Первый рабочий день Кэрол прошел удачно, не смотря на то, что она очень волновалась. Она все еще комплексовала в общении с людьми, искала в глазах, устремленных на нее, презрение, которое преследовало ее столько лет, ожидала, что от нее отвернутся, не захотят даже разговаривать. Она жила в уважаемой достойной семье уже не один год, но не могла избавиться от ощущения, что все знают о том, что на самом деле она собой представляет, кто ее мать. Она по-прежнему прятала взгляд, встречаясь чьими-либо глазами. Она настолько привыкла к ощущению, что у нее словно на лбу написано «дочь шлюхи», к людскому отвращению и неприязни, что ее подсознание не поддавалась никаким убеждениям. Да, теперь у нее была другая жизнь, но та, что была до этого, осталась у нее внутри. Кэрол научилась ее скрывать, но она все равно была, в ее голове, сердце. Являлась частью ее, от которой никогда не избавиться. Она выбралась из грязи и дерьма, в которых родилась и росла, отмылась, но только снаружи. Ей казалось, что люди все еще чувствуют исходящую от нее вонь прошлого.
Куртни научила ее общаться с людьми, держаться достойно и уверенно. Кэрол пыталась ей подражать, но незаметно. Она запомнила слова Куртни, которые та как-то ей сказала, и часто про себя их повторяла.
«Никто не знает о том, что было в твоей жизни, и никогда не узнает, если только ты сама этого не захочешь. Чего бы ни было раньше, теперь этого нет. Я не говорю, чтобы ты обо всем забыла, но не позволяй прошлому отравлять твою новую жизнь. Оно было и будет, и ты должна научиться с этим жить. С этим, запомни, а не этим! Это две большие разницы».
Но Кэрол и не собиралась отказываться от своего прошлого, потому что в нем было не только плохое. Оно хранило самое дорогое ее сердцу — Эмми, Тимми, Мадлен, Спайка. Она помнила о них и продолжала любить. У нее осталась только Даяна, а у Даяны — только она. Их прочно связывали одиночество, воспоминания и любовь к тем, кого они потеряли.
На тумбочке у кровати в комнате Кэрол в красивой рамке стояла фотография ее друзей, рядом — фарфоровая статуэтка, подаренная добрым дальнобойщиком. Часто Кэрол задавалась вопросом, помнит ли ее Мэтт?
Столько лет прошло, наверняка он давно позабыл о маленькой несчастной девочке, встреченной в мотеле — притоне. Он уже женат и у него есть дети. Наверное. И даже не догадывается, что та самая девочка помнит его, хранит его подарок. Давно уже Кэрол лелеяла мечту отыскать его, но не знала с чего начать, не могла решиться. Она знала, что стоило только обратиться к Куртни, и эта мудрая и всемогущая женщина поможет ей. Но как объяснить этот безрассудный порыв найти человека, с которым была всего пару часов и так давно, еще совсем малышкой? Кэрол сама не понимала, зачем ей это надо, и почему этот человек так прочно осел в ее сердце. Она хорошо помнила его лицо и голос, помнила добрые карие глаза. Какой он теперь? Тогда ему было не больше двадцати пяти лет, сейчас за сорок. Ей хотелось, чтобы он вспомнил ее, увидел, какой она стала, узнал, что она не пошла по стопам матери, что помнит его. Хотела поблагодарить за доброту, проявленную когда-то по отношению к ней, которая так была ей нужна, и которой так не хватало.
Она пыталась придумать, как найти его, не прибегая к помощи Куртни, но поняла, что это ей не под силу. Что она о нем знала? Только имя. И то, как он выглядел тринадцать лет назад. Возможно ли найти человека по такой информации?
Как бы поступила на ее месте Эмми? Та всегда действовала по схеме «Нужно? Реши и действуй! И не жуй сопли, не трать зря время!».
Ее образ по-прежнему стоял у Кэрол перед глазами. Подражание Эмми стало частью ее, она не делала ничего, не подумав прежде, так ли бы поступила Эмми, одобрила бы? Порой ей стало даже казаться, что в ней живет сама Эмми и по-прежнему руководит ею, помогает и подсказывает, придает храбрости в нужный момент и утешает, когда грустно.
Кэрол так и не научилась жить без нее. И не хотела. Она верила, что Эмми рядом, мысленно с ней общалась, спрашивала совет, делилась радостью и печалями. Кэрол отказывалась принять тот факт, что ее нет, не отпускала ее, преданно и беззаветно любя всем своим изболевшимся от тоски и боли сердцем. Как только к ней подкрадывалась коварная мысль, что ее Эмми нет с ней, нет в этом мире, нет вообще, что от нее остался только прах, и она не слышит ее, не видит, когда Кэрол начинала осознавать, что ее Эмми — мертва, она гнала эти мысли прочь, предпочитая жить в придуманном ею мире, где Эмми была жива и с нею. Вернее, ее душа. Так было легче. А от реальных мыслей ей становилось страшно, и охватывала смертельная тоска, от которой сразу все в жизни теряло смысл. Ее боль и тоска по Эмми не притупились временем. Она также плакала, смотря на ее веселое симпатичное личико, улыбающееся с фотографии, представляя, какой бы она была сейчас.
В Кэрол жила и ненависть. Страшная ненависть. Она помнила Кейт Блейз, убившую Эмми и Тимми. И никто не понес за это наказания, обе смерти признали несчастным случаем. Кэрол дала клятву Эмми, что она будет отмщена.
Кэрол поддерживала связь с родителями Эмми, звонила, присылала открытки и даже ездила в гости. Мистер и миссис Берджес всегда были рады ей. Совсем недавно они решились завести ребенка, и теперь у них был хорошенький толстенький карапуз, которого звали Эрни. И только с его появлением эти люди вернулись к жизни и снова обрели в ней смысл.
Кэрол полюбила малыша еще до того, как он родился, потому что это был братик Эмми, которая всегда мечтала о брате. Эмми бы очень любила его. И Кэрол была на седьмом небе, когда чета Берджес предложила ей стать крестной матерью мальчика. Теперь она чувствовала себя членом их семьи.
Прах Эмми был эксгумирован и перевезен в другой город, где поселились ее родители. Оставаться там, где они жили, Берджесы не могли после произошедшей трагедии, но и покинуть могилу дочери тоже было для них неприемлемо, потому они и решились на такой отчаянный шаг.
