Кэрол провела в больнице неделю.
За это время ни Патрик, ни Джек ни разу ее не навестили.
Кэрол страдала, боясь, что потеряла сына, его любовь и уважение. Боялась, что он все-таки рассказал Джеку и Рэю о лисятах. Она пыталась утешиться мыслью, что они благословенные и неведомая сила в них не позволит, чтобы с ними случилось что-нибудь плохое. Не позволит Джеку им навредить. Но это было никчемным утешением. Какие бы они ни были, они не бессмертные.
Она понимала, что Джек не может в открытую с ней расправиться, из-за Патрика. Иначе он бы ее уже убил, Кэрол в этом даже не сомневалась, уверенная, что он ненавидит ее пуще прежнего из-за Тима. Она даже боялась представить, что думает Джек и что у него внутри. Он всегда ей говорил, что не потерпит измену, что убьет ее, если к ней прикоснется другой мужчина. И теперь узнал, что у нее есть этот другой. Да еще и не кто-то, а Тим. Более того, она отвергла его, Джека, на глазах у него и Патрика, унизила. Он говорил ей о своей любви, примирении, семье, просил пойти с ним, а она выбрала Тима. Но на самом деле дело было не в Тиме. Она не выбирала между Тимом и Джеком, как они подумали и как это выглядело. Она просто не хотела пойти с ним, Джеком, а у Тима искала защиты от него. Не поверила ни единому его слову. Ни о любви, ни о семье, ни о том, что все будет хорошо. В последний раз, когда она поверила, взяла его протянутую руку и пошла за ним, забыв обо всем на свете, поддавшись своей любви, он снова запер ее в подвале, угрожая расправой и смертью, не говоря уже о его намерении отправить ее до конца дней в дурдом, если он все-таки бы смилостивился и решил сохранить ей жизнь. Он считал ее сумасшедшей и опасной, она даже не сомневалась в этом.
Ее не огорчало то, что он не приходит. Наоборот, она со страхом ждала их встречи. Чтобы она не говорила, она его боялась, а теперь — как никогда. И старалась не вспоминать о том, что было в подвале. Об этом нелепом и странном забвении, которое почему-то их накрыло, где они перестали вдруг быть врагами и словно вернулись в прошлое, когда любили друг друга и были самыми близкими людьми… Когда занимались любовью, когда спали в объятиях друг друга… Она старалась забыть, с какой нежностью и любовью он снова прижимал ее к себе, как когда-то давно, казалось, целую вечность назад. Словно время вдруг повернулось вспять. Исчезло все, что было после того, как она обнаружила его ручку в спальне Даяны. И она лежала, прижималась к нему и беззвучно плакала от счастья, представляя, что это все на самом деле так, что это был всего лишь кошмар, страшный сон, от которого она пробудилась, оказавшись в его объятиях, рядом с ним, ее Джеком, только ее… И никогда они не расставались, никогда не становились врагами. Все это ей только приснилось.
Но все оказалось наоборот. Ее кошмар был реальностью, а эти мгновения в его объятиях, их любовь — наваждением, которое быстро развеялось. Они снова враги и ненавидят друг друга. И оказалось, что эти мгновения ничего не значили. Ничего, что она себе вообразила. Не было в нем никакой любви, а тем более нежности по отношению к ней, была только неприязнь и желание с ней расквитаться. И это не удивляло. Таков Джек. Он всегда таким был. И она никогда об этом не забывала.
В общем, об этом Кэрол старалась не думать, не желая причинять себя лишнюю бессмысленную боль. Она думала о Тимми и молилась о том, чтобы он выжил. С улыбкой и нежностью она вспоминала, как он, наконец-то, решился сказать ей о своей любви, как обрадовался, когда она выбрала, как он посчитал, его, а не Джека. Ее переполняло восхищение, когда она вспоминала его схватку с Хоком. Хок всегда казался несокрушимым, Кэрол помнила, с какой легкостью он справлялся с Рэем, тоже сильным и немаленьким мужчиной, как с ребенком. Но Тим словно и не заметил мощности ставшего на его пути великана, напав на него с такой быстротой и решимостью, что самого Хока этим шокировал. Не только напал, но и одолел, с легкостью, как показалось со стороны. Он мог его убить, но почему-то не захотел и просто вырубил. И тут же получил пули в спину. Его не смог остановить Хок, но остановил Джек. Подло, исподтишка, выстрелив в спину. Но когда подлость останавливала Джека? Для него все способы хороши, единственное, что его интересовало — это результат. Все вышло, как он хотел, он забрал жену и сына, одолев своего соперника, а как — уже не важно. Бедный Тимми! Джек не обладал внушительными ростом и силой, как он, Тим, или как Хок, но был опаснее их двоих вместе взятых, он привык побеждать, при любым обстоятельствах. И уж точно к нему не следовало поворачиваться спиной и оставлять без внимания, думая, что от него не может исходить угрозы, потому что он физически слабее. В нем была другая сила, и пока с этой силой никто еще не смог справиться. Но ничто не вечно. Непобедимых не бывает. И ее с Патриком видения о его смерти — тому доказательство.
Но пока еще Джек ходил в победителях, ни на миг не уронив свой статус, а Тим в очередной раз боролся со смертью, потерпев поражение.
Кэрол навещал Шон, каждый день, чему она была немного удивлена. Она не знала, делает ли он это по велению Джека, или по собственной инициативе, и не задавала ему этот вопрос. Она познакомилась с братом Джека, и была с ним приветлива. Он ей понравился. Это был приятный и доброжелательный парень, искренний и открытый. Он пытался скрыть от Кэрол любопытство, которое она в нем вызывала, но его попытки были тщетными. Он не умел притворятся, у него все чувства и мысли на лице были написаны. Он стеснялся и робел перед ней, еще не избавившись от своей чисто юношеской застенчивости перед женщинами. У Кэрол было много вопросов, но она не задала ему ни одного. Она узнала — Шон сам ей рассказал — что он живет у Джека, работает в его фирме и учится в университете.
Хок был внимателен к ней, но свое общество не навязывал, не беспокоил понапрасну, только когда она его звала, или когда сам хотел узнать, не нужно ли ей чего.
Кэрол смотрела телевизор или спала, набираясь сил для предстоящих испытаний, не легких, в чем она была уверена. Ничего хорошего за стенами этой больницы ее не ждало. Тем более во власти Джека.
Настал день, когда ее выписали.
За ней приехал Шон, и вместе с Хоком они поехали в аэропорт. Только тогда она узнала, что Джек и Патрик уже были в Сан-Франциско, поручив ее заботам Шона. Такое демонстративное пренебрежение с их стороны не предвещало ничего хорошего. К поступку Джека Кэрол осталась равнодушна, но то, что ее бросил Патрик, уехав с отцом, расстроило ее настолько, что она не проронила ни слова до того момента, как ее ввели в дом, в который она не думала когда-либо вернуться. Там ее никто не встретил, кроме Норы, которая даже не попыталась скрыть своей неприязни.
— Скройся, швабра, если не хочешь, чтобы я вырвала тебе твои наглые глаза! — скривив губы, бросила ей Кэрол с пугающей злостью.
Женщина в ужасе метнулась прочь. Шон шокировано уставился на Кэрол. Он успел проникнуться мнением, что она самая милая и безобидная из всех виденных им женщин, она была с ним мягкой и приветливой. Столь резкая перемена в ней его поразила. Словно сейчас перед ним появилась совершенно другая женщина. Женщина, способная привести в ужас и заставить удариться в бегство одними только словами и взглядом. Было очевидно, что Нора ее боялась. Познакомившись с Кэрол, пообщавшись с ней, Шон стал считать, что Джек слишком уж преувеличил, когда говорил, что она опасна, что психопатка. Ничего такого Шон в ней не заметил. Наоборот, она была тихая, спокойная и очень печальная. И он был очарован ею, ее красотой и нежностью, ее проникновенным взглядом, которым она заставляла его сердце замирать каждый раз, когда он смотрел в ее глаза. Глаз прекрасней и печальней он еще не видел. Теперь он понимал, почему его брат не мог ее забыть, искал, как одержимый, хотя сам Джек этого не признавал, утверждая, что ищет ее только ради сына, чтобы его найти, а она ему больше не нужна. Но это было не так, вранье, Шон это видел. Джек любил ее. И Шон не понимал, почему теперь, когда его семья все-таки нашлась, Джек был таким расстроенным. Понятно, что он сердился на жену, но к чему печалиться теперь? Брат пытался это скрыть, но Шон знал, что случилось еще что-то, о чем Джек не захотел ему рассказывать, и, наверное, именно это и являлось причиной, по которой его брат вдруг загрустил, что так на него было не похоже. Шон пытался спросить у Хока, но тот ничего ему не сказал. Это озадачило Шона. Он уже привык к тому, что Джек всем с ним делился. Что же такого произошло, что Джек не захотел сказать об этом ему?
Кэрол окинула взглядом холл, разглядывая все вокруг.
— Ничего не изменилось, — заметила она тихо и подошла к стеллажу с коллекцией Патрика, с удивлением отметив, как она увеличилась. Минуту она стояла неподвижно, изучая задумчивым взглядом новые фигурки, потом обернулась к Шону.
