Поговорив с Тимом, Кэрол сварила себе кофе и, кутаясь в шерстяной кофте, присела за стол. Рассеянно она пригубила горячий напиток, погруженная в невеселые мысли. То, что Патрика нет у Джека, это, конечно, хорошо. Очень хорошо. Но тогда где же он?
Близнецы еще не проснулись, и Кэрол решила тоже прилечь, пока они спят. Она почти не спала с тех пор, как Патрик сбежал, переживая из-за произошедшего, и теперь чувствовала себя разбитой и уставшей. Помыв чашечку из-под кофе, она почти дошла до спальни, когда раздался стук в дверь. Сердце ее неприятно всколыхнулось.
Кто мог прийти к ней в такую рань?
Подойдя к входной двери, она заглянула в глазок. Перед дверью стоял полицейский.
— Кто там? — спросила она через дверь.
— Полиция, мэм. Откройте.
Надев цепочку, Кэрол осторожно приоткрыла дверь.
— Да?
— Мы хотели бы войти, мэм.
— А что случилось?
— Это касается вашего сына. Боюсь, произошло несчастье.
— Какое несчастье? — тихо выдавила Кэрол, у которой горло сдавило от ужаса.
— Разрешите войти, мэм.
— Могу я взглянуть на ваше удостоверение?
— Конечно, — кивнув, полицейский сунул ей в лицо значок.
Медленно Кэрол сняла цепочку и приоткрыла дверь, но в дом полицейского пропускать не собиралась. Но настаивать тот не стал.
— Где мой сын? И что с ним произошло?
— Его сбила машина. Он в больнице. Мы отвезем вас к нему.
Кэрол окинула взглядом улицу, но, к удивлению, полицейской машины не увидела. Зато шагах в пяти от ее дома припарковалась незнакомая машина. Кэрол точно знала, что ни у кого из соседей такой нет.
— А где ваша машина? — подозрительно спросила она.
— Вот, — полицейский кивнул на ту самую незнакомую машину. — Служебная в ремонте, так что я пока на своей. Патрик ждет, поторопитесь.
Он замер, увидев на лице Кэрол удивление.
— Что? — он нахмурился, не понимая, чему она так удивилась.
— Он сказал, что его зовут Патрик?
— Да. А что?
Патрик ни за что бы не назвал полицейским свое настоящее имя. Она была в этом уверена. Он никогда и не при каких обстоятельствах не представлялся этим именем, не забывая о том, что он теперь Ричард Эванс.
Полицейский вдруг поменялся в лице, приветливое выражение с которого словно стерли, поняв по глазам женщины, что допустил оплошность.
— Сильно умная, да? — прошипел он и подставил ногу в дверь, которую та попыталась захлопнуть. Быстро протянув руку, он схватил Кэрол за волосы и молниеносно всадил ей в шею шприц.
— Но тебе это все равно не поможет, — продолжил он и подхватил обмякшую женщину на руки.
За спиной у него заработал двигатель, он услышал, как зашуршали колеса подъезжающей машины.
Оглядевшись по сторонам и убедившись, что никого нет, мужчина сбежал по ступенькам.
Его сообщница к тому времени уже выскочила из машины и распахнула багажник.
— Быстрее! — поторопила она взволнованно.
Полицейский положил свою ношу в багажник и захлопнул крышку.
Почти одновременно они вскочили в машину, и через мгновение уже исчезли за поворотом, никем не замеченные в этот ранний час.
Кэрол очнулась в каком-то темном помещении, со связанными за спиной руками. Тонкая леска больно впивалась в запястья и, после нескольких попыток освободиться, Кэрол поняла, что это бесполезно. Сев, она напрягала зрение, пытаясь что-нибудь разглядеть, но вокруг нее была непроглядная тьма. Сюда не проникал ни один лучик света. Как будто она была в подвале.
Поднявшись на ноги, она осторожно, маленькими шагами, пошла вперед. Уже через четыре шага она наткнулась на стену. Касаясь холодной поверхности, она медленно пошла вдоль стены, считая шаги.
В помещении было холодно. Одетая в джемпер, шерстяную кофту, джинсы и домашние текстильные туфли, она почувствовала, как тело забилось в мелкой дрожи. Дрожала ли она от холода или от страха, она не могла понять.
Кто этот человек? Что ему нужно, зачем она здесь? Он знал настоящее имя Патрика. Значит ли это, что он в курсе, кто они на самом деле, или мальчик сейчас находится у них и просто из страха назвал свое настоящее имя?
Задаваясь всеми этими вопросами, она обошла помещение, нашла железную запертую дверь, на которой даже ручки не оказалось. Так же она с удивлением наткнулась в темноте на что-то мягкое. Ощупав ногой, она поняла, что это матрас и с облегчением на него села. Хоть на ледяном полу сидеть не придется. Посидев немного, она легла и закрыла глаза. Кэрол все еще ощущала себя одурманенной после препарата, который ей вкололи. Подтянув ноги и сжавшись, она сама не заметила, как задремала.
Ее разбудил лязг засова и скрип открываемой двери. Над головой загорелась лампочка, прямо в лицо ударил свет, заставив Кэрол зажмуриться.
— Ну, привет, шлюшка!
Дыхание у Кэрол перехватило, а сердце, казалось, остановилось. Не может быть!
Щурясь, она приоткрыла глаза и подняла голову, посмотрев на возвышающуюся над ней женщину.
— Ох, мать твою… — невольно вырвалось у нее, когда она разглядела обезображенное лицо.
Она не знала, что потрясло ее больше — то, что передней стояла Кейт Блейз, или то, как выглядело теперь ее лицо. Один глаз, которого, видимо не было, был прикрыт черной повязкой, кончик носа отсутствовал, рот был обезображен, напоминая порванный шрам, щеки изрыты страшными бороздами.
Не выдержав, Кэрол отвела взгляд. Смотреть на это было невыносимо.
Присев рядом с ней, Кейт схватила ее за волосы и больно дернула, поворачивая к себе ее лицо.
— Смотри, тварь! Смотри, что вы со мной сделали!
Кэрол вызывающе вперила в нее свой взгляд.
— А что сделала ты с Тимми? С Эмми? Мег? Даяной, в конце концов, которая по твоей милости потеряла свою семью и столько лет провела в инвалидной кресле? Забыла?
Отпустив ее, Кейт поднялась и ударила ее тяжелым ботинком.
— Кто из вас это придумал? Ты или твой муж?
— Я, конечно, — Кэрол скривилась от ненависти, не отрывая от нее горящего взгляда. — И как ощущения, Кейт? Какого, когда тебя рвет собака? А гореть в запертом доме?
— Скоро ты на себе это узнаешь, дрянь! Ты пожалеешь… ох, как ты пожалеешь!
— Никогда! Никогда я не пожалею, слышишь, ты, образина! Вот это морда! От женихов, наверное, отбоя нет? — Кэрол расхохоталась. — А что… в постели газеткой можно прикрыть тебя — и ничего, сойдет! Главное, чтобы газетка не сползла.
Разъяренная Кейт набросилась на нее, пиная ногами.
Кэрол сжалась, вскрикивая от ударов и смеясь одновременно, почти истерично, до слез, не в силах остановиться. Наверное, она должна была бояться. Конечно, должна, потому что живой она уже не выберется отсюда, и перед тем, как умереть, будет страдать. Кейт не подарит ей легкую смерть, в этом сомневаться не приходилось. Но выказывать перед ней страх, бояться ее — нет. Ни за что.
«Эмми, я не хочу ее бояться, дай мне силы, Эмми. Помоги мне держаться достойно. Дай мне мужества, Эмми!» — мысленно взывала она к своей подружке, пытаясь отвлечься от боли и ужаса, наполнявшего ее изнутри.