Приезжая к ним, Кэрол всегда ходила на маленькое кладбище с миссис Берджес. Но Кэрол часто ездила только к Эмми, не заходя к ее родителям. Миссис Берджес знала о том, что она регулярно навещает могилку, но не обижалась на то, что не заходит к ним. Женщина понимала, что в такие дни Кэрол нужна только Эмми и никто больше.
Подолгу Кэрол сидела у могилки и плакала. Только здесь она видела страшную и жестокую реальность, заключенную в надгробном камне, ощущала, что Эмми нет в этом мире. И острое чувство потери заставляло ее страдать не меньше, чем в день похорон.
Если бы ей сказали: «Умри, и ты будешь с Эмми.», Кэрол бы даже не колебалась в своем решении. Только все равно у нее бы ничего не получилось. Если загробный мир существует, то Эмми не пустит ее туда, как не пустила уже когда-то. А если это был всего лишь сон, и за смертью скрывается лишь тьма и пустота, а жизнь — это только тело и ничего больше, то смерть не соединит ее с Эмми.
Но Кэрол не хотела так думать. Она верила в свой сон.
Кэрол приняла решение поговорить с Куртни и попросить помочь найти Мэтта.
Поцеловав Эмми на фотографии, она переоделась, отгоняя невеселые мысли, которые почему-то всегда посещали ее, когда сердце наполнялось радостью, словно желая омрачить ее. Причесавшись, Кэрол подправила макияж и только тогда отправилась в столовую на ужин. Куртни терпеть не могла, когда она показывалась ей на глаза растрепанной и неопрятной. Она придерживалась правила, что женщина всегда должна быть в форме и не выходить за пределы своей спальни, не приведя себя в порядок. К тому же в этом доме можно было в любое время дня и вечера натолкнуться на каких-нибудь важных персон или деловых партнеров Куртни. При этом, естественно, требовалось выглядеть так, чтобы Куртни, по крайней мере, не стало стыдно.
Если Куртни была дома, она никогда не опаздывала к ужину, поэтому, увидев за столом только отца, Кэрол расстроилась, поняв, что Куртни еще не вернулась с работы.
— Привет! — слегка улыбнулась ему Кэрол.
Он поднял на нее свои яркие синие глаза и улыбнулся в ответ.
— Привет.
Она села напротив него за стол и стала наблюдать, как Дороти, домработница, повар и прислуга в одном лице, накрывает на стол. Дороти была очень подвижной и проворной женщиной, в руках у нее все горело, и с возрастом ее сноровка и удивительная энергия ничуть не уменьшались. Вот уже двадцать пять лет она работала у Куртни, завоевав сердце этой суровой требовательной женщины. Кэрол тоже полюбила ее, ассоциируя с Мадлен. У Дороти не было семьи, но она, похоже, не сильно переживала по этому поводу, живя в этом доме и считая своей семьей Куртни, Рэя, а теперь и Кэрол.
Как-то Куртни предложила ей взять помощницу, но Дороти обиделась и распереживалась, что данное предложение вызвано тем, что она плохо справляется со своими обязанностями. И Куртни не смогла убедить ее, что просто хочет облегчить ей работу, сняв часть нагрузок и обязанностей. Дороти была непреклонна, заявив, что если претензий к тому, как она работает, нет, то никакие помощницы ей не нужны. Куртни не настаивала. Она не любила вводить в свое окружение, а тем более в дом, новых людей, отдавая предпочтение тем, кто рядом уже давно. В семейном бизнесе, перешедшем ей по наследству от отца, когда она была еще совсем молоденькой и только закончившей университет, но уже тогда работающей с отцом, ее доверенными людьми и партнерами были, в основном, проверенные годами и наделенные не дюжим опытом. Куртни высоко ценила каждого, и для нее было настоящей трагедией, если кого-то теряла. Но такое случалось редко. По доброй воле никто от нее не уходил. Вот сейчас, например, заболел ее личный адвокат. Он служил еще ее отцу, но его почтенный возраст ничуть не смущал Куртни. Старик не знал поражений, его боялись и уважали, склоняя перед ним голову. Многие прилагали немалые усилия, чтобы переманить непревзойденного юриста на свою сторону, но Уильям Касевес был не только умен и талантлив, но и очень предан, сначала Патрику, своему другу, а потом и его дочери. Старика и Куртни связывали не только деловые отношения, между ними была крепкая дружба и взаимная привязанность. В данный момент Уильям Касевес отдыхал и лечился в одном из лучших санаториев, куда его отправила, не смотря на возражения, Куртни. Инфаркт, подкосивший так внезапно такого сильного и жизнестойкого человека, был для нее болезненным ударом.
