Когда вернулась Куртни, Кэрол не смогла сказать ей правду. На вопрос, нет ли новостей от Джека Рэндэла, она ответила, что он продолжает заниматься поисками. Рассказала, что встречалась с ним, и он попросил присмотреть за котенком. Они с Куртни вместе смеялись, обсуждая сцену купания котенка мистером Рэндэлом.
— Оказывается, нашей акуле не чуждо чувство сострадания! Это приятное открытие! — смеялась Куртни. — Неужели он прячет от всех нежное сердце, скрывая его за колючками и камнями своего характера?
— Только не вздумай ему что-нибудь сказать, — попросила Кэрол. — А, тем более, подколоть.
— Ну, что ты, думаешь, я Джека не знаю? Он не из тех, кто понимает шутки, а в свой адрес — особенно.
Поколебавшись, Кэрол протянула ей фотографию, которую прятала в книге, которую, как бы случайно, захватила с собой.
— Он где-то достал фотографию. Вроде как в личном деле, хранившемся в архиве той организации, где Мэтт работал водителем.
Куртни внимательно посмотрела на фотографию. С мукой в глазах Кэрол украдкой наблюдала за ней, ожидая, что она скажет. Куртни превосходно разбиралась в людях, и часто ей было просто достаточно посмотреть на человека, чтобы понять, что он из себя представляет. И она редко ошибалась.
— Так вот он какой, парень, покоривший твое сердце за пару часов, — улыбнулась Куртни. — Что ж, теперь я не удивляюсь.
— Почему?
— В такого грех не влюбиться.
Кэрол покраснела.
— Но я не говорила, что я в него влюблена.
— А какие у тебя к нему чувства? Как к брату или отцу?
— Нет… наверное. Я не знаю. Маленькой девочкой я мечтала о том, чтобы он был моим отцом. А потом… — девушка растерянно пожала плечами. — Он был вроде кумира, идеала.
Куртни не стала ее больше мучить и вгонять в краску, лишь бросила на нее лукавый, все понимающий взгляд. Но девушка вернулась к волнующему ее вопросу — что думает о нем Куртни.
— Почему ты говоришь, что не удивляешься больше тому, что я так привязалась к нему? Ты же это имела в виду?
Куртни кивнула, снова опустив взгляд на фотографию.
— А почему тебя это волнует? — задала она встречный вопрос.
— Я часто думаю о том, что могла воспринять его не совсем таким, какой он есть на самом деле. Боюсь разочароваться, когда увижу его.
— Ну, он, естественно, уже не тот молодой парень, каким ты его помнишь. И фотографии уже не один год, здесь ему еще и тридцати нет.
— Я не о внешности.
— Я поняла, о чем ты. Но я не думаю, что ты могла сильно ошибиться, — Куртни мягко улыбнулась, изучая образ на фотографии. — У него очень приятное, открытое лицо. И во взгляде есть какая-то искренность, даже наивность. Глаза такие добрые, проникновенные. Ты, знаешь, они даже мое сердце растопили. Про таких людей я говорю — светлые, теплые. К ним доверчиво тянется все живое. А наивная девочка тем более падет жертвой подобных чар.
Последняя фраза резко разрушила чувство тихой затаенной радости, которой отзывались в сердце Кэрол слова Куртни о Мэтте. Эта фраза прозвучала для нее, как страшное доказательство, Кэрол восприняла ее буквально, каждое слово. Куртни даже не подозревала, какое ужасное значение может таить в себе это выражение. Три наивные девочки пали жертвами его чар, доверившись красивым добрым глазам их убийцы.
Кэрол ни на минуту не расставалась с фотографией Мэтта, смотрела на него день и ночь, пытаясь понять, мог ли он действительно совершить эти страшные преступления. Пыталась увидеть в нем убийцу, извращенца, и не могла. Чем больше она смотрела, тем труднее было поверить в его виновность. Затаенная печаль в его глазах брала ее за сердце, он как будто заранее грустил о своей разбитой жизни. Еще тогда, много лет назад, в мотеле, она заметила эту тихую непонятную печаль. Он больше походил на жертву, чем на злодея. Его глаза, смотрящие на нее с фотографии, как будто умоляли: «Верь мне. Ты же знаешь, что я этого не делал. Я не такой».
Она пыталась вспомнить каждое слово, каждый взгляд, искала что-нибудь подозрительное, настораживающее в его поведении, что могло бы выдать его ужасные склонности к насилию. Она не могла помнить все, время многое стерло из ее памяти, но то основное, что осталось никак не подтверждало то, в чем его обвинили, даже наоборот. Если это он убил тех девочек, то почему не сделал то же самое с ней? Лучшей жертвы и не придумаешь — никому не нужная, всеми забытая девочка, жившая среди шлюх мотеле на окраине города. В ту ночь у него была прекрасная возможность сделать с ней все, что только захочет. Стоило всего лишь вывести ее из дома и отвести куда-нибудь подальше, чтобы никто не услышал ее криков.
Он мог это сделать как обманом, так и силой. Что стоит взрослому мужчине зажать шестилетней малышке рот и потихоньку унести из дома?
Почему же он этого не сделал?
Потому что он не такой. Он — хороший, добрый человек, который попал в беду, кем-то несправедливо обвиненный в том, на что он попросту не способен. Он нормальный. Не больной извращенец, не убийца.
Она — живое тому доказательство. Будь иначе, ее бы давно уже не было на этом свете.
А «повезло», как сказал Джек Рэндэл, ей только в том, что той ночью в мотель приехал Мэтт, а не тот, за чьи преступления он расплачивается.
