковых пакетах в Скотланд-Ярде. Она посмотрела на меня и улыбнулась.
Кэрол отпустила мою руку. Я шагнул через проем. Меня охватило такое горе, такое ослепляющее горе. Она стояла безупречная в свете лампы. В ней не было ничего призрачного, ничего бесплотного. Мои глаза не могли видеть сквозь нее, я знал, что могу дотронуться, если осмелюсь, если только протяну руку. Ее волосы были мягкими, кожа выглядела чисто вымытой, и я знал, что не сплю. В кошмаре, но не во сне.
Кэрол шагнула через отверстие позади меня. Я слышал ее дыхание, тяжелое, неровное и полное страха.
— Привет, папочка. — Голос Наоми, не голос во сне. Я почувствовал, как слезы ошпарили глаза, ослепляя меня. Я твердил себе, что это не Наоми, что Наоми мертва.
— Здравствуй, тетя Кэрол. Вы ищете Джессику? Джессика пришла ко мне. Мы играем с ее куклой. — Она сделала паузу. — Теперь это моя комната. Я могу играть здесь в любое время, когда захочу.
— О, Господи! — Кэрол стояла рядом со мной, крепко вцепившись в мою руку.
Джессика подняла голову. Казалось, она не обращала внимания на окружающую обстановку. В нескольких футах от нее лежал сверток с человеческими останками, который мы с Льюисом развернули. Два других по-прежнему оставались там, где мы их нашли. Над ними копошились два больших паука, черных и злобных. Я вздрогнул от быстрых движений их длинных лапок.
— Здравствуй, мамочка, — прошептала Джессика. — Я пришла в комнату Наоми, чтобы поиграть с ней. Кэролайн и Виктория придут позже.
— Мы должны забрать ее отсюда, — выдохнула Кэрол. «Отсюда? — подумал я. — Куда? Куда бежать? Тьма тянется бесконечно».
— Разве мама не с тобой? — спросила Наоми. Ее тонкий голос без усилий пронесся сквозь темноту. Она не двигалась. Ее мягкие глаза, казалось, манили, притягивали меня к себе.
Я покачал головой.
— Мама внизу, дорогая, — сказал я.
Кэрол сжала мою руку.
— Ради Бога, не разговаривай с ней. Она не настоящая, ее нет. Помоги мне вытащить Джессику отсюда.
В этот момент из глубины комнаты, из тени, недоступной для света лампы, раздался звук. Шаркающий звук. Я поднял луч фонаря и посветил в ту сторону, откуда доносился этот звук. Боже, почему я просто не побежал?
Они медленно шли к нам, маленькая Кэролайн и маленькая Виктория. Они не были одеты в свои красивые одежды, они вообще не отличались красотой. Наверное, так они выглядели после того, как какое-то время пролежали мертвыми, пока Лиддли не закончил работу по их разделке и завертыванию в рогожу.
В своем внезапном отвращении я уронил фонарь. Он с треском упал на пол, разбившись. Теперь остался только свет лампы. А позади нас — темнота. Темнота и звук дыхания.
Глава 25
Поначалу он был почти невидим, явившись ко мне из привычной темноты, черная как копоть одежда отлично его маскировала. Первым я увидел его лицо, его сверхъестественную белизну, бледность, не похожую ни на какую прижизненную. Он казался истощенным: истощенным от потери крови, от потери надежды, от потери воли. Его глаза переполняла боль. Они заговорили со мной раньше, чем он открыл рот. Я узнал больше из его глаз, чем из того, что он когда-либо говорил мне, или из того, что я когда-либо читал в письмах или дневниковых записях. В одной руке он держал скальпель. Красный скальпель с костяной ручкой. Его рука блестела от крови.
— Помоги мне. — Его голос звучал тонко, эфирно, отдаленно, как будто доносился с огромного расстояния, как будто он пересек звездные поля, чтобы наконец-то оказаться здесь, в этой последней и глубочайшей тьме. — Помоги мне. — Он стоял лицом ко мне, как человек, которому некуда больше идти. Потерянная душа? Не совсем. Джон Лиддли не потерялся, но он использовал все свои убежища, добрался до последней лазейки. Я был его убежищем, я был его укрытием. Он нуждался во мне, ему нужна моя воля и моя плоть. Я чувствовал себя польщенным, впервые в жизни ощутил суровую необходимость своего существования. Знал, чего он хотел, что должен сделать.
С улыбкой на лице я обернулся. Посмотрел на Кэрол, дрожащую, трусящую, съежившуюся. Она не могла прочесть его взгляд, нет, она не могла понять. Я чувствовал такую похоть. Такое вожделение и, в тот же миг, такую боль, такой гнев.
— Переспи со мной, — сказал я.
Она смотрела на меня, словно не в силах поверить в то, что услышала. Глупая, она казалась такой глупой.
— Что? — пролепетала она. Ровное слово, без интонации. — Что?
— Я хочу, чтобы ты переспала со мной.
— Чарльз, что, черт возьми, происходит? О чем ты говоришь? Ты сошел с ума? Нам нужно убираться отсюда. Сейчас же.
Я сильно ударил ее тыльной стороной ладони по лицу. От удара кровь потекла тонкой струйкой сквозь зубы. Она смотрела на меня в шоке и ужасе. Я ударил ее второй раз. Она покачнулась, и я снова ударил ее, на этот раз ниже пояса. Не говоря ни слова, она упала на пол, застонала и схватилась за живот.
— Ударь ее еще раз. — Лиддли стоял позади меня. Наоми и маленькие девочки исчезли, оставив Джессику в кресле. Я чувствовал себя ужасно одиноким. Наклонился, притянул Кэрол к себе и ударил ее кулаком в лицо. Ее нос смялся, как бумага, кровь хлынула отовсюду. Я позволил ей упасть на пол.
— Отнесите ее туда. — Лиддли указал левой рукой на стену. На мгновение я не понял, но потом вспомнил о цепях.
— Они выдержат? — засомневался я.
Он кивнул. По какой-то причине я ему поверил. В конце концов, он разбирался в этих вещах, а я пока только новичок.
Я тащил обмякшее тело Кэрол по полу, крепко держа ее за лодыжки. Ее голова ударялась о доски пола. Именно этот тянущий, ударяющий звук я слышал ранее, он доносился с чердака.
Джессика сидела прямо в кресле, заметно взволнованная и напуганная. Лиддли вышел из темноты на свет. Она увидела его и замерла, а затем пронзительно закричала. Я бросил Кэрол и в отчаянии огляделся. Я должен прекратить крики Джессики, ее крики могли привести Лору, и Лора начала бы усложнять эту прекрасную простоту, которую мы с Лиддли плели вместе.
Тихо подойдя к Джессике, опустился на колени рядом с ней.
— Все в порядке, Джессика: бояться нечего. Я здесь, с тобой.
Я неуверенно протянул руку и погладил ее по голове, но она отпрянула от меня, смертельно напуганная.
Я хотел успокоить ее. Я хотел сломать ей шею.
Когда поднял голову, то увидел Лиддли в нескольких футах от себя. Рукой, в которой держал скальпель, он указал на маленький столик. Я подошел к нему, и мой взгляд привлек ящик с хирургическими инструментами. Я сразу же понял, что он имел в виду. Открыл ящик и достал длинное, блестящее лезвие, о назначении которого я не мог догадаться. Оно выглядело почти идеальным, незапятнанным, красивым. Его острие прорезало тонкую линию на подушечке моего большого пальца. Джессика все еще всхлипывая, кричала.