— Куда мне идти? Где моя новая камера заключения?
— Э-э… это должна была нам сказать Нора. Я сейчас узнаю. Хок, — Шон бросил взгляд на стоящего тут же великана, отдавая молчаливый приказ не спускать с Кэрол глаз. Тот только молча кивнул в ответ.
Кэрол терпеливо ждала, так и не сдвинувшись больше с места, не смотря больше по сторонам, опустив голову и уткнувшись взглядом в пол. Потом, когда вернулся Шон, покорно пошла за ним.
Он отвел ее в комнату для гостей, которая уже была подготовлена к ее приезду.
— Нора сказала, ужин будет через полчаса, — сказал Шон.
— Спасибо, Шон. Я не голодна. Я бы отдохнула, если можно.
— Конечно, как хотите, — кивнул Шон.
— Не называй меня на «вы». Не такая уже между нами большая разница в возрасте.
— Хорошо.
— А Патрик? Ты не знаешь, где Патрик?
Шон недоуменно и как-то виновато пожал плечами.
— Их нет. Они улетели. Отдыхать.
— Куда? — ошеломленно спросила Кэрол.
— Я… Джек не сказал, — Шон отчаянно покраснел.
Кэрол вздохнула, не став настаивать, сделав вид, что поверила.
— А когда вернутся тоже не сказал?
— Нет. Видишь ли, Джек сделал официальное заявление, что вы живы. Вы были похищены и со дня аварии находились в плену у Кейт Блейз. Такова версия. Он просил вас… тебя ее придерживаться. Вся шумиха, поднявшаяся вокруг этой истории, его страшно раздражала, и он решил уехать, пока все не уляжется, и пресса переключится на какую-нибудь другую сенсацию. Никто не знает, что ты здесь. Все считают, что ты улетела отдыхать с ними.
— Понятно. Значит, он решил меня все-таки не убивать. Какая неожиданность! — Кэрол горько усмехнулась и опустилась на постель. Она все еще ощущала слабость после болезни.
— Сегодня отдыхай, а завтра Джек велел тебе съездить к Жоржу, чтобы он привел тебя в порядок. И еще… — Шон замялся. — Он сказал, чтобы ты перекрасила волосы. Как раньше было. Ему не нравится твой цвет волос, он хочет, чтобы ты снова стала блондинкой.
Кэрол подняла на него возмущенный взгляд.
— А еще что он хочет? Я сама буду решать, как мне выглядеть и в какой цвет красить волосы.
— Тебе лучше подчиниться. Он сказал, что если к его приезду ты все еще будешь брюнеткой, он вообще тебя обреет. Его раздражают твои темные волосы. Если ты от них не избавишься, он сам это сделает.
Кэрол поджала губы, краснея от гнева.
— А какие трусы мне теперь себе покупать он не оставил распоряжение? Какой помадой губы красить, какой маникюр делать? Может, были указания по поводу тампонов? Говори, не стесняйся.
Шон побагровел и смущенно сжался.
— Не сердись, Кэрол. Я понимаю… Но он так сказал. Сама с ним разбирайся. Но мой тебе совет… не зли его. Он итак злой, как черт. Мне кажется, он потому и уехал…
— Чтобы меня не прибить — это ты хотел сказать?
— Да.
— Ладно, будет ему блондинка. Но с одним условием. Завтра на обратном пути ты позволишь мне заехать к Рэю.
— Но… я спрошу у Джека.
— Нет смысла у него спрашивать. Он не разрешит. Пожалуйста, Шон. Я очень люблю Рэя, он меня вырастил. Я по нему так соскучилась. Нет ничего плохого, если мы увидимся. Ты можешь меня сопровождать. Или Хок. К тому же, я слышала, что у Рэя появились дети. Мне любопытно на них взглянуть! А Джеку об этом знать не обязательно. Пожалуйста, Шон, сделай это для меня, и я буду послушной, не доставлю тебе никаких проблем. Буду тихой, как мышка.
— Я подумаю, — пробормотал Шон и ушел.
На следующий день, выйдя из салона красоты, она шокировала своих спутников, которые едва ее узнали.
Шон и Хок с открытыми ртами уставились на ее белые волосы, вьющиеся роскошными волнами до самой талии.
— Что такое? Что-то не так? — насмешливо осведомилась Кэрол, остановившись напротив них.
— Но они белые, — растерянно выдавил Шон. — По-моему, раньше у тебя были другие.
— Седые. Джек хотел, чтобы было, как раньше.
— Думаю, он не это имел в виду.
— Правда? Ой. Значит, я не правильно поняла. Но он же хотел блондинку. Я теперь блондинка. Только платиновая. Это модный и красивый цвет, разве нет? Жемчужный блонд, называется. Мне не идет? Вам не нравится?
— Нет, нравится. Тебе идет. Очень красиво… — Шон протянул руку и коснулся ее волос. — Они такие блестящие, так переливаются… и правда, как жемчуг.
— Хок, а ты что скажешь? — Кэрол тепло посмотрела на молчаливого телохранителя. Тот расплылся в обаятельной белозубой улыбке.
— Вы прекрасны, миссис. Мне так больше нравится, чем черные. Вы сияете теперь, как луна.
— Вот и хорошо. Тогда поехали, — Кэрол решительно направилась к машине. Хок поспешил ее обогнать, чтобы услужливо открыть дверцу. Кэрол, весьма довольная собой, изящно опустилась в кресло. Она была уверена, что Джеку не понравится то, что она сделала с волосами. Она прекрасно поняла, что он от нее хотел.
После встречи со старым другом, Жоржем, который встретил ее с распростертыми объятиями и слезами, настроение ее значительно улучшилось. Он охал и всплескивал руками, когда разглядывал ее синяки на лице, пришел в ужас от ее ногтей и, засучив рукава, принялся за работу. Когда она заявила, что хочет, чтобы он покрасил ее волосы так, чтобы она стала седой, он пришел в ужас.
— Я не знаю, что ты пережила в этом плену, но никогда не поверю, что ты там сошла с ума настолько, что сознательно решила себя изуродовать. Ты же моя принцесса, красавица! Бедная Куртни в гробу перевернется, если ты себя обезобразишь.
— Я уже седая, Жорж. До последнего волоска белая. И, честно говоря, ужасно устала уже постоянно подкрашивать свои седые корни.
— Еще бы, с таким темным цветом волос! Я понимаю тебя. Но это не значит, что надо плюнуть на свои волосы и их обезобразить.
— Это не все. Видишь ли, мой муж говорит, что я очень стала похожа на маму. Он видел ее всего один раз, и при этом она была белая, как молоко. Тоже рано поседела. Так вот, я хочу сделать ему сюрприз и стать на нее похожей еще больше. Он будет в восторге.
— Ну, хорошо, уговорила. Только я сделаю так, как посчитаю нужным, хорошо? Ты мне доверяешь?
— Конечно, дорогой. Я полностью в твоих гениальных руках.
Жорж долго выбирал краски, смешивал, что-то бормоча себе под нос, пока, наконец, не остался доволен.
— У тебя будут самые красивые волосы в мире, моя принцесса! Это будет шедевр!
— Надо же, — заметил он с лукавой улыбкой уже позже, возясь с ее волосами. — Я вижу, когда ты была в плену, тебе разрешали посещать парикмахера. Волосы покрашены профессионально. Смешаны четыре краски, и это марка, которую на витринах супермаркета не найдешь. Эта краска есть только в салонах.
— Да, Жорж, Кейт Блейз очень трепетно относилась к моему внешнему виду! — Кэрол рассмеялась, не удивляясь тому, что провести Жоржа не так-то просто. Он тоже посмеялся, но с расспросами лезть не стал. Он всегда отличался деликатностью и не совал нос, куда не надо.
В комнате, которую для нее выделили, Кэрол в шкафу нашла всю свою одежду, которую оставила, сбегая из дома в последний раз. Джек ничего не выкинул, сохранив все до нитки. Надо же, как трогательно — хранить вещи погибшей жены! Даже ее косметику, которую Кэрол отправила в корзину для мусора. От Жоржа она вышла с большим пакетом новой. Гардероб тоже нужно было обновить. Раз она теперь снова Кэрол Рэндэл, то не пристало ходить в одежде, почти два года пролежавшей в шкафу. Хотя оставаться Кэрол Рэндэл долго она не планировала.
Полный восхищения взгляд Шона, которым он на нее смотрел после того, как она вышла из салона красоты, приободрил ее. Сердце ее взволнованно трепетало в груди в предвкушении встречи с Рэем, от радости перехватывало дыхание. А при мысли, что она увидит, наконец-то, своих малышей, у нее на глаза наворачивались слезы.
Дверь ей открыла Дороти.
Издав радостный вопль, та с громкими рыданиями стиснула Кэрол в объятиях.
— Моя девочка! Моя девочка! — повторяла она, как заведенная. Кэрол, обняв ее за плечи, зашла в дом. Следом за ней бесшумной тенью шел Хок. За ним Шон.
— Дороти, это ты кричала? Что случилось? — раздался сверху встревоженный голос Рэя, сбегающего по лестнице. Увидев Кэрол, он резко остановился.