Кэрол тоже любила его. Одни его насмешливые хитрющие глаза чего стоили, мгновенно покорив ее сердце! К симпатии добавилось еще и чувство благодарности. Через год после того, как Кэрол уехала с отцом из ненавистного городка, Элен вдруг потребовала вернуть ее назад. Не из любви или одиночества, а потому что не хотела, чтобы дочь купалась в роскоши и строила успешную жизнь, когда она прозябает на окраине городка в паршивом притоне, а ее жизнь — это грязь, болото, из которого ей никогда не выбраться, в котором она хотела утопить и Кэрол. Девочка ясно помнила, как она вопила, душа ее в унитазе: «Хлебай дерьмо, как я всю жизнь его хлебаю!». Она не хотела, чтобы Кэрол была счастлива, хотела ее погубить. Отпуская Кэрол с отцом, Элен делала это не по доброте душевной, а лишь из желания лишний раз поиздеваться над дочерью, отдав на растерзание его жене, уверенная, что та ни за что не захочет, чтобы девчонка прижилась в ее доме и сделает все, чтобы от нее избавиться. Она рассчитывала, что Кэрол сама взмолится забрать ее назад, даже если и нет, то она сама ее оттуда заберет через некоторое время. То, что она исчезнет пока и не будет мозолить ей глаза очень даже устраивало Элен на тот момент, когда Рэй за ней приехал. Это давало ей время на то, чтобы все обдумать и решить, что делать с девчонкой дальше. Она стала для Элен слишком опасна, зная все ее секреты о том, как и кого она отправила на тот свет. Она собиралась поломать девчонку, окончательно, раз и навсегда отбив в ней желание противится своей судьбе и ей, своей матери. И сделать так, чтобы ей даже в голову не пришло хотя бы вспомнить о преступлениях матери, не говоря уже о том, чтобы кому-то о них поведать. Если поломать не получится, Элен планировала от нее избавиться. Так же, как раньше избавилась от тех, кто ей мешал. С удивлением она узнала от Пэгги, что Кэрол успешно прижилась в новом доме, и даже умудрилась понравиться жене Рэя, которая все-таки приняла ее в свою семью. И все трое были довольны, и Рэй, и Куртни, и даже Кэрол, тем, что она теперь жила с ними. Они баловали девчонку и осыпали своими милостями, обращаясь, как с принцессой, она жила в большом красивом доме, носила брендовые вещи и купалась в роскоши. О, это повергло Элен в страшную ярость! Совсем не для того она отпустила свою дочь туда, чтобы она осталась довольна, чтобы ей было хорошо. Пришло время вернуть ее на место и напомнить о том, что никакая она не принцесса. О, она горько поплатиться за то, что продалась этой богатой мрази Куртни, за что, что лизала ей зад и возомнила, что будет жить в этой семейке, бросив свою мать в нищете и грязи. Эта хитрая неблагодарная стерва пожалеет о том, что купалась в роскоши, пока мать ее прозябала здесь, обслуживая грязных шоферюг. Эта маленькая дрянь отработает каждую минуту, проведенную в богатстве и удовольствии. Ее здесь затрахают до дыр, когда она заставит ее работать. Она уже достаточно выросла, и бездельничать Элен больше ей не позволит. Будет пахать, как проклятая, и Элен будет отдавать ее самым мерзким и неприятным клиентам в наказание. Она превратит ее в помойку за то, что возомнила из себя принцессу. Надо только потребовать, чтобы Рэй привез ее назад. Она мать, у нее все права, и они не посмеют ее удерживать. Что Элен и попыталась сделать.
Когда Куртни рассказала о том, что Элен требует вернуть ее, Кэрол затряслась от ужаса.
— Выгоните меня на улицу, убейте, только не отдавайте ей, — едва слышно прошептала она дрожащим голосом.
— Ты не вернешься, если сама не захочешь, — заверила Куртни, делая вид, что не замечает страха и отчаянья девочки, которая была на грани истерики. — И из этого дома тебя никогда не выгонят, а если ты еще раз так скажешь, я обижусь.
— Простите меня… пожалуйста, простите, я не хотела вас обидеть, — пролепетала Кэрол, и из глаз ее потекли слезы.
— Забыли, — отрезала Куртни. — Не переживай и ничего не бойся. Ты останешься здесь.
— Но разве она не сможет меня забрать, ведь она моя мать, у нее есть все права? — беспокоилась девочка.
Куртни снисходительно улыбнулась, и столько уверенности и силы было в этой улыбке, что Кэрол успокоилась.
— Если я говорю, что она не заберет тебя, значит так и будет. Забудь об этом.
И действительно, все было так, как сказала Куртни. Она поручила Уильяму разобраться с этим делом, в результате чего, Элен не только не вернули дочь, но и лишили родительских прав. Кэрол опасалась, что для этого нужно будет рассказывать о том, как она жила с матерью и что между ними происходило, но даже этого не потребовалось. Уильям навестил Элен и после того, как она отказалась уладить конфликт миром, собрал показания у преподавателей в школе, где училась Кэрол, и у живущих поблизости от мотеля Элен людей, которые с радостью поведали о том, какой недостойный образ жизни она ведет, и что девочку неоднократно видели побитой. Показания были задокументированы и подписаны. Уильям побывал в местном полицейском участке и больнице, собрав сведения о попытке самоубийства девочки и, не смотря на то, что Кэрол тогда отказалась от обвинения матери в том, что это она подтолкнула ее к этому поступку, этот факт был приобщен к делу. Кэрол не знала, что Пэгги дала показания, рассказав о том, как Элен обращалась с дочерью, что ненавидит ее, а главное — продала девочку одному из посетителей, что и повлекло за собой попытку самоубийства. Ее слова подтвердились результатами обследования в больнице, куда попала девочка с перерезанными венами, где был отмечен факт потери девственности, и наличие мужского семени в теле. Кэрол также не знала, что Уильям был и у Берджесов, которые рассказали, как однажды зимой девочка прибежала к ним домой, заплаканная и без верхней одежды. От Кэрол потребовалось только подписать подготовленное Уильямом заявление о том, что она не желает жить с матерью. Всего этого было более чем достаточно, чтобы Элен лишили родительских прав.
Кэрол была уверена, что теперь мать ненавидит ее еще сильнее. Но пока у нее есть такой покровитель, как Куртни, Кэрол может не бояться Элен. И девочка была бесконечно благодарна и Куртни, и Уильяму за то, что они не позволили Элен ее погубить.
Видимо то, что Кэрол ускользнула из ее рук, переполнило чашу озлобленности Элен, лишив ее последних остатков разума. От Кэрол долго скрывали, но потом все-таки она узнала, что ее мать приговорена к пожизненному заключению в тюремной психиатрической больнице. Это повергло девочку в тяжелый шок. Оказалось, что в какой-то момент Элен впала в безумие, взяла нож и перерезала всех постояльцев. Смерти избежать удалось лишь тем, кто в ту ночь не спал. Она успела убить восемь человек, тихо, в постели, пока они спали, пока не вошла в номер, в котором Рут Ланкастер обслуживала клиента. Они не спали, и это их спасло. Увидев Элен, окровавленную и с ножом в руке, Рут молниеносно скатилась с кровати на пол, оставив между собой и обезумившей своего клиента, на которого Элен, не мешкая, набросилась. Рут не знала, собиралась ли Элен напасть и на нее, но выяснять это не собиралась, выскочив из комнаты голышом, предоставив опешившему мужчине отбиваться самому. Он получил несколько ранений, но сумел справиться с женщиной, отобрал нож и вырубил, со всех сил ударив по голове.
