Джеку пришлось принять неизбежное, и позволить Мэтту отложить вылет, чтобы похоронить мать. Более того, адвокат взял на себя организацию этого скорбного мероприятия, устроив похороны на следующий же день, чтобы поскорее избавиться от Ланджа. Мэтт ни в чем ему не перечил, замкнувшись в себе и, казалось, со всем смирившись. Он превратился в сломавшееся и раздавленное существо, еще более жалкий, чем в тюрьме.
Моника Ландж подслушала разговор адвоката с сыном, а потом, когда Мэтт пошел в душ, чтобы попытаться прийти в себя после потрясения, включила оставленную Рэндэлом кассету. Вернувшись в комнату, Мэтт нашел ее мертвой прямо в кресле перед телевизором. Он упал у ее ног, и пришел в себя только вечером, с мучительной болью в голове. Добравшись до телефона, позвонил Кэрол. Ни о визите Джека Рэндэла, ни о том, что послужило смертью матери, Мэтт ей не сказал. Потом только позвонил адвокату.
Джек мгновенно сориентировался в сложившейся ситуации. Завтра похороны, а следом — самолет. Кэрол ни слова. Но, узнав о том, что девушка уже все знает и собирается немедленно ехать к своему ненаглядному, пришел в ярость. Но Мэтт положил трубку, не став с ним больше разговаривать, чем еще больше разозлил адвоката.
Джек немедленно перезвонил Кэрол и успел застать ее дома. Сказав, что тоже едет к Ланджу, чтобы помочь с похоронами, предложил поехать вместе. Девушка согласилась, и вскоре они уже подъезжали к дому, в котором находилась маленькая квартира Моники Ландж.
Заметив, что в окнах нет света, Кэрол разволновалась еще больше.
Сердце ее сжалось от плохого предчувствия, и, забыв о Джеке, она заскочила в дом и побежала вверх по лестнице. Адвокат поспешил за ней, прося подождать его, но девушка не слышала или не хотела слышать.
Дверь была заперта. Кэрол нажала кнопку звонка и, не выдержав, застучала кулаками по двери.
— Мэтт! Мэтт, это я открой!
— Кэрол, спокойнее, — раздался за ее спиной голос Джека, который, взяв ее за запястья, мягко убрал ее руки от двери.
— Джек, с ним что-то случилось, я чувствую! Сделай что-нибудь! Выбей дверь! Быстрее, Джек, умоляю, не стой!
— Кэрол, успокойся! Что ты истерику устроила? Подумаешь, свет не горит, спит, наверное, не слышит.
— Нет его, увезли… вместе с матерью.
Кэрол и Джек одновременно обернулись. Из соседней квартиры вышел пожилой мужчина, прикуривая сигарету.
— Куда… увезли? — выдавила Кэрол, чувствуя, как закачался под ногами пол.
— Ну, так, куда увозят в таких случаях? — невозмутимо отозвался мужчина. — В морг, наверное.
Кэрол покачнулась, и Джек придержал ее, испугавшись, что она упадет.
— Что ты мелешь, идиот? — набросился он на соседа. — Какой морг? Объясни толком, что здесь произошло?
— Ну, так, выбросился он из окна, — мужчина, обидевшись на грубость, затушил сигарету и скрылся за своей дверью.
Кэрол застонала и обмякла в руках Джека. Прижав ее к стене, он схватил ее за подбородок и заставил посмотреть себе в глаза.
— Держи себя в руках, слышишь меня, Кэрол? Мы сейчас все узнаем. Пойдем, выйдем на улицу, тебе станет легче, — крепко обняв девушку за плечи, он повел ее вниз по лестнице.
У подъезда их ждало такси, на котором они только что приехали. Открыв дверцу, Джек усадил девушку на сиденье.
— Подожди меня здесь. Я только сделаю пару звонков вон из той будки, видишь? И вернусь.
Обойдя машину, он наклонился к водителю и тихо велел присмотреть за девушкой, чтобы она никуда не ушла. Водитель кивнул, и Джек поспешил к телефонной будке.
Вскоре он вернулся и опустился на сиденье рядом с девушкой. Помолчал, о чем-то задумавшись, потом посмотрел на нее.
— Он в больнице.
Медленно до Кэрол дошел смысл его слов. Подняв голову, она повернулась к нему.
— Где?
— В больнице.
— Значит, жив?
— Жив. Более того, отделался синяками и царапинами.
Кэрол закрыла лицо руками, не в состоянии справиться с эмоциями, а также, чтобы скрыть слезы, которые вдруг брызнули из глаз. А потом порывисто обняла Джека, словно это он совершил это чудо и воскресил Мэтта из мертвых. Как хорошо, что он снова рядом. Если бы она приехала сюда одна, чтобы она делала? Как бы справилась со всем этим?
— Джек…
— Что? — шепотом откликнулся он, нежно обнимая ее, и прижимаясь щекой к кудрявым шелковистым волосам.
— Спасибо.
Невеселая улыбка коснулась его губ, но Кэрол не видела ее. Отстранившись, она посмотрела ему в глаза.
— И, пожалуйста, прости меня… сам знаешь, за что. Я не хотела тебя обидеть.
Он промолчал и, отвернувшись, достал сигарету и неторопливо прикурил. Назвав шоферу адрес больницы, он откинулся на спинку и устремил взгляд в приоткрытое окно, выпуская в него из легких густые струйки дыма.
Кэрол тоже отвернулась к окну, озадаченная и раздосадованная. Одно из двух — либо он просто проигнорировал ее слова, не посчитав нужным ответить, либо до сих пор не простил и не собирался прощать то, что отвергла его. Тогда почему продолжает ей во всем помогать?
Как она и предполагала, после того вечера отношения между ними изменились, став холодно-официальными. Более того, возникло какое-то напряжение и натянутость. Джек сразу отдалился, как будто и не было между ними почти сформировавшейся дружбы. А ее действительно не было, этой дружбы. Это она по своей наивности воспринимала все, как дружбу.
Кэрол глубоко переживала из-за того, что все так вышло, но понимала, что исправить ничего уже нельзя.
Сейчас она пожалела о том, что вспомнила об этом. Ну, кто ее за язык потянул? Повела себя, как дура!
Прости, Джек, не хотела тебя обидеть! Какого ответа она ждала, зная его характер?
Одного она не могла понять — почему он сейчас с ней, здесь?
На какое-то мгновенье ей показалось, что их теплые отношения, разрушенные в тот роковой вечер, стали прежними. Но это наваждение быстро развеялось. Он, как всегда, поддержал и помог, но потом снова стал прежним, колючим и чужим.
Кэрол украдкой наблюдала за ним через его отражение в стекле.
Трудно было разобраться в чувствах, которые она испытывала к этому человеку. Когда они стали общаться намного реже и, в основном, по телефону, она поняла, что ей его не хватает. Он нравился ей, очень нравился. Она даже привыкла к его характеру. С ним было интересно, не смотря на то, что многие считали его занудой. Она восхищалась им.
Он всегда волновал ее своим присутствием, и Кэрол считала, что это из-за ее робости перед ним и ощущения его превосходства. Она находила его привлекательным, но не признавала, что он волнует ее именно как мужчина. Этого не может быть, потому что сердце ее отдано Мэтту. Так она считала. Только странно, что мысли о Джеке занимали в ее голове не меньше места, чем мысли о Мэтте, если не больше. Наверное, это объяснялось тем, что она испытывала к нему такое большое чувство благодарности, беспокоилась о том, что и как он сделает для освобождения Мэтта. Потому, что от него одного зависело все — ее любовь, счастье. Он держал в своих руках ее судьбу и судьбу Мэтта. Кэрол очень бы хотелось как-нибудь отблагодарить его, и если бы он только сказал, как она может это сделать… Но никакой благодарности он не требовал. Казалось, ему ничего от нее не нужно. Сделал свою работу, получил гонорар, и считал, что никто никому ничем не обязан.
Кэрол подумала о том, что обязательно пригласит его на свадьбу.
Ведь только благодаря ему эта свадьба состоится.
Вот только Моника так и не дождалась этого счастливого момента.
Отвернувшись к окну, Кэрол беззвучно плакала. Как же ждала эта несчастная женщина своего любимого сына, сколько выстрадала, а, дождавшись, сама его покинула. Почему так? Где справедливость? Каким страшным ударом это стало для Мэтта. Не успел выйти на свободу, как на него сразу обрушилось такое несчастье. Кэрол не терпелось оказаться рядом с ним, чтобы поддержать, утешить.
Когда она его увидела, сердце ее заныло от боли.
Он лежал в больничной палате, и несмотря на то, что, как заверили врачи, не получил никаких серьезных травм, выглядел очень плохо. Белый, как простыня, с темными кругами вокруг глаз и болезненным выражением лица. Кэрол даже не сразу его узнала. С ужасом она заметила, что он вдруг постарел. На лице залегли морщинки, сделав его старше сразу на несколько лет. По тому, как изумленно разглядывал его Джек, Кэрол поняла, что ей это не показалось.
Увидев девушку, он приподнялся. Глаза его заискрились нежностью, а на губах мелькнула тень улыбки.
— Котеночек, — шепнул он и протянул к ней руку. — Ты пришла.
Бросившись к нему, Кэрол сжала его в объятиях. Он прижал ее к груди и спрятал лицо в ее длинных волосах.
— Мэтт, зачем? Зачем ты выпрыгнул из окна? Ты не хочешь больше жить, да? — она заглянула ему в глаза. — А как же я?
Он погладил ее по щеке, не ответив. Подняв взгляд, он наткнулся на острые глаза Джека Рэндэла, и опять помрачнел, поджав горестно губы. Отвернувшись от него, Мэтт крепче прижал к себе девушку, и это вызвало у Джека усмешку. «Как не держи, все равно не удержишь», — говорил его взгляд. Взяв стул, он подошел к постели Мэтта и уселся напротив, не собираясь оставлять парочку наедине.
— Прости меня, — шепнул Мэтт Кэрол. — Я просто сорвался. Сейчас мне уже лучше.
— Представляешь, сосед сказал нам, что тебя увезли в морг, — девушка дрожащими руками вытерла слезы. — Если бы не Джек, я бы до сих пор считала, что ты умер. Он все узнал и привез меня сюда, к тебе.
— Как великодушно с его стороны, — Кэрол не уловила злой иронии в голосе Мэтта и не заметила переполненный ненавистью взгляд, который тот устремил на Джека. Адвокат ответил ленивой пренебрежительной полуулыбкой. Глаза Мэтта горели ревностью, что говорило о том, что он все же остался при своем мнении, убежденный в том, что перед ним соперник, который отбирает у него его любовь, его женщину.