— Кэрол! — выдохнул он ошеломленно, не поверив своим глазам.
Но уже в следующее мгновение он слетел вниз по лестнице и, подхватив девушку, со стоном прижал к груди. Кэрол уткнулась лицом ему в шею, обхватив ее руками.
— Я не одна, — предостерегающе шепнула она ему на ухо, опасаясь, как бы он в порыве радости не вздумал ее поцеловать. Он поднял взгляд.
— Вижу.
Взяв в ладони ее лицо, он заглянул ей в глаза и широко улыбнулся. Потом наклонился и горячо поцеловал в щеку.
— Рад, что с тобой все в порядке. Я чуть с ума не сошел, когда ты пропала. Когда я последний раз разговаривал с Тимом, он сказал, что Патрик знает, где ты, и они едут за тобой. А потом они пропали. Они нашли тебя? Что случилось? Почему ты опять у Рэндэла? Он первый тебя нашел? Но как он узнал? Когда по телевизору объявили, что ты жива…
— Я все расскажу, подожди, — прервала его Кэрол, отстраняясь. Но он снова притянул ее к себе, обхватив за талию рукой.
— Джентльмены, — Рэй кивком поприветствовал наблюдающих за ними мужчин. — Проходите, прошу вас. Мы как раз собирались обедать, присоединитесь?
— Можно, — кивнул Шон.
— Через пять минут все будет готово, — улыбнулась Дороти и умчалась.
— До меня дошли слухи, что ты теперь папа, — пытаясь не показать своего волнения, с улыбкой проговорила Кэрол, разглядывая Рэя, и чувствуя, как же сильно она по нему соскучилась. Он совсем не изменился. Разве что чуть-чуть. Стал выглядеть старше. Но даже теперь до своих годов ему было далеко. Он выглядел так, будто был одного возраста с Джеком. Но теперь Кэрол этому не удивлялась. Перед ней был все тот же молодой, пышущий здоровьем и энергией мужчина.
Он тоже не отрывал от нее взгляд, жадно разглядывая. Кэрол смутилась и отвела глаза, заметив в его взгляде знакомый томный огонь. По телу ее вдруг прошла дрожь. Кэрол снова отстранилась от него, даже на шаг отступила.
— Да, я теперь папа. Хочешь познакомится с моими мальчиками? — он лукаво улыбнулся.
— Конечно! Можно?
— Они в детской. Няня как раз собралась укладывать их спать. Пошли, я покажу. Джентльмены, располагайтесь, мы спустимся через пару минут, и пойдем обедать. Бар в вашем распоряжении.
— Спасибо, — Шон кивнул и подошел к бару. — Хок пойдет с вами.
Рэй нахмурился, но Кэрол вздохнула с облегчением, вовсе не возражая против присутствия Хока. Она боялась остаться с Рэем наедине.
— А где ты сделал детскую? — с любопытством спросила она, поднимаясь по лестнице. Рэй шел следом, и она, обернувшись, поймала его взгляд на своих ягодицах. Смущенно отвернувшись, она порозовела. Господи, ничего не изменилось. И он не изменился.
— Я переделал нашу с Куртни спальню. Эта комната, не считая твоей — самая светлая в доме. Твоя комната для меня неприкосновенна. А вот наша спальня подошла идеально. Я в ней больше не живу, а Куртни не была бы против. Я сам там все сделал, пойдем, скажешь свое мнение, — он поравнялся с ней, перепрыгнув сразу через три ступеньки, и взял ее за руку. Кэрол не воспротивилась. Пусть лучше идет рядом и держит ее за руку, чем сзади пялится на ее задницу и распаляется, думая о чем не надо.
Рэй распахнул перед ними дверь и повернулся к Хоку.
— Прошу!
Кэрол вошла в комнату, но Хок остановился.
— Я здесь подожду.
Войдя следом за Кэрол, Рэй закрыл дверь. А она уже держала малышей на руках и осыпала горячими поцелуями сквозь слезы под ошеломленный взгляд застывшей няни.
— Все в порядке, Прис. Это… их тетя. Можешь пока сходить пообедать.
Няня вышла. Кэрол, прижимая к себе детей, опустилась в кресло.
— Ну, давай, рассказывай! — нетерпеливо бросил Рэй, присев рядом на корточки и не отрывая от нее пытливого горящего взгляда. Кэрол вкратце ему все рассказала с того момента, как ее похитили, упуская некоторые детали. Рэй ни разу не перебил, слушая ее с широко раскрытыми глазами.
— Значит, Тим… погиб? — глаза его сузились, радостно заблестев.
— Нет, — решительно ответила Кэрол, тряхнув волосами.
— Откуда ты знаешь?
— Просто знаю.
— Ладно. Бог с ним. А что Рэндэл? Сейчас он меня больше интересует. Раз объявил на весь мир, что ты жива, стало быть, убивать тебя не планирует?
Кэрол пожала плечами.
— Нет, не планирует. Если бы хотел, избавился бы по-тихому, никто бы и не узнал. Ничего он тебе не сделает. Я так и думал, — он положил ладонь ей на коленку и погладил. — Кэрол…
— Рэй, не надо. Пожалуйста.
— Когда ты собиралась сказать мне о детях? Или вообще не собиралась?
Она не ответила, отвернувшись, и заговорила с детьми, сидящими у нее на коленях. Рэй наблюдал за ней, не отводя глаз.
— Как они? Плачут по мне? — не смотря на него, спросила она.
— Поначалу плакали. Теперь привыкли. Что ты собираешься делать, Кэрол?
— Я пока не знаю. Но нельзя, чтобы Джек узнал, что лисята мои. Пока они побудут у тебя.
— Пока? Что это значит? Кэрол, давай уедем. Я готов бросить все. Заберем детей и уедем куда-нибудь на край земли. Касевес нам поможет. Рэндэл нас не найдет. Я люблю тебя, к тому же у нас теперь дети…
— Тихо, Рэй, Хок может услышать!
— О, Кэрол, я так скучал… Без тебя мне свет не мил. Нет жизни без тебя. Только боль и пустота… и больше ничего, — приподнявшись, он стал на колени и, схватив ее за шею, наклонил и прижался к ее губам в голодном поцелуе. Кэрол, руки которой были заняты малышами, не смогла его отстранить.
Стук в дверь прервал его жадным поцелуй.
— Прошу прощения. Зовут к обеду, — раздался за дверью вежливый голос Хока.
— Ага, идем, — отозвался Рэй и сорвал еще один поспешный поцелуй, не в силах оторваться от девушки.
— Рэй, пожалуйста, займи их, я хочу побыть с детьми еще, — взмолилась Кэрол.
— Хорошо, — он кивнул. — А Патрик? Почему он не пришел? Я так по нему соскучился.
Кэрол отвела взгляд.
— Мне пришлось рассказать ему о нас… о детях, чтобы он не сказал о них Джеку. Прости, Рэй.
Он присел на пятки, сразу поникнув.
— Он теперь меня ненавидит? — подавлено шепнул он.
— Не больше, чем меня. Он сердится. Они с Джеком уехали куда-то отдыхать. Я не говорила с ним больше после того, как сказала. Я боюсь, что он все-таки скажет Джеку.
— Скажет, значит скажет. Тут уж мы ничего поделать не можем. Не бойся, солнышко. Детей он не тронет, а я… ну и что… все равно я никому не нужен.
— Как не нужен? Не говори так.
— Если ты собираешься забрать детей и опять сбежать, а меня оставить одного… лучше пусть он меня убьет. Хоть мучиться перестану.
Глаза Кэрол медленно наполнились слезами. А он встал и подошел к двери. Обернувшись, посмотрел на нее с детьми на руках, пристально, долго, словно пытался запомнить.
— Тебе идет этот цвет волос. Необычно, но очень красиво. Ты похожа на Снежную королеву. Льдинки в глазах, снег на голове… И такая же холодная. Снова. Я вижу, ты боишься меня. Потому что однажды уже растаяла, и боишься, что это случится снова. И случится. Потому что мой огонь сильнее твоего льда.
Отвернувшись, он вышел, оставив ее одну с детьми.
***
С тревогой Кэрол ожидала возвращения Джека и Патрика.
Но возвращаться они не спешили. Прошло семь дней, прежде чем она вдруг расслышала их голоса. Она вскочила и бросилась к двери, забыв о том, что она заперта. Шон продолжал держать ее взаперти. Прижавшись к двери, она прислушалась. Голоса стихли. Но к ней они так и не пришли. Патрик не пришел.
Сидя в кресле у приоткрытого окна, она беззвучно плакала, смотря на небо, когда ключ в замке вдруг повернулся, после чего раздался тихий стук в дверь. Это был Шон или Хок, они всегда стучали и не входили, пока не получали разрешения. Джек бы вряд ли постучался. Да и Патрик к этому не был приучен.
— Да?
Дверь приоткрылась и на пороге показался Шон.
— В семь будет ужин. Придут гости. Джек сказал тебе привести себя в порядок, красиво одеться и спуститься к тому времени.
— Понятно. Еще приказы от господина будут или это все?
Шон покраснел.
— Кэрол, не надо так. Не зли его.
— Ой, прямо трясусь от страха, — Кэрол фыркнула. — А Патрик будет на ужине?
