— Вроде — да.
— Дай бог, чтоб не пробит был, — сказал Юрец. — Мы можем поехать через рощу. Там где родник, знаешь? Оттуда выедем к Западному. А там уж мост Сиверса и трасса.
— Давай лучше ты за руль. А то я без прав и доверенности…
Денек, в самом деле, разошелся. До этого я и не замечал, какая погода. По ощущениям, времени натикало пятый час, а мы все так и едем — потные, в душном салоне. Пахнет сухим и сладким, смесью дезодорантов, и от такой смеси першит в горле.
А вот в роще только птички чирикают и все. Тишина, ветер гуляет в кронах деревьев.
За «Шансом» по грунтовке тянется шлейф пыли. Машина идет с натугой, скребет днищем по неровностям колеи. Кажется, мотор сейчас заглохнет, и со всех сторон полезут ОНИ.
— Может, искупнемся? — предложил Юрец. — Ну, обмоемся.
— Самое время… — пробурчал Рифат.
— А куда нам спешить? — сказал я. — Мы не знаем, что нас ждет на трассе. А сейчас можно сделать привал. Отдохнем морально и физически, поедим. Зря вы, что ли, зашли в «Магнит», — я выделил ударением последнее слово.
Спустились по витой тропке. Сырость окутала, вползла в ноздри. Холод окутал лодыжки. Температуру воды на нашем роднике чувствуешь издалека.
Бассейн небольшой, камни с зелеными «бородами». Вода бьет из трубы, и на ней тоже водоросли.
Тишина, людей нет. Только вода журчит.
Я закатал шорты и слез в бассейн, ухая от удовольствия. Оля обошла бассейн и присела рядом с трубой. Подставила ладошку, и от серебристой струи полетели брызги.
— Ух! Тебе не холодно? — она улыбнулась. Впервые так открыто. И сразу стала красивее, женственнее. Улыбка — главное оружие человека, так было раньше, а теперь видимо, уже нет.
— Нормально… О-ох!.. приятно. Как будто новые, свежие ноги приделали, — я выбрался обратно на камень. Забитые, разгоряченные мышцы благодарили пульсациями и приятными горячими иголочками.
Юрец тоже в воду залез, что-то бормоча под нос и усмехаясь. Оля напилась из пригорши и спустилась на пару ступенек. Вода дошли чуть выше середины бедра, но лохмотья джинсовых шортиков не достала. Я глядел на полоску молочно-белой кожи, между водой и тканью, поднял взгляд на белую надпись «ROCK IT’S MY LIFE» на груди.
Да, Оля тянет на все восемнадцать. Личико теперь чистое, волосы девчонка собрала в конский хвостик. Юрец что-то говорит, снова бурчит Рифат, а мне и дела нет до них.
«У тебя есть Аня. Хотя конечно, ты можешь заглядываться на всякие смазливые мордашки».
Могу-то могу, но всегда при этом испытываю угрызения совести.
Щечки у Оли слегка порозовели, надеюсь не от того, что она уловила мои мысли.
Я снял пропотевшую, и как оказалось, изорванную на спине майку. Потом скинул и джинсы. Надо бы избавиться от них, жутко неудобно. Был бы нож, так я замутил бы из них бриджи с бахромой, а что.
Нырнул в бассейн. Мозг тут же стал туманиться, как лед в замерзающей речке. Легкие разрывало, из груди что-то билось, прогрызало путь наружу. Нет никаких проблем. Ничего не существует, кроме холода, холода…
Я вскочил и заорал, задрыгался.
Хорошо как!
— …сумасшедший! — перекрикивал Рифат говор воды. — Харе уже плескаться. Хавать пойдемте!
Я подмигнул Оле. Она показала пальчиком вниз. Оказывается, с меня наполовину слетели трусы.
Оля звонко засмеялась, эдакий колокольчик, и я тоже хохотал, сконфуженно подтягивая мокрые боксеры. Резинка вроде хорошая, наверно слишком резко выпрыгнул. Рифат сплюнул от досады.
Вода оживила тело. Я как будто проснулся после глубокого, качественного сна и теперь свеж, и полон сил.
Разве что проблема никуда не делась.
Трусы я выжал за деревом, надел поверх влажной ткани шорты. Рифат и Юрец побрели наверх. Я хотел накинуть майку, но тут подошла Оля.
— Что за шрамы на спине?
— Шрамы? — переспросил я. — От девушек. Бывает, впиваются ногтями в порыве страсти.
— Ты ж почти женат? — прищурилась Оля и стала от этого еще желанней. Мне хотелось прижать ее к дереву, а потом впиться в еще влажные от воды губы.
— Почти не считается. — Она обошла сзади и потыкала пальчиком поясницу. Потом прошлась по бугоркам позвоночника, опустила ладонь ниже, как бы невзначай (может и ненарочно, а у меня мысли только об этом). Трусы стали вспухать, и я прикрыл майкой район «молнии» джинс.
— В детстве откуда-то появились. Утром встал, а у меня там что-то вроде корочки, как будто кошка поцарапала. Ну и потом эти шрамы никуда не делись, иногда темнеют еще.
— Сейчас они прямо бордовые, — Оля вновь провела ладонью по пояснице, и тут же убрала руку. — Извини.
— Чего? Да я, правда, не знаю, что там, — я изогнулся, пытаясь посмотреть на спину. Оля фыркнула.
— Блин, а ты забавный…
— Ладно, пойдем к нашим дружкам. А то подумают, что я тут занимаюсь совращением.
— Кто еще кого совращает, — подмигнула Оля. Я надел футболку и девушка чуть посерьезнела: — Нет, там правда такие, знаешь, полумесяцы, налитые кровью. И царапины свежие.
— Ну, ободрал где-то спину, — улыбнулся я. — Не стигматы же, в самом деле.
Мы вернулись назад. Рифат как часовой, хмуро оглядывал окрестности, как будто от каждого куста, от каждой травинки ждал подвоха.
Интересно, «забавный» — это хорошо или плохо?
Ни криков, ни собачьего лая. Где-то вдали что-то гулко громыхнуло, заставив втянуть голову в плечи.
— Еще одну заправку взорвали что ли, — ухмыльнулся Рифат. — Может, нам остаться здесь? Ни женщин, ни проблем…
Юрец тем временем ворошил пакеты. Оля стояла тут же и опять грызла ногти. Дурная привычка. В детстве я тоже тащил пальцы в рот, а потом отец рассказал мне про глистов, и с тех пор как отбило.
— Там были и другие чертополохи, в «Магните», — скзаал Юрец. — Уже разбитая витрина была. Смотрим — пацаны бегут с пакетами и решили узнать, что там. Тем более с оружием, это… Ну, там мужичок был, с усами. Он целую тележку накидал, еле толкал ее. Не знаю, как он собрался ее катить по улицам, удирая от женщин… Хм, заметили, что сейчас слово «женщина» для нас уже означает нечто иное, нежели раньше?
— Опять ты академика включил. Лучше жратву давай!
Он кинул мне нарезанную колбасу, запаянную в пластик. Салями. Мне почудился шелест, шаги. Хотя конечно, это ветер играл с кронами березок и кленов.