— Ну, как ты себя чувствуешь? — поинтересовался Джек невозмутимо.
— Ничего. Удар о землю привел меня в чувства, — мрачно пошутил Мэтт.
— Никудышный из тебя самоубийца! — хмыкнул Джек, протягивая ему сигарету.
— И слава Богу! — улыбнулась Кэрол.
Зажав сигарету в зубах, Мэтт подался вперед, потянувшись к рукам Джека, который услужливо подставил ему зажигалку.
— Мы разговаривали с доктором, — продолжил Джек. — Сегодня он тебя не отпустит, но завтра, если не будет замечено ухудшение твоего самочувствия, ты сможешь отлучиться ненадолго… на похороны. Кстати, как твоя голова, не беспокоит?
— Нет.
— Что ж, думаю, тебя не будут здесь надолго задерживать. День — два, как сказал доктор, пока тебя полностью не обследуют и не убедятся, что с тобой действительно все в порядке. Поверить не могут, что, свалившись с такой высоты, ты умудрился остаться целым и невредимым. Ты, должно быть, в рубашке родился?
Мэтт пожал плечами, угрюмо промолчав. Он прекрасно понял, на что намекал адвокат — его путь из больницы будет направлен прямиком в аэропорт. Джек посмотрел на часы и устало вздохнул.
— Уже час ночи. Нас впустили к тебе только на пять минут, — он поднялся и отодвинул стул. — Отдыхай, Мэтт. Завтра увидимся. Пойдем, Кэрол, не будем раздражать медперсонал.
Девушка послушно кивнула.
— До завтра, — шепнула она Мэтту и погладила по руке. — Крепись.
Притянув Кэрол к себе, он поцеловал ее в губы, украдкой бросив взгляд на Джека. Мэтт сделал это специально, чтобы посмотреть на его реакцию. Адвокат отвернулся, и Мэтт расценил это по-своему.
— Кстати, чуть не забыл! — спохватился Джек и устремил на Мэтта насмешливый взгляд. — Ты не против, если мы с Кэрол переночуем в твоей квартире? Лететь домой уже нет смысла. Завтра с утра нам нужно заняться организацией похорон.
— Джек, думаю, будет лучше остановиться в гостинице, — возразила Кэрол.
— Послушай, я чертовски устал и не собираюсь мотаться по городу в поисках места для ночевки! — раздраженно отозвался Джек. — Что такого, если мы переночуем в этой квартире, она все равно пустая!
Краска ярости медленно разлилась по лицу Мэтта.
— Ведь ты же не против, да, Мэтт? — Джек впился взглядом в его глаза, издеваясь над его ревностью и пользуясь тем, что тот на крючке.
Мэтт положил ключи в ладонь Кэрол, прожигая Джека предупреждающим взглядом. Наклонившись, девушка поцеловала его в щеку и заглянула в глаза.
— Все будет хорошо, — тихо шепнула она, заметив его взгляд и догадавшись, о чем он думает. — Спи спокойно.
Он немного расслабился, поверив ей.
— Эй, Джек! — тихо окликнул он, когда она уже вышла из палаты, а адвокат собирался закрыть за собой двери. — Прикоснешься к ней — убью!
Улыбнувшись, Джек прикрыл дверь.
Мэтт со стоном отчаянья швырнул подушку в дверь и свернулся калачиком на постели, закрыв лицо руками. Мозг пронзала острая пульсирующая боль. Ну почему ему так не везет? Даже смерть отвернулась от него, не пожелав избавить от ставшего невыносимым существования. Подумать только, еще вчера он был так счастлив! Надеялся на то, что судьба дала ему шанс.
Разве многого он хотел? Всего лишь того, что имели многие другие — возможность жить, как простой человек, работать и заботиться о тех, кого любил. Зачем судьба дала ему свободу? Зачем снова заставила полюбить женщину? Зачем дала надежду? Чтобы дать почувствовать вкус любви, жизни, счастья, а потом сразу отобрать это все, окончательно его уничтожив?
У него не осталось ничего, даже самого себя. Он не тот, кем себя считал, в нем живет кто-то другой, тот, кому не место на этой земле. Мэтт его ненавидел и боялся. Он ненавидел и боялся себя самого. Он — чудовище. Он — зло. Он повинен в смерти матери, потому что ее убило то, что она узнала о нем. Кэрол возненавидит его, если тоже обо всем узнает. Для него это было самым невыносимым. Он понимал, что его жизнь разрушена, на этот раз полностью и окончательно. Да и имеет ли он право на жизнь после того, что сделал?
Ему одна остается дорога — в ад. Вот там ему самое место.
Но ему не хотелось умирать, он хотел жить, так хотел, как никогда!
И заставить себя отказаться от Кэрол он не мог, несмотря ни на что.
Он не верил, что опасен для нее, что может причинить ей боль, ведь дороже нее у него никого больше не было. Она, ее любовь — это все, что еще у него оставалось. Как отказаться от этого, когда вся душа, все сердце в безумном отчаянии цеплялись за нее в последней и единственной попытке спастись от себя самого и того ада, в который превратилась его жизнь?
Всю свою жизнь он склонял голову перед людьми и судьбой, не пытаясь противиться и идти наперекор.
Может, именно в этом заключались все его несчастья? Из-за того, что не давал отпор, не стоял на своем, не боролся за себя? Прогибался, прогибался под этот жестокий мир, пока не сломался.
У него есть два выхода. Снова смириться, позволив себя погубить, или воспротивиться и, наконец-то, побороться, с самим собой, с судьбой, с Джеком Рэндэлом, в конце концов. Рэндэл презирает его, считает ничтожеством, которым он может распоряжаться, подчинив себе, указывать, что и как делать, сломать ему жизнь, все отобрать, выкинуть подальше отсюда, как собачонку, путавшуюся под ногами, и которая при этом даже не вякнет, трусливо поджав хвост. Возможно, так бы и было, Мэтт бы уехал, не желая рисковать безопасностью Кэрол, пожертвовав собой, позволил бы уложить себя в клинику для душевнобольных, питая надежду, что там из него снова сделают нормального человека, и он сможет вернуться к Кэрол. Да, так бы и было, если бы он не понял, что как только он уедет, Рэндэл приберет Кэрол к рукам. Эта акула нацелилась на молоденькую девушку, и уничтожает все на своем пути. Кэрол доверяет Джеку, она им восхищается, бесконечно благодарна, и этот коварный мерзавец сумеет этим воспользоваться. Он все рассчитал, все продумал, затеяв свою игру, где люди — всего лишь пешки, которыми он распоряжается по своему усмотрению. Решил сразу убить двух зайцев — и карьеру себе сделать на деле Мэтта, и девушку получить. Конечно, ведь в ее глазах он стал героем. Мэтт тоже так считал, пока не раскусил его, поняв, что он просто аферист, холодный и опасный, который осознанно выпустил на волю убийцу — психопата, не заботясь о том, какие это повлечет за собой последствия, а на его место запихнул ни в чем не повинного человека. Страшно было подумать, каким образом он заставил этого несчастного взять на себя эти ужасные преступления. А Мэтту всего лишь ненавязчиво предложил отправиться в психушку, мол, хочешь — лечись, не хочешь — убивай дальше, мне все равно. Освободил, чтобы немедленно избавиться от него. Конечно, оставайся Мэтт за решеткой, Кэрол никогда бы не забыла его, даже если бы Джек открыл ей правду о том, что собой представляет ее возлюбленный, продолжала бы его жалеть, как жертву страшной психологической болезни. И наверняка стала бы добиваться, чтобы его из тюрьмы поместили в лечебницу, где он и должен был бы находиться и где ему, может быть, помогли бы преодолеть болезнь. Конечно, лучше представить все так, что Мэтт всего лишь воспользовался девушкой, чтобы выйти на свободу, и сразу же бросил ее, сбежав, обманув. Он, Мэтт, подонок, неблагодарная скотина, разбивший наивное девичье сердечко, а Джек Рэндэл — благородный герой, весь такой хороший и порядочный, который непременно бы попытался утешить ее.
Задрав край простыни, Мэтт стал медленно, но яростно рвать ее на мелкие кусочки. При одной мысли, что он сейчас с ней, наедине, в этой квартире, Мэтт испытывал желание разорвать этого мерзавца на куски.
Нет, ничего у этого парня не получится, он не отдаст ему Кэрол, не отдаст! Джек заблуждается, если думает, что он испугается его угроз, ошибается, считая его жалким и ничтожным. Наоборот, это адвокат играет с огнем, рискуя разбудить в нем зверя, которого сам Мэтт боялся. Адвокат, конечно, не прост, но теперь Мэтт знал, что сам он намного опаснее. Может, это было странным, но Мэтт вдруг почувствовал себя увереннее и смелее, как никогда раньше. Что-то в нем изменилось после того, как он увидел себя на кассете.
Этот человек был ужасен, но это был он, и это нужно признать.
Мэтт не боялся больше адвоката. Ох, не поздоровится этому самонадеянному Джеку Рэндэлу, если не оставит его в покое! Останутся от этой акулы одни плавники, если столкнется с тем чудовищем, что жило в нем, Мэтте.
За всю ночь Мэтт глаз не сомкнул. Все думал, думал.
Появилась мысль, что Джек мог обмануть его, что на самом деле он, Мэтт, вполне здоров и не совершал этих убийств. А все эти кассеты — всего лишь мастерски смонтированная подделка. От этого Рэндэла можно ожидать чего угодно. По одним его глазам видно, что он способен на все. Ну, не мог Мэтт поверить в то, что он психопат, убийца. Если бы это было так, неужели за восемь лет, проведенных в тюрьме, этого никто не заметил, и даже для него самого это стало шокирующей новостью?
А если это, все же, правда, он мог бы рассказать обо всем Кэрол и спокойно отправиться на лечение с надеждой на выздоровление и ее терпеливое ожидание. Только это было безумием, надеяться, что Кэрол не изменит своего решения быть с ним после того, как узнает, что он есть на самом деле.
Как, как можно сказать любимой женщине, этой доброй чистой девочке, что ты изнасиловал и убил трех ни в чем не повинных детей? Нет, никогда он ей не скажет. И сделает все, чтобы она не узнала. Лучше сразу умереть, чем увидеть в ее глазах страх и отвращение, которые он сам сейчас к себе питал.
Боль в голове становилась невыносимой, а вместе с ней в нем росла злоба. Что там сейчас происходит, в этой маленькой квартирке? Он, Мэтт, здесь, а Джек там, с его женщиной. Мэтт верил Кэрол. Но что, если этот паршивец ее домогается, пристает, воспользовавшись ситуацией?