— Конечно.
— Тогда передай этому рабовладельцу, что я спущусь. Только не забудьте отпереть мою дверь. А что хоть за гости? С каких это пор он собирает дома гостей? Раньше за ним такой привычки не было.
— Теперь есть. Разные гости. Политики, юристы. Журналисты. Он сенатор. Все эти люди придут выразить тебе свое почтение. Он устраивает этот прием в честь вашего с Патриком возвращения. Так что ты должна вести себя соответственно. Ты теперь жена сенатора, помни об этом.
— Надо же, какая честь. А он не боится, что я скажу или сделаю что-то не так? Например, скажу, что он держит меня взаперти?
— Не знаю. Может, и боится. Но у него нет выбора. Он публичный человек. Он должен представить свою жену обществу. Многие до сих пор не верят в твое воскрешение. Он объявил, что ты жива, но тебя до сих пор никто не видел. Он не может прятать тебя вечно.
— Это хорошо. Кроме того, что я не жена сенатора, а его рабыня. По-моему, много для меня чести. Тогда передай ему, что для такого вечера у меня нет подходящего наряда. Я не могу надеть то, что два года пылилось в шкафу.
На лице Шона отразилась растерянность.
— Хорошо, передам.
— Мне нужно платье, туфли, украшения. Соответствующие статусу.
Шон ушел, но уже через десять минут вернулся и сказал ей собираться. Джек разрешил ей выйти и вместе с Хоком поехать и купить все, что ей нужно. Кэрол не нужно было уговаривать.
***
Снежная королева. Кэрол понравилось, как назвал ее Рэй. Смотря на себя в зеркало, она согласилась, что и вправду могла бы сейчас сойти за этого сказочного персонажа. Ее внешность и раньше была холодного типа, а теперь, с такими волосами стала просто «ледяной». Кэрол улыбнулась сама себе в зеркало, забавляясь таким сравнением. Синяки уже сошли, на лице не осталось никаких следов побоев. Она хотела досадить Джеку, но ее новый образ неожиданно понравился ей самой.
К нему она подобрала платье холодного бледно-голубого оттенка, точнее это была ткань-хамелеон, серебристо — белая, но отливающая отчетливой голубизной. К нему она купила дорогущий бриллиантовый гарнитур, не поскупилась и на платье, туфлях, со злорадным удовольствием тратя деньги Джека. Хок с невозмутимым видом расплачивался его кредиткой, казалось, что он вообще не видел сумм, которые она тратила. Воспользовавшись предоставленной возможностью, она накупила себе еще и новых вещей и обуви. Сумочек, украшений.
Хок с трудом все дотащил до ее комнаты, с ног до головы увешанный пакетами, которые чуть ли не в зубах тащил. Ни Джека, ни Патрика Кэрол за целый день так и не увидела.
Стараясь не замечать ноющую боль в груди, вызванную нежеланием сына ее увидеть, Кэрол приступила к приготовлениям. Приняла ароматную ванну. Потом долго наносила макияж, укладывала волосы.
И теперь, любуясь на себя в зеркало, она осталась полностью довольна тем, что видела.
Ключ в замке повернулся.
— Входи, Шон, я уже готова. — сказала она, и, набрызгав облако новых духов, стала под него, с наслаждением впитывая в себя восхитительный аромат. И замерла, увидев в зеркале не Шона, а Джека.
Он застыл на пороге, изумленно смотря на нее.
— Что это? Что ты сделала с волосами?
— А что? — Кэрол обернулась, вызывающе встретив его взгляд. — Ты хотел, чтобы я стала блондинкой. Я блондинка. Что опять не так?
— Но я имел в виду, чтобы ты вернула себе прежний цвет волос, какой у тебя всегда был раньше.
— Правда? Ну, извини, надо было уточнять. Сказал, блондинка. А блондинки разные бывают. Если не разбираешься, нечего командовать.
— Издеваешься? Мне не нравится. Ты… так ты стала еще больше похожа на Элен. Завтра же перекрасься.
— Еще чего! И не подумаю. Мне нравится. Это мои волосы, я не собираюсь тебе угождать. Плевала я на то, что тебе нравится, а что нет, понял? И не надо грозиться, что обреешь меня. Брей. Не смертельно. Мать уже меня брила… я от этого не умерла. А что до Элен… так я не похожа. Я и так Элен, разве ты забыл? А Кэрол больше нет.
Джек побагровел, сверля ее потемневшим взглядом.
— Ладно, потом поговорим. А сейчас пойдем, нас уже ждут. И пеняй на себя, если ты меня опозоришь.
— Так может, мне лучше остаться здесь?
— Пошли, я сказал, — он грубо взял ее под руку и вывел из комнаты.
Только тогда Кэрол увидела, что за спиной у него стоит Патрик.
— Сыночек! — она потянулась к нему, наклоняясь. — Привет!
— Привет, — холодно ответил он и взял Джека за руку, не пожелав к ней подойти. Руки Кэрол огорченно повисли. Джек снова взял ее под руку, сжав плечо пальцами, и повел к гостям. Парик, держа его за руку, шел по другую сторону, нарядный и красивый. На Джеке был великолепный черный костюм, прекрасно сидевший на его стройной фигуре, галстук, на манжетах белой рубашки из под рукавов пиджака поблескивали драгоценные запонки. Кэрол уловила запах его любимого парфюма, смешанного с табаком. Такой хорошо знакомый ей запах, его запах… Она вспомнила, как разыграл ее Кевин, надушившись таким же ароматом, пытаясь ее напугать, прикинувшись Джеком. И как она его разоблачила, не почувствовав в этом запахе табака. Вот теперь это был именно тот запах, который она знала и помнила. Который ей так нравился.
Когда они появились перед гостями, Джек ослабил хватку и почти с нежностью приобнял ее за талию. Кэрол не воспротивилась.
Она была вежлива и приветлива с гостями, смеялась и принимала многочисленные комплименты, чувствуя на себе настороженный взгляд мужа, который за ней наблюдал, не выпуская из вида, опасаясь, что она что-нибудь выкинет. Но он напрасно беспокоился. Кэрол не собиралась выставлять на показ то, что происходило между ними. Она вела себя так, как от нее ожидали. Изображала счастливую женщину, вернувшуюся домой после тяжелого и страшного испытания. О том, что с ней произошло, никто не осмелился задать ей ни одного вопроса, даже журналисты. А еще она замечала, что Джек не просто за ней наблюдает, но еще и разглядывает, и сердце ее при этом взволнованно колотилось. Она поняла, что он остался доволен ее видом, несмотря на то, что говорил о ее волосах. И что ему нравится, что на его жену смотрят с восхищением и восторгом, что находят ее такой красивой. И пытался не замечать, как скользят мужские взгляды по ее роскошному телу, не показать своей ревности и душившей его ярости от того, что не мог ни на минуту забыть о том, что она была с другим мужчиной… с этим наглым молокососом, возомнившем из себя невесть что, которого, как он надеялся, он отправил на тот свет.
Вечер прошел безупречно.
Около одиннадцати гости разошлись.
Провожая взглядами последнего гостя, они стояли у входной двери на улице, все еще демонстрируя идеальную семью — Кэрол, Джек, Патрик и Шон.
— Почему все так быстро ушли? Еще же совсем рано! — досадовал Патрик. — Что мы теперь будем делать — спать? Но я не хочу!
— Хорошо, Рик, никто тебя не заставляет спать. Можете сходить с Шоном в игровой клуб.
— Правда? Здорово! Шон, пойдем, папа разрешил!
— Но уже поздно, — попыталась возразить Кэрол. — Рик, завтра сходите.
Но на нее никто не обратил внимание, словно ее вообще не существовало и никто ее даже не услышал. Взяв Шона за руку, Патрик стащил его по ступенькам.
— Хок, проводи мою жену к себе, — даже не взглянув на нее, приказал Джек стоявшему тут же телохранителю. Тот кивнул и вежливо распахнул перед Кэрол дверь.
Больше ничего не сказав, Кэрол ушла. Но не успела она оказаться в своей комнате, как почти следом за ней зашел Джек.
Кэрол приросла к полу, настороженно смотря на него. В мысли ее закралось смутное неприятное подозрение — не отправил ли Джек Патрика из дому намеренно, чтобы… Чтобы что?
Сердце ее в страхе забилось, она невольно отступила, пятясь назад.
Джек молчал, откровенно ее разглядывая.
— Раздевайся, — сухо велел он.
— Что?
— Что слышала.
Кэрол вытянулась, напряглась, стиснув челюсти. Но не подчинилась, продолжая стоять на месте.
— Раздевайся, — повторил он с такой ненавистью в голосе и взгляде, что Кэрол задрожала.
— Нет.
Не двигаясь, она наблюдала, как он неторопливо снял пиджак и бросил его на стул. Дыхание ее перехватило, когда он расстегнул ремень и медленно вытащил его из брюк. Сжав его концы в кулаке, он снова посмотрел на нее.
— Раздевайся, шлюха.
— Я не шлюха!
— А кто же ты?
— А ты?
— Я мужчина!
— А я женщина! — Кэрол подавила в себе страх, вызывающе смотря на него.