За неделю Кэрол извелась от этих мыслей, от сомнений. Она не изменила решения увидеть Мэтта, надеясь, что это поможет ей разобраться и понять, где правда. Она ждала Джека Рэндэла, как бога, но он не звонил. Она утешала себя тем, что он еще не вернулся, что он не передумает помочь ей со свиданием. Она понимала, что без него у нее нет никаких шансов увидеть Мэтта. Если даже матери не позволяют встречаться с ним, то ее тем более никто даже слушать не станет.
На выходные Кэрол купила билет на самолет до Сиэтла. Она не могла больше сидеть и ждать, и решила встретиться с матерью Мэтта. Только эта женщина может поставить все на свои места. Уж она-то должна знать своего сына. Кэрол необходимо было знать правду, определиться, наконец, с тем, как воспринимать человека, которого любила всю жизнь, узнать, кто он на самом деле — чудовище или жертва?
Куртни она сказала, что летит к Берджесам. Она знала, что Куртни не из тех, кого можно легко обмануть, но все же надеялась, что та ничего не подозревает или, по крайней мере, не станет за ней шпионить, а терпеливо дождется, когда Кэрол будет готова все объяснить.
Кэрол не догадывалась, что после их разговора о Мэтте, Куртни связалась с Джеком Рэндэлом и поинтересовалась, как продвигаются поиски.
— Они уже закончены, — ответил он. — Разве Кэрол тебе не сказала? Я нашел его и передал ей всю информацию о нем, которую сумел раскопать.
— Это я уже поняла. Только она скрыла это от меня. Она никогда меня не обманывала. Что происходит, Джек? Она сама не своя. Что ты там накопал такого об этом Мэтте?
— Спроси об этом у нее.
— Я спрашиваю у тебя!
— У меня спрашивать не надо. Я ничего тебе не скажу. Ты попросила меня ей помочь, я помог, разыскал этого принца из прошлого, — он презрительно усмехнулся. — Остальное меня не касается. А дела своих клиентов я не разглашаю. Но могу дать бесплатный совет.
— Говори!
— Приглядывай за девчонкой. С такой доверчивостью, как у нее, до беды не далеко.
— О чем ты?
— О том, что слишком она у тебя наивная и доверчивая, — терпеливо повторил адвокат. — Да еще и упрямая. И ни хрена не разбирается в людях.
— Это ты в них ни хрена не разбираешься, Джек, иначе бы так не говорил. Я знаю Кэрол. Она чувствует людей. В ней нет ни капли наивности. А чего ей не хватает, так это доверчивости. Я очень старалась научить ее хоть немного любить и доверять людям, но это бесполезно. Поздно. Жизнь научила ее другому, и я не в силах изменить ее взгляд на мир. Но почему ты сложил о ней такое мнение? Меня это очень удивило. Я считала, что ты видишь людей насквозь.
— Я не рентген. Я не знаю, чему там учила ее жизнь, и меня это не интересует, но сейчас она ведет себя именно так, как я тебе сказал — глупо и наивно. Поговори с ней, думаю ей это сейчас необходимо.
Но Куртни не стала лезть с расспросами к Кэрол, она никогда этого не делала. Бывают в жизни моменты, когда человек должен сам разобраться с тем, что его тревожит. И Куртни терпеливо ждала, когда Кэрол сама решит с ней поделиться. А если нет, то так тому и быть. Куртни всегда готова была ей помочь, но давить на девочку и лезть в душу было не в ее правилах.
Мать Мэтта, Моника Ландж, жила в грязном, заваленном мусором квартале, который Кэрол отыскала с большим трудом, в убогом обшарпанном домишке в несколько квартир.
Отыскав нужную дверь, Кэрол позвонила.
— Кто там? — раздался за дверью тихий вкрадчивый голос.
— Меня зовут Кэролайн Мэтчисон. Мне нужно поговорить с Моникой Ландж.
За дверью воцарилась тишина, и Кэрол подумала, что женщина ушла.
Поколебавшись, она снова потянулась к звонку, но опустила руку, услышав, как щелкнул замок. Дверь приоткрылась, и Кэрол увидела маленькую изможденную женщину, почти старушку, с большими грустными глазами, так похожими на глаза Мэтта.
— Вы Моника Ландж?
— Да, это я.
— Можно мне войти?
— Входите, — женщина равнодушно пожала плечами и, отвернувшись, пошла вглубь квартиры, оставив дверь открытой.
Кэрол решительно последовала за ней, украдкой изучая маленькую квартирку. Всего две комнаты, прихожая и кухня. Давно не было ремонта.
Все здесь кричало о нужде и бедности, но везде было чисто и прибрано. И хозяйка выглядела аккуратно, хоть и была одета в старое поношенное платье, но чистенькое и тщательно выутюженное.
Кэрол прошла за ней на кухню и замялась у порога.
— Присаживайтесь. Чай будете?
— Да, спасибо, — девушка нежно улыбнулась, опускаясь на ободранный стул у маленького кухонного стола, застеленного потертой, но, опять же, безупречно чистой, скатертью.
Она молчала, не зная с чего начать разговор, наблюдая, как хозяйка разливает чай.
— Сахар?
— Нет, спасибо.
Моника Ландж поставила перед ней чашку и подвинула поближе вазочку с печеньем.
— Угощайтесь.
— Спасибо.
— Ну, что вы заладили — спасибо да спасибо! — мягко сказала она, присаживаясь напротив. — Вы журналист?
— Нет. Я к вам по личному делу.
— Какое же отношение я могу иметь к вашим личным делам? Я точно помню, что мы никогда раньше не встречались.
— С вами — нет. С вашим сыном.
Лицо ее мгновенно осунулось, а добрые глаза наполнились болью.
— Вы знаете Мэтта? Откуда?
— Мы познакомились с ним случайно и очень давно. Я тогда была еще девочкой. А теперь у меня появилась возможность найти его, и я узнала… узнала, что он в тюрьме.
— Я не совсем понимаю. Зачем он вам понадобился?