Но Мэтт переживал напрасно, мучаясь от дикой ревности.
Оказавшись в квартире, Джек отправился в душ. Пока он купался, Кэрол приготовила ему постель на кушетке в зале, думая о том, что одна ни за что бы не осталась здесь — умерла бы от страха.
Обнаружив на кухне коньяк, оставшийся после вчерашнего праздничного ужина, Кэрол плеснула его в стакан и залпом выпила. Зажмурилась, прижав тыльную сторону ладони к губам и переводя дыхание от опалившей все внутри огненной жидкости.
— Можно закусить чем-нибудь, если так противно, — прозвучал за ее спиной голос Джека.
Кэрол бросила на него смущенный взгляд и поставила стакан на стол.
— Есть будешь? — спросила она.
— Нет, не хочу. А вот выпить с тобой за компанию могу. Или ты предпочитаешь пить в одиночку?
— Я, вообще-то, никак не предпочитаю. Просто захотелось вдруг, — пробормотала девушка.
— Что ж, не удивительно, — Джек по-хозяйски открыл шкафчик и достал еще один стакан. Потом, заглянув в холодильник, отыскал там лимон и, аккуратно нарезав прозрачными кружочками, разложил на тарелочке.
Кэрол наблюдала за ним, устало сидя на стуле за столом.
Разлив коньяк, он протянул один стакан девушке.
— Выпей, иногда это полезно. И спать будешь лучше.
Кэрол не возражала и одним большим глоткой осушила стакан.
Улыбнувшись ее скривившемуся личику, Джек протянул ей лимон.
Положив кружок в рот, девушка подняла на него печальный взгляд.
— Поверить не могу, что Моники больше нет! Как могло такое случиться, почему она умерла?
— Мэтт говорил, что у нее сердце больное было.
— Да. Наверное, слишком много волнений сразу… И еще этот странный приступ у Мэтта, — Кэрол опустила голову и как-то вся сжалась. — Знаешь, Джек, она мне приснилась сегодня. Я, как домой приехала, заснула, и такой сон странный видела. Страшный.
— Расскажи, — Джек присел напротив, устремив на нее любопытный взгляд.
— Меня часто мучают кошмары, — уклончиво ответила Кэрол. — Монику видела, бледная, губы синие, руку к сердцу прижимает и говорит мне, чтобы не бросала Мэтта, чтобы не забывала о своем обещании. А еще мне послышался голос Эмми, и она, наоборот, говорила, чтобы я его оставила. А потом Мэтт вдруг превратился в монстра и набросился на меня. Я так испугалась, что с кровати свалилась, представляешь? — Кэрол натянуто засмеялась.
Но Джек даже не улыбнулся в ответ, смотря на нее изумленными глазами. Кэрол опустила взгляд, подумав, что он, наверное, считает ее теперь слегка ненормальной. Странно, что она разоткровенничалась. Она никогда не рассказывала никому свои странные вещие сны, боясь, что ее не поймут.
— Никогда не обращал внимания на сны, — признался Джек.
— Я бы тоже не обращала, если бы… — Кэрол замолчала.
— Если бы что?
— Если бы они не несли за собой смерть, — чуть слышно продолжила она. — Или беду.
Джек задумчиво помолчал.
— Животные способны чувствовать смерть. Есть люди, которые тоже наделены подобной интуицией. Тебе не нужно этого стесняться. И игнорировать — тоже, — серьезно проговорил он, удивив Кэрол. Она-то думала, что он посмеется над ней!
Повисла неловкая пауза. Кэрол уткнулась взглядом в столешницу, делая вид, что задумалась. Почему-то она находилась в страшном напряжении, оказавшись с ним наедине, ночью, в этой квартире. Сразу вспомнился тот вечер и то, что между ними произошло. Вернее то, что едва не произошло.
Он расслабленно откинулся на стуле, лениво дымя сигаретой.
— Сделай мне кофе, — вдруг попросил он. — Пожалуйста.
— Кофе — на ночь? Спать не будешь, — ухмыльнулась Кэрол, но все же встала и достала из шкафчика турку.
Пока она варила кофе, ей казалось, что чувствует на себе его взгляд, но не решалась повернуться, чтобы в этом убедиться. Смотрит. Почему он смотрит, о чем думает? Кэрол разволновалась еще сильнее.
Когда она повернулась и поставила перед ним чашку с кофе, он поблагодарил ее легкой улыбкой. Потушив сигарету, он пригубил горячий напиток, прикрыв от удовольствия глаза. Когда он оторвался от чашки, она была пуста. Поднявшись, он сполоснул ее под краном.
— Пойдем спать. Завтра тяжелый день. Где я могу лечь?
— В зале.
— Тогда спокойной ночи, — он вышел из кухни и отправился в отведенную для него комнату.
— Спокойной ночи, — сказала Кэрол ему вслед и, выключив свет, пошла в спальню Моники.
Но она не смогла заставить себя лечь в ее постель. Подобрав ноги и укрывшись пледом, Кэрол устроилась в кресле.
Она вообще чувствовала себя не в своей тарелке здесь. Еще сегодня Моника провожала ее, когда она уходила, а теперь этой доброй женщины нет, а они с Джеком здесь, в ее квартире, хозяйничают.
Кэрол было страшно. Казалось, она все еще слышит голос Моники, ее шаги. Вот-вот откроется дверь, и она войдет и спросит, что они здесь делают в ее отсутствие.
Не выдержав, девушка зажгла торшер.
Глупая трусливая девчонка, ведет себя как ребенок. Нагоняет сама на себя всякие нелепые страхи. Вот бы Эмми над ней посмеялась! Эмми никогда ничего не боялась. А она, Кэрол, так и не научилась бороться со своими страхами.
Кэрол планировала с утра отправиться в больницу, к Мэтту, но Джек вдруг возмутился тем, что она со своим женихом хотят взвалить на него все то, что обязаны делать сами.
— Это, вообще-то, не моя мать, чтобы я занимался ее погребением! — рявкнул он на Кэрол, когда они утром пили кофе на кухне. — Ну, до чего люди наглые пошли! Стоит предложить свою помощь, как тебе сразу же на голову садятся! Давай-ка, сделаем так, моя милая — я уезжаю отсюда к чертовой матери и занимаюсь своими делами, которых у меня по горло, а ты сама позаботься о своей несостоявшейся свекрови. Идет?
Кэрол покраснела, понимая, что он прав и его возмущение понятно.
Но, черт возьми, неужели нельзя сказать ей об этом не так грубо и не таким тоном?! В ней вспыхнуло желание дать отпор и сказать, что он может отправляться по своим делам, а она обойдется без его помощи.
В конце концов, его об этом никто не просил, он сам вызвался помочь. А теперь орет на нее, как будто она его заставила это сделать, оторвав от дел, которых у него «по горло».
Но, как всегда, она подавила в себе обиду. Во-первых, в ней недоставало решимости, чтобы попытаться дать ему «отпор», она была уверенна, что его злой и острый язык отправит ее в нокаут в ту же секунду. А во-вторых, он слишком много для нее сделал, и продолжает помогать сейчас, и чувство глубокой благодарности не позволяло ей его обидеть, даже в ответ на грубость. В-третьих, сейчас он действительно был прав.
— Извини, Джек, — тихо проговорила она, спрятав от него глаза, чтобы скрыть обиду. — Я не хотела взваливать все на тебя. Просто я подумала, что нужнее сейчас Мэтту, чем тебе.
— А я и не говорил, что ты мне нужна, ни сейчас, ни потом! Нужно было твое участие в этих последних хлопотах об этой женщине, я так считал. И помочь решил не ради тебя, и уж тем более не ради Мэтта, — Джек поднялся и, упершись ладонями в столешницу, склонился над девушкой. — Я делаю это для Моники. Потому что она была хорошей женщиной, и мне ее по-настоящему жаль! Что еще остается делать, если ее единственный сын ни на что не способен, даже похоронить собственную мать! Конечно, какие могут быть похороны, о чем речь, когда нужно вытирать сопли бедненькому Мэттью! Ведь кроме тебя теперь больше некому!
Он резко выпрямился, прожигая Кэрол злобно сверкающими глазами.
— Беги скорее, так уж и быть! Я сам позабочусь о Монике. Да возьми побольше носовых платков для нашего несчастного страдальца! Я искренне сочувствую этой бедной женщине. Не хотел бы я, чтобы о моем погребением беспокоился абсолютно чужой для меня человек, в то время как близкие люди занимались бы чем-то поважнее.
Фыркнув, Джек вышел из кухни.
Сжавшись на стуле, Кэрол закрыла глаза, из которых вдруг полились слезы. Был ли на свете еще человек, способный жалить языком так, как это делал Джек Рэндэл? Был ли кто-то более невыносимый, чем он?
Кто мог выстоять, когда он нападал, не говоря уже о том, чтобы дать отпор? Ведь он даже рта не дает раскрыть, шокируя своим хамством и бесцеремонностью.
Довел ее до слез, обидел, а за что? Что она такого сделала? И почему он позволяет себе насмехаться над Мэттом? Почему она ему это позволяет?
— Как, ты еще здесь? Я думал, ты уже летишь к своему ненаглядному на крыльях любви! — раздался у нее за спиной насмешливый голос Джека.
Кэрол поджала губы, не поворачиваясь, и чувствуя, как кипит в жилах кровь. Руки ее дрожали. Медленно она вытерла слезы, стараясь сделать это как можно незаметнее.
— Что, неужели передумала? Неужто до этой прелестной головки дошел смысл моих слов? — его ладонь легла ей на затылок и погладила.
Девушка резко подскочила, грубо отшвырнув его руку.
— Да пошел ты!
Ударив Джека в грудь, она оттолкнула его от двери, не замечая в приступе ярости, как вытянулось от изумления его лицо, и бросилась прочь. Но сильные пальцы больно вцепились ей в руку, резко остановив.
— Что ты сказала?
— Повторить? — Кэрол вызывающе перехватила его взгляд и попыталась вырвать руку.
— Повтори.
— Отпусти меня, чего вцепился!
Но он схватил ее за вторую руку и прижал к стене.
— За своими словами нужно следить, девочка, и знать, кому можно говорить такие вещи, а кому — нет! Мне, например, нельзя.
— Значит, тебе можно говорить все, что угодно, а остальные должны держать язык за зубами? Тебе доставляет удовольствие обижать и унижать людей, а меня, наверное, особенно, да? Считаешь, если ты мне помог, то можешь теперь все себе позволить? А если я что-то вякну в ответ, то буду неблагодарной дрянью. Да, может, я неблагодарная дрянь, но я больше не могу терпеть! Вымещай свой отвратительный нрав на ком-нибудь другом! Я этого не заслужила. И Мэтт — тоже. И не смей говорить о нем в таком тоне, ясно? Если ты собрался меня бить, то начинай, а если нет — отпусти!