— Ты не женщина, ты — моя жена! — он медленно наступал, бледный от ярости. — Изменила мне, рога наставила… с этим мальчишкой! Или не только с ним? Может, еще были? Потаскуха! Снимай свой тряпки, я сказал, дрянь!
Кэрол отпрянула назад, когда он взмахнул рукой и ударил ее ремнем. Стиснув зубы, она даже не вскрикнула, несмотря на резкую боль, которая обожгла ее тело. Она видела, что он потерял над собой контроль. С рычанием он загнал ее в угол, продолжая бить. Закрываясь руками, Кэрол сползла по стене на пол, и, прижавшись к ней спиной, подобрала ноги, сжавшись. Закрыв лицо руками, она поначалу терпела, но это еще больше его разозлило. А потом боль стала невыносимой. Она стала стонать, потом вскрикивать. И испугалась, увидев его лицо, почерневшее, перекошенное от боли и ярости.
— Понравилось, шваль? Понравилось с ним трахаться? Я отобью в тебе охоту, похотливая сучка… Воет она по нему, скулит, рыдает… тварь… Его жена она теперь, видите ли… Я покажу тебе, чья ты жена, напомню, раз забыла! Забыла меня… я тебе напомню…
Кэрол закричала, не в силах больше терпеть боль, поняла, что он ее сейчас убьет. Забьет до смерти. Даже Кейт не била ее с такой жестокостью, с такой беспощадностью.
— Джек! — взмолилась она, не выдержав.
— Не любишь меня больше, да? Не хочешь? Строптивая какая стала, дерзкая, посмотрите на нее! Я выбью из тебя спесь! Напомню, перед кем ты должна раздвигать свои ноги, раз забыла! И мне плевать, хочешь ты или нет!
Кэрол расслышала в его голосе боль, уловила в нем дрожь, и бросила на него удивленный взгляд.
— Убью тебя! Сдохни, тварь! — кричал он, не замечая, как по щеке его медленно катится слеза.
— Папа! Папа! Не надо! Остановись! — вдруг раздался рядом испуганны голос Патрика.
Мальчик бросился между ними и обхватил его руками, сжав со всех сил.
— Пожалуйста, папа!
Джек попытался его оттолкнуть, но мальчик вцепился в него мертвой хваткой. Кэрол тем временем распласталась на полу, тихо постанывая. Бросив на нее взгляд, Патрик оторвался от Джека и, упав на колени, обнял ее.
— Мам… мамочка! — он вдруг расплакался, порывисто сжимая руки вокруг нее. Потом повернул перекошенное лицо к отцу.
— Не смей ее трогать! Не смей! — прорычал он не своим голосом, низким, хриплым, злым. — Или я убью тебя!
Джек ошеломленно застыл на месте, смотря на него.
— Рик… я не хотел… я просто разозлился… сильно разозлился…
— Уходи! Уходи! — Патрик вдруг вскочил и, наклонившись вперед, стал наступать на него, угрожающе, решительно, стиснув кулаки и оскалившись от ярости. Казалось, еще мгновение, и он набросится на него и начнет рвать зубами, как дикий зверь.
Джек непроизвольно отступил, изумленно смотря на него. А Патрик протянул руку и, схватив ремень, дернул, пытаясь у него его вырвать. Джек разжал пальцы, позволив ему это. Тогда мальчик с отвращением отшвырнул ремень в сторону и, отвернувшись, наклонился к Кэрол.
— Вставай, мам, не бойся, — он снова обнял ее, пытаясь поднять с пола. — Что ты сделал… что ты сделал, посмотри! Она вся в крови, у нее же еще те раны не зажили… Мамочка, тебе очень больно?
Кэрол почти удалось встать, но в глазах потемнело, и она почувствовала, что падает. Патрик закричал, судорожно вцепившись в нее в попытке удержать. Потом она почувствовала удар о пол, и сознание ее окончательно покинуло.
Доктора не звали. Хок сам обработал ее раны и перевязал.
Патрик не отходил от нее, держал за руку, с жалостью смотря влажными глазами.
— Не бойся, мам. Он больше не тронет. Я не позволю ему. Я сказал, что если он еще раз поднимет на тебя руку, мы опять от него сбежим.
— Ничего, сыночек, все нормально, — Кэрол улыбалась, счастливая от того, что он снова с ней и больше не сердится. — Ты все еще любишь меня? Не ненавидишь?
— Нет, конечно, скажешь тоже! Не переживай. Я люблю тебя. Ты же моя мама. Лучшая мама в мире, — он погладил ее по голове. — Я подумал… и решил, что папа сам виноват, он же первый начал. А кто первый начал, тот и виноват. Если бы мне изменила жена, я бы тоже ей изменил, в отместку. Я ничего ему не сказал. И не скажу, не бойся. Но на Рэя я все-таки сержусь.
— Он так расстроился…
— А как он хотел? Я могу понять тебя, почему ты так поступила. А его понять не могу. Он не должен был.
— Сынок…
— Мам, я не хочу сейчас говорить об этом. Давай не будем, — он ласково гладил ее волосы. — Мне нравятся твои новые волосы. Они такие красивые.
— Папа сказал перекрасить. Ему не понравилось.
— Врет! Все ему понравилось, я видел, как он на тебя смотрел весь вечер. Ты все еще ему нравишься, очень. Я бы понял, если бы ты ему не нравилась больше… а так я не понимаю, зачем ему нужна была тетя Даяна. Я у него спросил, но он что-то пробубнил себе под нос, я так и не понял. В общем, он не захотел со мной об этом говорить. Прости его, мам… он просто взбесился. Он мне пообещал, что больше так не будет. Я наблюдал за ним. Он все время такой грустный. Наверное, потому что думает, что ты его больше не любишь. Это все из-за Нола. Скажи ему, мам, скажи, что ты его любишь, что тебе, кроме него, никто не нужен. Что ты была с Нолом только ради того, чтобы спасти ему жизнь. Я ему говорил, но он мне не верит. И злится. Очень злится. Мне даже страшно. Я никогда его таким не видел.
— Я тоже. Но он не поверит нам, сынок. Не надо тебе пытаться ему что-то объяснить. Он уверен, что я сумасшедшая и просто забила тебе голову своими бредовыми идеями. Не дай бог, еще подумает, что и с тобой что-то не так. Бросится тебя лечить, как меня. Не надо, сынок. Молчи. Мы сами разберемся. Мы съездим к Луи… Я что-нибудь придумаю. Давай скажем, что тебе просто захотелось во Францию, что тебе понравилось там, когда ездил с дедушкой. Возьмем с собой Хока, и Шона, чтобы он не боялся, что мы сбежим.
— Ну… можно попробовать так. Только надо, чтобы он успокоился. Пока он такой, он никуда нас не отпустит.
— Тогда подождем.
— У нас не так много времени, мам. Нол жив. Как только сможет, он придет. Оба они придут. И тогда мы не сможем спасти папу. Лучше бы Нол умер, — добавил мальчик с горечью. — И почему он такой живучий?
— Рик, не надо так говорить, пожалуйста. Он же стал твоим другом.
— Какой он мне друг, он же хочет убить папу. Нет, мам, он наш враг. И Исса тоже. Хоть они мне и нравятся, — мальчик грустно помолчал.
— Рик, на этой неделе истекает срок пребывания Дженни в пансионате. Мы должны оплатить счета и забрать ее. Иначе ее вернут тете вместе со счетом из пансионата, а та наверняка отправит ее в приют.
— Я помню, мам. Когда ты пропала, мы с Тимом ездили к ней один раз, все рассказали, объяснили. Я уже отсюда ей звонил, рассказал, что ты нашлась, что мы теперь здесь… Я обещал ей, что мы ее заберем. Но… я говорил с папой. Он отказался, — в голосе мальчика послышалась неприкрытая обида. — Наотрез. Я так просил его. Умолял. Говорил, какая она хорошая, красивая, даже показал ему ее фотографию. И знаешь, что он сказал мне? Что в моей жизни будет еще много красивых девочек. А с дочерью маньяков и психопатов лучше не связываться. Что это он из своего личного опыта знает. Это он тебя имел в виду, да, мама? То, что Элен была маньячкой и психопаткой, а ты ее дочь?
— Да, наверное. Кого же еще? — Кэрол пожала плечом. — Не проси его, Рик. Это бесполезно. Он никогда не согласится взять в свой дом, в свою семью дочь Мэтта. Он его ненавидел.
— Я обиделся на него. Очень. Я думал, он не будет против. Что ему жалко, что ли? Чем она ему помешала бы? У нас такой большой дом. Он даже не захотел с ней познакомиться. А ведь если бы он только ее увидел, она бы ему сразу понравилась, обязательно бы понравилась, несмотря на то, что она дочь Мэтта. Он бы увидел, какая она хорошая и согласился.
— Не думаю, сынок. Не рассчитывай на это.
— Но что же нам тогда делать?
— Сходи к Рэю. Он знает о Дженни, он уже ей помог. Если бы не он, ее бы уже не было в этом мире. Он не откажет. Попроси, чтобы он ее забрал, чтобы пока она побыла у него.
Патрик нахмурился, явно недовольный ее предложением.
