Вся штука в том, что дядя Жора, с развороченным, будто огромной петардой черепом, как раз и сжимает ружье. А мне прикасаться к трупу совсем не хочется.
Что-то шевельнулось в темноте.
Я тут же поднял гвоздодер. Сердце распухло в груди, мешает дышать.
— Коль? — выдавил я дрожащим, чужим голоском. — Коля?..
Из темноты рванула фигура. Я тут же махнул монтировкой. Еще и еще раз.
Она зашипела и прыгнула на меня, что-то обожгло щеку, задело глаз.
То, что я кричал как резаный, понял только потом. Я орал и бил, крюк гвоздодера вонзался в неподатливое тело, выскальзывал из плоти, скрежетал по костям. Никогда не подумаешь, что у человека — тем более у женщины — такой крепкий череп.
Меня захватила черная волна, и я уже ничего не видел.
Даже с раненой тетей Светой я возился долго. Мне что-то кричали сверху, а я все бил и бил ее. Остановился только тогда, когда голова превратилась в лепешку.
— ХВАТИТ! — орал Рифат. — Хватай ружье и дергай сюда!
Я поглядел вверх. Кивнул. Подошел к дяде Жоре. Зажал под мышкой гвоздодер, присел. Оглядел еще раз развороченную челюсть с желтыми осколками зубов, наполовину вырванный язык. Кровь чуть поддавливает в виски, но никакой тошноты. Разжал окоченевшие руки, забрал ружье. Карабин это или что? Понятия не имею. Лучше б «Калашников» был.
По лестнице я карабкался молча. Вылез, небрежно бросил ружье на пол.
— Ты что? А вдруг заряжено? — сказал Рифат. Я отложил монтировку и встал.
Потом схватил его за воротник и прижал к шкафу.
— Ты чего?
— Может заряжено, да? Заряжено, говноед ты сраный?!
— Ром, успокойся, — Юрец попытался разнять нас, но у меня пальцы сжимались сами собой. Я глядел в широко раскрытые, «насекомовские» глаза Рифата, видел, как шевелятся его губы.
— Ладно тебе, — сказал Рифат. — Чего ты взъелся? Нам нужно держаться вместе, а не кулаками махать.
Я ничего не ответил. Пошел он к чертовой матери. Нужно избавиться от этого «друга» при первой же возможности. Что-то никакого доверия он не внушает.
Для меня перестал существовать «вопрос женщин» как таковой. В амерканском фильме наверно бы уже показывали правительство, и как они решают эту проблему, может быть, показали бы улицы, заполненные военными и все такое прочее. А для меня не исчезла страна, мир, я не думал сейчас об Ане, о своих родителях.
В голове одна мысль: я убил мать своего друга. Тетю Свету.
Мы готовили вместе с Колькой уроки в первом классе, мы играли у него в приставку, в «Сегу», а потом и в компьютер. Летом дни напролет проводили у него, и тетя Света всегда ко мне относилась хорошо. Как вторая мама.
И еще я думал о том, что точно так же могут убить и моих женщин. Любимых мною, близких женщин. Или уже убили.
— Пойдем отсюда, — тихо сказал Юрец.
— А патроны? — не растерялся Рифат. — Надо поискать патроны.
Он как ни в чем ни бывало прошел назад в комнату. Звкнул чем-то, уронил что-то тяжелое.
Потом вернулся, потряхивая мешочком на завязках.
— Позаимствуем сумку. Вы не против же? — он, не дожидаясь ответа, закинул сумку за плечи.
— Ты же мусульманин, — не выдержал я. — Почему так себя ведешь?
— Как? — он осклабился, но глаза у него потемнели еще сильней. — Давай за религию не будем. И вообще… Сейчас настало другое время.
— Аллах отвернулся от нашего мира?
— Не произноси это имя. Надо зарядить ружье. Эти… в окно увидел. Вокруг машины, на улице там. Жрут тех, кого мы задавили.
— Вот черт! — воскликнул Юрец. А я лишь зубы стиснул. Ну а чего они ждали? Наверное, мы и впрямь возились тут слишком долго.
Рифат заправским движением охотника заложил в ружье «магазин».
— Нам бы автомат не помешал. Это «Сайга», на пять патронов, — пробормотал он. — Так, в пистолете последний… Юрка возьмет? Или ты?
— Бери Юр, — я кивнул. — Мне с монтировкой лучше. И ты еще какое-нибудь оружие взял бы. Нож хотя бы.
Юрец кивнул. Мы пошли к выходу. У меня снова дрожали коленки и неприятный холодок подъедал грудь. Уже сейчас я стал понимать, что эта кутерьма вряд ли закончится скоро.
Но смогу ли я? Не захочу ли пустить в лоб пулю?
И что произошло в погребе? Дядя Жора не из тех людей, которые будут стреляться. Возможно случайно как-то… И Кольку мы так и не нашли. Хотя, я мог не разглядеть его… из-за тени.
Воздух во дворе показался восхитительно свежим, а легкий ветерок по-прежнему переговаривался с листвой. Только теперь мне показалось, что ветер тоже против нас.
Щелкнула калитка.
Рифат стал с ружьем к стене. Ствол торчком, лицо напряжено. Ему наверно, нравилось строить из себя эдакого «коммандос».
Выскочил из-за угла, прицелился.
Громыхнул выстрел. Сильней, чем у пистолета, пушечный прямо. У меня даже барабанная перепонка в ухе дрогнула.
Что-то глухо ударило в ворота. Я представил мешок, набитый песком.
— Отдача ништяк, — Рифат повернул к нам бледное лицо с запавшими глазами. — Их там слишком много.
Хрипло зашипела кошка, и Юрец закричал. Я отскочил в сторону, подвернул ногу. Боль прошила голеностоп. Перед глазами разорвались звездочки.
Юрец пальнул в девку — какую там к черту кошку. Она прыгнула на нас в буквальном смысле с неба. Малая, лет двенадцать на вид, в топике и блеклых, застиранных шортах, раскрашенных свежими пятнами. Она сидела на Юрце сверху и скалила зубы.
Пальнул Рифат, крикнул неразборчиво. Я, сквозь боль шагнул вперед и занес монтировку для удара.