Он выпустил ее тонкие запястья из своих пальцев, но уйти не позволил, уткнувшись руками в стену.
Низко опустив голову, тяжело вздохнул.
Вжавшись в стену, Кэрол замерла, чувствуя, как по щекам бегут слезы. Подняв голову, он посмотрел на нее.
— Ну, ладно, не плачь, — примирительно проговорил он. — Я погорячился. Что я такого сказал, что тебя так обидело? Разве я был не прав?
— Прав. Ты всегда прав. Только доказывая свою правоту, ты расшибаешь всех «неправых» в лепешку, даже если тебе не возражают и извиняются!
— Ну, извини, я не хотел «расшибать тебя в лепешку», — он улыбнулся.
— Тогда и ты извини, я не хотела тебя посылать, — огрызнулась Кэрол, все еще сердясь.
— Значит, мир?
— Может, ты меня сначала выпустишь, или мне весь день стенку подпирать?
Он убрал руки и отступил.
— Кстати, бить тебя я не собирался.
— И на том спасибо.
— Но если ты еще раз мне такое скажешь, то побью, — он ласково улыбнулся и по-мальчишески дернул ее за локон.
Кэрол улыбнулась ему в ответ, радуясь, что все так благополучно завершилось, и они помирились, чего она, если признаться, не ожидала. Она была уверена, что он хлопнет дверью так, что штукатурка посыпится, и она никогда больше его не увидит. А он улыбается! Этот Джек Рэндэл самый непредсказуемый из всех, кого она знала, и угадать, что он сделает в следующий момент просто невозможно.
А через десять минут они вместе отправились на такси в бюро ритуальных услуг.
В больницу они тоже приехали вместе. Кэрол привезла Мэтту черный костюм, принадлежности для бритья и одеколон. Пока Джек о чем-то разговаривал с доктором в ординаторской, Мэтт побрился, причесался и оделся.
Кэрол с ноющим сердцем смотрела на него. Сегодня он выглядел еще хуже, чем вчера. На осунувшемся лице была нездоровая бледность, тени вокруг глаз стали еще темнее, а глаза были какими-то больными, влажными и покрасневшими и казалось, что из них вот-вот побегут слезы. А в черном костюме, подчеркнувшем его бледность, он вообще выглядел так печально, что сердце Кэрол готово было разорваться жалости.
Подойдя к нему, она обняла его.
— Ты меня любишь? — тихо спросил он, прижимая к себе хрупкую фигурку.
— Конечно, люблю! Очень люблю!
— Правда?
— Правда. Разве ты сомневаешься? — девушка изумленно заглянула ему в глаза. — Почему ты так грустно меня об этом спрашиваешь?
— Поцелуй меня, котеночек, — попросил он, проигнорировав ее вопрос. Привстав на носочки, Кэрол мягко наклонила его голову и с нежностью поцеловала в губы. Сжав ее в объятиях, он с внезапной страстью ответил на поцелуй, приподнял ее и, поднеся к кровати, опустился вместе с девушкой на покрывало.
— Мэтт, подожди… — начала слабо сопротивляться Кэрол, отстраняя его руку, забравшуюся под юбку. — Ты что, с ума сошел? Вдруг кто-нибудь зайдет? Я боюсь. Перестань!
Она захихикала, брыкаясь и отталкивая от себя его настойчивые руки.
Поднявшись, он подошел к двери и повернул замок.
— Никто не зайдет, — улыбнувшись, он набросился на девушку, которая все же перестала сопротивляться и, обняв его, самозабвенно прижалась к его губам.
Кэрол едва успела привести себя в порядок, как дверь кто-то толкнул.
Поправив покрывало на постели, Мэтт открыл двери. Встретившись с колючими глазами Джека, он улыбнулся ему.
— Вы готовы? — спросил тот, не предпринимая попытку войти в палату. — Время. Опоздаешь на похороны своей матери. Я понимаю, что есть дела поважнее, не терпящие отлагательств, но все же…
— Не язви, Рэндэл. Я должен был привести себя в порядок, не мог же я явиться на похороны небритым и…
— Если хочешь выглядеть достойно, для начала застегни штаны.
Мэтт опустил взгляд, одновременно потянувшись к «молнии» на брюках, но, обнаружив, что там все в порядке, понял, что попался на провокацию.
— Ха-ха, как остроумно, Рэндэл! — хмыкнул он.
— Я жду вас в машине, — отвернувшись, Джек направился к лифту.
Мэтт улыбнулся, и, не удержавшись, послал ему вслед непристойный жест. Кэрол подошла сзади и, заметив это, очень удивилась.
— Мэтт, что ты делаешь?
Он поспешно опустил руку, виновато улыбнувшись.
— Что он тебе сказал, что ты так реагируешь, а?
— Ты не правильно поняла, это я в шутку.
— Он не понимает шуток, а таких — тем более, — девушка смущенно опустила голову. — Как ты думаешь, он догадался?
— О чем?
— Ну, о том, что мы здесь делали.
— Конечно. А тебя это беспокоит?
— Неудобно, — сжав плечи, Кэрол густо покраснела. — Такое горе, похороны, а мы…
— Перестань. Мы любим друг друга, почти муж и жена, и если мы уделили друг другу немного времени, это не уменьшает нашего горя.
Джек ждал в такси, разместившись на переднем сидении и, как всегда, курил. Бросив взгляд через плечо, на Мэтта, он улыбнулся.
— Выглядишь намного лучше, чем когда мы приехали. Рад, что тебе полегчало.
Кэрол покраснела и отвернулась к окну, готовая провалиться от мучительного стыда, который сжигал ее перед Джеком. Сейчас она не выдержала бы его пронзительного насмешливого взгляда, и больше всего боялась, что он захочет высказать свое мнение об их возмутительном поведении.
Но на этот раз он воздержался от комментариев. Что ж, в конце концов, его это не касается, и Кэрол была рада, что он этим не пренебрег.
Стоя у гроба матери, Мэтт дрожал так, будто его бил озноб, но на лбу выступили капельки пота, создавая противоположное впечатление, что ему очень жарко. Кэрол стояла рядом, Джек — чуть позади.
Никто из них не слышал, как, прощаясь с матерью, Мэтт вымаливал у нее прощения. Низко склонившись над гробом, он ронял слезы ей на лицо, сжавшись под невыносимой тяжестью собственной вины.
Кэрол отвернулась, не в силах на него смотреть и пытаясь справиться с душившими ее рыданиями. Как тяжело было видеть его таким.
Когда он отошел от гроба и подошел к девушке, ей показалось, что в его глазах было безумие. Какой-то странный лихорадочный блеск, который напугал ее, как тогда, ночью, после приступа, когда он был не в себе.
— Мэтт, все нормально? — осторожно спросил Джек, пристально всматриваясь ему в лицо. Повернувшись к нему, Мэтт внезапно схватил его за пиджак и притянул к себе.
— Это ты виноват! Ты ее убил, скотина!
Он вздрогнул, почувствовав неожиданный укол в бок, и, зашатавшись, вдруг обмяк. Джек придержал его, не позволяя упасть.
— Тс-с-с, дружок, я понимаю, что у тебя горе, но я-то тут при чем? — проговорил Джек.
— Мэтт, что с тобой? Тебе плохо? — Кэрол придержала его за руку, взволновано переводя взгляд с одного мужчины на другого, и пытаясь понять, что происходит.
— Он немного не в себе. Перенервничал, — объяснил Джек. — Наверное, опять приступ. Я отведу его в машину, пока он прямо здесь, у гроба матери, в обморок не свалился.
— Я помогу, — Кэрол обняла Мэтта за талию, помогая Джеку дотащить его до машины. Усадив Мэтта на сиденье, Джек заглянул ему в лицо.
— Эй, ты меня слышишь?
Мэтт медленно повернул голову и посмотрел на него.
— Так объясни, в чем моя вина? Ты сказал, что я убил твою мать, я не ослышался? Говорить можешь? Говори!
— Джек, не трогай его, он это сгоряча, — вмешалась Кэрол.
— Ну, уж нет! Пусть он объяснит, с чего это вдруг на меня набросился. Сгоряча или нет, такими словами нельзя разбрасываться. Ну, расскажи, Мэтт, в чем моя вина. Мы с Кэрол очень внимательно слушаем.
Смотря на Мэтта, Кэрол заметила в его глазах, устремленных на Джека, такую ненависть, что казалось, Мэтт готов его убить. Ее это привело в полное замешательство. Джек дал ему свободу. Почему же Мэтт его так ненавидит?
— Я не понимал, что говорил… голова сильно болит, — прохрипел Мэтт, еле ворочая языком. — Прости, Джек. Нервы.
Он отвернулся и закрыл глаза, пытаясь справиться с головокружением. Что еще он мог ответить? Заявить во всеуслышание, что это проклятые кассеты, которые притащил адвокат, убили его мать! Не заявившись Рэндэл в их квартиру со своими «доказательствами», Моника была бы жива! Но тогда пришлось бы объяснить Кэрол, что такого было на кассетах, что могло довести больную женщину до инфаркта.
Рэндэл знал, что Мэтт ни за что не откроет девушке правду, поэтому и вел себя так вызывающе.
— Думаю, с него на сегодня хватит, — заявил Джек, обращаясь к Кэрол. — Я отвезу его в больницу, а ты останься и проследи за тем, чтобы здесь нормально все закончили.
Вздохнув, он посмотрел на маленькую часовню, из которой они только что вышли, и печально покачал головой.
— Эх, миссис Ландж, не повезло вам не только в жизни, но и после смерти. Оставайся, Кэрол, не бросать же ее. А я займусь ненаглядным сыночком, будь он не ладен! Даже мать свою не может в последний путь проводить, как следует! Устроил балаган, все испортил, скотина! Хотя бы немного уважения к матери проявил, гад!
Джек с чувством захлопнув заднюю дверцу машины, и сел рядом с водителем.
— Обижайся, не обижайся, Кэрол, но Мэтт твой — самое настоящее дерьмо! И пусть его похоронят так же, как он похоронил свою мать! Ничтожество!
Закрыв дверь, он велел водителю трогать.
Горько расплакавшись, Кэрол вернулась в часовню.
— Простите, Моника, что так вышло, — прошептала она покойной. — Мэтт не хотел. Он не выдержал, ему стало плохо. Он так вас любил. И я вас любила. Я не забуду о своем обещании. Я никогда не оставлю вашего сына. Никогда.