Когда Кейт ушла, она доползла до матраса и свернулась на нем клубочком. Все тело болело от побоев, сотрясаясь нервной дрожью, но она старалась не обращать на это внимания. Кейт ее не поломает. Только не Кейт. Эта вражда, оказавшаяся длинною в жизнь, так и должна была закончиться — смертью одной из них.
Кэрол любопытно было узнать, как Кейт ее нашла.
Но не это сейчас ее занимало и беспокоило. Кэрол думала о своих детях. О пропавшем Патрике, об оставленных одними близнецах. Они проснулись, а мамы нет. Наверное, они зовут ее и плачут, голодные и напуганные. Тим скоро приедет. Он позаботится о них. Позвонит Рэю, и тот их заберет. Он будет хорошим папой. Он воспитает их, а Джек никогда так и не узнает, что это ее дети. А Патрик… он не пропадет. Вернется к Джеку или Джорджу Рэндэлу. А может, останется с Иссой и Тимом, если они позволят.
Оставшись одна, в темноте, Кэрол беззвучно плакала, даже не замечая, как слезы бегут по ее щекам.
А Дженни? Что же будет с Дженни? Сдержит ли слово ее тетя, заберет ли ее к себе, или девочка попадет в приют?
Слезы медленно высохли, а отчаяние в груди Кэрол сменилось досадой и яростью.
Да что б она провалилась, эта гадина! Вылезла со своей уродливой мордой, чтобы опять сеять боль и зло.
Прав был Джек, когда говорил, что врагов нужно уничтожать.
Она через столько прошла, столько преодолела — и ради чего? Чтобы умереть от руки этой гадины? Позволить ей себя победить? Нет, она не хотела так умирать. А как же смертная казнь? Уж лучше пусть она. Только не Кейт. Страшная ненависть и злость росли в Кэрол, вытесняя страх. Внутри все кипело и бурлило, отчего она даже согрелась.
Когда Кейт вернулась, Кэрол ее встретила бесстрашным взглядом, полным неприязни.
Но, увидев, с кем пришла Кейт, Кэрол почувствовала, как все внутри заледенело от ужаса. На поводке она держала какую-то дворнягу.
— Что это? — усмехнулась Кэрол, не показывая своего страха. — Ротвейлеры тебе больше не нравятся после того, как один из них подпортил тебе личико?
— Нет. Просто челюсти ротвейлера принесут тебе больший вред, чем мне сейчас нужно. А эта псина лучше подойдет, чтобы над тобой поиздеваться, — Кейт ослабила поводок, но из рук не выпустила. — Взять!
Собака с рычанием набросилась на Кэрол. Вскрикнув, та сжалась, спрятав лицо в коленях. Связанные за спиной руки не позволяли защититься. До нее донесся издевательский хохот Кейт. Сцепив челюсти, Кэрол старалась не кричать, лишь вскрикивала каждый раз, когда острые зубы впивались в ее тело. Крепко держа поводок, Кейт контролировала собаку, то оттаскивая ее от жертвы, то снова позволяя укусить.
Натешившись, она подтянула поводок и окинула Кэрол внимательным взглядом.
— На сегодня, пожалуй, хватит. Завтра продолжим развлечение.
Та не ответила, неподвижно сидя на матрасе и продолжая прятать лицо на коленях.
Когда дверь за Кейт закрылась, Кэрол осторожно опустилась на матрас и беззвучно зарыдала.
— Пошла к черту, мразь! Я не боюсь тебя. Не боюсь.
Кэрол потеряла счет времени, находясь в темном подвале.
Измученная и истерзанная, она не знала, сколько прошло дней и ночей с тех пор, как она здесь оказалась.
Руки ей освободили, и теперь она была за ногу прикована цепью к кольцу в полу. Длина цепи составляла всего метра полтора. Как у собаки, рядом с ее матрасом стояли две миски, для воды и еды. Так же ей любезно предоставили ведро. Ей даже дали одеяло, чтобы она не околела.
Кэрол послушно съедала все до крошки из того, что ей давали, чтобы не потерять силы. Теперь, когда руки у нее были свободны, она лелеяла мечту дотянуться до Кейт. И побороться за свою жизнь. Ее сообщник, который переоделся в полицейского, чтобы ее похитить, показывался только один раз в день, чтобы принести еду, воду и опорожнить ведро. Кэрол не пыталась на него напасть, понимая, что с цепью на ноге, израненная, она не имеет шансов против мужчины. Вот Кейт — другое дело. Как дикий зверь, посаженный на цепь, она зорко выжидала момент, когда Кейт оказалась бы в ее досягаемости. Кэрол была полна решимости. И плевать, если ее сообщник после этого ее убьет, но она утянет Кейт за собой. Пусть ее убьет этот человек, только не она, не эта мразь. Кэрол готова была на все, вплоть на то, чтобы перегрызть ей горло зубами.
Издевательства Кейт только разжигали в Кэрол злобу и ненависть, подобно которым она никогда еще не испытывала, вытесняя всякий страх. В своей ненависти она пыталась найти забвение, упрямо игнорируя страх и боль.
Как-то Кейт зашла, чтобы сфотографировать ее.
— Что ты делаешь? — спросила Кэрол почти равнодушно, когда та, нацелившись на нее фотоаппаратом, без предупреждения щелкнула.
— На память, — Кейт неприятно усмехнулась и ушла, снова оставив Кэрол в кромешной темноте.
***
Вспышка яркого света разбудила Кэрол, заставив зажмуриться и спрятать лицо в матрас.
Скрипнула дверь, раздались тяжелые шаги и натужное дыхание.
Кэрол, щурясь, приоткрыла глаза, чтобы посмотреть, что происходит.
Кейт и ее сообщник, пыхтя и спотыкаясь, втащили кого-то в комнату и бросили на матрас у противоположной от Кэрол стены. Мужчина — а это был мужчина — никак не отреагировал на столь грубое обращение, будучи либо мертвым, либо без сознания.
Кэрол приподнялась, все еще щурясь от непривычно яркого света, который после темноты больно слепил глаза, и попыталась разглядеть лицо мужчины. Ей это не удалось, потому что безжизненно упавшая на матрас голова было повернута к стене. Сердце Кэрол вдруг встрепенулось и тяжело забилось о грудную клетку в непонятном и неожиданном волнении.
— Давай, подтащим его к стене и сразу пристегнем, пока не очухался, — обратилась Кейт к своему помощнику. Тот молча кивнул. Подхватив мужчину под мышки, они приподняли его и подтащили к стене, прислонив его к ней спиной. Потом одну за другой пристегнули его руки к вбитым в стену кольцам. Потом защелкнули кольцо на цепи и на его щиколотке, как у Кэрол.
Кэрол не двигалась, уставившись немигающим взглядом на мужчину.
Присев перед прикованным мужчиной, Кейт взяла его за подбородок и приподняла, заглядывая в лицо. Обезображенный рот ее растянулся и скривился, что могло обозначать улыбку… если бы это было похоже на улыбку. Но это было слишком страшным и безобразным, чтобы назвать улыбкой.
— Так, дай-ка я тебя рассмотрю поближе, пока ты не очухался, — проговорила Кейт, разглядывая неподвижное лицо. Другой рукой она погладила его по щеке. — Надо же, вот так и не скажешь, по лицу, какая он на самом деле сволочь, такой симпатичный мужчина… пока не откроет свои холодные жестокие глаза, не состроит эту мерзкую надменную гримасу. Мог бы быть милашкой, запросто, если бы захотел.
Она замолчала, внимательно изучая его взглядом. Потом, словно вспомнив про Кэрол, обернулась и посмотрела на нее.