— Не хочу я к нему идти… а тем более просить, — процедил он сквозь зубы.
— Даже ради Дженни? Позволишь, чтобы ее забрали в приют? После того, как мы ей обещали, что будем о ней заботиться? Ей нельзя в приют с таким сердцем…
— Ладно, я схожу к Рэю. Ради Дженни.
Кэрол улыбнулась.
— Тогда мне нужно будет позвонить ее тете и договориться, чтобы она отпустила Дженни с Рэем. И Рэю позвонить. Надо будет, чтобы ты выпустил меня или принес телефон сюда.
— Это без проблем.
— Но как ты достанешь ключ от моей двери? Вряд ли его оставляют в дверях.
— Стащу. Если понадобится, даже из кармана папы. Что же, Исса зря меня учил воровать и чистить карманы? — мальчишка озорно засмеялся. — Я знал, что такие навыки никогда не помешают!
Кэрол тоже рассмеялась и с любовью потрепала его по густым темным волосам.
— М-да, бедный Рэй, — вздохнула Кэрол. — Сделали мы из него няньку. Спихнули на него лисят, теперь еще и Дженни приправим.
— Ну, он же всегда ныл, что ему одиноко, тоскливо, вот пусть теперь развлекается, — Патрик усмехнулся. — Это же на время. У нас просто другого выхода сейчас нет. Не переживай по этому поводу, мам.
— Я так тоскую по лисятам.
— Потерпи, мам. Мы что-нибудь обязательно придумаем. Все разрулим, вот увидишь. И я поговорю еще с Луи. Может, он сам сможет сюда приехать, раз у нас не получается. Он поможет нам, вот увидишь.
Они долго еще разговаривали, потом Патрик ушел, а Кэрол осторожно повернулась на бок, морщась от боли в избитом теле, и уснула.
Ее разбудил щелчок замка.
Открыв глаза, она приподняла голову, сонно смотря на дверь.
Увидев Джека, она с трудом сдержалась, чтобы не вскрикнуть. Сердце ее заколотилось от страха. С досадой она ощутила, что с момента их последней встречи храбрости в ней значительно поубавилось. Невольно взгляд ее скользнул на его руки, проверяя, нет ли в них ремня. Нет, ремня не было, но был какой-то пакет.
— Что? Что тебе опять нужно? — прошипела она, не сумев сдержать ненависти.
— Как это что? — с притворным удивлением отозвался он. — Что еще может быть нужно мужу от жены ночью?
— Что? Ты издеваешься? Да на мне живого места нет!
— Сама виновата. Надо быть с мужем ласковее. И сейчас ту же самую ошибку допускаешь. Урок не подействовал?
— Ошибку я допустила, когда замуж за тебя вышла.
— Вышла, значит терпи.
— Опять издеваться пришел? Только я тебя все равно не боюсь! Хоть убей!
— Убил бы, с удовольствием, да не могу. Сына жалко. А вот поиздеваться я не против.
Кэрол сидела на кровати, подтянув ноги к груди и встревоженно смотря на него большими глазами.
— Да ладно, расслабься, — он улыбнулся в темноте, но Кэрол совсем не понравилась эта улыбка. — Не бойся, я мириться пришел.
Кэрол не поверила ему, ни на миг.
— Ты врешь, — отрезала она.
Он засмеялся.
— Нет. Правда пришел. Видишь ли, мне совсем не нравится, как на меня смотрят Шон и Хок, с таким осуждением, обидел, видите ли, бедную беззащитную женщину. Патрик вообще надулся и не разговаривает. Не нравится мне, что ты у нас жертва несчастная, а я монстр этакий. А еще не нравится, как ты себя ведешь, нагло, демонстративно меня ненавидя. Ты меня унизила, оскорбила, и продолжаешь это делать таким своим поведением. Я твой муж, ты должна меня уважать. И обожать.
Кэрол вдруг рассмеялась.
— Разве у кого-то есть сомнения, что я тебя обожаю? Как не обожать, особенно после того, что ты со мной сегодня сделал! Да любовь и счастье из меня так и плещут, разве не видно?
— Вот и хорошо, — он кивнул и подойдя к кровати, сорвал с нее одеяло. — Тогда сделай своему обожаемому мужу приятно.
Кэрол метнулась в строну, попытавшись соскочить с постели, но он поймал ее с силой швырнул на спину.
— Не смей, слышишь, потаскуха, не смей! — прорычал он, запрыгивая сверху.
— Я не потаскуха!
— Потаскуха! И трахать я тебя буду, как последнюю шваль! И только попробуй рот свой открыть, дрянь!
Кэрол отчаянно сопротивлялась, а потом, обессилев, застонала.
— Мне больно… пожалуйста… Джек… ты делаешь мне больно!
— А мне какое дело? Мне тоже больно, дрянь, еще как больно и сейчас, и до этого. Терпи, не скули!
— Уйди! Не трогай меня! Рик!
Его ладонь тут же зажала ей рот, а другая стиснула шею.
— Заткнись, а то придушу… Не выводи меня, Кэрол, я серьезно, я итак с трудом держусь.
— Лучше придуши, чем так издеваться!
— С каких это пор секс со мной стал для тебя издевательством?
— С тех пор, как перестал быть сексом и стал издевательством!
— А ты не дергайся, тогда и больно не будет. Сама себе боль причиняешь, не я.
— Ты же так меня избил, мне даже от легкого прикосновения больно… правда… сам посмотри… даже кровь опять пошла из ран…
Отстранившись, он, к ее удивлению, и правда окинул ее взглядом.
— Пожалуйста, Джек, давай не сейчас… в другой раз.
— С какой это стати я должен терпеть? Мне сейчас надо, — он сел, и Кэрол с ужасом увидела, как он расстегнул ремень и снова выдернул из штанов. — Баба под боком, а я терпеть должен?
— Ну… у тебя же есть какие-то там любовницы… ты же не сидел на воздержании, пока меня не было… пойди к ним. Меня зачем мучить?
Лицо его вытянулось, он на мгновение замер, смотря на нее.
— Вот даже как? Раньше ты меня из-за этого бросила, а теперь сама отправляешь к другим женщинам, так спокойно об этом говоришь? Тебе настолько стало все равно?
— А ты хочешь, чтобы я продолжала из-за этого страдать? Нет уж, спасибо. Бессмысленные переживания я теперь гоню прочь. Живи, как тебе нравится, делай, что хочешь, я потому и сбежала, чтобы не мешать. И себя от этого избавить. Так что все нормально, иди. И строить из себя мужа ни к чему. Я давно уже отвыкла от мысли, что у меня есть муж…
— Ну… это я уже увидел. Но я, пожалуй, останусь, — он встряхнул ремень и сложил пополам, тяжело дыша от гнева.
Вскрикнув, она попыталась вскочить, но он снова уложил ее на место и, придавив коленом, схватил за запястья и стиснул их ремнем. От удивления Кэрол даже перестала вырываться.
— Что ты делаешь?
Он задрал ее руки над головой и крепко прикрепил к изголовью кровати.
— Хочу, чтобы все, перед кем ты меня унизила, услышали, как ты на самом деле меня любишь.
Он отодвинулся. Кэрол подняла голову, наблюдая за ним встревоженным взглядом.
Он спокойно встал и включил свет. Кэрол зажмурилась. Джек подхватил пакет, который принес с собой и что-то из него достал. С изумлением Кэрол увидела, что это видеокамера. Поставив ее на комод, он повернул ее объективом на кровать.
— Это еще зачем? — осипшим голосом выдавила Кэрол, пытаясь понять, что он задумал.
— Для семейного архива. А еще, если твой любовничек все-таки не сдохнет, покажу ему, когда найду. Пусть парень порадуется. А может, и Рэю покажу. Ему тоже приятно будет увидеть, как ты меня любишь.
— У тебя что, крыша поехала? Да ты ненормальный! Убери это, немедленно! Ничего они там не увидят, понял, кроме того, как ты надо мной издеваешься!
— О, нет, они увидят, как тебе со мной хорошо! — он ухмыльнулся, раздеваясь.
Аккуратно сложив одежду на стул, он присел рядом с Кэрол и снова заглянул в пакет.
— Знаешь, я тут решил немного разнообразить нашу интимную жизнь. Тебе понравится. А ну-ка, раздвинь ноги.
— Что? — Кэрол стиснула коленки.
— Ноги врозь, шваль!
Раскинув длинные ноги в стороны, он сел между ними, чтобы она не смогла снова их сдвинуть. Кэрол дернулась, почувствовав, как он что-то засовывает в нее. Наклонившись, он с выражением любопытства на лице, нажал на невидимую кнопочку и пристроил вторую вибрирующую часть устройства снаружи.
Потом выпрямился и стал наблюдать.
Сначала Кэрол ошеломленно замерла, но уже через пару секунд зажмурилась и застонала. Выгнувшись, стала извиваться и, к удивлению Джека, не прошло и двух минут, как она забилась и задергалась, сипло вскрикивая.
— Гляди-ка, работает. Какая хорошая штучка! Тебе понравилось? — он насмешливо заглянул Кэрол в лицо, выключая приборчик. — Только слишком быстро, по-моему. Не против, если я переключу режим на самый щадящий?