Позже, на допросах, Элен говорила что-то о черном тумане, который ее преследует, душит. Этот туман был переполнен мертвыми, она слышала их голоса постоянно, они все время ей что-то шептали. Говорила, что этот туман пожирает людей, он требует мертвых, от нее. Она должна приносить ему эти жертвы, кормить его, иначе он сожрет ее. Если она перестанет его кормить, она не будет ему нужна, он убьет ее. У него была еще ее дочь, она тоже приносила ему жертвы, хотя пока об этом не знала, считая случившиеся смерти в ее жизни случайностями. Если Элен перестанет его кормить, он убьет ее и продолжит жизнь в ее дочери. А вот если умрет ее дочь, тогда туман не тронет ее, Элен, потому что она будет единственной у него, и если она умрет, он сгинет вместе с ней, потому что может переходить только от родителя к ребенку. Элен говорила, что не знает, что есть этот туман, что это такое и откуда оно взялось. Но она верила в него и в то, что говорила. Элен рассказывала, что этот туман преследует ее с рождения, она помнит его столько же, сколько и саму себя. Он всегда являлся ей в ночных кошмарах, а потом стал преследовать и наяву. Она предполагала, что это что-то вроде проклятия. Ей так казалось, но на самом деле она не знала. Она плакала и умоляла пожалеть ее и не запирать в тюрьме, утверждая, что она должна и дальше приносит жертвы, что должна убить свою дочь, чтобы этот туман не убил ее, Элен.
— Он будет питаться от нее, а потом от ее детей! И так до бесконечности, пока эта ниточка не прервется! А если ее убить, пока она не успела родить ребенка, то туман позволит мне жить очень долго, насколько только возможно, и умрет потом вместе со мной. Разве вы не хотите избавить мир от него? Для этого нужно сделать лишь так, как я сказала! Убить ее!
Элен признали невменяемой, и с диагнозом маниакальной шизофрении и пометкой «особо опасна» отправили за крепкие решетки в учреждение для особо опасных сумасшедших преступников.
Естественно, что Кэрол об этом рассказывать никто не захотел, и она узнала совершенно случайно, подслушав разговор между Куртни, Рэем и Касевесом.
— Нужно приглядывать за девочкой, — говорил последний. — Вероятность того, что шизофрения может перейти ей по наследству, имеет место быть. Факт наследственности подобных заболеваний давно уже доказан. И когда эта ненормальная говорила, что этот ее воображаемый кровожадный туман переходит от родителя к ребенку, то была не так уж далека от истины. Она вполне может наградить этим сумасшествием и свою дочь.
Сердце Кэрол тогда наполнилось ужасом. Ужасом, подобно которому она не испытывала никогда в жизни, не смотря на то, что страху за свои прожитые годы натерпелась предостаточно. Она никому не рассказала о том, что знала, о чем говорила ее мать, об этом тумане. Что уже давно видит его в своих снах, всю жизнь, сколько себя помнила. Как и ее мать. Что это значит? Что она тоже сумасшедшая, как и она?
А вдруг то, что говорила Элен — не безумие, а правда? Ведь еще будучи совсем маленькой она уже знала, что если увидела кого-то в этом черном тумане, тот обязательно умрет. И ведь так и случалось. Как это объяснить? Совпадением? Случайностью? Но это происходило неоднократно, и не могло быть случайностью. Все, кого она видела в этом тумане, умирали.
Кэрол затаила глубоко в себе свой зародившийся ужас, спрятав его ото всех, даже от Куртни. Пока она не могла найти ответ на этот вопрос. Она не знала, что было этим туманом — безумие или что-то другое. Сумасшедшей она себя не ощущала. А Элен походила на сумасшедшую, особенно в последнее время. Разве сама Кэрол таковой ее не считала? Считала. И что бы она там не говорила, она была не только сумасшедшей, но и хладнокровной убийцей, потому что убивала по холодному расчету, как Мадлен и Розу, и туман здесь был явно ни при чем. Она убила их, потому что ей так было надо, потому что Мадлен стала обузой, а Роза угрожала. Может, нет никакого тумана, который она якобы видела? Может, она все выдумала, пытаясь выкрутиться? А о тумане узнала от Кэрол, ведь маленькой она рассказывала маме о нем и о своих снах. Вот и взяла за основу своей небылицы в качестве оправдания, рассчитывая на но, что ее признают невменяемой, подлечат в психушке, да и выпустят. Что ж, видимо в ее невменяемость действительно поверили, да настолько поверили, что приняли решения запереть в психушке навсегда. Да, все могло быть и так. Было бы хорошо, если бы это было так. Это бы значило, что никакого тумана, преследующего Элен, нет, что он существует только в воображении одной Кэрол, и это не наследственная болезнь или проклятие. Но и в этой версии Кэрол нашла неувязку. Зачем Элен напала на постояльцев? С какой целью? Кэрол бы поняла и не удивилась, если мать набросилась на кого-то, кто ее бы разозлил. Но не могли же ее так разозлить сразу все, кто находился в ту роковую ночь в мотеле.
Долго и мучительно Кэрол ломала над всем этим голову, но это было бесполезно. Тогда она перестала себя мучить и постаралась выкинуть это из своих мыслей. Все равно пока она не могла найти ответы. Придет время, и она все поймет. Наверное. А если постоянно об этом думать, можно и вправду спятить.
С тех пор, как Кэрол поселилась в доме Куртни и Рэя, туман ей ни разу не снился, и она постепенно успокоилась. Даже если он и существовал на самом деле, то, наверное, он терзал сейчас Элен, оставив ее, Кэрол, в покое.