— Как тебе удалось женить его на себе? Я до сих пор в это не могу поверить, — она замолчала, увидев выражение лица Кэрол, и расхохоталась. — Что с тобой? Мне, наконец-то, удалось тебя напугать? Разве ты не рада видеть своего мужа? А я думала, ты обрадуешься. Так давно не виделись с ним, разве не соскучилась? Встреча двух влюбленных, после такой длительной разлуки — как это трогательно! А как он будет рад, когда очнется! Пресса до сих пор смакует его горе, почему-то уверенная в его любви и безутешности, и заставляя всех остальных в это верить. Неужели это правда — он на самом деле тебя так любит? Тогда почему же ты от него сбежала?
Все дни, что Кэрол находилась здесь, Кейт пытала ее вопросами, пытаясь дознаться о причинах, побудивших ее провернуть такую ошеломительную аферу с собственной смертью. Смеялась и глумилась над Кэрол из-за Даяны, допытываясь, правда ли писали и говорили в прессе, что она была его любовницей.
— Так тебе и надо, нечего было дружить с этой принцесской! Я ее сразу разглядела, еще в детстве, такая вся из себя невинная, а внутри та еще стерва! Она увела у меня Тома! И к твоему мужу в постель забралась. Ты никогда не умела выбирать подруг! Эта черномазая… хорошо, что удалось на тот свет отправить, а то еще та стерва бы выросла. Похлеще бы Даяны была. Таких гнид, как они… и ты, надо еще в детстве давить.
Кэрол никак не реагировала на ее слова, слушая с безразличием. Лишь упоминание об Эмми заставляло ее поднимать на Кейт горящие ненавистью и яростью глаза. Не раз она вскакивала и бросалась на Кейт при этом, пытаясь дотянуться, то та никогда не подходила настолько близко и только хохотала над ее попытками. И в ответ била кнутом. Этот кнут и зубы собаки были ее орудиями пыток, которым она ежедневно подвергала Кэрол. На ее теле не осталось живого места, но Кэрол страдала молча, покрытая ссадинами, гематомами и кровавыми рваными ранами. Сообщник Кейт, имени которого Кэрол до сих пор не знала, каждый вечер приходил и обрабатывал спиртом ее раны, на наиболее глубокие и кровоточащие даже накладывая повязки. Ни разу при этом он не сказал ни слова, но Кэрол замечала, что его взгляд с интересом каждый раз скользит по ней, и сердце ее замирало от ужаса. И настал момент, когда ночью открылась дверь, и он появился на пороге… Об остальном Кэрол запретила себе вспоминать. Она думала о детях, представляла, какими они вырастут, думала о Мэтте, о том, что он ее ждет, что смерть — это не конец. Наоборот, это избавление. Она попадет в тот мир, в котором была, когда находилась в коме после травмы головы, мир, который ей так не хотелось покидать. Мир с Эмми, Мэттом, Мадлен… Теперь там будут и Куртни, и Даяна. Она помирится с подружкой, и все будет как раньше. Она будет так же счастлива там, как тогда. Единственное, что заставляло ее страдать — это мысли о детях. Она отчаянно не хотела их покидать, материнское сердце цеплялось за них со всей силой своей любви. Она даже плакать больше не могла. В ней просто не было слез. Ни боль, ни страх, который она так старательно подавляла, ни отчаяние не могли выдавить у нее ни одной слезы. Она была спокойна, даже безразлична, если не считать ее ненависти. Кейт это выводило из себя, она жаждала ее слез, боли, отчаяния. Она хотела слышать мольбы и стенания. Хотела видеть униженную, раздавленную, уничтоженную Кэрол. И была крайне удивлена стойкостью и неожиданным мужеством той, которую всегда считала слабой. Кейт так же хотела получить ответы на свои вопросы.
Но ее любопытство Кэрол так и не удовлетворила, упрямо молча. Промолчала она и теперь, с непримиримой ненавистью прожигая Кейт взглядом.
А Кейт так явно наслаждалась ситуацией, что злорадство из нее так и перло.
— А он и правда думал, что ты и ваш сын погибли? Вот обрадуется! Я его на всякий случай пока подальше от тебя подержу, чтобы от радости не придушил тебя в своих объятиях.
Она зло ухмыльнулась. Кэрол, наконец, перевела на нее свой взгляд.
— Как тебе удалось? — не удержалась от вопроса она.
В отместку Кэрол за то, что та не хочет отвечать на вопросы, Кейт делала то же самое, не отвечая на вопросы Кэрол, когда та спросила, как ей удалось ее отыскать, как узнала, что она жива. У Кэрол тоже было много вопросов, в частности и о том, как она смогла спастись тогда из горящего дома и спрятаться от Джека так, что он не смог ее найти. Кейт согласна была отвечать на вопросы только если Кэрол сама ответит на ее.
— Ха, запросто! Даже сама не ожидала, что так легко получиться, — только и ответила она. — Хочешь подробностей — сначала ответь на мои вопросы.
Кэрол промолчала, отводя от нее взгляд и остановив его снова на Джеке. Какая разница, как он оказался у нее в руках? Это было странно, удивило Кэрол. Джек не из тех, кого можно вот так взять голыми руками, тем более так легко, как уверяла Кейт. Как же он так попался?
Она не в силах была оторвать от него глаз, жадно разглядывая.
Этот момент она видела в своих самых жутких кошмарах, момент их встречи. Со дня аварии, в которой она якобы погибла, Кэрол ничего так не боялась, как именно этого момента. Она молилась, чтобы никогда этого не произошло.
И вот появилась из ниоткуда Кейт, о которой она уже и думать забыла.
Появилась, чтобы снова разрушить ее жизнь. Чтобы отомстить. Отомстить им обоим.
Что она задумала, что будет дальше? Неужели их жизнь закончится здесь, в этом подвале? Неужели им суждено умереть вместе, умереть от ее руки, за то, что когда-то с ней сделали? Неужели Джек допустит, чтобы с ним расправилась какая-то девчонка, он, который пережил столько покушений на свою жизнь, которого никто и ничто не сломило? Все внутри Кэрол вдруг воспротивилось этому, будто волна протеста и возмущения поднялась в ней, заполнив собой все. Да, она может так умереть, она может умереть, как угодно. Но не Джек. Слишком унизительной была бы подобная смерть для такого человека. Его не могла одолеть какая-то девчонка, пусть даже такая злобная фурия, как Кейт. Как же он допустил? Как мог оказаться в ее руках, в ее власти? В том, что Кейт его ненавидела не меньше, чем ненавидела Кэрол, сомнений не возникало. Как и в том, что, вволю поиздевавшись, она их убьет.
Кэрол всегда была уверена, что умрет от разрыва сердца, если снова с ним встретится, но сейчас почти не испытывала страха. Разве что в первые мгновения, когда узнала его. Но сейчас, прикованный к стене, он не вызывал в ней страха. Почти. Если ему не суждено отсюда выйти, он не несет больше никакой угрозы ни ее лисятам, ни Рэю. А за себя ей больше не было страшно. Наоборот, было бы даже лучше умереть от его руки, чем от руки Кейт. Она почти возжелала этого. Да, пусть он ее убьет. Только не она. Может, это и входит в планы Кейт, для этого она его сюда притащила — чтобы он в своей ярости и ненависти убил ее, а она, Кейт, бы порадовалась этому? А потом расправилась и с ним.
Кейт внимательно наблюдала за ней, и с удовлетворением заметила, как глаза Кэрол вдруг влажно заблестели, не отрываясь от бесчувственного мужчины. Заметив взгляд Кейт, Кэрол отвернулась от Джека и легла обратно на матрас, уткнувшись лицом в стену.
Неприятно ухмыльнувшись, Кейт кивнула своему молчаливому помощнику, который не отрывал взгляда от Кэрол, ни на что больше не обращая внимания, и они оба вышли. Свет погас.
Тогда Кэрол перевернулась на другой бок и устремила взгляд туда, где последний раз видела Джека, в темноту. Она жадно вглядывалась, пытаясь его разглядеть, хоть чуть-чуть, но ничего не видела. Глазами. Зато видела мысленно, так, как врезалось в ее память, все, до мельчайших деталей, пока она смотрела на него при свете.