— Ваш сын был самым прекрасным, самым добрым человеком, которого я когда-либо встречала. Он… необыкновенный, удивительный! Я не смогла его забыть. Я полюбила его тогда, будучи маленькой девочкой, как отца, которого у меня не было. Он был так добр ко мне. Все эти годы я мечтала его найти, чтобы сказать, что он — самый лучший!
Глаза Моники Ландж наполнились слезами.
— Когда я узнала, в чем его обвинили, я… я была поражена! Я не могу поверить в то, что он это сделал. Поэтому я приехала к вам. Мне нужно знать правду.
— Расскажите мне все о том, как вы познакомились. Чем он вас так зацепил, чем заслужил такого доверия и любви?
И, неожиданно для себя, Кэрол рассказала ей все. О своей жизни в мотеле, о матери. Рассказала всю свою жизнь, от рождения до сегодняшнего дня. Все, что она хранила в душе, в памяти, вдруг полилось из нее неудержимым потоком откровенности, остановить который было невозможно. Никогда с ней такого не было — вот так взять и выложить перед кем-то все свое прошлое, открыв избитую больную душу.
А эта совершенно чужая женщина молча ее слушала, согревая нежным добрым взглядом печальных, все понимающих глаз. Почему-то ей хотелось рассказать обо всем. Кэрол не ощущала стыда перед этой женщиной, который вызывала всегда у нее та жизнь. Даже то, что мать ее продала в тринадцать лет, она не смогла скрыть.
Когда она замолчала, Моника Ландж прикрыла лицо ладонями и горестно вздохнула. Кэрол достала из сумки статуэтку и поставила на стол перед ней.
— Посмотрите. Это он мне подарил. И сказал, что когда-нибудь я буду выглядеть такой же красивой и счастливой, как эта девушка.
— А ты счастлива… теперь?
— Не то, чтобы счастлива… Сбылось то, о чем я мечтала. Но моя мать — душевнобольная, убийца, запертая в психушке, куда все время грозилась отправить меня, когда я была маленькой. Она ненавидит меня, и я очень ее боюсь. Меня разъедает ненависть к той, которая погубила мою Эмми. Я тоскую по Эмми. А теперь еще и Мэтт… Все это омрачает мое счастье.
Слушая ее, миссис Ландж разглядывала статуэтку, и лицо ее медленно озарилось улыбкой.
— Я вспомнила эту вещицу! Он сделал ее для своей девушки, которая жила в Бостоне. Да, точно! Значит, не довез, тебе подарил. Узнаю своего мальчика, он всегда таким был. Минуточку, — встав, она вышла из кухни и вернулась через минуту с фотоальбомом.
— Вот, смотрите, это он маленький. Хорошенький, правда? А вот здесь уже постарше, — самозабвенно рассказывала она, показывая фотографии, которые Кэрол с интересом разглядывала.
— А это его отец, — женщина сразу как-то погрустнела, увидев на фотографии того, кого называла отцом Мэтта.
— А где он сейчас? — поинтересовалась ненавязчиво девушка.
— Он умер, в прошлом году.
— О, простите, — растерялась Кэрол.
— Мэтт всегда был очень добрым, ласковым мальчиком, и остался таким же, когда вырос. Мягкий, безотказный. И сердце у него чувствительное, всем открытое, а потому легко ранимое. Никогда я слова грубого от него не услышала. Его не возможно было не любить. Его любили в школе, и преподаватели, и одноклассники. И девчонки за ним всегда бегали. Но невезучий он по жизни, все время в неприятности попадал, все беды и проблемы к нему цеплялись. И ничего у него не получалось, за что бы ни взялся. Безответный такой — ему гадость сделают, подставят, обидят, а он слова не скажет. Все шутил да улыбался. Юморной был. Шутил, что, если на Землю упадет комета, то на его голову и ничью больше. Не унывал никогда.
— Значит, не убивал он этих детей?
— Ну, что вы! Он за всю жизнь мухи не обидел. А детей очень любил, просто души не чаял, и дети его любили.
— Тогда как же так получилось, что его обвинили в таких страшных преступлениях?
— Да я даже не знаю толком. Ворвались однажды прямо сюда, скрутили его, наручники надели и увели. В суде его потом только увидела. Но я так ничего и не поняла — там несли какую-то нелепицу, улики, доказательства всякие предъявляли. Я в шоке была, не понимала, что происходит. Моего сына называли извращенцем, убийцей детей! Моего мальчика, вы представляете? Этого ангела! Как они могли так с ним поступить, за что? Неужели никто не видел, что он просто не способен на жестокость и насилие?
Спрятав лицо в ладони, Моника Ландж горько расплакалась.
— Мой бедный мальчик, ну почему именно он? Почему именно его заставили расплачиваться за чужие преступления? Он не заслужил такой несправедливости, такой жестокости! За что его погубили? Они даже не позволяют мне увидеть его. Мне кажется, что прошла уже целая вечность с тех пор, как я видела его в последний раз. Ему плохо там, очень плохо, он страдает, я чувствую это. Он же такой безобидный, безответный, а там столько негодяев и подонков. Они его обижают.
— Я намерена добиться разрешения на свидание с ним. Я спрошу у своего адвоката, нельзя ли что-нибудь сделать, чтобы вам позволили видеться. Я хочу разобраться во всем. И я сделаю все, чтобы помочь ему. Я вам обещаю.
— О, — только и смогла вымолвить миссис Ландж и, крепко обняв девушку, разрыдалась.