— Ну, что, очухался, герой? — ухмыльнулся Джек, присаживаясь на край кровати в палате, куда недавно доставил Мэтта.
— Что ты мне вколол, урод?
— Не переживай, это абсолютно безвредно. Ты был слишком напряжен, вот я и расслабил тебя немного. Понравилось, что ли?
— Испугался, да? — Мэтт растянул потрескавшиеся губы в издевательской улыбке. — Оказывается, боишься меня? Шприц с собой носишь со всякой дрянью, чтобы исподтишка в меня всадить. А по-мужски дать отпор — кишка тонка?
— По-мужски дают отпор мужчинам. А ты — животное. С бешенными тварями не дерутся, их просто усыпляют.
— Ах-ах! И давно ты с собой этот шприц таскаешь? В тюрьму ко мне тоже с ним приходил? — Мэтт расхохотался. — Страшно, да, Рэндэл? Не думал, что ты такой трусливый, с виду вроде бы не скажешь!
— По тебе тоже не видно, что ты насилуешь и убиваешь детей. Я не собираюсь сражаться с тобой в честном поединке, ты же псих, маньяк, убийца, и шансы наши не равны, потому что я не такой и с головой у меня все в порядке. Я просто подстраховался на тот случай, если ты вдруг захочешь меня трахнуть и придушить, как своих несчастных жертв. Вдруг тебе привидится, что я — твоя ненаглядная женушка?
— А что, очень даже похож, — Мэтт расхохотался еще громче.
Джек молча смотрел на него. Смех сумасшедшего. Страшный, отвратительный.
— Похоже, твоя болезнь прогрессирует, — серьезно сказал он. — Видел бы ты себя со стороны. Раньше тебя клинило только после приступов, а теперь окончательно крыша съезжает. Неужели ты сам этого не замечаешь?
— Я замечаю только то, что хочу тебя придушить.
— Вот-вот, об этом я и говорю. Только за что ты меня так возненавидел? Разве я виноват в том, что ты — сумасшедший?
— Ты отбираешь у меня Кэрол, ломаешь мою жизнь, меня! Ты убил мою мать своими чертовыми кассетами! И еще спрашиваешь, за что я тебя ненавижу?
— Да, я принес тебе кассеты, но в том, что их просмотрела Моника, виноват только ты один! Какого хрена ты их бросил, не спрятал, зная, что на них, а? И Кэрол я у тебя не отбираю, я просто пытаюсь ее защитить! А что до того, что я ломаю тебя и твою жизнь — там ломать уже нечего, все давно без меня поломано! Ты трус, Мэтт, ищешь виноватого, боясь признать, что во всем виноват только ты!
— Да, я виноват! Я! — вдруг истошно завопил Мэтт, подскочив на кровати. — И без тебя знаю! Убирайся отсюда, оставь меня в покое! Что ты издеваешься надо мной, что кровь из меня пьешь, сволочь? Удовольствие от этого получаешь, да? Я без тебя паршиво! Боже! — закатив глаза, из которых хлынули слезы, он сжал трясущиеся руки в кулаки. — Боже, сжалься, дай мне сдохнуть! Я не могу больше, не могу!
— Мэтт, прекрати истерику. Возьми себя в руки…
— Да пошел ты к чертовой матери! Исчезни с глаз моих, пока я тебя не прибил! — Мэтт так кричал, что покраснел от напряжения, не замечая, что его крики превратились в невразумительный истеричный визг.
В палату вбежала перепуганная медсестра.
— Что с ним? — пробормотала она в замешательстве, уставившись широко раскрытыми глазами на обезумевшего мужчину.
— Истерика. Уколи ему что-нибудь, чтобы успокоился и заснул.
Девушка выскочила из палаты и через несколько секунд вернулась, держа в руке шприц. С ней пришел доктор.
— Коли! — велел он медсестре без колебаний, бросив взгляд на пациента.
— Не подходите ко мне, суки! Поубиваю!
— Мэтт, это всего лишь успокоительное. Я понимаю, что тебе плохо, ты только что похоронил мать, очень убиваешься. Мы хотим только помочь. Вот увидишь, тебе сразу станет легче, — успокаивающе проговорил доктор.
— Не станет мне легче, никогда! Только, если сдохну!
— Ну, не надо так, мой мальчик. Ты молод, у тебя вся жизнь впереди, все еще наладится. Ты же мужчина, а закатываешь истерики, как слабонервная барышня. Стыдно.
— Иди к черту, пока я тебе шею не свернул! Не нравится — не смотрите! Оставьте меня все в покое, пожалуйста, оставьте!
Прижав кулаки к лицу, он зарыдал навзрыд, так горько и безутешно, что походил на маленького ребенка, а не на взрослого мужчину.
Выхватив шприц у оробевшей медсестры, Джек подошел к Мэтту и сам сделал укол. Мэтт не сопротивлялся. Джек осторожно уложил его на подушки и похлопал, успокаивая, по плечу.
— Кэрол… Котеночек, — тихо звал он, пока веки его не сомкнулись в глубоком спокойном сне.
— Джек, что с ним?
Джек, удобно расположившийся на кушетке, неподалеку от палаты Мэтта, опустил газету и поднял взгляд на запыхавшуюся, взволнованную девушку.
— Ему вкололи снотворное, он спит. Присаживайся, отдышись. Зря так спешила, все равно его пока лучше не беспокоить.
Кэрол опустилась на кушетку и перевела дух.
— Как там все закончили, нормально? — поинтересовался Джек.
— Да, похоронили, — рассеянно ответила Кэрол, думая совсем о другом. — Так что произошло с Мэттом? Выяснили, почему ему стало плохо?
— А что тут выяснять? И так все ясно. Проблемы с головой.
— Мигрень?
— Угу, мигрень, — Джек сложил газету и встал. — Пойдем куда-нибудь, перекусим.
Заметив на лице девушки сомнение, он продолжил:
— Он проспит еще, по меньшей мере, часа четыре. Нет толку здесь торчать. Пойдем.
Вздохнув, Кэрол поднялась и последовала за ним.
Пообедав в первом попавшимся ресторанчике, они заспорили, что делать дальше. Джек предложил поехать в квартиру Мэтта и отдохнуть, но Кэрол была настроена вернуться в больницу.
— К вечеру и поедешь, — возражал Джек. — Все равно под палатой сидеть будешь и ждать, когда он проснется.
— Ничего, подожду.
— А когда ты домой собираешься? Или ты хочешь сидеть возле него, пока его не выпишут, как наседка над яйцами?
Кэрол насупилась.
— Не начинай, Джек. Я буду делать так, как считаю нужным.
— С ним все в порядке, он даже не болен. Его просто обследуют и отпустят домой. А у тебя занятия в институте, хочу тебе напомнить.
— Я помню.
— Я полечу вечером. Советую тебе полететь со мной. На ночь тебе в больнице остаться не разрешат. Будешь ночевать одна в квартире Моники? Не знаю, как ты, а мне ночью там было как-то не по себе.
Кэрол промолчала, внутренне сжавшись от страха. Нет, одна в эту квартиру она ни за что не пойдет, а уж тем более, не останется на ночь.
— Ладно, дело твое. Поехали, сейчас немного отдохнем, а потом я с тобой наведаюсь в больницу, узнать, как наш горемыка, и отправлюсь в аэропорт. Если передумаешь, могу захватить тебя с собой.
Кэрол сдалась, согласившись поехать в квартиру. Она чувствовала себя усталой и разбитой. День был выматывающим и тяжелым, а ночью она почти не спала.
Джек засел в кухне на телефоне, а Кэрол включила в зале телевизор, устроившись на диване.
Когда Джек вошел в комнату, собираясь скрасить ее одиночество и тоже поглазеть в экран, девушка спала, уронив голову на мягкий подлокотник. Бесшумно подойдя к ней, Джек наклонился и, осторожно приподняв ее ноги, уложил на диван. Положив ей под голову подушку, он укрыл девушку пледом.
Убрав звук телевизора, он опустился на пол, на ковер, прислонившись плечом к дивану. Подперев голову ладонью, он устремил взгляд на девушку. Потом вдруг откинул плед и, осторожно положив руку ей на ногу, приподнял юбку и погладил стройное бедро. Кэрол никак не отреагировала, продолжая спать. Не почувствовала она и то, как горячие губы коснулись ее коленки. Ей даже сны не снились, так она утомилась и физически, и морально.
Когда Джек разбудил ее, она чувствовала себя еще хуже. Голова раскалывалась, тело неприятно ломало.
С трудом она приподнялась и села, пытаясь разлепить тяжелые веки.
— Тебе нехорошо? — спросил Джек, присаживаясь рядом. — Выглядишь ужасно.
— Спасибо. Устала просто. Сейчас умоюсь и взбодрюсь, — Кэрол спустила ноги на пол и только сейчас заметила, что на ней плед. — Ой, это ты меня укрыл? И подушку положил… Спасибо.
— Это не усталость. У тебя жар. Ты вся горишь.
— Откуда ты знаешь? — удивилась девушка. Когда он ее будил, он к ней не прикасался. Не мог же он почувствовать это на расстоянии!
— У тебя щеки покраснели, и глаза блестят. Так бывает при высокой температуре. Вчерашний ливень, под который мы с тобой попали, дает о себе знать. Там опять дождь. Я быстро смотаюсь в больницу, а ты полежи.
— Нет, я тоже поеду, — Кэрол откинула плед и решительно встала.
— Кэрол, так нельзя. Тебе станет еще хуже. Я объясню Мэтту, что ты заболела. Уверен, он бы сам запретил тебе ехать, если бы знал.
— Джек, со мной все в порядке. Говорю же, я просто устала. И никакого жара у меня нет. Поехали, он, наверное, уже проснулся.
— Я сказал, что ты никуда не поедешь, — отрезал Джек резко. — Ты ведешь себя, как капризная безрассудная девчонка! Твои подвиги во имя любви никому не нужны, это обыкновенная глупость, только воспаление легких заработаешь. Я запру дверь и заберу ключи с собой, чтобы ты не побежала следом. И не спорь со мной, сама знаешь, что бесполезно.
— Джек, не бросай меня здесь одну, — взмолилась Кэрол. — Мне страшно.
— Ладно, одевайся, — вдруг передумал он.
Радостно улыбнувшись, Кэрол с удовольствием подчинилась его приказу. Заскочив в ванную, она умылась теплой водой и быстро нанесла легкий макияж. Причесав волосы, собрала их на затылке и закрепила шпильками.
Джек, нахмурившись, наблюдал, как она, изящно присев на стульчик, стала обуваться.