Уже позже, таким же образом, подслушав разговор Куртни и Рэя, которые украдкой от нее наблюдали за течением болезни Элен, общаясь с ее доктором и с главврачом больницы, Кэрол узнала о том, что Элен продолжает убивать, уже в заключении. В первый раз она убила другую заключенную, засунув ей пальцы в глазницы. После чего надолго была изолирована. Потом, так как приступы агрессии не повторялись, ее изоляцию отменили. Она научилась хитрить и обманывать медперсонал, выплевывать таблетки, притворятся, что находится под действием препаратов. Пока ее разоблачили в подобных ловкостях, она успела совершить еще три убийства, не сразу, с большими перерывами, усыпляя бдительность врачей временем и примерным поведением. Последнее убийство она умудрилась совершить, уже находясь в постоянной изоляции — она напала на медсестру и перегрызла ей горло. После этого ее уже не выпускали, держа взаперти, и обращались только с повышенной предосторожностью, всегда в присутствии двух санитаров, готовых скрутить ее в любой момент. И покорное поведение больше не вводило никого в заблуждение. Поняв, что обмануть больше не удастся, Элен впала в ярость. Она вопила о том, что ей нужно кормить черный туман, а они ей не позволяют, что он все равно доберется до них. И без нее. И что самое странное — Элен была взаперти, как дикий зверь, но время от времени люди продолжали умирать. Эти смерти никто с ней не связывал, то заключенные подрались, то убило током рабочего. В другой раз заключенный напал на доктора. Другой заключенный покончил с собой. И так, периодически постоянно что-то случалось. Но все только удивлялись и недоумевали, что участились несчастные случаи, и приписали это халатности медперсонала и охраны. Сменили руководство. Но это не помогло. А Элен стали бояться еще больше. Потому что она развлекалась тем, что предсказывала следующую смерть, называя имя того, кто умрет. И то, что она оказывалась права, повергало всех в ужас и недоумение. Найти логическое объяснение тому, что происходит, и как она угадывает, с кем произойдет несчастье, найти не могли. Она была всего лишь сумасшедшей. Никто не собирался прислушиваться к ее бреду и вникать в него. А тем более, принимать всерьез.
И опять Кэрол была единственная, кто над этим задумался.
Она поняла тогда, что мать не выдумывала. Она видела, так же, как она, Кэрол. Что это? Может, просто дар предвидения, который работал таким образом? Они просто могли предвидеть чью-то смерть, но сами с этими смертями не были связаны никоим образом?
И опять она не нашла ответ, и заставила себя не думать об этом.
— Ну, что приступим? Или подождем Куртни?
Голос отца вывел ее из задумчивости. Кэрол пожала плечами.
— Я голоден, как собака, а она может вернуться поздно, — взяв в руки вилку и нож, он решительно приступил к еде.
Кэрол последовала его примеру.
— О чем ты все время думаешь? — спросил он, бросив на нее любопытный взгляд.
— Да так… ни о чем, — снова пожала плечами Кэрол.
— Тогда почему все время такая задумчивая? Живешь на всем готовом, Куртни решает все твои проблемы — расслабься и радуйся жизни!
— Как ты? — ухмыльнулась девушка.
— Да, как я, — невозмутимо ответил он. — Не вижу в этом ничего плохого, — помолчав, он снова спросил. — Как прошел твой первый рабочий день?
— Хорошо. Мне понравилось.
— И зачем тебе это нужно, не понимаю! Куртни зарабатывает денег больше, чем мы можем потратить. Зачем тебе работать, да еще за гроши?
— А почему нет? Все должны работать, нельзя все взваливать на одного человека. Работа — это не только деньги. Это — занятие, альтернатива безделью и ненужности. Это независимость.
Он кисло улыбнулся.
— Ты становишься такой же занудой, как Куртни. Тебе это не идет. Лучше бы роман завела, чем умные речи толкать. Такая симпатичная девчонка — и до сих пор без парня! Почему?
Кэрол промолчала, разрезая ножом отбивную. Рэй доставал ее этим вопросом с тех пор, как ей стукнуло шестнадцать, и уже порядком поднадоел. Но, что поделать, если ее отца в жизни интересовали только три вещи — секс, спорт и дорогие машины!
— О чем ты только думаешь, крошка? Девятнадцать лет, а у тебя еще ни одного парня не было! Это же просто ненормально! Или, может, ты предпочитаешь женщин?
— Не пори чушь! — огрызнулась Кэрол. — Это ты их предпочитаешь, всех и без разбору!
— Неправда. Я люблю только Куртни, и кроме нее у меня никогда никого не было, — серьезно сказал он.
— Правда? А кто та грудастая крашеная блондинка, с которой я видела тебя вчера в машине?
— Я просто решил ее подвезти, и все! А ты на что намекаешь?
— А брюнетка, с которой ты сидел в ресторане в прошлый четверг?
— Это был не я, ты обозналась.
Кэрол внимательно изучала его взглядом, поражаясь его наглости.
— И почему Куртни тебя только терпит? — в который раз недоумевала она.
Он откинулся на спинку стула и, отхлебнув вина из бокала, бросил на девушку насмешливый взгляд.
— Потому что она любит меня. Тебе, соплячке, этого не понять.
Кэрол тяжело вздохнула, вынужденная согласиться. Да, она действительно не могла понять, почему такая женщина, как Куртни, сильная и независимая, не вышвырнет этого бездельника и шалопая за дверь, позволяя ему наставлять ей рога. Не знать она об этом не могла, будучи слишком умной и проницательной, чтобы не замечать измен. Тогда почему? Кэрол давно мучил этот вопрос, но она не думала, что когда-нибудь осмелится задать его Куртни. Наверное, Рэй прав, и она просто действительно его любит, потому и прощает все. Куртни нельзя было назвать красивой женщиной, но она была очень ухоженной, всегда дорого и со вкусом одета. Никогда Кэрол не видела ее растрепанной и не подкрашенной, Куртни всегда находила время на посещения салонов красоты и спортзала, придавая уходу за собой не малое значение, и уча этому Кэрол. И, не смотря на то, что была наделена обычной внешностью, Куртни всегда выглядела шикарно и блистательно. Но суровое лицо и властный взгляд отпугивал сильный пол, ее боялись, перед ней трепетали. Мужчины не решались приблизиться к ней больше, чем на шаг, робея перед силой и умом этой женщины, боясь, что если приблизятся ближе, она их сомнет и растопчет. Не физически, конечно.