— Помогите ему, умоляю вас! Он не виновен, жизнью своей клянусь! Спасите его, спасите! Никто и никогда ему не поможет, никто не верит в его невиновность. Все отвернулись от него. Жена с ним развелась сразу, как только его посадили. Не потому, что поверила всем этим обвинениям, а просто не желая быть женой того, кто никогда не выйдет на волю. Она даже фамилию поменяла, и уехала, потому что боялась, что люди будут называть ее женой убийцы детей. Знаете, что она сказала мне перед тем, как уехать? «Я знаю, что он не виновен, но никому этого уже не докажешь. Он проведет остаток жизни в тюрьме, и ему уже ничем не поможешь. А я молода, и у меня вся жизнь впереди!». Она предала его, а он любил ее. Представляете, как ему тяжело? В один миг кто-то взял и сломал всю его жизнь, заживо похоронив.
Кэрол успокаивающе гладила ее по хрупкому согнутому плечу, и такая горечь переполняла ее сердце, что она с трудом сдержалась, чтобы не заплакать вместе с этой несчастной женщиной. Кэрол верила ей. Верила в то, что Мэтт не виновен. Но она не чувствовала облегчения, когда убедилась в этом, наоборот. Как больно, как тяжело было думать о том, что Мэтт уже семь лет расплачивается за чужие грехи, что обречен на это до конца жизни.
Она пообещала его матери помочь. Но что она может? Ничего. Этим миром правят сильные, топча тех, кто послабее, таких как она, как Мэтт. Она не сможет помочь Мэтту. Вытащить из тюрьмы осужденного на пожизненное заключение за такие страшные преступления казалось невозможным. Ей, ничего не понимающей в законах, молодой девчонке такое было не по зубам.
Ей — нет. Но она знала человека, который презирал выражение «невозможно». Вопрос лишь в том, захочет ли он помочь.
Джек Рэндэл позвонил через три дня после ее разговора с Моникой Ландж. Кэрол не смогла скрыть свою радость, услышав его голос.
— Как я понимаю, вы не передумали навестить своего друга, — не одобряюще проговорил он.
— Нет. А вы не передумали мне помочь?
— Обижаете, я никогда не отказываюсь от своих слов. Могу вас даже порадовать — я уже договорился с начальником тюрьмы. Он согласился сделать для нас маленькое исключение и разрешил свидание. Ваш Мэттью Ландж тихий и примерный заключенный, поэтому начальник не сильно сопротивлялся. Я заказал билеты. В четверг, в 8.00 мы вылетаем. Я заеду за вами в 6.00, будьте готовы.
Кэрол пришлось отпроситься с работы, и ей без возражений предоставили выходной.
В четверг, как и обещал, Джек Рэндэл в назначенное время подъехал к дому на своем черном «Феррари». Двери ему открыла Кэрол, взволнованная, с блестящими радостью глазами.
— Доброе утро! — она весело ему улыбнулась.
— Доброе. Вы готовы?
— Да!
— Тогда поехали.
Кэрол вышла и хотела закрыть двери, но на порог вдруг выскочил котенок. Джек Рэндэл наклонился и взял его на руки.
— Эй, привет, дружок! Ну, как тебе здесь живется? — улыбнулся он, заглядывая в маленькую белоснежную мордочку.
— Вы не передумали, может, все-таки заберете его себе?
— Нет. Лучше я буду навещать его у вас. Заносите его в дом, нам пора.
— Иди ко мне, Кустик, — Кэрол взяла у него котенка. — Мистер Рэндэл обещал тебя навещать, не расстраивайся.
— Кустик? — на лице адвоката появилась кислая гримаса. — Какое нелепое имя! Какое отношение кусты имеют к этому котенку?
Кэрол рассмеялась.
— Его по-прежнему зовут Аккурсио, как вы его назвали, а Кустик — это ласково, сокращенно. Вам не нравится?
Он пожал плечами и усмехнулся.
— Как вам угодно. Это ваш котенок. Кустик, значит Кустик. По-крайней мере, я уверен, что такого имени нет больше ни у одного котенка.
Кэрол занесла котенка в дом и, прикрыв за собой двери, вышла к дороге, где у машины ее ждал Джек Рэндэл. Галантно открыв перед ней дверцу, он подождал, пока девушка сядет, и закрыл дверь.
Всю дорогу до аэропорта они ехали молча. Он задумчиво управлял машиной, словно забыв о присутствии девушки. Было заметно, что его мысли сейчас витали где-то далеко. Кэрол решила, что он думает о работе, о каких-то своих важных делах. А о чем еще ему думать? Семьи нет, совершенно один, если не считать отца. Куртни сказала, что он не женат, не был и, как вроде, не планирует. И женщины постоянной у него нет. Из слов Куртни было ясно, что Джек Рэндэл нравится женщинам, не смотря на свой знаменитый непростой характер и несколько высокомерное отношение к слабому полу. Он не обладал легким и веселым нравом, ему недоставало чувства юмора, он был надменен и невыносимо честолюбив, заносчив и резок. Но все эти весьма непривлекательные черты характера компенсировались его острым умом, удивительным талантом, внутренней силой и поразительным успехом, который никогда не покидал его. Его побаивались, перед ним трепетали, им восхищались, ему завидовали.
Кэрол смотрела на дорогу, на проносящиеся мимо улицы, старалась расслабиться, но не могла. Глаза ее все время тянулись к нему. Ей хотелось повнимательнее его рассмотреть, но только чтобы он этого не заметил. В ней смешались чувства благодарности и некоторого преклонения. Он помогал ей, совершая чудеса, как это выглядело в ее глазах. Почему он решил помочь ей со свиданием, тратит на нее свое драгоценное время, ничего не требуя взамен, даже от денег отказываясь? Потому что его попросила об этом Куртни, или из жалости?
Он вел машину аккуратно, не спеша, в абсолютной противоположности тому, как это делал Рэй.
Оставив машину на стоянке в аэропорту, они вскоре разместились в удобных креслах в самолете. Джек Рэндэл, наконец-то, обратил внимание на девушку, проявив желание пообщаться. Когда они начали набирать высоту, он замолчал, и как-то весь сразу напрягся. Взглянув на него, Кэрол заметила, что он побледнел.