Когда же он очнется? И что тогда будет?
Вроде бы она его не боялась больше, он был прикован к стене и ничего не мог сделать, но почему-то сердце ее все равно выпрыгивало из груди, а руки дрожали. Она не думала, что когда-нибудь окажется с ним рядом. А пришла эта гребанная Кейт, будь она проклята, и заперла ее с ним в одной комнате. Столько времени прятаться, скрываться, столько усилий, слез, страха — и все впустую!
По расчетам Кэрол прошло часа два.
И вдруг, наконец, она услышала, как звякнули звенья цепи. Он пошевелил ногой, догадалась она.
Следом резко дернулись кольца, вбитые в стену, тоже зазвенев.
Тишину пронзили яростные ругательства, которые вырвались у него сквозь стиснутые от злости зубы, судя по звуку. Кэрол крупно вздрогнула, но не пошевелилась, едва дыша, как можно тише, чтобы он не услышал. Зато сама расслышала его тяжелое дыхание.
Несколько минут он отчаянно звенел своими оковами, пытаясь вырваться, сопровождая свои попытки таким матом, какого Кэрол от него не слышала никогда в жизни. Потом он как-то резко замер, перестав дергаться. Кэрол расслышала тяжелый протяжный вздох.
— Вот дьявол… — прошептал он чуть слышно, уже без ярости, с досадой и огорчением.
Некоторое время он не двигался. Кэрол показалось, что он прислушивается.
— Есть здесь кто? — тихо спросил он.
Кэрол сжалась, едва дыша.
Джек снова вздохнул. Он больше не дергался, тихо сидя в ожидании, когда появятся те, кто его сюда посадил. Кэрол продолжала лежать неподвижно, стараясь дышать как можно тише.
Прошел еще как минимум час, прежде чем за дверью послышались шаги.
Джек пошевелился, зазвенев своими оковами.
Кэрол, понимая, что прятаться уже нет смысла, и он все равно ее сейчас увидит, отвернулась к стене и натянула по самую макушку одеяло.
— Кто здесь? — сразу же окликнул он, услышав ее. — Кэрол? Рик?
Кэрол тяжело задышала под одеялом. Он знал! Вот почему он оказался здесь. Эта мразь сообщила ему, что они живы. И, наверно, заманила в ловушку.
А мгновение спустя снова вспыхнул свет. Скрипнула дверь.
— А-а, очнулся, — раздался насмешливый голос Кейт.
Джек ничего не ответил.
— А ты чего спряталась? Поздороваться с мужем любимым разве не хочешь?
В ту же секунду одеяло было сорвано с нее и отброшено в сторону. Но Кэрол осталась лежать в том же положении, даже не пошевелившись, почти физически ощущая на себе взгляд Джека.
— Гляди-ка, не хочет, — хохотнула Кейт. — Не очень-то она рада вашей встрече, Джек.
Кэрол невольно вскрикнула от неожиданности, когда кнут вдруг стеганул ее по плечу.
— А ну, встала и повернулась сюда! — гаркнула Кейт.
Прикрыв голову ладонью, Кэрол упрямо поджала губы, стиснув челюсти.
Разъяренная Кейт снова ударила ее, потом еще и еще. Сжавшись, Кэрол дергалась от каждого удара, но больше не издала ни звука. Дверь вдруг снова скрипнула.
— Хватит! — раздался резкий голос ее сообщника.
— Не лезь! Отпусти мою руку! Ты что? — задохнулась Кейт. — Заступаешься за нее? Жалко стало? С чего это вдруг?
— Она встанет, — спокойно ответил он.
Кэрол подхватили сильные руки и оторвали от матраса, заставляя встать.
Кэрол выпрямилась, вызывающе вздернув подбородок, устремив на Кейт горящий ненавистью взгляд. Мужчина стоял рядом, крепко стиснув пальцами ее локоть. Кэрол отступила от него на шаг в сторону, с отвращением выдернув руку. Она чувствовала и даже видела боковым зрением, как смотрит на нее Джек, но сама к нему не поворачивалась, упрямо не желая смотреть в его сторону.
— Она меня не интересует, — резко сказал Джек, подав, наконец-то, голос. — Можете отпустить, пусть забьется в свой угол и сидит там дальше. Где мой сын?
Кейт удивленно и даже разочарованно посмотрела на него.
— Вот те на! И ты тоже не рад вашей встрече? Надо же, и зачем я тогда так старалась ее устроить? — с наигранным огорчением сказала она, но в глазах ее была насмешка. — А как же ваша любовь? Пресса до сих пор говорит о твоей любви к погибшей жене, о том, как ты по ней убиваешься. Врут? Я вернула тебе ее с того света, а ты даже не рад?
— Излишние хлопоты. Можешь отправить ее обратно. Я уже как-то привык ходить к жене на могилку. А я не люблю менять свои привычки.
Кейт удивленно, с недоверием смотрела на него, потом резко рассмеялась.
— Ну и козел же ты, Рэндэл! Наверное, не зря она от тебя сбежала, — она повернулась к Кэрол и издевательски изогнула единственную сохранившуюся бровь. — Мне даже как-то обидно за тебя, Кэрол. Слышала? Он предпочитает, чтобы ты и дальше оставалась мертвой. Не против, если я тебя убью. Обидно? Каково это, а? А ты, небось, воображала, что он и вправду по тебе убивается? Думала, он тебя любил? Такую, как ты? Да я еще тогда в это не поверила. Тебя-то? — в голосе ее прозвучало невообразимое презрение и отвращение.
— Нет, я так не думала, — тихо и спокойно отозвалась Кэрол. — Поэтому сейчас мне совсем не обидно. Это тебя он удивил сейчас. А меня нет. Он еще может попросить тебя об одолжении самому меня прикончить.
— Правда? — изумилась Кейт, оборачиваясь к Джеку.
— Я сказал, меня она не интересует! Тебе что, собака и уши отгрызла? — прорычал Джек, вдруг впав в ярость. — Где мой сын?
— Какой сын? У меня нет твоего сына. Я тебя обманула. Конечно, я хотела и его схватить вместе с твоей женой, но мальчишка сбежал из дома до того, как я смогла выкрасть Кэрол. Хотя ему на том спасибо. Благодаря тому, что он удрал, я смогла, наконец, подобраться к ней, когда ее гребанные бульдоги разбежались на его поиски, оставив ее, наконец-то, одну.
Кэрол прекрасно поняла, кого имела она в виду под «бульдогами», но Джек не понял, нахмурившись и не отрывая почерневшего взгляда от Кейт.
— Сбежал? Но… как же палец?
Кейт издевательски расхохоталась.
— А-а, повелся, как последний лох повелся! И с чего это все считают тебя таким умным? Этот милый пальчик достал мне мой приятель, — она кивнула на стоявшего рядом с Кэрол мужчину, который, как обычно, снова молчал, ни во что больше не вмешиваясь. — Он работает в морге уборщиком. Вот, стащил у какого-то малолетнего трупа палец.
Она насмешливо смотрела на Джека, ожидая его ярости и негодования, желая насладиться ими, но он вдруг откинулся на стенку и, закрыв глаза, облегченно вздохнул. И, наоборот, вместо того чтобы взбеситься, сразу как-то успокоился.
Лицо Кейт скривилось от досады. Она явно пожалела о том, что поспешила сказать ему, что Патрика здесь нет. Надо было молчать и поиздеваться сначала, заставить его попереживать, помучиться. Но она была уверена, что узнав о том, что она его облапошила, он будет в бешенстве, ей так хотелось его унизить, выставить идиотом, и ей и в голову не пришло, что он может обрадоваться, а не разозлиться.