И только Рэй не боялся ее, уверенный в своей необходимости, зная о слабости этой «железной леди» перед ним. Бывало, конечно, когда Куртни выходила из себя и брала его за горло, и тогда он становился тише воды, ниже травы, делая все, что она от него потребует, покорный и безропотный. Но мальчишеский взгляд красивых синих глаз растоплял любое сердце, и Куртни не была исключением. Казалось, время не властно над ним, он был стройным и гибким, как юноша, улыбка дышала молодостью и избыточной энергией. С тех пор, как Кэрол впервые его увидела, он ничуть не изменился. Она так и не научилась воспринимать его, как отца. Порой она даже об этом забывала. Ни разу у нее не повернулся язык назвать его папой, она обращалась к нему по имени, для нее он был просто Рэй. И когда она думала о том, что он ее отец, не переставляла удивляться и сомневаться. Она не могла разобраться в своих чувствах к нему. Она не любила его, как отца, временами ненавидела за то, что он предает Куртни и так бессовестно и нагло пользуется ее любовью, может, слегка презирала за то, что сидит на шее у жены, за легкомыслие и беспечность, которые допустимы в юности, но не делают чести взрослому мужчине. Но порой она ловила себя на том, что любуется им, восхищается этим красивым шикарным мужчиной, сожалея о том, что он — ее отец. Наверное, если бы он им не был, она бы точно в него влюбилась. Может, где-то в глубине души она и была немного влюблена, потому что абсолютно не ощущала себя его дочерью. Судя по всему, он тоже не пылал отеческими чувствами. Кэрол привыкла к нему, но родства не чувствовала. Может, это было из-за того, что он не старался стать ей отцом, не желая даже выглядеть им. Они довольно быстро подружились, он очаровал ее сразу же, раз и навсегда завоевав ее одинокое сердечко, и она любила его вместе со всеми его недостатками, как любила его Куртни. Он заезжал за ней в школу на своих шикарных машинах, шокируя преподавателей и учеников, даже пару раз сводил ее в кино и театр. И так как Кэрол проявила интерес только к теннису, отказавшись учиться серфингу и парусному спорту, он стал брать ее с собой только на корт, обучая. Иногда Кэрол ездила с ним на пляж. Ей нравилось смотреть, как он катается. Ничего более великолепного она в своей жизни до этого не видела. Он много раз пытался уговорить ее поучиться, но она так и не поддалась на его уговоры. Ей нравилось смотреть, это было красиво, особенно, когда это делал Рэй, но самой попробовать ей никогда не хотелось. В ней не было того задора, той энергии и неуемности, как у Рэя, его склонности к авантюризму и приключениям, острым ощущениям. Острых ощущений она хлебнула достаточно в своей жизни. Больше ей не хотелось. Ей нужен был покой и ощущение безопасности. И никакой риск в любом своем проявлении ее не привлекал. А огромные волны казались ей опасными и устрашающими. Нет, уж, спасибо, лучше она посмотрит на эти волны с берега, и никогда на них не полезет, как Рэй.
Наверное, она показалась Рэю скучной, потому что его интерес к ней быстро иссяк, и он снова отдал предпочтение своим обычным занятиям. Он играл в теннис, пропадал в спортзалах, занимался серфингом, ездил на футбольные матчи и покорял женские сердца.
Когда Кэрол подросла, он снова обратил на нее внимание. Девушка не возражала, если он заезжал за ней в университет, не отказывалась прокатиться с ветерком на красивой машине с открытым верхом, или посидеть в ресторане. Он знал толк в еде и выпивке, хотя никогда не увлекался ни тем, ни другим. Он угощал ее восхитительными коктейлями, не задумываясь об их крепости, именно с ним Кэрол впервые попробовала спиртные напитки. Он предпочитал только дорогую выпивку, учил девушку разбираться в коньяках и винах. Он любил сорить деньгами, и это раздражало Кэрол, потому что из этих денег он сам не заработал ни цента. Но это его не волновало, он принимал это как должное. Он менял машины еще чаще, чем любовниц, одевался только у именитых кутюрье. Куртни не требовала у него отчета о потраченных деньгах, позволяя брать со счетов в банках столько, сколько ему было нужно.
Со временем Кэрол привыкла к этому, и тоже, как и Куртни, стала относиться к нему снисходительно. Он походил на разбалованного непутевого мальчишку, безнадежно испорченного и не поддающегося перевоспитанию. Вместе с тем он был чертовски обаятельным и приятным, чем всегда добивался неизменного прощения у них обеих.
Девчонки в университете умирали от зависти, наблюдая, как он галантно открывает перед Кэрол двери дорогой сияющей машины, а потом увозит в неизвестность. Никто даже подумать не мог, что он ее отец, а Кэрол почему-то не хотела разубеждать в этом. У нее с ним не было ничего общего, ни в характере, ни во внешности. Взрослея, она все больше походила лицом на Элен, и, не смотря на то, что мать была красива, Кэрол не нравилось это сходство. Почему она не переняла у отца хотя бы долю его блеска и очарования, не говоря уже об отдельных деталях, таких, как яркость глаз и красота улыбки? Какой бы красавицей она была, если бы он не пожадничал и поделился с ней своими внешними данными!
Может, ее отец все-таки не он? Ей казалось, что он тоже сомневался, но никогда не говорил об этом, по крайней мере, ей.
С тех пор, как он предложил научить ее играть в теннис, они каждые выходные, если только он никуда не уезжал из города, увлеченно сражались на теннисном корте, расположенном на заднем дворе позади дома.
Куртни не играла в теннис и никогда не проявляла желания начать. В будние дни он ездил играть с друзьями в профессиональный теннисный клуб, иногда они играли у него. Куртни не возражала, если он приглашал друзей, позволяла ему устраивать вечеринки. А он всегда закатывал грандиозные праздники, когда она уезжала в деловые поездки. Обычно Кэрол сидела в своей комнате и старалась не высовываться в такие моменты, особенно после того, как однажды, отправившись на кухню попить воды, застала его целующимся с какой-то красоткой лет двадцати. Он бросился за Кэрол в ее комнату и чуть ли не на коленях умолял не рассказывать Куртни, сетуя, что бес попутал, что выпил лишнее, клялся — божился, что никогда такого не повторится. Говорил, что безумно любит Куртни, и не переживет, если потеряет ее. Кэрол было противно слушать его наглое вранье, он был ей отвратителен, и, не удержавшись, она тогда впервые высказала все, что о нем думает. А он смотрел на нее грустными глазами, как провинившийся побитый щенок, такой расстроенный и подавленный, что все-таки вытянул из нее обещание сохранить его глупый проступок в тайне. Дабы у Кэрол не возникало сомнений в его искренности, он немедленно выпроводил всех своих гостей.