— Вам плохо? — встревожилась она.
— Нет. Все в порядке, — отозвался он, не смотря на нее. — Просто я очень не люблю летать. Мне все время приходится это делать, а привыкнуть никак не могу.
— Не волнуйтесь, все будет хорошо, — Кэрол ободряюще улыбнулась и положила ладонь на его красивую напряженную кисть, вцепившуюся в подлокотник. — Человек в небе — это противоестественно, не предусмотрено природой, потому и возникает чувство дискомфорта.
Кэрол деликатно назвала его состояние дискомфортом, а не страхом, чтобы не ранить его самолюбие.
Он бросил на нее слегка удивленный взгляд.
— Наверное, — пробормотал он смущенно.
Постепенно он расслабился. Глотнув бренди, который принесла стюардесса, он окончательно пришел в себя. Улыбнувшись, он взял руку девушки, успокаивающе держащую все это время его за кисть, и, поднеся к губам, поцеловал.
— Спасибо.
Кэрол залилась румянцем, почему-то ужасно смутившись, не ожидая от него ничего подобного.
— Скажите, а сколько времени мне выделят на свидание?
— Не вам, а нам. Вы будете общаться с ним только в моем присутствии. О времени договоримся на месте.
— Вам не стоит беспокоиться, я не боюсь оставаться с ним наедине…
— Это не обсуждается, — отрезал он. — Одна с этим отморозком вы не останетесь. Только так. Или мы возвращаемся.
— Хорошо-хорошо, как скажете! — поспешно согласилась Кэрол.
Он помолчал, затем устремил на нее хитрый взгляд.
— Как поживает Моника Ландж?
Девушка растерянно застыла в кресле, смотря на него широко раскрытыми от удивления глазами.
— Откуда вы знаете?
— Догадался. Я был уверен, что вы поедете к ней. И что? Она плакала, рассказывала, что ее мальчик добренький и безобидный, уверяла, что он не способен на зло? Надеюсь, вы не поверили?
— Мэтт действительно не виновен, — Кэрол упрямо поджала губы, готовая спорить сколько угодно, защищая Мэтта.
— Ага, а те, кто упекли его за решетку, выходит, или злодеи, или дураки, — на губах его появилась саркастическая ухмылка. — Не стоит так доверять словам этой женщины. Она мать, и просто отказывается принять правду. Я не говорю, что она лжет. Вполне возможно, она на самом деле верит в невиновность своего сына. Бывает, что члены семьи не догадываются, что их сын, либо муж или отец — маньяк. В семье маньяк может быть добрым и ласковым, пай-мальчиком, находя выход своим низменным наклонностям на стороне. Поэтому семье зачастую тяжело поверить в то, что на самом деле представляет собой тот, кого они, как они считают, хорошо знают.
— Может быть, но только не в этом случае.
— Да что вы в этом понимаете? — вдруг сорвался Джек Рэндэл, потеряв терпение. — Уперлись в свое, ничего не слышите! Снимите, наконец, розовые очки, посмотрите на факты и послушайте, что я вам говорю! Я столько перевидал этих уродов, что кое в чем разбираюсь!
— Но его-то вы не видели, и вы его не знаете! Вы так категорично утверждаете, что это сделал он, только потому, что так решил суд? Но разве не бывает так, что правосудие ошибается?
В его глазах неожиданно вспыхнули лукавые огоньки.
— Бывает, — он слегка улыбнулся, откидываясь на спинку кресла, и спор был окончен. В его практике правосудие «ошибалось» не однократно, оправдывая некоторых его подзащитных, в виновности которых у него не было никаких сомнений.
— А как вы думаете, возможно ли добиться некоторого смягчения условий его заключения? — осторожно спросила Кэрол. — Ведь вы сами сказали, что он примерный заключенный, разве нельзя сделать для него небольшое снисхождение?
— Смотря, что вы имеете в виду, — отозвался Джек Рэндэл, разглядывая журнал.
— Я о возможности видеться с матерью. Почему запрещены свидания, чем и кому это может навредить, если к нему придет мать? Она же не похитит его из тюрьмы!
Адвокат молчал, скользя взглядом по ярким глянцевым страницам.
— Совсем недавно у нее умер муж. Кроме Мэтта, у нее больше никого нет. Она такая добрая, нежная женщина, замученная своим горем. В ее глазах столько одиночества и боли! Мне даже показалось, что она больна. Семь лет она не видела сына. Она уже не молода, понимаете? Неужели она так и не увидит сына?
— Думаете, ей будет легче, если она его увидит? За семь лет он мог очень измениться. Тюрьма меняет людей. А ему там было не сладко, поверьте мне. Насильников там не очень любят, не говоря уже о педофилах, убивающих детей. Я вообще удивляюсь, почему он до сих пор живой.
Кэрол вжалась в кресло, боясь даже представить, через что пришлось пройти Мэтту, оказавшемуся среди ненавистных беспощадных подонков, клейменому кровью детей. И она вдруг испугалась того, что может увидеть совсем не того Мэтта, каким его знала. Ведь жизнь в тюрьме могла превратить его в такое же чудовище, как те, кто его окружают уже семь лет! Тем более если жизнь его была наполнена страданиями и болью.
Но девушка отогнала страшные мысли. Может, потому Джек Рэндэл согласился устроить ей с ним свидание? Чтобы образ теперешнего Мэтта разрушил прежний, выбил у нее из головы наивную детскую любовь, чтобы она освободилась, наконец, от этого человека и мыслей о нем?
А вдруг так и будет? В ее памяти жил красивый молодой парень, улыбчивый и нежный, и Кэрол поймала себя на том, что подсознательно ожидает увидеть его именно таким.