— Но я найду его, не сомневайся, это не трудно. Ведь теперь у него не будет ни мамы, ни папы. И заступиться за него будет не кому, когда я начну разрезать его на кусочки.
Джек открыл глаза и исподлобья взглянул на нее тяжелым холодным взглядом. Страшным, угрожающим взглядом.
— Есть, кому, — твердо возразила Кэрол, не отрывая от нее спокойного взгляда. — И это тебя разрежут на кусочки. Из-под земли достанут и разрежут, поняла? Даже не сомневайся.
— Да что ты! Ой, как я боюсь! А что до сих пор не разрезали, чего ждут? Когда я тебя убью? Да они даже мальчишку найти не смогли, а меня и подавно не найдут. Даже он не смог найти, — Кейт кивнула на Джека. — Так что даже не сомневайтесь, мальчишку вашего я следом за вами отправлю. А, может, найду его раньше, и убью на ваших глазах, а потом уже и с вами расправлюсь.
— Смотри, как бы он сам с тобой не расправился, — чуть слышно пробормотала Кэрол, отворачиваясь и опускаясь на свой матрас.
— Что ты там сказала? — скривилась Кейт, словно не расслышала.
— Прочисть свои огрызки, если плохо слышишь, — огрызнулась Кэрол, за что получила немедленный удар кнутом. Вскинув руки, она успела прикрыть лицо, в которое целилась Кейт.
— Прячься-прячься, никуда все равно не денешься. Скоро я займусь твоим смазливым личиком… И ушами тоже. Даже огрызков тебе не оставлю, поняла?
Кэрол промолчала, спрятав лицо на коленях.
— Поздно уже, пошли, — подал неожиданно голос ее приятель. — Не заводись. На ней уже и так живого места не осталось, ты же не хотела ее быстро убивать, а с такими темпами она долго не протянет.
— Нет уж, легкой смерти ей не видать, — прошипела Кейт с ненавистью. — Она будет мучиться, долго будет, и сама взмолится о смерти! И ты тоже, слышал? Сволочь, мразь, как я тебя ненавижу!
Подскочив к Джеку, она размахнулась и ударила его кнутом по груди, раз, другой. В отличие от Кэрол, он не мог защититься, открытый для ее ударов. Он невольно вскрикнул от боли, когда кнут ужалил его по лицу, хоть он и попытался отвернуться. Кровавая полоса, протянувшаяся от корней волос по виску, скуле и до подбородка, которую оставил ее кнут, казалось, охладила ее пыл. Она отступила назад, удовлетворенно хмыкнув. Джек не двигался, застыв в одной позе, с отвернутым в сторону лицом и закрытыми глазами, и лишь его ноздри раздулись, да заиграли на скулах желваки, выдавая его ярость.
— Завтра продолжим нашу милую беседу, а пока поворкуйте тут, пока есть возможность. Можете даже помириться, все равно скоро подыхать. Обсудите, кто будет из вас первым. Пари заключите, в конце концов. В общем, не скучайте, — она хмыкнула, весьма довольная собой, разглядывая побелевшего от бешенства Джека и получая от этого ни с чем не сравнимое удовольствие. Даже большее, чем она получала, издеваясь и унижая Кэрол. О, унижать его было намного приятнее, прямо захватывающе, у нее даже дух перехватило от восторга. О, она и не подозревала, какое это доставит ей удовольствие.
Она даже до сих пор поверить не могла, что это все-таки случилось, что он, такой надменный, сильный, опасный — и в ее власти. Беспомощный, задыхающийся от ярости и бессилия, и она может делать с ним, что хочет, унижать, бить, издеваться, оскорблять. И больше не бояться, как боялась все эти годы. Теперь он пусть ее боится. Теперь ее черед вершить расправу. И пощады ему не будет. Она будет так же безжалостна с ним, как и он с ней. Она заставит его пожалеть о том, что он с ней сделал. Горько пожалеть. Оба они будут жалеть. Она сломает их. Интересно, кто из них сломается первым? Кэрол оказалась твердым орешком и до сих пор держалась молодцом, удивляя своим мужеством, стоически вынося издевательства и страдания. Но на сколько еще ее хватит?
А чего ждать от него? Действительно ли в нем столько силы и бесстрашия, которые он всегда демонстрировал на весь мир? Или это все показуха?
— Вот и узнаем, — сказала вслух Кейт, отвечая на заданный про себя вопрос, и, отвернувшись, направилась на выход.
Повернув голову, Джек впился в нее потемневшим взглядом, провожая.
— Образина! Мразь уродливая… — процедил он с отвращением и в сердцах сплюнул.
Кейт резко остановилась, будто на стену наткнулась, но не обернулась и спустя мгновение перешагнула порог и захлопнула за собой дверь. Шаги их затихли, а свет так и не потух, что удивило Кэрол. Впервые они ушли и оставили свет включенным. Забыли или специально?
Тогда задыхающийся от ярости Джек обратил свое внимание на сидящую на своем матрасе Кэрол.
— Ты-ы, — прорычал он, потеряв над собой контроль, чуть ли не брызжа слюной. — Дрянь! Сука! А ну, посмотри на меня! Смотри сюда, я сказал!
Он напрягся, сжимая кулаки, подался корпусом вперед, словно пытался до нее дотянуться.
Но Кэрол осталась совершенно равнодушна к его ярости и даже не пошевелилась, продолжая прижиматься лбом к коленям. Это его еще больше взбесило. Он разразился громкими ругательствами, осыпая ее такими оскорблениями, что сердце Кэрол тяжело застучало от гнева, а лицо запекло от охватившего его жара. Но даже тогда она не подняла к нему лица, внешне оставшись безразличной к его оскорблениям.
Он бесился, вырываясь из оков, пытаясь выплеснуть на нее свою ярость, и не мог, потому что она оставалась глуха и нема, отказываясь хоть как-то отреагировать.
М-да, думала она, с самообладанием у него стало еще хуже, чем было. Таких приступов бешенства, когда они жили вместе, она у него никогда не замечала. Она была уверена, дотянись он сейчас до нее, он бы разорвал ее на кусочки, как дикий зверь. И то, что он не может это сделать, приводило его в непередаваемую ярость.
Постепенно он успокоился, перестал дергаться и замолчал. Только долго еще тяжело дышал.
Так и не взглянув на него, Кэрол дотянулась до одеяла, которое отбросила в сторону Кейт и, подтянув его к себе, спокойно легла и, отвернувшись к стене, накрыла голову, оставив открытым лишь лицо. Закрыв глаза, она притворялась, что уснула, но на самом деле уснуть не могла, невольно прислушиваясь к каждому его движению.
Она так и не смогла уснуть до утра. Джек тоже не спал, всю ночь просидев, подперев стенку, с задранными прикованными руками. Он постоянно ими двигал, пытаясь разминать, но все равно они начали у него болеть, причиняя неудобство и страдания.
Кэрол постоянно ощущала на себе его взгляд. Он не пытался с ней больше заговорить, но, казалось, смотрел, не отрываясь. Его взгляд жег ее, как струя горячего воздуха. Бок у Кэрол затек, она долго терпела, потом, спустя несколько часов все-таки не выдержала и перевернулась на другою сторону, лицом к нему. Она не пыталась больше спрятать от него свое лицо, и тут же почувствовала, как его взгляд впился в него. Стараясь не обращать на это внимания, она лежала с закрытыми глазами, подложив под голову локоть и старалась уснуть, забыться в спасительном сне, хоть ненадолго.
Потом, осознав тщетность своих попыток, она слезла с матраса и сдвинула его в сторону. Присев на его край, она зацепила пальцами шляпку большего гвоздя, выступающую из доски пола, и стала раскачивать ее из стороны в сторону. Она обнаружила этот гвоздь два дня назад, и с тех пор почти все время проводила, пытаясь его вытащить. Ногти давно были обломаны под корень, пальцы изранены, но она все равно не оставляла этот гвоздь в покое, тем более, когда он начал постепенно поддаваться.
