«Кто темноты боится, тому следователем не бывать».
Игорь Тулупчиков дождался, пока затих скрип удаляющих шагов, и вытащил портновский сантиметр. Теперь можно было не торопясь, без суеты осмотреть место происшествия.
Серый сумрачный свет утра с трудом пробивался сквозь мощные кроны деревьев. Столетние ели, обступившие со всех сторон Игоря, заговорщически качали мохнатыми, отяжелевшими от снега лапами и, казалось, предупреждали шепотом: «Уходи-уходи-уходи-и…»
Игорю вдруг нестерпимо захотелось рвануть подальше из этого мрачного места. Усилием воли, которой он тайно гордился, Тулупчиков подавил в себе позорное желание, громко сказав: «Кто темноты боится, тому следователем не бывать!»
Он посветил фонариком. Вокруг свежего, не успевшего даже заиндеветь пенька было много большущих округлых следов с очень странным рисунком на подошве: концентрические замкнутые линии несколько раз повторяли контур ступни и каблука.
Тулупчиков приложил ленту к следу и ахнул: тридцать пять сантиметров. Ничего себе дядя — достань воробышка!.. Он быстро прикинул: рост человека превышает длину ступни примерно в семь раз. Значит…. больше двух метров?.. Мамонт настоящий! Такой погладит лапищей — не встанешь. А если в ней еще и топор?! Игорь поежился, вспомнились где-то вычитанные строчки: «Преступник всегда возвращается на место преступления».
Неожиданно за спиной хрустнул снег. Тулупчиков резко обернулся, но увидел только беззвучно осыпающийся куржак с громадной черной ели. У подножия по грудь в снегу торчал древний идол, бессмысленно тараща на него каменные глазницы.
Скорее, чтобы успокоить себя, Игорь вскинул светящееся «дуло» фонаря на каменную бабу и крикнул:
— Руки вверх! Выходи!
Внезапно древний идол ожил, стал расти на глазах, потом раздвоился, и темная зловещая его половина двинулась на Игоря.
Не выпуская из рук фонаря, Тулупчиков так и сел в снег. Ни кричать, ни бежать сил не было.
Фигура приближалась. С ужасом Игорь различал огромного размера валенки, бледное, искаженное гримасой лицо, занесенные для удара руки…
— Стой! Стрелять буду! — отчаянным шепотом закричал Тулупчиков и направил фонарь в лицо неизвестного.
В следующее мгновение Игорь схватился за живот и затрясся от хохота. Перед ним стоял… Ягодкин! Руки были подняты над головой, подбородок дрожал, а глаза, округлившиеся от страха, неподвижно уставились на фонарь.
— Ой, не могу!.. Ну, Мурзик!.. Уморил!.. — захлебывался Игорь. — Руки… руки-то опусти!..
Миша закрылся рукавом и заревел.
— Ты чего прятался?
— Сле-ди-ил…
— За мной?.. Петух небось велел?
Плач перешел в пронзительный вой.
— Ну, артисты! А руки зачем поднял?
— Застрелишь вдруг… — Мишу одолела икота.
— Чем? Фонариком?! О-ох, — Тулупчиков устал смеяться, вздохнул. — Все, порезвились — давай работать.
— Да-а-в-а-й.
— Смотри сюда. Видишь следы? Задание такое: пошныряй по роще и поищи такие же. Понял?
Миша кивнул и, махнув рукой в сторону злополучной каменной бабы, сказал:
— Там.
— Что «там»?
— С-следы.
Переспрашивать Игорь не стал. В следственном деле главное — не упустить время. Ягодкин едва поспевал за ним, дважды споткнулся, чуть не упал: валенки у него были на два размера больше, чем нужно.
За островком елей, куда бежали ребята, тянулась хорошо утоптанная многочисленными сапогами, валенками, ботинками тропка. Она начиналась у проема в решетчатой ограде, недалеко от главного входа в рощу, и спрямляла путь к Терему, единственному жилому дому, расположенному в ее глубине.
— 3-здесь! — задыхаясь, крикнул Миша в спину Тулупчикову.
Но Игорь уже и сам увидел. По мягкой целине, направляясь к тропинке, протянулась цепочка следов. Снег был глубокий, и прошедший здесь человек, видимо, брел увязая. Но в двух местах, там, где он ступал в сугроб и где выбирался на тропу, отчетливо виднелись знакомые отпечатки носка и пяты.
— Вот как торопился: терпения не хватило по аллее пройти, в сугроб полез! — Игорь забыл о присутствии Ягодкина и разговаривал сам с собой. — И что за бутсы такие на нем были? В ботинках только дурак по снегу бродит. Может, сапоги? Холодно в кирзухе… Интересно, сколько вчера «минусов» было?
— Т-тридцать п-пять, — подал голос Миша.
— Ясненько… — Игоря осенило: пимы! Дядька был в пимах, в подшитых, как у Мурзика, валенках! Тогда все сходится: необыкновенный размер, странная округлая форма следа, рисунок подошвы, и мороз, и сугроб — все!
Тулупчиков не удержался, издал победный клич: «Полундра!», что в данный момент означало: «Эврика! Нашел!»
— Ну, Михаил, молоток! Объявляю благодарность!
Миша расплылся от уха до уха.
— А теперь айда к Лаптевым. Там, наверно, ребята уже собрались.
— По-погоди, — Ягодкин помедлил, затем решительно вытащил из кармана небольшую метелку. — Вот!
— Где взял? — сразу оценил находку Тулупчиков, ощущая ладонью знакомое жесткое покалывание голубых иголок.
Миша показал на тропу:
— 3-здесь ле-ежала.
— Почему молчал? Петуху берег?
Ягодкин опустил голову.
— Эх, ты! Это же вещественное доказательство! «Вещдок» сокращенно. Запомни, Мурзик: время частных детективов прошло, сейчас все решает коллективный розыск. Под руководством, конечно. Ладно, прощаю! Ты еще молодой, исправишься. Потопали!..