— Не удивительно, что ты заболела! Погода такая ужасная, а ты так легко одета.
— Так весна же, почти лето! — весело отозвалась девушка, застегивая сапожки.
— Ага, лето! Ветер до костей пробирает, дождь, а ты даже зонт не взяла!
— Забыла. Не до зонта вчера было. И мне совсем не холодно.
— Разве мама… или Куртни не учили тебя, что, щеголяя в такую погоду в короткой юбке, ты рискуешь заработать не только насморк? Тебе детей еще рожать, поэтому надо поберечь свое здоровье.
Бросив на него удивленный взгляд, Кэрол засмеялась.
— А тебя кто этому учил? Мама? Или папа?
Джек фыркнул.
— Я не шучу, Кэрол! Я, конечно, понимаю, что грех прятать такие ноги, но не в такую погоду! Здоровье важнее!
Девушка выпрямилась и пораженно посмотрела на него.
— А какие «такие» у меня ноги?
Джек сердито сдвинул брови, напустив на себя грозный вид.
— Сама не знаешь, что ли?
— Ты считаешь, что у меня красивые ноги?
— Да, считаю. Красивые. А то ты не знаешь!
— Представь себе, не знаю! Ноги, как ноги, обыкновенные. Ты первый и единственный, кто сказал, что они у меня красивые.
— Ну да, конечно! Не знала она… Женщина, не уверенная в красоте своих ног, никогда не наденет короткую юбку… по крайней мере, женщина со вкусом, такая, как ты. А тем более — в такую мерзкую погоду! — добавил он сварливо.
— Послушай, Джек, не такая уж у меня короткая юбка, и я в колготках, так что моему здоровью ничего не угрожает.
— Колготки! Из чего они, эти ваши колготки — из крохотных дырочек! Паутина и то толще! А ночи еще холодные, не забывай, да еще когда такой ветер и эти ливни, будь они не ладны.
— Джек, ты ворчишь, как Мадлен, — Кэрол захихикала, окончательно развеселившись, и даже почувствовала себя лучше.
— Какая еще Мадлен?
— Старушка одна. Когда я была маленькая, она все время меня ругала, если я не хотела тепло одеваться. И, мне кажется, что я даже помню, как она мне говорила что-то о рождении детей, как ты сейчас.
— Ты, наверное, была очень непослушной девочкой. И такой и осталась! Управы на тебя нет. Будь ты моей женой, я бы вправил тебе мозги.
— Запретил бы носить юбки?
— Не только.
— Кошмар какой! Слава Богу, что я не твоя жена! Ой… я что-то не то сказала, да? Ты обиделся?
— Нет, я с тобой полностью согласен. Слава Богу, что ты не моя жена. Слава Богу, что у меня вообще нет жены.
— Ты женоненавистник, что ли?
— Ужасный!
— Ну, и зря. Все равно придется когда-нибудь жениться. Могу тебя утешить — хороших женщин больше, чем ты думаешь. Только тебе нужно выбирать не хорошую, а ту, у которой будут стальные нервы и железное терпение — то, чего нет у тебя. Тогда вы уживетесь.
— Намекаешь на то, что я такой невыносимый?
— Нет, Джек, что ты! Я о том, что твоей жене придется постоянно сражаться с соперницами за такого привлекательного мужа. Ты совсем не невыносимый, ты — просто Божий одуванчик.
Джек рассмеялся.
— Я не понял, ты смеешься надо мной и хочешь поддеть, или подлизываешься?
— Почему же смеюсь? Разве ты не согласен с тем, что ты — Божий одуванчик?
— Ну, надо над этим подумать, — он почесал затылок. — Наверное, ты права. Я — Божий одуванчик, беленький, пушистенький, и только притворяюсь ядовитой колючкой. Поэтому, я отдаю тебе свой пиджак. Накинь.
— Не надо. Говорю же, мне не холодно.
Он набросил ей на плечи пиджак и плотно запахнул на груди так, что она не могла пошевелить руками.
Наклонившись к ее лицу, он улыбнулся.
— Ага, попалась!
Кэрол улыбнулась в ответ, почувствовав, как вскинулось сердце оттого, что он оказался так близко. Она опустила голову, завозившись с замком на сумочке, и залилась румянцем, устыдившись собственных мыслей — она подумала о том, что еще чуть-чуть приблизиться, и их губы бы соприкоснулись. Зачем он наклонился к ней так низко?
— Ну, ладно, если ты так настаиваешь. Сам-то не замерзнешь?
— Конечно, замерзну. Будем болеть вместе.
— Ну, Джек!
Открыв дверь, он вывел ее из квартиры.
— Такси ждет, я уже вызвал.
— Постой! Моя сумочка!
— Боже, самое важное забыли! Сейчас вернусь, ведь без этой вещицы ни шага не сделать!
— Захвати свой зонт… который ты забыл! — парировала ехидно Кэрол. — Без этой вещицы ни шага не сделать!
Она неторопливо стала спускаться по лестнице.
Через минуту Джек ее догнал и вручил сумочку.
— Держи свое сокровище.
— Спасибо.
Спустившись вниз, они вышли на улицу. Закутавшись в пиджак, Кэрол сжалась и опустила лицо, пряча от холодных струй дождя. Раскрыв зонт, Джек притянул ее за руку к себе.
— Не стой под дождем.
— Хороший у тебя зонт, большой. Бр-р, и, правда, мерзкая погодка!
Сев в машину, Кэрол расслабилась. Тело била мелкая дрожь. Нахохлившись, как воробушек, девушка слушала, как бьет по машине дождь, наблюдала за разбивающимися о стекло каплями. Да, похоже, она, правда, заболела. Как не вовремя! Ей захотелось вдруг оказаться в своей квартирке, в постели, под теплым одеялом, с кружкой горячего чая. В такую погоду она любила сидеть дома и не высовываться. Она чувствовала себя очень уютно дома, в тепле, прислушиваясь к ветру и ливню за окном и находясь вне их досягаемости.
В машине тоже было тепло, и ее вдруг снова стало клонить в сон.
— Как ты? — поинтересовался Джек.
— Ты был прав, признаю. Надо было надеть брюки и куртку. Да я бы сейчас и от шубы не отказалась, — Кэрол скрестила руки на груди, пряча кисти в рукава.
— Холодно?
— Есть немного.
— В машине тепло, это тебя знобит, — обняв девушку за плечи, он привлек ее к себе. — Да ты вся дрожишь! Могу поделиться своим теплом, хочешь?
Кэрол промолчала, закрыв глаза. Ей было так плохо, что она с радостью упала ему на плечо, сжавшись в крепких объятиях, которые действительно ее согрели. Пригревшись, она сама не заметила, как уснула.
Когда Джек ее разбудил, она готова была расплакаться при одной мысли о том, что нужно выходить из машины, под дождь и ветер.
— Может, подождешь здесь? Я быстро вернусь.
Покачав головой, Кэрол открыла дверь и выбралась из машины.
— Да подожди ты! — Джек выскочил со своей стороны и, оббежав машину, поднял над головой девушки зонт. — Не могла подождать, пока я выйду? Куда так спешишь? Не сбежит твой ненаглядный!
— Я боялась, что ты оставишь меня в машине.
Наклонившись к водителю, Джек велел ему подождать.
Кэрол тряслась от невыносимого холода рядом, прячась под большим зонтом. Обняв ее за плечи одной рукой, Джек осуждающе покачал головой и торопливо повел девушку к дверям больницы.
— Надо было все-таки оставить тебя в квартире! — проворчал он, когда они оказались внутри здания.
— Я бы умерла там от страха!
— Не умерла бы!
Кэрол нехотя рассталась с пиджаком и надела белый халат.
По дороге в палату они встретили врача, наблюдавшего Мэтта.
— Кэрол, подойди к нему, уточни, когда он собирается выписать Мэтта. Я подожду тебя в палате.
Девушка подчинилась. Она была слишком измучена, чтобы задуматься над тем, почему Джек сам не подошел к доктору, видя, как ей плохо, или почему бы им не подойти вместе.
Войдя в палату, Джек подошел к кровати. Мэтт еще спал.
Джек бесцеремонно растолкал его, заставив проснуться. Открыв глаза, Мэтт ничего не выражающим взглядом уставился на него.
— Опять ты! Когда-нибудь ты оставишь меня в покое?
— Хреново выглядишь, приятель. Сейчас сюда придет Кэрол. Ей очень плохо, она заболела, еле на ногах стоит. Ты должен отправить ее домой. В квартире твоей она оставаться одна боится, да и приглядеть там за ней некому, пока болеет. Да ты и сам, честно говоря, выглядишь так, что лучше бы она вообще тебя сейчас пока не видела.
Мэтт угрюмо промолчал. Не согласиться с Рэндэлом он не мог. Кэрол на самом деле лучше не видеть его в таком состоянии. Не дай Бог, еще чего заподозрит. Повернувшись на бок, Мэтт уставился в пол, безучастный ко всему. Казалось, что его больше ничего не интересует, даже Кэрол.
Когда девушка вошла в палату, он не проявил своего обычного восторга от ее появления. Даже глаз не поднял на нее.
— Мэтт, — нежно позвала Кэрол, подходя ближе и заглядывая ему в лицо. — Как ты?
Присев, она взяла его за руку и улыбнулась.
— Выспался?
Он молчал, но на нее все же посмотрел. Девушка перестала улыбаться, пораженная его взглядом. Взглядом обреченного, в глубине которого скрывалась бесконечная боль. Даже в тюрьме в его глазах не было столько отчаянья.
— Что с тобой? Тебе плохо? Это из-за мамы? — встревожилась Кэрол.
— Кэрол, ты ожидала, что он будет прыгать здесь от радости? Смерть матери — веский аргумент для того, чтобы немного расстроиться, — резковато заметил Джек.
Кэрол коснулась губами крепкой кисти Мэтта, смотря на него увлажнившимися глазами.
— Я побуду с тобой, — тихо проговорила она.
Отняв у нее свою руку, он приподнялся и прислонился спиной к спинке кровати.
— Нет. Я хочу побыть один, — наконец-то, заговорил он чужим голосом, сиплым и хриплым, как будто надорванным.
— А что у тебя с голосом? Ты не заболел?
— С моим голосом и со мной все в порядке, — с раздражением ответил он.
Кэрол поднялась, растерянная и озадаченная. Никогда он так с ней не разговаривал. Создавалось впечатление, что ее присутствие его раздражает и злит, и он хочет поскорее от нее избавиться. Сам на себя не похож.
— Маму похоронили.
— Хорошо, — процедил он сквозь зубы, не задумываясь, что выбрал не совсем подходящее слово.