Как одержимая, она впивалась в него пальцами, пытаясь расшатать и вытащить, представляя в своих мечтах, как вонзит его в единственный глаз Кейт. Или ее сообщника, если он попытается снова к ней прикоснуться. Или в собаку, которая ее кусала. Только бы его достать, а уж воспользоваться она им сумеет, в этом она не сомневалась.
— Что ты делаешь? — не выдержал Джек, наблюдая за ней, так как не мог разглядеть, зачем она ковыряется в полу.
Кэрол снова не обратила на него никакого внимания, сосредоточенно возясь с гвоздем.
— Что, так и будешь молчать и делать вид, что меня нет? — снова начал злиться Джек. — А объясниться не желаешь? Как, зачем и почему?
Кэрол прекрасно поняла, что он имеет в виду и о чем спрашивает. Но снова промолчала. У нее не было никакого желания отвечать на его вопросы, что-то объяснять, доказывать, оправдываться. Даже разговаривать с ним. Ей нечего было ему сказать.
— Где ты была все это время? — не в силах больше сдерживать любопытство, допытывался Джек. — Я искал тебя… Как тебе удалось провернуть этот фокус с аварией? Скрываться так, что я не смог тебя найти? Кто тебе помогал? Кто сейчас помогает? Что еще за бульдоги? О чем говорила эта тварь? Где Патрик? Почему он сбежал? Отвечай мне! Я все равно все узнаю! Все!
Кэрол буквально кожей ощущала волны исходящей от него ярости, но не отвлекалась от своего занятия, пропуская его вопросы мимо ушей. Она даже почувствовала что-то, смутно напоминающее удовольствие от происходящего. Она всегда испытывала перед ним страх, когда он впадал в ярость или злился, а сейчас ей больше не было страшно, впервые. И это было приятно. Вот бы так всегда и было — как разозлился и начал буйствовать, сразу на цепь и к стене. Как дикого зверя. Хотя… почему как? Сейчас, на цепи, в оковах, он как никогда на него и походил. Даже бесился и рычал так же.
— Моя жена не воскресла, а превратилась в зомби — ничего не видит и ничего не слышит, — с неожиданно горькой ухмылкой проговорил он. — А может, у тебя просто окончательно уже крыша съехала? Потому Рик и сбежал от тебя? Потому что ты стала такая же, как твоя гребанная мамаша! Чертова психопатка! Ты Элен, а не Кэрол! Даже взгляд такой же, как у нее! Я пытался спасти Кэрол, защитить ее, но не смог… Кэрол больше нет. Эй, Элен! Я знаю, что теперь ты там. Элен! Элен!
Кэрол вдруг резко обернулась с посеревшим лицом и пронзила его полыхающим взглядом сквозь зло прищуренные веки.
— Заткнись! — прохрипела она.
— Даже голос таким же становится, как у нее — низким и хриплым, ты заметила? — он удрученно покачал головой, разглядывая ее. — Вот почему на меня не реагировала — потому что ты теперь Элен. А на Элен сразу отозвалась. Ну что ж, тогда привет, Элен.
— Не смей! Не называй меня так! — Кэрол прекрасно понимала, что он специально это делает, зная о самом большом страхе всей ее жизни — стать похожей на мать, и не только внешне. И сейчас он просто воспользовался этим ее подсознательным страхом. Да, она понимала. Но вынести этого не смогла.
Хитрый мерзавец, все-таки нашел, чем ее пронять, заставить отреагировать!
Забыв о гвозде, она с неприязнью смотрела на него, встретившись, наконец-то, с ним взглядом.
— Надо же, сколько ненависти, сколько злобы! И откуда только столько взялось? — он усмехнулся, не отрывая от нее пристального изучающего взгляда. — А где же та трогательная затаенная печаль, пробирающая до костей, способная растопить все льды в Арктике? Тебе надоело печалиться, теперь ты предпочитаешь злиться? Нравится быть злобной ненавистной фурией, как Элен? Зря. Тебе это не идет. Как и твой новый цвет волос. Думаешь, темные волосы делают тебя на нее менее похожей? Нет, дорогая. Ты — это она, и никакие твои попытки изменить это не помогут. А ведь я хотел тебе помочь, не подпустить ее к тебе. Я мог тебе помочь. Но ты сбежала.
— Помочь? Ты запер меня в психушке! Ты считал меня сумасшедшей! Они меня мучили, превращали меня в овощ… Я так просила тебя… а ты им позволил. Ты хотел меня там сгноить! И, если бы я не сбежала, я бы там уже сдохла… как моя мать, — поддалась на провокацию Кэрол, не замечая, как ловко он вывел ее на контакт, которого она так не хотела.
— Нет, ты бы подлечилась, как тогда, после убийства Френсис, и тогда бы я забрал тебя. И мы бы жили дальше, как раньше, и все бы было снова хорошо, — уже спокойно возразил он. — Значит, потому ты сбежала? Потому что думала, что я хочу запереть тебя навсегда в психушку?
Кэрол некоторое время молчала, не отводя больше глаз. Ярость ее вдруг как-то резко испарилась, а сердце больно заныло. Она смотрела в его глаза, скользила взглядом по лицу, и вся душа ее наполнялась той мукой, тем страданием, которые она всегда гнала от себя прочь, не позволяя им завладеть собой, которые, спрятанные глубоко внутри, отравляли своим ядом, разрушали изнутри, разъедали… И сейчас они вдруг поднялись из этих глубин, откуда ей до сих пор удавалось их не выпускать. Сейчас, смотря на их источник, она не смогла с ними совладать. Вот он, ее боль, ее мука, яд, страдание, ее болезнь, от которой она не могла излечиться никакими способами, от которой бежала, пыталась вырвать из своего сердца, и не могла. И сейчас, смотря на него, она остро почувствовала, что ее сердце все еще зажато в его когтистой лапе, израненное, истекающее кровью, а его когти снова впиваются в него, причиняя еще большую боль, она так ясно это почувствовала, что невольно прижала ладонь к груди и сжалась, с трудом сдержав стон.
— Не поэтому, — тихо прошептала она, тоже уже без злости.
— Тогда почему? — так же тихо спросил он, и в его голосе послышалась неприкрытая боль, которую он не смог скрыть, и которая очень удивила Кэрол. И тогда она решила сказать ему правду, и не важно, что он об этом подумает.
— Потому что, если я буду рядом с тобой, ты умрешь, — уверенно и решительно ответила она.
На лице его отразилось удивление, брови недоуменно приподнялись.
— Что? — в замешательстве переспросил он. — О, Боже…
Он горестно поджал губы и, опустив глаза, покачал головой. Когда он снова посмотрел на нее, Кэрол отвела взгляд, горько усмехнувшись, потому что, как и следовало ожидать, он посмотрел на нее, как на сумасшедшую. Даже что-то, похожее на презрительную жалость, с какой всегда смотрят на умалишенных, слыша их бред, отразилось в его глазах. Сердце Кэрол тяжело забилось, а лицо неприятно запекло, но она не пошевелилась, вновь обретя самообладание, которое потеряла, когда она стал называть ее Элен.
Теперь он считает ее сумасшедшей еще больше, чем раньше. Ну и пусть. Может, так даже лучше. Пусть так и думает. Может, это облегчит его обиду, поубавит в нем ненависти и ярости. Ведь он всегда считал, что винить сумасшедших и в их сумасшествии нельзя. Ведь даже Мэтта он не осуждал за то, что тот творил в приступах своего безумия. Пусть считает, что все, что она совершила, делалось не в здравом уме, что она просто больная, одержимая своими бредовыми страхами и фантазиями. Про смерть, про черный туман и проклятие. Что она убежала, чтобы его спасти, из благих побуждений в ее больной голове. Хотя ведь все так и есть на самом деле, кроме больной головы. И страхи ее не бредовые. Но пытаться в этом переубедить Кэрол даже не пыталась, и смысла в этом не видела. Ведь чем больше она пыталась что-то доказать и объяснить, тем большее ее воспринимали, как ненормальную.
