— Почему вы лжете мне, доктор Хилленбранд?
— Давайте вы расскажете, что именно нашли. Тогда мы сможем решить, лгу я или нет.
Он вздохнул.
— Очень хорошо. Сегодня рано утром я арестовал человека по имени Де ла Мере. Джереми Де ла Мере. Он живет в Спиталфилде, в доме менее чем в трехстах ярдах от того места, где мы нашли вашу дочь. У него мы обнаружили туфли Наоми и несколько ножей. Ножи соответствуют описанию оружия, которое, предположительно, использовалось при ее убийстве. Сейчас над ними работает наша криминалистическая лаборатория.
— Но это в основном вопрос времени. Он признался в убийстве Наоми. Он также признался в убийствах суперинтенданта Рутвена и Дафидда Льюиса. Он говорит, что действовал по приказу, что кто-то по имени Лиддли сказал ему совершить эти убийства.
Эллисон откинулся в кресле.
— Вы умный человек, доктор Хилленбранд. Должен ли я говорить, насколько подозрительно, что вы знали имя и местонахождение этого человека, что смогли привести меня к нему с такой легкостью?
Я ничего не сказал. Эллисон продолжил.
— Признаться, доктор, я думаю, что вы и есть Лиддли. Считаю, что вы посещали Де ла Мере под этим именем и тем или иным способом убедили его совершить эти убийства по вашему приказу. Я бы хотел, чтобы вы поехали со мной, чтобы встретиться с Де ла Мере для установления личности.
— Понятно. — Я посмотрел в окно кабинета, на игру света и тени на деревьях. — Вы думаете, я организовал убийство собственной дочери?
— Я действительно не знаю, доктор Хилленбранд. Мне бы не хотелось так думать. Но мне кажется, что это единственное возможное объяснение вашей связи.
— И у вас есть мотив?
Он покачал головой.
— Только вы знаете его.
— А Рутвен и Льюис — вы думаете, у меня тоже имелся мотив для этих убийств?
— Возможно. Рутвен, вероятно, собирался что-то раскрыть. И Льюис тоже. Это вполне правдоподобно.
— Вы не поверите в правду, — сказал я.
— Попробуйте, — ответил он.
Что я мог сделать? Что я мог сказать? Я достал фотографии, просмотрел их одну за другой. Сначала он отнесся к ним скептически — а кто бы не отнесся? — но, когда мы дошли до снимков, сделанных Льюисом, на которых запечатлен чердак и его обитатели, прежде всего Кэролайн и Виктория в их менее чем красивом, менее чем любимом обличье, я увидел, как он вздрогнул и побледнел.
После этого он молчал несколько минут. Его взгляд остановился на окне. Он перебирал разбросанные фотографии, играя с их краями, а затем отступая. У него были сильные, умелые пальцы, пальцы, которые могли бы сломать руку человека без всяких усилий. Я терпеливо ждал.
— Это слишком для меня, чтобы принять все сразу, доктор Хилленбранд. Я не знаю, что мне делать с этим, как и с вами. Мне трудно поверить, что вы можете быть настолько изощренным, что можете пойти на такие сложности только для того, чтобы придумать настолько неправдоподобную историю.
— Вы можете проверить пленку Льюиса, — подсказал я. — Он сохранил все негативы. Уверен, у вас есть люди, которые могут проверить фотографию на предмет подделки.
— Да, на предмет мошенничества. Но фантомы? Колдовство из чьего-то худшего кошмара? — Он сделал паузу. — Я бы хотел осмотреть ваш чердак, доктор. Если у вас есть фонарь, возможно, мы сможем подняться наверх.
Я почувствовал, как дыхание перехватило в горле, словно патока. Почему я проявил такую беспечность, почему позволил Эллисону присутствовать в доме, где так много может пойти не так? Я отчаянно огляделся в поисках Лиддли. Голова шла кругом, я чувствовал себя как в смирительной рубашке. Где ты? Мне хотелось плакать.
— Вы в порядке, доктор?
— Я… Я не хочу туда ходить, — сказал я. — После того, что случилось. В прошлый раз нам с Льюисом едва удалось выбраться невредимыми. Если бы мы остались…
— Все в порядке, — заверил он. — Вам не обязательно пониматься. Просто покажите мне, куда идти, и одолжите свой фонарь.
— Это может оказаться небезопасным.
— Я сам буду об этом судить. — Теперь он стоял на ногах.
— Пожалуйста…
— В чем дело, доктор Хилленбранд?
Я тоже встал, качая головой, оттягивая время.
— Нет, я пойду с вами, — заявил я. — Но предупреждаю, он может быть там. Вы его не видели, вы не можете…
Инспектор уже прошел через дверь, направляясь к лестнице. Я последовал за ним, безумно размышляя. Его нужно остановить, остановить любой ценой. Я сходил с ума: быть так близко, видеть, как рычаги поднимаются и опускаются с такой точностью…
Мы добрались до двери на чердак. Я оставил фонарь на полу снаружи. Эллисон поднял его и открыл дверь — я не потрудился запереть ее.
— Сюда?
Я кивнул. Он направился вверх по лестнице, а я шел следом, мое сердце колотилось, все еще не мог решить, как поступить. Почему Лиддли ничего не сделал? Почему он не вмешался?
В том месте, где лестница заканчивалась и начиналась площадка, Эллисон обернулся ко мне, дрожа.
— Вы правы, — сказал он. — Здесь холодно. Достаточно, чтобы отморозить яйца.
Он не отличался интеллигентностью, не страдал утонченностью определенного рода, но этот внезапный переход к грубости ожесточил меня по отношению к нему. Я был благодарен за это, благодарен за оправдание, которое, как знал, поможет мне в том, что я вынужден буду сделать. Я думал о кирпичах, тех, которые помогал Льюису выбивать из стены, думал о том, какие они острые и прочные, как легко взять один из них, поднять, опустить…
Далеко внизу раздался звонок в дверь. Мы оба замерли. Я понял, что, несмотря ни на что, Эллисон нервничал, поднимаясь сюда. Звонок раздался снова, более продолжительный.
— Это, должно быть, сержант Арклесс, — проворчал Эллисон. — Я сказал ему звонить, если для меня появятся какие-нибудь сообщения.
Еще один звонок, сопровождаемый тремя громкими стуками.
Когда мы спустились вниз, я открыл дверь и увидел, что водитель Эллисона стоит на ступеньке. Я отошел в сторону, чтобы пропустить инспектора.
— Что случилось, сержант?
— Лондон по рации, сэр. Вы должны немедленно вернуться. С нашим задержанным, с Де ла Мере, сэр, вышла промашка.
— Что за промашка?
Арклесс колебался, глядя на меня.
— Ну, давай, парень.