Всю оставшуюся дорогу она настраивалась на то, что Мэтт теперь другой, пыталась себя подготовить, чтобы это не стало для нее шоком. Сердце ее взволновано колотилось, радость смешалась в ней со страхом. Она боялась, что он не вспомнит ее, выставив тем самым на посмешище перед Джеком Рэндэлом. Ей очень не хотелось, чтобы адвокат присутствовал на свидании, но другого выбора у нее не было. Естественно, что он не хочет брать на себя ответственность за ее безопасность, оставляя ее наедине с убийцей. Боялась отвратительного чувства разочарования от встречи с Мэттом.
Но ей приходилось держать себя в руках, чтобы Джек Рэндэл не заметил, как она переживает и волнуется. Интересно, что он на самом деле думает обо всем этом? Потешается, наверное, про себя, считая ее глупой, ненормальной, капризной девчонкой, влюбившуюся в шесть лет в первого встречного мужика, который построил ей глазки, в больного извращенца, и продолжает считать его богом, лелея давнюю мечту, отказываясь принять действительность. Может, Джек Рэндэл и прав, думая так. Наверное, она действительно ненормальная.
В аэропорту они взяли такси. Кэрол сидела на заднем сиденье и украдкой наблюдала за Джеком Рэндэлом рядом с водителем. Он безмятежно дымил сигаретой, убедившись, что никто не возражает. Как хорошо быть таким уверенным в себе, так спокойно и хладнокровно идти по жизни, не зная поражений и разочарований. Кэрол хотелось бы иметь хотя бы частичку его характера. Она всегда восхищалась сильными людьми, они всегда ее притягивали. В них она искала защиту и опору. Она была из тех людей, которые нуждаются в покровителе, который бы направлял по жизни, поддерживал. Сама она этого не осознавала, считая, что ей просто нравятся сильные люди.
Потеряв Эмми, она почувствовала себя беспомощной и одинокой, испугавшись огромного жестокого мира, в котором осталась одна. Но постепенно она научилась жить без нее, уже неосознанно подражая своей подружке, переняв черты ее характера. Она научилась быть веселой и настойчивой, не позволяла себе бояться и отступать, пыталась быть сильной и решительной. Она верила, что Эмми видит ее, и не хотела разочаровывать ее. Но бывало, когда она снова ощущала себя слабой беспомощной девочкой, когда ее переполняла неуверенность и страх, как сейчас. В такие моменты ей хотелось опереться о чье-нибудь сильное плечо.
Словно почувствовав ее взгляд, Джек Рэндэл бросил взгляд через плечо.
— Вы не передумали? Еще не поздно отказаться.
— Нет, — твердо ответила Кэрол.
Пожав плечом, он отвернулся.
Через минуту такси остановилось у высокой каменной ограды, по верхнему краю увитой кольцами колючей проволоки. Выйдя из машины, Кэрол больше ни на шаг не отходила от Джека Рэндэла, следуя за ним по пятам, через вооруженную охрану, потом по коридорам двухэтажного здания в кабинет начальника тюрьмы. Она не сказала ни слова за все это время, безучастно слушала разговор между адвокатом и начальником, Феликсом Боном.
По тому, как благосклонно и с каким уважением мистер Бон относился к Джеку Рэндэлу, Кэрол поняла, что он, если и не лично с ним был знаком ранее, то наслышан о знаменитом адвокате и явно симпатизирует ему. Когда Джек Рэндэл попросил разрешения взглянуть на дело Мэттью Ланджа, Бон не стал возражать.
Захватив папку с документами, вежливо предоставленную начальником тюрьмы, Джек Рэндэл последовал за офицером, который провел его и девушку по мрачным запутанным коридорам и оставил в небольшой комнате без окон, к которой находились только стол и два стула.
Через минуту тот же офицер принес еще один стул.
Усевшись за стол, Джек Рэндэл открыл папку и погрузился в изучение ее содержимого. Изучая взглядом его серьезное лицо, Кэрол ждала, когда он что-нибудь скажет, и так и не дождавшись, собралась спросить сама о том, что он там вычитал.
Но она не успела это сделать, потому что открылась тяжелая дверь, и в комнату ввели заключенного.
Сердце ее встрепенулось и забилось быстрее.
Она затаила дыхание, не отрывая глаз от высокого мужчины, закованного в наручники, который растерянно остановился у порога, увидев незнакомых людей. Джек Рэндэл оторвался от бумаг и с интересом взглянул на того, из-за которого они проделали такой неблизкий путь.
Кэрол сразу узнала его. Это был именно тот Мэтт, каким она его помнила, только намного старше. Теперь она нашла его не менее привлекательным, чем тогда, много лет назад. Только сейчас он был не таким крепким, стройная фигура стала худощавой, а плечи подавлено согнулись, словно под тяжким бременем. Вокруг рта залегли горестные морщинки, а губы были так плотно сжаты, что трудно было поверить в то, что они могли улыбаться. Но Кэрол-то помнила, что улыбка постоянно озаряла его красивое лицо, помнила, как он смеялся… тогда, очень давно.
Невозможно было представить его жестоким, убийцей, извращенцем. Правильные чистые черты его лица по-прежнему располагали к доверию и симпатии, не было в них ни тени порочности и злобы. Лишь смертельная усталость отражалась в каждой черточке, а в спокойных темных глазах застыла безнадежность. У него был взгляд человека, смирившегося с тем, что он обречен, человека, который еще жил, но уже считал, что жизнь его окончена.
— Садись! — резко приказал офицер, указывая дубинкой на стул.
Мэтт подошел к столу и сел на указанное место.
— Когда закончите, постучите, — обратился офицер к Джеку Рэндэлу и, выйдя, захлопнул дверь.
В комнате воцарилась абсолютная тишина. Откинувшись назад, адвокат слегка прищуренными глазами изучал неподвижно сидевшего перед ним человека.