— Кэрол, тебе нужна помощь, — сказал Джек почти уже без былой неприязни, которая переполняла его несколько минут назад.
— Ты о том, чтобы снова запереть меня в дурдоме? — Кэрол горько ухмыльнулась. — Думаю, у Кейт другие планы.
— На планы Кейт мне наплевать, они все равно не осуществятся.
— Сказал тот, кто сидит в подвале прикованным к стене.
— Это ненадолго.
Кэрол с любопытством взглянула на него.
— Почему? — настороженно спросила она.
— Это мой маленький секрет, и пока я его оставлю при себе.
Уверенность в его голосе заставила Кэрол невольно улыбнуться. Джек явно не собирался умирать. И слишком уверенно себя вел для человека, оказавшегося в руках смертельного врага, обрекшего его на погибель. Что за этим скрывается? Откуда такая уверенность? Он блефует, или правда есть что-то, что позволяет ему быть уверенным в том, что Кейт не удастся осуществить свою месть? О, вот это уже больше было похоже на Джека, чем то, что он, как ягненок, попался на заклание так легко, позволив себя одурачить и победить.
— Расскажи-ка мне поподробнее о том, почему я должен умереть, если ты рядом?
— Зачем? — насторожилась Кэрол. — Ты же все равно мне не веришь.
— Ну… мне интересно. А вдруг поверю, — он пристально наблюдал за ней своими внимательными умными глазами.
Кэрол пожала плечами. Все равно терять уже нечего, почему бы и нет?
— Это проклятие, которое было наслано на мой род по маминой линии очень давно. Это проклятие в виде нечто, которое я вижу, как черный туман, который меня окружает. Это что-то… этот черный туман поглощает людей из моей жизни, особенно тех, кого я люблю, питается ими. После смерти они находятся там и не могут вырваться. Он передается от матери или от отца, не важно от кого, к ребенку. Когда ребенок набирает достаточно сил, чтобы питать его, от его родителя он избавляется за ненадобностью, так же его пожирает.
— И как это остановить? — с неподдельным интересом спросил Джек.
— Оборвать ниточку… прервать род.
— То есть… ты передала это уже Патрику, так получается? — глаза Джека сузились. — Ты так думаешь?
— Да. И в нем это во сто крат сильнее… В нем растет страшное зло. И я не знаю, как этому помешать.
— Значит, он тоже не может быть со мной, если и в нем это проклятие? Тоже должен сторониться всех, иначе все умрут?
Кэрол кивнула.
— И ты ему все это рассказала?
— Нет, я не рассказывала. Он сам это знает.
— Сам? Но откуда он сам это может знать?
— У него дар, как у меня… только намного сильнее. Он может видеть смерть. И не только. Он даже… общается с мертвыми. Видит их, разговаривает. Представляешь, оказывается, Мэтт не ушел, он все время был со мной со дня своей смерти, а я и не знала. А Патрик с ним подружился.
— Ничего себе, — спокойно сказал Джек, не отрывая от нее неподвижного взгляда. — Еще. Расскажи мне о нем еще.
— Он очень умный мальчик. Быстро растет. Выглядит намного старше своего возраста. Такой талантливый! Занимается профессиональным боксом, вырезает фигурки, учится легко, играючи…
— А вернуться ко мне… к деду он тебя не просил? Как вообще он смотрел на то, что вы вот так сбежали?
— Он страдал, конечно, и скучал. Но он не просил. Он знает, что нельзя. Он любит тебя больше всего на свете, и не хочет тебе навредить.
— Так, а почему он сбежал?
Кэрол отвела глаза.
— Он… он разозлился на меня. С ним непросто. Он очень требовательный мальчик, вспыльчивый, с таким характером… да ты и сам знаешь.
— И где он может быть, по-твоему?
— Не знаю. Я была почти уверена, что он сбежал к тебе.
— Ко мне? Почему? Ты же сказала, что он понимал, что нельзя, и не хотел мне навредить? И с чего вдруг передумал?
— Обиделся. Рассердился.
— А раньше он пытался ко мне сбежать?
— Нет. Это первый раз.
— Что же его на это побудило?
Кэрол промолчала. Джек тоже помолчал, продолжая изучать ее цепким взглядом. Кэрол заметила, что он тяжело дышит, а глаза его снова горят, как будто он опять был охвачен яростью, только теперь пытался этого не показать.
— Значит, на моем сыне тоже проклятие, он должен быт всегда один, как ты, иначе все умрут, я правильно понял? А еще он разговаривает с мертвыми, как с живыми, так? И что-то еще видит? И в нем растет какое-то страшное зло, так?
— Так, — едва слышно отозвалась Кэрол.
— И он сам в это поверил, думает, что это на самом деле?
— Да.
— А как же, по-твоему, можно это остановить, исправить, не дать этому злу… расти?
— Габриэла требовала, чтобы я его убила. И Элен тоже так говорила. Он вырастет чудовищем, монстром. Я видела его в своих видениях… он станет ужасным человеком, будет делать страшные вещи… Уже начал делать, а я не знаю, как это остановить, как помочь ему…
— Что ты несешь?! — вдруг взревел Джек, рванувшись в своих оковах, заставив Кэрол вздрогнуть от неожиданности. Подняв на него глаза, она увидела, что он побелел от бешенства, его спокойствие как рукой сняло, лицо его перекосило от ярости, а в глазах снова горела ненависть.
— Ты, чертова психопатка, сука больная, что ты сделала с моим сыном? Что ты ему внушила? Я убью тебя! Убью! Ты сама хоть соображаешь, что ты делаешь? Ты издеваешься над собственным ребенком, запугала его своими бреднями, ты чокнутая дура! Хочешь сделать из него такого же ненормального, как сама? Как твоя мамаша? Вы обе чокнутые! Тебя надо запереть в дурке, как и ее! Тебя действительно нельзя подпускать к людям, ты опасна! Ты переняла от нее все ее бредни, все до единого, даже то, что нужно убить собственного ребенка, чтобы уничтожить это ваше проклятие! Но сделать Рика таким же я тебе не позволю! Я не смог спасти от этого тебя, но к нему я эту болезнь не подпущу!
— Ты не веришь. Я знала, что ты не поверишь. И Рик знал. Он говорил, что, если мы к тебе вернемся, ты запрешь нас в психушку.
— Он так говорил? Нет, это ты ему так говорила! Ты ему все это внушила, дрянь ненормальная! Да, тебя я запру в психушке, ты права, и никогда оттуда не выпущу, а мой сын забудет обо всем, что ты ему наговорила. Он вырастет нормальным, я об этом позабочусь. Я не допущу, чтобы он стал таким, как ты… как Элен. Боже, Кэрол, неужели ты на самом деле веришь в то, что говоришь? Неужели не понимаешь, что с тобой происходит? Что происходило с Элен? На вашем роде действительно проклятие, которое передается по наследству — это ваша болезнь, сумасшествие, шизофрения! Этот черный туман, это проклятие, этот ваш дар и все остальное, во что ты так веришь, во что верила она — это всего лишь болезнь, только болезнь, и ничего больше! Почему ты меня не послушала тогда, почему не позволила тебе помочь? Ты сама не замечала этого, но я же видел, как ты становишься такая же, как Элен. А теперь это уже завладело тобой полностью, как ей когда-то, ты стала такой же… И теперь поздно что-то пытаться исправить. Этот процесс необратим, его можно было только замедлить, не дать развиваться… но повернуть его вспять уже нельзя, ведь Элен — тому доказательство. Ничто уже не смогло ее излечить. Ты, Кэрол, ты пропала, ты безнадежна теперь, как и она была, я вижу это, я понял это сейчас, когда слушал тебя, смотрел на тебя. Но мой сын — нет. Я сделаю все, чтобы спасти его от этого вашего проклятия сходить с ума.