Девушка растерянно замолчала, пытаясь не показать то, как расстроило ее его поведение.
— Ладно, мы пойдем, раз ты не в духе, — вмешался Джек. — Отдыхай, набирайся сил.
— Я завтра приду, — робко сказала Кэрол.
— Я же сказал — я хочу побыть один! — вдруг сорвался Мэтт, пытаясь повысить надорванный голос, но лишь захрипел, и это разозлило его еще больше. — Убирайтесь!
Кэрол приоткрыла рот, застыв, как громом пораженная.
— Да что с тобой? — пролепетала она чуть слышно.
— Ничего! Ничего! Со мной все в порядке! Почему ты все время меня об этом спрашиваешь? Почему все думают, что со мной что-то не так?
— Мэтт! — оборвал его Джек сурово. — Никто ничего не думает, Кэрол просто беспокоится. И не надо вымещать на ней свое недовольство!
Глаза Мэтта подозрительно сузились.
— Это ты ей уже что-то наплел обо мне, да? Наверное, говоришь про меня всякие гадости и радуешься, что я этого не слышу?
Джек обескуражено покачал головой и наградил его таким взглядом, что Мэтт едва не вскочил с кровати и не вцепился ему в горло. «Совсем спятил!» — говорили серые глаза.
— Мэтт, зачем ты так говоришь? — удивилась Кэрол. — Зачем Джеку говорить о тебе гадости?
— Это ты у него спроси! Кстати, забыл поинтересоваться, как прошла ночка вдвоем в моей квартире? Удалось этому плейбою залезть тебе под юбку?
В груди у Кэрол закипело, щеки загорелись. Джек за ее спиной усмехнулся и постучал пальцем по лбу, показывая Мэтту, какой он идиот.
— Кэрол, пошли его к чертовой матери, и поехали по домам, — посоветовал он девушке. — Не знаю, как ты, а я от него уже жутко устал.
Увидев, как она развернулась и направилась к двери, Мэтт подскочил, став босыми ногами на пол. Всю его агрессивность, как рукой сняло, а в глазах отразился ужас.
— Котеночек, подожди! Я не хотел! Прости меня, я несу всякую чушь!
Кэрол остановилась, но не обернулась, тяжело дыша от возмущения и обиды. Мэтта словно подменили, она его не узнавала. Где тот мягкий нежный мужчина с ласковым добрым взглядом, смотревший на нее с таким обожанием? Неужели эта злоба из-за присутствия Джека? Теперь понятно, почему Мэтт смотрел на него с такой ненавистью — он ревнует, и, судя по всему, ревнует страшно. Но почему?
— Кэрол, не уходи, — умоляюще прохрипел Мэтт.
Услышав дрожь в его голосе, девушка смягчилась и посмотрела на него. Он выглядел таким напуганным, что она даже пожалела о том, что вспылила.
— Мэтт, ложись, пол холодный.
— А ты не уйдешь?
— Ложись.
Он нырнул под одеяло, не отрывая от нее больших грустных глаз.
— Пожалуйста, подойди. Почему ты так далеко от меня стоишь?
Кэрол подошла к нему. Он приподнялся и, обняв ее бедра, прижался к ней, как провинившийся маленький ребенок, который хотел, чтобы его не только простили, но и утешили.
— Прости меня, если обидел. Сам не пойму, что со мной происходит. Нервы ни к черту.
— Ничего. Мы тебя понимаем, — Кэрол бросила взгляд на Джека, взяв на себя смелость ответить за обоих.
Он промолчал, в немом ожидании сложив руки на груди. Ему не терпелось уйти отсюда. Этот парень с больной головой держал его в напряжении, и это Джеку не нравилось. Сумасшедших невозможно предугадать. То он, вроде бы, вполне нормальный, через секунду ни с того ни с сего впадает в ярость, то бьется в истерике, то плачет, как ребенок. Джек не успевал перестраиваться. А еще он боялся, что как бы это неуравновешенное состояние не окончилось тем, что Мэтт превратится в того страшного монстра, которого ему уже довелось повидать, при чем это может произойти совершенно неожиданно. И это действительно было страшно.
После того, как Джек увидел Мэтта таким, он стал его бояться. В таком состоянии Мэтт был неуправляем, он ничего не видел и не слышал, он даже не реагировал на боль, как будто весь его мозг, вдруг, отключался, оставив только одну функцию, направленную на то, чтобы убивать. Мэтт сам по себе был мужчиной не маленьким и довольно крепким, а когда впадал в одержимость, создавалось впечатление, что силе его нет предела — справиться с ним было практически невозможно. Это как свирепый дикий зверь, которого невозможно удержать голыми руками, и единственная возможность его одолеть — это убить или вырубить, что еще надо умудриться сделать.
Поэтому Джек носил в кармане наполненный шприц и коробочку с несколькими ампулами. После того, как ему пришлось сделать Мэтту укол, он наполнил шприц заново. Но даже это не заставляло его чувствовать себя спокойно в присутствии этого психа. Тем более, теперь Мэтт знал, чего ожидать, и мог попросту не допустить, чтобы игла его достала. Эффект неожиданности исчерпан.
Джек боялся, но он не был трусом. И никогда не отступал и не позволял страху руководить собой. И в душе гордился этим. Страх — инстинкт самосохранения, и храбрыми зовутся не те, кто утверждает, что ничего не боится, а те, кто способен преодолевать страх, кто властвует над ним. Так считал Джек. А еще он любил «ходить по головам и всем плевать в лицо», а тем, кто заставлял его чувствовать страх — особенно.
То обстоятельство, что его не сломало пять покушений на его жизнь, присвоило ему репутацию отчаянно смелого и дерзкого человека, некоторые считали его безрассудным и беспредельно наглым. Наглости в нем, конечно, хватало, но Джек не считал ее своим недостатком, скорее наоборот.
И именно эта «беспредельная» наглость позволяла ему с равнодушным видом находиться рядом с убийцей — психопатом, крепко взять его за горло и заставить подчиняться. Даже не моргнув, он взял на себя право распорядиться его жизнью, жестоко распорядиться. Но жестокость Джека тоже не смущала. Его совсем не трогали слезы Мэтта и его обезумевший от боли взгляд. И ему было все равно, если своими действиями он уничтожит этого человека. Если Мэтт сломается, если уже не сломался, то он, Джек, в этом не виноват. Всех пытаются сломать, его, Джека — тоже. Хочешь жить — держись. А если нет сил, в этом только твоя вина. Рассуждая так, Джек избавил себя от беспощадных клыков совести, которая, по его мнению, существовала только для того, чтобы глодать человеческое сердце и мучить его понапрасну.
Более того, Джек был уверен в том, что, отправляя Мэтта подальше отсюда и разбивая его отношения с Кэрол, он поступает правильно, и на этот раз даже по совести. Этим он спасает девушку. Он даже готов помочь Мэтту — он дал ему свободу, и не кривил душой, когда обещал устроить его в хорошую клинику и оплатить лечение, даже если это окажется пустой тратой денег. А если Мэтт пойдет на поправку — что ж, прекрасно. Джек не сочтет за труд пристроить его куда-нибудь на работу. Он не испытывал к Мэтту ненависти. Нельзя ненавидеть невиновных, а этот человек не виноват в том, что он болен. По крайней мере, это была его личная точка зрения. Только с ним вряд ли бы согласились родители трех не в чем неповинных девочек. Не смотря на то, что даже сам Мэтт утверждал, что не имеет право на жизнь, Джек считал иначе.
И вопрос был только в том, захочет ли Мэтт принять его помощь и жить дальше.
Джек наблюдал за тем, как Кэрол гладит взлохмаченные волосы своего жениха, даже не догадываясь, что ее судьба уже решена, что в ее будущем Мэтта не будет. И судьбу ее вершил не Всевышний, а человек.
Человек, который стоял у нее за спиной.
Она удивлялась, почему Джек не выйдет и не оставит их наедине хотя бы на минутку. Хам. Стоит и пялится, как будто так и надо! И, судя по всему, никогда не слышал выражение «третий — лишний». Лишним он себя совсем не чувствует.
Мэтт взял ее за руки и улыбнулся. Кэрол улыбнулась в ответ.
Ну, вот, перед ней снова тот ласковый мужчина, которого она полюбила. И ему она готова была простить все.
— Ой, котеночек, какая ты горячая! — встревожился он. — Ты заболела?
Фыркнув, Джек отвернулся. Наконец-то, вспомнил! Куда уж до других, когда себя пожалеть надо!
— Езжай домой, лечись. Я завтра позвоню, узнаю, как ты. Когда меня выпишут?
— Врач сказал, дня через два-три.
— Тогда приезжать ко мне не надо. Поправляйся. Я сам приеду. Договорились?
— Хорошо.
— Ну, иди, моя хорошая, — притянув к себе, он поцеловал ее в губы. — За меня не переживай. И спасибо тебе.
— За что?
— За то, что ты у меня есть.
Джек подкатил глаза, с шумом втянув в себя воздух.
— Боже, сейчас расплачусь!
— Плачь, Рэндэл. Я бы тоже плакал, если бы наблюдал за чужой любовью, не имея своей.
Джек едва не сказал, что ему это и предстоит, но вовремя сдержался.
Но Мэтт понял, что он хотел сказать. Увидев, как мгновенно скисла его физиономия, Джек решил воздержаться от ответных реплик, а то чего доброго, этот впечатлительный малый опять забьется в истерике.
К великому облегчению Джека, Кэрол распрощалась с Мэттом и вышла из палаты.
— Джек, задержись на минутку, пожалуйста, — тихо попросил Мэтт. — И закрой дверь.
— Кэрол, подожди меня, пожалуйста, в такси. Я буду через пару минут, — проигнорировав удивленный взгляд девушки, Джек плотно прикрыл дверь, оставшись в палате.
— Зачем ты пообещал ей приехать после выписки? — обратился он к Мэтту. — Разве ты не помнишь, что тебе предстоит путь совсем в другую сторону?
— А что я должен был сказать? Прощай, мы больше не увидимся?
— Да, это бы подошло.
— Я еще не готов.
— Что ж, у тебя есть время на подготовку до выписки. А потом ты ей позвонишь и разобьешь сердце, — Джек засмеялся.
— Ты находишь это смешным? Какой ты жестокий!
— До тебя мне далеко, никогда не дотянусь. Я смеюсь, потому что пошутил, если ты не понял. Ты не разобьешь ей сердце, не переживай, с ним все будет в порядке, потому что она не любит тебя.
Мэтт побагровел.
— Если я в чем-то еще и уверен, так это в том, что она меня любит!
— Это не любовь. Это жалость.
— Нет!