Кэрол не ответила, слишком ошеломленная происходящим.
Джек подскочил и подошел к камере.
— Ну вот, теперь можно и включить. Улыбнись, любовь моя. И помаши ручкой.
Вернувшись, он нетерпеливо упал на нее и, снова включив волшебный приборчик, осторожно проник в ее тело, чувствуя инородный предмет и с непривычки замер.
— Не больно? Маловато так места…
Но она не ответила, запрокинув голову и жалобно постанывая.
— Ох! Черт, — задохнулся Джек, ощущая вибрацию. — И вправду приятно…
И уже через мгновение забыл и о камере, и вообще обо всем на свете, с силой сжимая дергающееся и содрогающееся под ним тело, с упоением слыша ее крики и с трудом сдерживая собственные. Во время ошеломительного оргазма он не смог сдержаться. Упав ей на грудь, он задыхался, но не спешил покидать ее тело, продолжающее извиваться и изгибаться, грозясь скинуть его.
— Пожалуйста… хватит! Выключи, — почти прорыдала Кэрол, но у нее получился только беззвучный стон.
— Нет, кричи, вой, пусть все слышат! — прохрипел он, с удивлением чувствуя, как ее трепещущее тело и вибрация вновь наполняют его силой. — Хотела удовольствий, шалава — получай! Теперь ты не забудешь…
А на следующий день он с трудом сдерживал улыбку, ловя на себе удивленно-ошеломленные взгляды Шона, Хока и даже Норы. Патрик, увидев его, покраснел до ушей и потом, набравшись храбрости, робко и смущенно спросил:
— Вы с мамой помирились?
Джек неопределенно пожал плечами. Мальчик помолчал, разглядывая его.
— Я же говорил, что она тебя любит.
— А я и не сомневался. Конечно, любит. Просто женщины любят повыпендриваться.
— Я тоже хочу, чтобы женщины меня так любили. Ты меня научишь?
На этот раз Джек не выдержал и улыбнулся, уловив во взгляде сына неприкрытое восхищение. Потрепав его по волосам, он рассмеялся.
— Только маме не говори о том, что ты слышал… как она меня любит, а то она будет стесняться.
— Конечно, не скажу. Я же не маленький. Все понимаю. Сделаю вид, что крепко спал и ничего такого не слышал.
— Вот и хорошо. Мне надо смотаться на работу, туда и назад. Ты из дома не выходи. Здесь ты в безопасности.
— Если ты беспокоишься об Иссе, то пока ему не до нас. Он с Нолом, выхаживает его. Он не бросит его, даже ради мести.
— Он мертв.
— Пап, нет! Если не веришь мне, подумай сам — если бы он умер, Исса был бы уже здесь. Он не из тех, для кого месть — блюдо, подающееся холодным. Он слишком сам горячий, чтобы ждать.
— Я уже занимаюсь этим, сынок, не переживай. Я найду и этого Иссу, и… Нола, если он еще жив, и расправлюсь с ними обоими.
— В больницах не ищи, Нола там нет.
— Почему? Чтобы спасти ему жизнь после таких ранений его дружок должен был отправить его в больницу. Хотя бы пули вытащить.
— Нет. Он сам ему их вытащит. И ни в какую больницу они не поедут, никогда. Они боятся столкнуться с полицией. Ты мне не веришь? Но я сам видел, как Исса это делал, когда я выстрелил в Нола из его винтовки!
— Как это выстрелил?
— Ну… я стащил у него его винтовку, когда он стрелял в тебя в Нью-Йорке. Он промазал, потому что я помешал. Я бросил в него нож. Он потерял сознание, и я утащил его винтовку. И тогда они с Иссой пришли к нам домой за мной. Но мы оттуда уже с мамой сбежали, она нас спрятала, а сама пошла туда, чтобы с ними встретиться. Она поняла по описаниям, что это Нол, и пошла, чтобы его уговорить не убивать нас и тебя. Она очень храбрая, пап. Было так страшно, потому что мы не знали, действительно этот убийца ее друг из детства, и даже если и он, это не значило, что он вот так возьмет и послушается ее.
— Ты сказал «она нас спрятала». Кого это нас? — Джек недоуменно взглянул на него.
— Меня и нашу няню, — невозмутимо ответил мальчик, даже глазом не моргнув, хотя сердце его встрепенулось от того, что так неосторожно проболтался. Но Джек удовлетворился ответом, ничего не заподозрив.
— И что было дальше?
— Она оказалась права — это был Нол. И он ее не тронул. И нас не тронул. А потом он пришел, чтобы забрать свою винтовку. Ну, я его увидел, испугался и выстрелил. Прострелил ему легкое. Тогда пришел Исса, прямо у нас дома на диване, вытащил ему пулю, прижег… И все на живую, представляешь? Только спиртом Нола напоил. И тот терпел! Мама убежала, а я смотрел, и все видел!
— И что дальше? — голос Джека наполнился холодом, ему стало неприятно с каким восхищением мальчик об этом рассказывал.
— А потом они остались у нас. Долго жили, пока Нол не поправился. Сначала мы были вроде как заложники, потому что Исса говорил, что если Нол умрет, он нас убьет. Или если мы позвоним в полицию. Сначала было страшно, но потом мы подружились. Нол поправлялся, и Исса подобрел. Мы даже вместе отмечали Рождество, устроили настоящий праздник! А как они отделали этого придурка, когда тот приперся, ты бы видел! Швыряли его по двору, как мячик, вот весело было! А потом мама рассердилась и выгнала их. Но Нол оставил мне номер, и я позвонил, когда замочил этого придурка, и они помогли нам избавиться от трупа…
— Подожди-подожди! — Джек вскинул руки, пораженно смотря на него. — Какой придурок? Какой труп?
— Ну, этот Кевин. Он маму доставал, и мы никак не могли от него избавиться. Такой наглый тип. Все звонил, маму требовал. А потом вообще приперся, и напоролся на Нола и Иссу. Они заступились за маму. Еле ноги унес. А потом опять начал доставать, узнал, наверное, что мама с ними поссорилась и они ушли. Прихожу я домой и вижу, как мама в него пистолетом целится. Собралась застрелить. Я ее отговорил. Притворился, что руку сломал, что в больницу мне надо. Мама побежала одеваться… а я его убил.
— Как убил? — не поверил Джек.
— Да очень просто. Он в кресло уселся, нагло так, как у себя дома, я сзади подошел и нож в шею. Бедную маму потом еле откачали. А Нол и Исса сразу приехали нам на помощь. После этого мама с ними вроде как помирилась. Но ты не думай, я не псих какой, я маму защищал! Ты бы разве его не убил, если бы увидел, как он маму хватает, лапает…
— Убил бы. Но, может, мама сама хотела… чтобы он ее хватал?
— Нет, что ты! Она вырывалась. И очень злилась. И ненавидела его. Даже убить хотела, я же говорил. Только ее бы в тюрьму посадили. Поэтому я сам с ним разобрался.
— А дальше что?
— А дальше все было хорошо. Исса с Нолом сняли соседний домик. Помогали нам. А Нол пообещал тебя не трогать. И не трогал. Он учил меня стрелять. И драться. А потом… потом отменили тренировку, я пришел домой, а там…
— Что там? — настойчиво спросил Джек, уже зная ответ, но почему-то все равно желая это услышать.
— Ну… они…
— Сексом занимались?
— Нет! — вспыхнул мальчик. — Он просто ее целовал. Я не думаю, что у них было… это…
Губы Джека дрогнули и скривились от ярости.
— В губы целовал?
— Нет, — мальчик еще больше покраснел. — Пап, я не хочу…
— А я хочу! Я имею право знать. Расскажи мне, что ты видел.
— Он целовал ее грудь. И все.
— И мама ему позволяла?
— Ну, я не знаю. Я как увидел, закричал, он сразу перестал. А я убежал. Исса сказал, что мама после этого отказалась с ним встречаться. У них ничего не было, пап, она бы ему не позволила. Он просто… пытался ее соблазнить. Мама бы не стала. У нее никого не было все это время, она говорила, что ей никто не нужен, что она тебя любит и никогда не забудет.
— Ты же сам сказал, что разрешил им встречаться.
— Ну так это же уже было после этого, когда ее похитили. Так что они и не успели. Ни повстречаться и ничего другого. Ты мне веришь? Ты же сам убедился ночью… как она тебя любит.
— Верю, сынок. Конечно, мама бы ничего ему не позволила. Он ей никогда не нравился. Она его просто боялась. Потому и не оттолкнула тогда… когда он целовал ее. А там, в подвале… она не пошла со мной, когда я позвал, потому что испугалась, что я рассержусь, что обижу ее. А когда он сказал, что теперь она его жена — это назло, чтобы меня зацепить. Только не видать ему нашей мамы, как своих ушей. Я поставил этого наглеца на место. А если он не сдох еще, то добью. Его нужно убить только за то, что он из себя возомнил.