— Я не сумасшедшая, Джек. И Рик тоже.
— Он — нет. Но ты пытаешься ему это передать, впихнуть в него это, как впихнула в тебя это твоя мать. Только я не позволю. Его нужно оградить от тебя, полностью и навсегда. Нужно, чтобы он забыл все, что ты ему внушала, чтобы никогда об этом и не вспомнил. Он еще маленький, это возможно сделать. Ты стала такая же, как Элен, ты ломаешь жизнь своему ребенку, обрекаешь его на тот же кошмар, на который обрекла тебя твоя мать. Ты этого не понимаешь, да? Ты хочешь ему такой же участи, как у Элен и у тебя?
— Нет, не хочу.
— Тогда зачем ты это делаешь? Как ты можешь?
— Но я ничего не делаю, — прошептала в отчаянии Кэрол. — Он сам…
— Хватит! Заткнись! Я не могу больше это слушать! Это невыносимо! — он зажмурился, словно видеть ее и слышать для него стало нестерпимо. — Я не могу видеть тебя такой… Лучше бы никогда не увидел! Лучше бы ты и вправду умерла в той аварии, чем превратилась в Элен!
Кэрол ничего на это не ответила. Молча отвернувшись, она снова начала выковыривать из доски гвоздь, возобновив прерванное занятие.
— О, моя нежная, добрая девочка, моя Кэрол, — вдруг прошептал он с отчаянием.
Обернувшись, Кэрол увидела, что он обращается не к ней, а как будто к кому-то, кого здесь не было. Как к тому, кого больше не существовало, как к умершему.
— Я не смог тебя спасти… прости меня… Но нашего сына я спасу, я обещаю тебе.
Кэрол хмыкнула и отвернулась, подумав о том, что он сейчас сам похож на ненормального.
Хотя, в чем-то он все-таки был прав — в том, что нежной и доброй девочки на самом деле больше не существовало. И той, прежней Кэрол — тоже. Надо же, он до сих пор страдает о той Кэрол, жалеет о ней, о наивной дурочке, которая слепо его любила, возносила его, доверяла, терпела его характер, слушалась его и позволяла собой командовать. Конечно, такому, как он, нравилась такая Кэрол, она его устраивала, была удобной. И он до последнего, как наивный дурачок, так на себя не похожий, надеялся и верил в то, что она снова станет такой с ним. И он снова сможет водить ее за нос, обманывать, пользоваться ее доверием и любовью. Но она изменилась, и это он ее изменил, и процесс этот был необратим, как он выразился, хотя изменения эти не имели никакого отношения к Элен и наследственной болезни. И она не была сумасшедшей. Не превратилась в Элен. Ее рассудок был как никогда крепок. И ему больше ничего не грозило. Она не сойдет с ума, как мать. Хотя, теперь она не верила в то, что Элен действительно сошла с ума. Она просто потеряла контроль над собой и этим проклятием. Чтобы выжить, с этим нужно научиться жить. Элен не смогла. Это проклятие одолело ее, превратив в убийцу, полностью подчинило ее рассудок, в результате чего ее, естественно, посчитали сумасшедшей. С этим нужно бороться, контролировать, не позволять собой управлять, завладеть, превратить в убийцу, чудовище, дабы ее руками этот проклятый черный туман добывал себе жертв, как он делал с Элен и, возможно, с другими до нее. И молчать. Скрывать. Она рассказала Джеку — и что? Он не поверил, разозлился. Собрался до конца дней отправить ее в психушку, как Элен. Запретить видеть Патрика.
Сам прикован к стене и на волосок от смерти, а ведет себя так, словно Кейт и не существует вовсе. Как будто он уже на свободе, и опять может распоряжаться ее, Кэрол, жизнью. Как это понимать? Он не осознает ситуацию, в которой сейчас находится или просто отказывается ее признавать? Или по привычке забыл, что он больше не вершитель человеческих судеб, что теперь Кейт вершит его судьбу, да и Кэрол тоже, а не он. Да, он, как всегда, непробиваем. Даже сейчас мнит, что он здесь все решает, что все ему подвластно, как и прежде.
Только скоро откроется эта железная дверь, придет Кейт и продолжит свои издевательства. Что тогда он сделает? Кэрол знала, что Кейт будет его ломать. Сомневалась, что у той получится, но в том, что она сделает для этого все — была уверена.
Его самомнение и непробиваемая самоуверенность, отказ принять ситуацию и свое теперешнее реальное положение раздражало Кэрол. Да, можно оставаться сильным и мужественным, но к чему так демонстрировать, что не происходит ничего страшного, игнорировать угрозу и опасность, показывать свою уверенность в том, что он будет свободен и будет жить дальше, ее, Кэрол, спрятав в психушке, и воспитывая сына? Может, он бессмертный, а она, Кэрол, просто об этом не знает? Да, точно, он ведет себя именно так. Будто он бессмертный и ничего с ним случится не может.
Но УЖЕ случилось. Он здесь, в подвале, беззащитный, с кровавой полосой через все лицо, оставленной кнутом, как кричащее доказательство того, что он не может себя защитить. Так может хотя бы сейчас пора прекратить строить из себя всемогущего Джека? Но нет, он не хотел меняться, изменять себе, даже теперь, продолжая на все смотреть свысока. Джек есть Джек. Упрямый и несгибаемый.
Кэрол не хотела видеть то, что будет делать с ним Кейт. Не хотела видеть его униженным, страдающим. Одна только мысль об этом уже причиняла ей невыносимую боль, наполняя ее сердце ужасом. И Кэрол поняла, что на самом деле совсем его не ненавидит, как считала. И подозревала, что его боль окажется для нее не менее мучительна, чем своя собственная. А издевательства над ним обернуться в ее душе еще большими страданиями. Если бы была возможность, она бы взяла это на себя, чтобы избавить его от этого.
Она была привыкшей к унижению, издевательствам, моральным страданиям, еще с детства научившись их стойко переносить. А вот он вряд ли. К унижениям он не привык. Наоборот, он не выносил ничего подобного. Ни обид, ни оскорблений, ни тем более унижений. Не выносил, потому всегда за них мстил.
Что с ним стало, когда Кейт отхлестала его кнутом! Как он взъярился, с каким трудом успокоился потом, и то, скорее, это было показное спокойствие, а внутри у него все кипело и бурлило, Кэрол была в этом уверена, зная его. О, он просто не мог вот так легко и запросто успокоиться после такого обращения.
А ведь Кейт еще ничего и не сделала, даже еще не начинала свои издевательства.
Все начнется только завтра.
Что она придумает? Будет глумиться над ними обоими. Мучить. Одного мучить, а другого заставлять на это смотреть. И это будет невыносимо, для Кэрол, по крайней мере, она это знала. Ему-то, может, будет и все равно до того, что Кейт с ней будет делать, ведь он никак не отреагировал, когда та ее лупила кнутом у него на глазах. Даже сообщник Кейт не выдержал и заступился, а он просто спокойно на это смотрел. Сказал, что не против, если Кейт отправит ее в могилу. Кэрол говорила, что ей все равно, и Кейт, и себе, но на самом деле это было далеко не так. Это причинило ей боль. Но она никогда этого не покажет ни Кейт, ни, тем более, ему. Ни Кейт, ни ему знать об ее чувствах ни к чему. Пусть думают, что ей все равно. Было бы хорошо, если бы и саму себя удалось в этом убедить. Тогда стало бы намного легче все это перенести.
А сейчас ей оставалось только сражаться с упрямым гвоздем, не желающим ей поддаваться, да набираться мужества перед тем, что предстоит завтра.