Но после этого Кэрол не раз видела его с другими женщинами. Никто никогда из знакомых не видел, потому что он соблюдал большую осторожность, а у Кэрол прямо талант был натыкаться на него в самых неожиданных местах и в самое неподходящее время! Он даже как-то высказал предположение, что она специально за ним шпионит. Но, в основном, в ответ на ее обвинения он нагло, не моргнув глазом, все отрицал или ловко выкручивался.
Кэрол никогда не лезла в отношения Куртни и Рэя, не сомневаясь, что Куртни все о нем знает, и сама во всем разберется. Кэрол не нравилось то, что он доставал ее отсутствием любовных связей, задаваясь вопросом, какое ему до этого дело. Всякий раз, когда он заводил эту тему, ей хотелось убежать, потому что нечего было ответить. Она робела перед мужчинами и сторонилась их. В ней жили обида, горечь и страх после того, что с ней сделал один из них в мотеле, и она не могла преодолеть эти чувства. Всякий раз, когда мужчина или молодой парень начинал с ней флиртовать, Кэрол ретировалась и в дальнейшем старалась избегать его. А еще в ней был подсознательный страх, что стоит ей начать встречаться с мужчинами, как она превратится в такую же развратницу и шлюху, как Элен. С раннего детства она не любила мужчин, в ней плотно укоренилась привычка избегать их. И, не смотря на то, что теперь находилась не в ненавистном мотеле, где маленькой девочкой пряталась от ненавистных мужчин, и с тех пор прошел не один год, она по-прежнему ощущала себя той запуганной малышкой. Ей казалось, что ее хотят обидеть, посмеяться, сделать больно или того хуже. Желание в глазах мужчины вызывало в ней отвращение и страх, заставляя вспомнить о похоти и жестокости изнасиловавшего ее подонка. Как всякая девушка, она мечтала о любви, о парне, который будет отличаться от всех, которому она сможет доверять, и не будет бояться, о таком, как Мэтт. Но таких, как он, Кэрол больше не встречала. Том Фокстер, который когда-то так ей нравился, оставил о себе не лучшее впечатление, заставив ее глубоко разочароваться. Рэй тоже только подогревал ее негативное отношение к мужскому полу.
— Ты что, задалась целью умереть девственницей? — не отставал он.
Кэрол промолчала. Уж что-что, а это ей уже не грозит, но ему об этом знать не обязательно.
— Почему молчишь? Или ты уже не девственница? А ну, признавайся!
В этот момент в столовую вошла Куртни, и Кэрол облегченно вздохнула. Как вовремя!
— Добрый вечер. Извините за опоздание, — проговорила Куртни, садясь за стол, возле которого тут же появилась Дороти, проворно поставила еще один прибор и удалилась.
Кэрол поприветствовала мачеху теплой улыбкой. Рэй оторвался от стула и, подойдя к жене, поцеловал в щеку.
— Привет, любимая.
И вернулся на свое место. Просто изумительно выдрессированный муж в ее присутствии, сама нежность и внимание! Кэрол с трудом подавила улыбку. Вот лицемер, как его земля носит?
— Как дела на работе, Кэрол? — поинтересовалась Куртни.
— Хорошо. Не привычно только, люди все новые… и вообще…
— Ничего, освоишься.
Куртни была чем-то расстроена, Кэрол сразу это заметила.
— Мистер Касевес вернулся из санатория? — спросила она и попала прямо в точку.
— Да, — Куртни тяжело вздохнула.
— Ему лучше?
— Лучше.
Кэрол замолчала, не решаясь больше задавать вопросы. Грустно опустив глаза в тарелку, она почувствовала, как сразу померкло хорошее настроение перед печалью Куртни.
Некоторое время они все молча ели. Куртни задумчиво жевала, и создавалось впечатление, что она не замечает их присутствия. Покончив с ужином, она устало прислонилась к спинке стула и пригубила вина из высокого бокала.
— Врачи запретили ему работать, — тихим голосом проговорила она. — Для того чтобы он жил дальше, нужен покой. Полный покой и никаких волнений.
— Что ж, нашему неугомонному старику давно пора на пенсию, — попытался утешить ее Рэй. — Не расстраивайся. Он не сможет заниматься делами лично, но ведь он всегда может дать совет.
Куртни кивнула, но глаза ее оставались такими же печальными.
— Придется искать нового адвоката. У тебя есть кто-нибудь на примете?
— Уилл порекомендовал мне одного, — Куртни вздохнула. — Это сын его знакомого, судьи Джорджа Рэндэла. Джек Рэндэл.
Рэй скорчил сомневающуюся мину.
— Небось, молодой и неопытный, шагающий по протоптанной папочкой дорожке.
— Отнюдь.
— Ты его знаешь?
— Конечно, знаю. Но не лично. Его знают все, кто мало-мальски интересуется прессой, не говоря уже о людях посерьезней, — Куртни бросила на него неодобрительный взгляд. — Если бы ты хоть иногда смотрел новости или открывал газеты, ты бы тоже его знал.
Рэй равнодушно пожал плечами.
— Зачем? Если мне когда-нибудь понадобится адвокат, я положусь полностью на твой выбор. А все же, что это за знаменитый Джек Рэндэл, который метит на место Уилла?
— Он туда не метит. Это мы с Уиллом его наметили. Вполне возможно, что он может отказаться.
— Он что, дурак?
— Нет, он преуспевающий молодой адвокат. Настоящая акула, безжалостный и не знающий поражений. Несмотря на молодость, он — самый востребованный и дорогой адвокат в штате.
— Тогда хватай его руками и ногами, чего сомневаешься?
Куртни задумчиво постучала красивыми длинными ногтями по гладкой поверхности стола.
— Знаете, чем он прославился и как сделал такую карьеру? Он брался за самые безнадежные дела, от которых отказывались другие адвокаты. У него нет совести, он топчет все и всех на своем пути к победе. И, что самое поразительное, он всегда побеждает, у него нет ни одного проигранного дела! Он защищал маньяков и психопатов, его стараниями на волю выпускали убийц, в чьей виновности ни у кого не было даже сомнений.
— Дорогая, ну это же его работа! На то он и адвокат, чтобы быть жестким, решительным и морально устойчивым. Щепетильность и мягкотелость не принесут успеха в этой жестокой профессии.
— Да, но при этом можно оставаться и человеком.
