Пару дней назад мы напоролись на мародеров. Убежали, слава богу, никого серьезно не ранило. Это самое плохое, что мужчины, так скажем, разбились на группировки. И если в первую неделю «матриархии», как все это безумие назвал Юрец, были попытки действовать сообща и помогать друг другу, (когда закончилась Резня Первых Суток), то сейчас, к исходу сентября, этого нет и в помине.
Удивительно тепло. Наверное, потому, что в мае-июне шли дожди и сейчас лето возвращает должок.
Но когда-то наступят холода.
Впрочем, чего о них думать, когда прямо под нами эти чертовы амазонки?
— Ссать охота, — пробормотал я.
— О, господи, — прошептала Оля.
— Рифат козел. Если бы он тогда…
— Ты можешь помолчать? — зашипела она.
Опять хрустнула веточка. Мы залезли так высоко, как только могли. Если сидеть тихо, то они не должны нас заметить.
Что-то хрустнуло опять. Прорывая листву, вниз полетел орех. С сухим щелчком он ударил в искривленный ствол дерева и отбросил лохмотья кожуры.
Сначала стало чуть тише, шелест и шаги смолкли.
Тени, тени. Фигуры под деревом. Девочка лет одиннадцати. Половину бледного лица занимают черные тени. Осунувшаяся, и вместе с тем…
Их сразу можно отличить от нормальных людей. Сейчас они не кидаются, не разрывают на части.
Они выслеживают. Действуют хитро, исподтишка.
Вот девчонка (не ребенок, она отнюдь не ребенок) подошла к стволу. Наклонилась, подняла орех и потащила в рот. Если бы холода настали пораньше, то дерево бы сейчас стояло голое и листья бы нас не скрыли. Мы залезли высоко, но если я вижу девчонку, то и она может меня увидеть.
Если поднимет голову.
Но малая занята сбором орехов. Целый подол уже набрала, и ходит, выискивает сосредоточенно. Оно и понятно: война войной, а кушать хочется. Хотя раньше они обходились исключительно белковой пищей.
Свежатинкой.
Испытывают ли они страх? Сострадание? Какие-нибудь эмоции?
Еще один орех сорвался. Упал рядом с девочкой. Она даже не отпрыгнула в сторону, ни звука не издала.
Если раньше женщины были самыми эмоциональными существами на земле, то теперь это не так.
Сейчас все по-другому. И нескольких недель мало, чтоб привыкнуть к этому по-настоящему, тем более, когда рядом живая память того, какими девушки и женщины были раньше — Оля.
Девочка посмотрела наверх. Встретилась со мной глазами и у меня внутри зашевелились мелкие иголочки. Желудок потянулся к самой глотке. Сейчас она откроет рот и кринет. Сбегутся старшие и тогда нам с Олей крышка.
Потому что чертов Рифат… ну да ладно. Что толку теперь от еды? Толку теперь от найденного убежища?
Не надо было нам разделяться. И сами мы тоже хороши — орехов захотели набрать.
Девочка отошла от дерева. До сих пор держит подол с орехами, а вот и скрылась, из-за листвы не видать.
— Нужно слезть и бежать, Ром. Иначе они нас схватят.
— Может и не схватят.
Вдали протарахтела очередь — «Калашников», отличить несложно. Значит, Рифат все-таки.
От сердца немного отлегло. Однако в последнее время оно часто выдает какие-то странные реакции: то излучает холод, то выпускает колючки, то тревожно сжимается. Раньше я даже и не задумывался — гоняет и гоняет кровь. А теперь и получаса не проходит, чтоб мотор не дал о себе знать.
Стресс.
Девочка, видно ушла. Снова очереди, но теперь уже не одиночные. Перестрелка что ли?
— Ты куда? — вытаращила глаза Оля.
— Вниз, естественно. Слезаем. Конечно, там опасно, но здесь сидеть еще хуже.
— Да я бы и не осталась, — пропыхтела она.
Медведь продирается сквозь бурелом, примерно с таким шумом мы слезали с несчастного дерева.
Огляделись. Никого нет. Выстрелы опять.
Оля схуднула за это время, у меня стали выпирать ребра и ключицы, так что я тоже скинул пяток кило, как минимум.
Мы побежали по дорожке, поросшей травой и прошлогодними листьями. Солнце сегодня как обычно — шпарит. Хотя уже не так тепло, как… как месяц назад. А в рощице и вовсе царит сыроватая прохлада.
Теплее, теплее… Деревья закончились. Небольшая поляна, холм.
ТА-ТА-ТА-ТА-ТА
Я увлек Олю за толстую березу. Перед нами полувисит в воздухе клен, поваленный видно еще майскими грозами. Еще одна очередь вдрызг разорвала сонную тишину.
Внизу развалины моста. Выстрелы как раз оттуда.
Женщины, толпа. Идут, падают под пулями, топчут друг друга, но не разбегаются. Высунулась башка из-за моста, в красной, чуть выгоревшей бандане.
Рифат. Он-то как там оказался?
Я взглянул вверх. Дерево основательно просохло за лето, женщины внизу.
— Что ты делаешь? — сказала Оля.
— Помогай, — пропыхтел я.
— Нет, мы не сможем… Оно такое толстое!