— Да. Послушай, какая тебе разница, любит она тебя или нет? Сегодня ты видел ее в последний раз. Сам видишь, что с тобой происходит. Или хочешь, чтобы она видела, как ты размазываешь по лицу сопли и вопишь, будто тебе яйца придавили? Даже голос надорвал! Твои истерики производят впечатление. Медсестра до смерти перепугалась, представляешь, что будет с Кэрол?
— Это ты довел меня до такого состояния, — Мэтт сжался на постели, сев, и, подтянув ноги, уткнулся подбородком в колени. — Со мной все было в порядке, пока ты не приперся и не разрушил мою жизнь. Послушай, Джек, — он поднял на него умоляющий взгляд. — Я сделаю все, что ты скажешь, только скажи мне, что ты наврал, что я не убивал тех девочек!
— Мэтт, ты сам вынудил меня сказать тебе это. Если бы ты не упрямился и согласился на мое предложение сразу, я бы ничего тебе не рассказал. Ты бы спокойно жил дальше, лечился и думал, что лечишь только свою воображаемую мигрень. Никто бы не открыл тебе эту страшную тайну, даже врачи, я бы об этом позаботился. Ты мог и дальше находиться в счастливом неведении, но ведь ты сам захотел докопаться до правды. Вот и докопался.
Мэтт спрятал лицо в ладонях.
— Джек, мне очень тяжело. Единственное, что держит меня в этой жизни — это моя любовь. Это мой шанс выжить, понимаешь? Без Кэрол я жить не буду, потому что в моей жизни тогда не останется ничего хорошего, только боль и пустота. Я очень тебя прошу, Джек, не отбирай у меня ее.
— Ты готов рискнуть ею ради себя? А если ты ее убьешь — ты об этом задумывался? Ты думаешь только о себе. Разве это любовь?
— Нет-нет, я не буду ею рисковать! Я уеду, как ты сказал, лягу в лечебницу и пробуду там столько, сколько нужно, пока не перестану быть опасным. Единственное, о чем я прошу — не вынуждай меня рвать отношения с Кэрол. Я объясню ей, что должен уехать в клинику, чтобы вылечить свою мнимую мигрень. Она поверит и ничего не заподозрит. И у меня будет шанс, что она дождется меня, и когда я выйду оттуда, мы сможем быть вместе.
— А если на лечение потребуются годы? Если исправить твою психику невозможно?
Лицо Мэтта исказила нечеловеческая мука.
— Чтобы понять, безнадежен я или нет, врачам потребуются годы?
— Я не знаю, я не врач! Ты можешь сломать ей жизнь, ты это понимаешь? Она будет тебя ждать, а в результате так и не дождется. И все это только ради одного крохотного шанса для тебя? Не велики ли ставки? Ты-то ничего не теряешь в худшем случае…
— Почему ничего? Я теряю все — жизнь, любовь, даже самого себя. Джек, умоляю тебя! Если ты собираешься настоять на своем и отнять у меня Кэрол, лучше убей меня. Это будет для меня избавлением от мук.
— Нашел дурака! От своих мук избавляйся сам.
— Пожалуйста! — по лицу Мэтта побежали слезы, он медленно сполз на пол и стал на колени.
Джек сердито поджал губы.
— Нет!
Сев прямо на пол, Мэтт откинулся на кровать, став вдруг неожиданно спокойным и равнодушным. Глаза высохли.
— Тогда у меня к тебе другая просьба.
— Хватит с меня просьб, я не Санта-Клаус, чтобы твои желания исполнять!
— Достань мне пистолет. Я знаю, тебе это не составит труда.
— На жалость давишь? Думаешь, подействует?
— Не думаю. Я думаю, что это надежный способ. И быстрый. И синяками я уже не отделаюсь, — Мэтт улыбнулся.
Джек пристально смотрел на него, и понял, что он не блефует, не пытается разжалобить. Мэтт принял решение, и ему сразу стало легко, он успокоился, смирившись с неизбежным.
— Неужели ты так ее любишь? — не мог поверить Джек.
— Я же говорил. Эта любовь — все, что у меня осталось. Ладно, Джек, хорош меня мучить. Достань мне оружие, желательно ко дню моей выписки, и ты меня больше не увидишь. Живым. И никаких проблем, тебе не нужно будет возиться со мной, тратить деньги. И мне будет хорошо. Кэрол переживет. Скажу ей, что она мне не нужна, что я уезжаю. Пусть злится, это лучше, чем оплакивать мой труп. А ты можешь убедиться, что я тебя не обманул. Я буду ждать тебя в своей квартире, и с удовольствием посмотрю, как тебя вывернет наизнанку от вида моих мозгов, разлетевшихся по комнате.
Мэтт засмеялся.
— Шуточки у тебя такие же ненормальные, как ты сам!
— О, да, я всегда славился остроумием, особенно мне близок черный юмор. Мама всегда ругала меня за такие шутки. Только я же, в основном, совсем не шутил, а говорил истинную правду. Как сейчас.
— Ладно. Можешь пока сказать Кэрол, что отправляешься лечить свою мигрень. А там посмотрим, — сухо сказал Джек.
— Тоже шутишь «по-черному»?
— Нет.
Спокойствие Мэтта, как рукой сняло. Потухший взгляд его вспыхнул, лицо оживилось. Подскочив, он едва не запрыгал на месте от счастья.
— Ой, Джек, можно я тебя поцелую? — Мэтт бросился к нему с распростертыми объятиями.
Тот испугано вскочил и встал позади стула, используя его как преграду.
— Только попробуй! Совсем, что ли, спятил?
— Да! От радости! И я… я тебе не верю! — Мэтт засмеялся. — Ты меня обманываешь!
— Иди к черту!
— А можно еще вопрос?
— Только если он будет последним. Ты у меня уже поперек горла! И мне не терпится домой.
Мэтт посерьезнел и вернулся на кровать.
— Пока я буду лежать в клинике, ты не уведешь Кэрол?
— Куда я ее уведу?
— Ты понял, о чем я, не притворяйся.
— Послушай меня, Мэтт, только не обижайся, — пытаясь сохранять спокойствие и не показать своего раздражения, проговорил Джек. — Тебе кажется, что у тебя хотят отобрать твою девушку, в ней ты сомневаешься — все это, твой страх и неуверенность, из-за жены. Это паранойя.
— Нет, Джек, это не паранойя. И я не путаю Кэрол и Кэт. В данный момент я говорю не о них, а о тебе. Одного я не могу понять. Зачем ты вытащил меня из-за решетки, если эта девушка тебе самому нужна?
— Мэтт, не зли меня. Мне не нужна ни «эта девушка», ни какая-либо другая, ясно тебе? Я ценю свою свободу, я не встречаюсь с женщинами, я с ними сплю. И все! Это для тебя на Кэрол свет клином сошелся, а я никогда не зацикливался на одной женщине и не собираюсь. Женись на своей Кэрол, только от меня отстань со своей ревностью. Или ты думаешь, я не могу найти себе женщину, поэтому собираюсь отбирать твою? Нет уж, спасибо.
— Блефуешь, Джек. Неужели ты всерьез полагаешь, что я не вижу, что ты хочешь ее? Скажи правду, не отпирайся. Что тебе от нее нужно? Хочешь просто затащить в постель, или за сердце зацепила, а?
Джек поджал губы, разозлившись.
— Если бы это было так, сидел бы ты и дальше в тюрьме, тупой идиот! Хрен бы ты был с ней! Что же это получается, сам подумай — выходит, я преподнес ее тебе на блюдечке, а сам страдаю и думаю, как теперь отобрать! Пораскинь мозгами, если еще в состоянии, и не доставай меня! Я больше не хочу об этом говорить. У меня нет ни терпения, ни желания тебе что-то доказывать.
— Дай мне слово. Пообещай, что не заберешь ее, пока я буду в больнице! — в голосе Мэтта снова появилось отчаянье. — Поклянись, что она тебе не нужна!
— Мэтт, мы не в детском саду, — холодно отрезал Джек. — Но, если тебе станет легче, я даю слово. Отправляйся в больницу и спи спокойно.
— Неужели, у меня действительно паранойя? — Мэтт вдруг снова изменился, став потерянным и напуганным. — Ты считаешь, что это из-за Кэт?
— Ты болен. Твое состояние ухудшается с каждым часом, наверное, это из-за сильных стрессов, которые ты пережил сразу за один день. Узнал, что ты болен, что ты убийца, потом мать умерла. Тут у здорового крыша может поехать! А у твоей болезни спустили тормоза, и пока не поздно, тебе нужно лечь в клинику.
— Да, хорошо. Спасибо тебе, Джек. И извини меня, за все. Будь спокоен, как только меня выпишут, я уеду, в тот же день. Как ты думаешь, она будет меня ждать? — Мэтт жалобно посмотрел на него страдальческим взглядом.
— Будет, даже не сомневайся, — заверил Джек. — Она тебе предана больше, чем собака своему любимому хозяину. Ты только постарайся побыстрее наладить свое здоровье, не заставляй ее долго ждать.
— Я постараюсь! — пылко воскликнул Мэтт. — Я очень буду стараться! Я вернусь, и лично приглашу тебя на нашу свадьбу!
— Вот и хорошо, — улыбнулся Джек и, подойдя к нему, уложил на подушку и накрыл одеялом, как больного ребенка. — А теперь отдыхай и не думай о плохом. Это провоцирует болезнь. У тебя все будет хорошо, только надо еще немного подождать.
— Немного? Совсем немного, да, Джек?
— Совсем немного.
Перед тем, как закрыть дверь, Джек задержался, расслышав невнятное бормотание, и, обернувшись, посмотрел на Мэтта. Он лежал на боку, положив руку под голову, и, уставившись пустым взглядом куда-то перед собой, тихо повторял:
— Совсем немного. Совсем немного. Совсем немного…
Глаза Джека расширились, он стоял и смотрел, чувствуя, как холодеет в жилах кровь. Но Мэтт его больше не замечал. На губах его застыла жалкая больная улыбка, которая заставила Джека содрогнуться.
Бесшумно он прикрыл дверь, пытаясь подавить неприятное ощущение тревоги. А сейчас, когда смотрел на Мэтта, он испытал отвратительное чувство, которое ненавидел и презирал — страх.
Только бы этому психу не стало хуже! Его место в сумасшедшем доме. Только, когда это чудовище будет заперто там, можно будет вздохнуть свободно. И никто никогда об этом не узнает. Все будут думать, что Мэттью Ландж уехал, чтобы начать новую жизнь, что он счастлив. Джек позаботится о том, чтобы все думали именно так. От этого зависела его карьера.
А ничего важнее карьеры в его жизни не было.