Патрик кивнул, с тревогой смотря на отца, видя, как тот снова закипел, хоть и пытался этого не показать, и жалел, что заговорил о Ноле. Хорошее настроение Джека испарилось. Он говорил так, потому что хотел, чтобы Патрик так думал. Его сын не должен думать, что мама променяла его на другого мужчину, что разлюбила. И никто не должен так думать. Потому Джек и устроил это представление ночью. Чтобы унизить Кэрол и поднять свой статус. Шон ничего не знал о Ноле, по крайней мере, Джек хотел на это надеяться. Знал Хок, он не дурак, догадался, столкнувшись с парнем в подвале. Хок умел держать язык за зубами, но это все равно слабо утешало Джека. Никогда еще он не ощущал себя настолько униженным. И не мог переносить это чувство. Он поднял на уши всех, кого мог, в поисках Иссы и Нола, если тот все-таки жив, но пока поиски не принесли результат. Эти двое как сквозь землю провалились. Эти бродяги умели скрываться, он уже давно в этом убедился. Он сразу догадался, кто пытается его прикончить, кто объявил на него охоту. Но найти этих двоих тогда не смог. Они перестали брать заказы и исчезли. Даже в преступных кругах не знали, куда они делись. Исса только недавно высунулся, пытаясь разыскать какую-то пропавшую женщину, о чем Джеку сразу же сообщили. Но Джек не успел ничего сделать, потому что пришло письмо от похитителей Кэрол, и он тут же забыл и об Иссе, и о его дружке. К тому же он допускал возможность, что они и были теми самыми похитителями. О Кейт Блейз он даже и не вспомнил.
Рассказ Патрика озадачил его, особенно то, что он кого-то убил. Джек не поверил. Мальчишка наверняка выдумывал, пытаясь произвести на него впечатление. Если бы он сказал, что убила Кэрол — в это бы он поверил теперь легко. Надо будет поговорить с ней об этом, расспросить. Кевин Дорован ошивался в Нью-Йорке, еще при встрече на приеме у губернатора его поведение показалось Джеку подозрительным. И он пропал без вести. Был ли Кевин Дорован тем самым Кевином, о котором рассказал Патрик? Джек был в этом почти уверен, не веря в совпадения, и ему теперь хотелось узнать, что же с ним произошло на самом деле? Расспрашивать Кэрол сейчас смысла не было, он не думал, что она будет с ним откровенничать. Она бунтовала, отказываясь бояться и подчиняться, окончательно превратившись в настоящую фурию, как Элен. Еще эти белые волосы… Джек знал, что она сделала это ему назло. Ее дерзость и бесстрашие бесили его… и страшно заводили. Он сам не ожидал, но ему так понравилось ее связывать и делать все, что хотелось, и чтобы она при этом сопротивлялась… Раньше в себе он таких увлечений не замечал. Но эта новая забава пришлась ему по душе. И эта новая женщина, сильная, опасная, яростная, эта убийца и психопатка, которую Нора боялась так, что ему с трудом удалось уговорить ее не увольняться, от которой у него самого холодок по коже пробегал, заставляла закипать его кровь. После этой ночи ему больше не хотелось, чтобы она ему покорялась в постели. Пусть дерется, сопротивляется. А потом бесится от того, что он все равно ее поломал… И забава с игрушкой ему понравилась. И почему раньше он игнорировал такие вещи? Ему не терпелось снова заглянуть в интересный магазинчик. Ох, и развлечется он теперь со своей новой игрушкой… которая раньше была его женой. И он хотел, чтобы она это поняла, почувствовала, что теперь она всего лишь его игрушка. Не жена, не любимая… а просто шлюха, игрушка, которая не заслужила другого отношения.
Он настолько негодовал по поводу ее измены, что поначалу даже хотел подать на развод и вышвырнуть ее вон. И пусть катится на все четыре стороны. Патрик, естественно остался бы с ним. Но сын его остановил. Он видел, что мальчик привязан к матери, что любит ее. Джек не был уверен в том, что сам Патрик предпочтет остаться с ним, а не с Кэрол. Мальчик был глубоко обижен на него из-за этой девчонки, которую Кэрол пригрела, он молчал, но Джек видел, какую обиду он затаил. Джека это огорчало, но потакать прихоти сына он не собирался. Это было уже слишком, то, что мальчик от него потребовал. Может, девчонка и неплохая, но это все равно не повод делать ее членом его семьи. Если бы она не была дочерью Мэтта, он, может быть, и подумал над этим… А вдруг ей перейдет от папочки безумие? Ему и одной психопатки с головой хватало. Но его семья — для него это святое, его дом — не проходное место и не приют, и в его семье не было место посторонним. Мальчишка влюблен, Джек это сразу понял, сегодня ему эта девочка нравится, завтра понравится другая — и что, Джек теперь всех должен опекать? Пока мальчик дуется, нет никаких шансов, что он останется с ним, а не уйдет с Кэрол, которая сразу же заберет девчонку к себе, оказавшись свободной. А запереть сына, как ее, он не мог. И Джек передумал. К тому же развод сейчас явно не поспособствовал бы его политической карьере. Помимо этого он не ощущал в себе никакого желания ее отпускать. Ведь ей того и надо. Только обрадуется и побежит к своему любовнику. Но другие причины, почему он раздумал разводиться, он сам перед собой категорично отрицал, отказываясь признавать. То, что все еще не равнодушен к ней, что соскучился и хочет, чтобы она была рядом. Он злился, но его жизнь снова наполнилась, даже забурлила через край с их возвращением. Все это время он ощущал себя опустошенным, не живым, он не мог ощущать ничего, кроме боли, его существование было наполнено тоской и безысходностью, и ни в чем он не мог найти себе утешения. Теперь он безумно счастлив оттого, что его сын снова с ним, живой и невредимый, и одновременно несчастен из-за того, что Кэрол его забыла, что у нее был другой, к которому она явно была неравнодушна. Стоило только вспомнить, как она рыдала по этому мальчишке, как жалась к нему там, в подвале, прячась от него, Джека. Конечно, молодой — насколько Джек помнил был даже младше Кэрол года на два, это лет двадцать шесть получается — высокий, сильный, крутого из себя строит, даже Патрик проникся восхищением к нему, что еще больше взбесило Джека. И Кэрол разомлела перед ним. Он еще тогда ей понравился, Джек нутром это почувствовал. И Патрику он нравился, мальчик явно был к нему привязан, как и к его дружку, хоть старательно это скрывал, страдая от всей этой ситуации. Но от Джека тяжело было что-то скрыть. Он даже подумать никогда не мог, что может быть кто-то, кто его «подвинет» в глазах его жены, а тем более — сына. Свой авторитет перед ними ему казался непоколебимым. Так и было… раньше. Он привык быть для них самым-самым. Возможно, для Патрика он таким и остался, несмотря на его чисто мальчишеский восторг от этих бродяг и убийц, которые казались ему такими крутыми. Но не для Кэрол. Он это чувствовал. Чувствовал разницу между тем, что было раньше и тем, что сейчас. Он слетел со своего пьедестала, на который она его когда-то возвела и где ему так нравилось. Он не думал, что такое возможно. Ее любовь, ее восхищение им, ее слабость перед ним, в которых он был так уверен, к которым привык, вдруг исчезли. Он всегда ощущал над ней свою власть, теперь — нет. Да, он держал ее под замком, но власти своей над ней больше не чувствовал. Она очень изменилась. Он был шокирован этими изменениями, и пытался утешиться тем, что эти изменения только последствия ее болезни, унаследованной от матери. Он не находил в ней больше ранимости, беззащитности, желания, чтобы ее защищали. Теперь она предпочитала сама себя защищать. И у нее это неплохо получалось, он до сих пор не мог прийти в себя после того, какой она была в подвале. Она научилась подавлять в себе страх. И больше не сгибаться. Не подчиняться. Не позволять собой командовать и что-то от себя требовать. Джек чувствовал в ней силу, упрямство и волю. Волю такую, что так, как раньше, никогда уже не будет. Не будет она его больше слушаться и подчиняться, склоняя голову перед его умом, силой и властностью. И терпеть ничего не будет. Научилась сама о себе заботиться, привыкла сама распоряжаться своей жизнью, пока жила одна, и, видимо, понравилось, судя по тому, какое негодование и протест в ней теперь вызывало то, как он себя с ней вел. Привыкла командовать, понравилось, небось вертела этим мальчишкой, как хотела. Забыла, кто ее муж, какой он и что с ним такие фокусы не пройдут. И он теперь с удовольствием освежал ей память. Что с ней делать, если она так и не успокоится, не покорится, Джек пока не знал. Он не мог ее вечно держать под замком. Но и отпустить не мог. Значит, выход был только один — поломать и все-таки заставить подчиниться и смириться. Поставить на место, сделать так, чтобы она против него снова даже голову поднять не могла. И не решалась. А если они и разойдутся все-таки, то только когда он так решит, когда он ее выкинет, как ненужную надоевшую вещь. А не она его. И пока он размышлял над тем, как ее наказать и снова сделать послушной. А если не получится, то избавится, после того, как натешится, как поутихнет его вспыхнувшая страсть, избавится так, чтобы обойтись без развода и чтобы Патрик не мог уйти с ней. Например, на самом деле отправить ее в психушку. Если после этого она не покорится, то пусть там и сидит. А если ему вдруг захочется ее увидеть или он снова ощутит потребность в ее роскошном теле — он всегда сможет ее навестить и остаться с ней наедине.