Недоверчиво покосившись на него, Мэтт перевел взгляд на девушку.
Сердце Кэрол защемило, когда она встретилась с его необыкновенными, берущими за душу глазами.
Она нежно ему улыбнулась, чем ввела еще в большее замешательство. Он уже не помнил, когда ему в последний раз улыбалась девушка, да еще так. Он вообще не видел женщин вот уже семь лет.
— Здравствуй, Мэтт, — охрипшим от волнения голосом сказала Кэрол.
— Здравствуй, коль не шутишь, — тихо ответил он, пристально вглядываясь в ее лицо, недоумевая, что понадобилось этой молодой девушке от него и чем вызвана ее столь откровенная симпатия и теплота, от которых он давно уже отвык. Он молчал, ожидая, что будет дальше, уверенный в том, что за всем этим скрывается какой-то подвох.
Джек Рэндэл не вмешивался и, видя смущение девушки, снова уткнулся в папку на столе, напустив на себя безучастный вид.
Дрожащими руками Кэрол достала из кармана плаща маленькую статуэтку и протянула Мэтту, надеясь, что он вспомнит эту вещицу. Ведь даже его мать ее помнила. Протянув над столом скованные руки, он осторожно взял из хрупких нежных рук статуэтку.
— Ты подарил мне это тринадцать лет назад, — сказала Кэрол. — Мне тогда было шесть лет. Ты сказал мне, что когда-нибудь я буду такой же красивой и счастливой. Возможно, ты меня не помнишь, но, может, помнишь эту прекрасную вещь?
И неожиданно лицо его озарилось светлой нежной улыбкой.
— Я помню эту статуэтку. И помню девочку, которой ее подарил.
Подняв глаза от статуэтки, он недоверчиво посмотрел на девушку.
— Неужели ты та самая малышка? Тот несчастный забитый котеночек, которого я обнаружил среди…
— Да, это я, — перебила его Кэрол, не дав договорить.
Бросив взгляд на незнакомого мужчину, который, по-видимому, не собирался принимать участия в разговоре, и даже не соизволил представиться, Мэтт понимающе промолчал и снова посмотрел на девушку.
— Я не помню твоего имени, — извиняющимся тоном признался он.
— Кэрол.
— И ты все еще меня помнишь? — он спросил это с таким удивлением, что Кэрол не удержалась и тихо засмеялась, невероятно счастливая оттого, что он все-таки ее не забыл.
— Если помнишь ты, то почему должна забыть я?
Он погладил статуэтку огрубевшими пальцами, и выражение изумления никак не покидало его лицо.
— Ты сохранила мой подарок, — чуть слышно шепнул он. — Поверить не могу. Чудеса, да и только!
Его пристальный взгляд ничуть не смущал Кэрол.
— Что ж, вижу, я был прав, когда говорил, что ты вырастишь красивой. А как насчет моего второго предсказания?
Девушка неопределенно пожала плечами.
— Ты все еще живешь там?
— Нет! — слишком запальчиво возразила она, и заметила, как Джек Рэндэл украдкой бросил на нее быстрый пронзительный взгляд.
— Нет, — уже спокойно повторила она. — Отец забрал меня, когда мне было тринадцать лет.
Ей было неприятно обсуждать эту тему при Джеке Рэндэле, но она не могла допустить, чтобы Мэтт подумал, что она стала такой же шлюхой, как и мать.
— Я же говорил, что все у тебя будет хорошо.
— А я тебе верила. Я знала, что ты не мог меня обмануть.
Некоторое время они молчали, неотрывно смотря друг другу в глаза.
Кэрол не могла понять, о чем он думает. Она чувствовала этого совершенно чужого человека таким родным, таким близким, как будто все эти тринадцать лет он был рядом. Она хотела, чтобы он понял, как много значила для нее их встреча в мотеле, как он дорог ей.
Ей хотелось остаться с ним наедине, чтобы все это ему сказать. В эти минуты она мечтала о том, чтобы Джек Рэндэл вдруг взял, да и провалился бы куда-нибудь.
— А как ты меня нашла? — поинтересовался Мэтт.
— Это мистер Рэндэл нашел тебя, по моей просьбе, — Кэрол кивнула на молодого адвоката, который никак не отреагировал на ее слова.
— А зачем? — в голосе Мэтта промелькнула грусть.
— Тогда ты очень поддержал меня. Я не смогла забыть твою доброту и внимание. И я хочу поблагодарить тебя за это. Тогда для меня это очень много значило, так много, что я никогда об этом не забуду.
— Теперь забудешь. Ведь ты знаешь, за что я здесь?
— Знаю.
— И все равно пришла.
— Да. Потому что я не верю. Я знаю, что ты не такой.
Мэтт не поверил собственным ушам, пораженно приоткрыв рот. Потом горько усмехнулся и потупил голову. Кэрол ждала, что он на это скажет, но он молчал, и она почувствовала, как в груди разливается неприятный цепенящий холод.
— Мэтт, — голос ее дрогнул. — Скажи мне это. Правду.
Она не заметила ехидную ухмылку, скривившую губы Джека Рэндэла, который при ее словах поднял взгляд на Мэтта. Зато заметил Мэтт, и в его глазах, встретившихся с холодным взглядом незнакомца, загорелась неприязнь.
— Милая девочка, мой преданный маленький котеночек, ты единственная, кто усомнился в моей вине, — он потянулся к ней скованными руками, желая прикоснуться к ее пальцам. Кэрол без колебаний вложила руку в его крепкую ладонь. Нежно сжав ее одной рукой, он другой погладил нежную гладкую кожу.
Джек Рэндэл напрягся, с трудом сдержав порыв вырвать руку девушки из пальцев этого больного извращенца. Он бросил на нее гневный взгляд, удивляясь, как ей не противно, что он прикасается к ней?