— Я не пойму, тебе нужен хороший профессионал, или ты выбираешь зятя? Совести и жалости нет — ну и что, тебе от этого только лучше будет. Порвет любого, на кого укажешь. С таким адвокатом ничего не страшно. С тобой все шепотом разговаривать будут. Главное, что он мастер своего дела, или я не прав?
— Прав.
— Ты же деловая женщина, разбираешься во всем этом лучше меня. А сейчас мыслишь, как простая женщина. У железной леди должен быть железный адвокат. Разве тебе не приходилось идти наперекор совести, разве мало ты людей растоптала, пробиваясь по дорожке в большой бизнес? Он — это именно то, что тебе нужно, я уверен. И не забывай, его порекомендовал Уилл! Или ты уже не доверяешь его мнению?
— У тебя потрясающий талант убеждать. Из тебя бы мог получиться превосходный адвокат, — Куртни улыбнулась.
Рэй засмеялся.
— Тогда зачем тебе этот Джек Рэндэл? Бери меня вместо Уилла!
— Я подумаю над этим.
Настроение Куртни заметно улучшилось. Рэй всегда мог ее поддержать и утешить, а иногда даже подсказывал верные решения. Может, поэтому она и прощала все его выходки и вранье. Он был неглупым мужчиной, с университетским образованием, но как Куртни не старалась затащить его в свой бизнес, упирался изо всех сил, ни за что не желая расставаться с легкой беззаботной жизнью. Он не любил думать, принимать решения, напрягаться и всячески избегал даже самых маленьких проблем. А бизнес штука рутинная и нелегкая. В нем напрочь отсутствовало честолюбие, он не мечтал о карьере и признании, считая, что все это нужно только для того, чтобы заработать деньги. А так как, благодаря Куртни, недостатка в них он не испытывал, то больше ничего от жизни и не требовал, будучи ею вполне доволен.
Кэрол так и не решилась завести разговор о Мэтте в этот вечер, впрочем, как и в многочисленные прошедшие и будущие.
Куртни все-таки сделала деловое предложение тому самому юристу-акуле, и он его принял. И вскоре она забыла о его недостатках, которые заставили сомневаться в том, стоит ли с ним связываться. На самом деле он оказался не таким уж монстром, и Куртни прониклась к нему глубоким уважением, как к умному, сильному и талантливому человеку. И со временем она привыкла к его жесткому напору и коварному прозорливому уму, благодаря которым он стал непобедимым в своей работе.
Однажды вечером Куртни после ужина пригласила Кэрол в свой кабинет. Оробев и немного нервничая, Кэрол устроилась в большом кожаном кресле. Что случилось? О чем Куртни хочет с ней поговорить, да еще наедине, бесцеремонно и жестко избавившись от Рэя?
Куртни изменила привычке всегда садиться за свой письменный стол, расположившись в кресле рядом с Кэрол. Прикурив тонкую сигарету, она поставила на мягкий кожаный подлокотник пепельницу, и устремила на девушку внимательный вопросительный взгляд.
— Ну, выкладывай.
— Выкладывать? Что? — растерялась и еще больше напугалась Кэрол.
— Все. Я же вижу, что ты давно хочешь о чем-то со мной поговорить, а смелости не хватает.
Кэрол покраснела.
— Я не знаю, поймешь ли ты, — запинаясь, сказала она. — Это может показаться тебе глупостью, но…
Куртни молчала, терпеливо ожидая, когда она все объяснит.
— Когда мне было шесть лет, я познакомилась с одним человеком… Это был дальнобойщик, его звали Мэтт, — сбивчиво начала свой рассказ Кэрол. — Он пробыл у нас только одну ночь и рано утром уехал, и больше я никогда его не видела. Но я до сих пор не могу его забыть. Я даже помню его голос и лицо. Он был так добр ко мне, утешил, когда я плакала, отвел на кухню и накормил. Для меня это было просто чудом, потому что меня никто не замечал, а если и замечали, то только для того, чтобы обидеть или побить. Я никому не была нужна, и вдруг — он, такой добрый и ласковый. Мне так было с ним хорошо! Он подарил мне статуэтку прекрасной женщины и поцеловал на прощанье. Меня целовала только Мадлен, когда была жива. Он стал мне родным, понимаешь? Я так привязалась к нему, что люблю до сих пор.
— Невероятно! — покачала головой Куртни, выпуская дым густой струйкой. — Стало быть, теперь ты хотела бы снова его увидеть?
— Да, — Кэрол опустила голову, теребя край блузки. — Как ты догадалась?
— А ты подумала о том, что он мог давно тебя забыть, и что, если так и не вспомнит? Это было так давно. Пойми, это он тебя так поразил и запомнился, а не ты. Он дальнобойщик, в скольких мотелях он перебывал, скольких девочек видел за свою жизнь!
— Ну, и пусть, если забыл, если не вспомнит. Я-то помню. Я просто хочу сказать ему, что он самый лучший человек на свете. Хочу увидеть его добрые глаза. Посмотреть, каким стал.
Куртни изучала ее пристальным взглядом, и нельзя было ни по ее глазам, ни по лицу понять, что она обо всем этом думает.
— Что ты знаешь о нем?
— То, что его зовут Мэтт, что он работал дальнобойщиком тринадцать лет назад… как он тогда выглядел, — Кэрол покусала губы, понимая, как глупо и безнадежно искать человека по таким приметам. — Это невозможно, да?
Куртни пожала плечами, гася окурок в красивой пепельнице.
— Я не знаю, Кэрол, — серьезно ответила она. — Наверное, невозможно.
Кэрол так расстроилась, что даже не смогла этого скрыть, хотя пыталась.
— Да, я знала. Просто хотела спросить у тебя, — она выдавила жалкую улыбку, поднимаясь с кресла. — Тогда я пойду?
Куртни кивнула, отпуская ее.
Но уже у самой двери ее голос остановил Кэрол.
— Можно попробовать.
Подойдя к столу, Куртни взяла ручку и, что-то написав в блокноте, вырвала листок и протянула Кэрол.
— Что это?
— Адрес офиса Джека Рэндэла. Я предупрежу его о твоем визите.
— Думаешь, он сможет что-нибудь сделать?
— Я знаю только одно — для этого чертенка не существует слова «невозможно».