Неужели она не видит вожделения в этих прикосновениях, которое сразу заметил он? Его это, конечно, не удивило, ничего другого от мужчины, семь лет не видевшего женщин и оказавшегося рядом с красивой молодой девушкой, и ожидать не приходится. Но ведь он не просто мужчина — он насильник и убийца, и этими самыми руками, которыми он к ней прикасался, он убивал детей.
Но девушка не замечала возмущенного взгляда адвоката, погрузившись в прекрасные бездонные глаза Мэтта. В них затаилось столько боли, что Кэрол почувствовала безграничную жалость к этому человеку.
Когда-то он пожалел ее, теперь настал ее черед.
— Скажи мне, Мэтт, — умоляюще прошептала она.
— Мои слова ничего не значат, — он удрученно покачал головой. — Все считают меня убийцей, я признан виновным и осужден за эти преступления. Я буду здесь до конца своих дней. Какая разница, виновен я на самом деле или нет? Лично мне уже все равно.
— А мне — нет.
— Я этого не делал, — равнодушно сказал он, смотря на девушку ясными искренними глазами.
— Если ты этого не делал, то как получилось, что обвинили тебя? — не выдержал Джек Рэндэл, сверля его колючим неприветливым взглядом. — Помимо твоих слов и невинных глазок, есть что-нибудь еще, подтверждающее твою невиновность?
Мэтт не ответил ему, даже не посмотрел в его сторону. Лицо его сразу как-то ожесточилось, и он крепче сжал кисть девушки, словно боялся, что после этих слов она захочет вырваться.
— Джек, — Кэрол с упреком повернулась к адвокату.
— Что? — он вскочил. — Смотреть не могу, как он вешает вам лапшу на уши, а вы ему верите! Я задал ему вполне естественный вопрос, почему он не хочет ответить? Если он действительно не виновен, то не может такого быть, чтобы не было ничего, что он мог бы предъявить в свою защиту, чтобы попытаться убедить нас в правдивости своих слов!
— Тебя я не собираюсь ни в чем убеждать, — Мэтт смерил его ненавистным взглядом. — Что тебе до того, верит она мне или нет? Ее вера не выпустит меня на свободу и не снимет клейма убийцы детей. И, вообще, кто ты такой, чтобы требовать от меня оправданий?
— Он адвокат, — примирительно сказала Кэрол. — Очень хороший адвокат. Самый лучший.
— Он что, собирается меня отсюда вытащить?
— Нет! — рявкнул Джек Рэндэл.
— Тогда заткнись и дай мне поговорить с Кэрол.
Кэрол обмерла, смотря на адвоката. Лицо его окаменело, а глаза жестоко сузились. Наклонившись к Мэтту, он уперся ладонями в край стола и приблизился к его лицу.
— Разговоры окончены.
— Джек, ну, пожалуйста… — в отчаянии вскричала Кэрол.
Но он уже подошел к двери и решительно ударил по ней ладонью.
— Я все испортил, извини, — Мэтт поник, брови его печально сдвинулись над переносицей. — Спасибо тебе. Спасибо за то, что не забыла меня, что веришь мне. Теперь я не буду чувствовать себя таким одиноким и никому не нужным. Знай, отныне ты всегда будешь здесь, — он прижал руку к сердцу. — Я буду помнить о тебе, пока не сдохну в этой помойной яме.
Девушка отчаянно сжала его кисть.
— Я помогу тебе, — шепнула она так тихо, что Джек Рэндэл не мог ее услышать.
— Сам Бог мне уже не поможет, котеночек.
— Встать!
Резкий голос офицера грубо вклинился между ними. Мэтт тяжело поднялся, Кэрол тоже вскочила и, повинуясь внезапному порыву, подбежала к нему и обняла. Офицер растерянно застыл на месте. Но Джек Рэндэл быстро разрешил эту ситуацию, оттащив девушку от заключенного.
— Будь счастлива, — нежно сказал Мэтт. — Прощай, котеночек!
Отвернувшись, он вышел в сопровождении офицера.
— Отпустите! — обиженно буркнула Кэрол, стряхивая с плеч сильные цепкие руки адвоката. Опустившись на стул, она спрятала лицо в ладони, с трудом сдерживая слезы.
— Ну, зачем вы так? — чуть слышно выдавила она.
Он промолчал, нахмурившись.
— Неужели вы не видите, что он не виновен? — опустив руки, Кэрол посмотрела на него.
— Я вижу, что вы окончательно потеряли голову! — резко бросил он.
— С моей головой все в порядке. Просто мне до боли его жалко! Он же хороший человек, а с ним такое сделали!
Она вдруг решительно поднялась и, подойдя к нему вплотную, в упор посмотрела в серые глаза.
— Он не виновен, и его нужно освободить. Помогите, Джек, умоляю. Только вы на это способны. Вы ведь можете все.
Он ошеломленно приподнял брови.
— Кэрол, опомнитесь! Это невозможно!
— Только не для вас, я знаю! Прошу вас…
— Нет!
Его ответ прозвучал решительно и категорично. Кэрол отошла от него и повернулась к столу. Взяв в руки статуэтку, она с печальной улыбкой погладила ее и спрятала в карман. Теперь, когда она твердо знала, что Мэтт не виновен, в груди ее занозой поселилась тупая боль. Как жить дальше, зная, что он здесь, заживо погребенный, лучший из людей в ее жизни?
Как жить, помня, сколько боли и отчаянья в его ласковых глазах? Человек с разбитой жизнью, с разбитым сердцем, поставивший на себе крест, а не тот веселый добродушный парень с открытой душой, теперь стоял у нее перед глазами. И его безнадежность, его тоска, обида на несправедливый мир передались ей, наполняя ее невыносимой горечью. И сейчас, за него, она возненавидела весь этот мир.