А я пинал его, тузил вскользь кулаками.
— Хватит… Да успокойся ты…
— Урод… Тварь… — Рифат выглядел таким беспомощными и удивленным, что я хотел колотить его сильнее и сильнее. Наверно, насмерть забил этого засранца, но тут что-то заставило остановиться.
Треснула ветка. Прокричала ворона. Рифат отползал на заду, наткнулся спиной на шершавый ствол тополя и замер, не сводя с меня глаз. А я тяжело дышал, согнувшись пополам.
— Ты сраный псих! — выкрикнул Рифат. Закопошился, чуть не в трусы руку засунул. Нож что ли собрался достать? Но нет. Вытащил что-то из-под одежды и отбросил с отвращением. — Пауки, мать их… Ну ты погнал! Ты чего? — он потрогал губу, поглядел на палец. — Ва-ащ-е-е!
— Меньше болтай. А если хочешь — иди. Я тебя к себе не привязал, можешь валить на все четыре стороны! — я зашагал прочь, на ходу отряхивая штаны. Почему-то вспомнил, в каком виде убежал из дому, тогда. Джинсам моим пришел кирдык, выбросил. А эти удобные штаны-хаки я снял с мертвеца.
И от этого мне стало вдруг холодно — по коже мороз продрал. Бросился бегом. К черту этого Рифата. Если он думает, что сможет выжить один, что ему никто не нужен — пусть попробует, удерживать не буду, но друзей предавать не стану.
Так я и бежал, бежал. Стало тяжело, в голове загудел пульс. Я обхватил ствол березки, съехал вниз. Надо немного передохнуть.
Мысли разбегаются как таракашки, спугнутые светом. Или вот как муравьи под ногами. Быстрые, резкие — не чета медлительным домашним. Крошки тащат, сухие палочки… У них есть своя «мать», Королева, которую нужно кормить… Помню, читал про муравьев, что у них социальный строй — все как у людей, короче. И есть муравьи-рабовладельцы. Они разоряют чужие муравейники, забирают яйца-личинки и выращивают себе рабов.
Меня этот факт поразил. Чего только не придумает природа. Так может и нынешние события — тоже не каприз, а переход на качественно новый уровень?
Поднялся. Костяшки сбил в кровь, оказывается, а боли даже нет. Ну, теперь идти… Вон, мелькает что-то за кустарниками и шелестит, вроде бы камыш.
Продрался сквозь колючки: в самом деле, озерцо. Значит, я бежал в правильном направлении, что удивительно.
Вдоль берега земля сухая, дождей же нет почти. А сегодня еще парит — душно. Камыши, камыши шелестят… Вспомнил, как пару раз с отцом ходил на рыбалку, мне лет восемь было. Сейчас бы я посидел с удочкой, а тогда мне показалось это дело шибко скучным. Так всегда и бывает: что имеем, не ценим, потерявши — плачем.
Тело покрывает панцирь пыли, с кровью и потом. Сейчас я бегу от самого себя, пытаюсь спасти жизнь, а для чего и сам не знаю. Инстинкты, все инстинкты.
Озеро мерцает. Спокойная, ровная гладь. Утки плавают, лягушки шныряют — прямо из-под ног прыгают. Камыш «с-с-с-ш-ш-с», и сразу по-малому охота.
Об Аньке я в последнее время думал все меньше. Странное чувство. Как будто я — уже не я. Да сейчас все вокруг обновленное, так скажем, и вряд ли изменения не затронули Аню.
Озеро я обогнул. Увидел поле, рыжее и засохшее. За последний месяц полива земля точно не видела.
Напороться на банду мародеров еще хуже, чем встретить женщин.
Может, не стоило оставлять Рифата вот так? Убежал как истеричка, а он там сейчас приходит в себя. Может быть уже идет прочь, может, возвращается обратно — в «городок».
Или же крадется за мной по пятам — с ножом. Горячая кровь.
Ни единой мысли — что дальше-то? Погнал напрямик через поле. Вот сейчас и заметят они. Меня же видно в голом поле, как тот стог сена. Прыгнуть бы в него, зарыться. Всегда мечтал в детстве, но в деревне ни разу не бывал, а в городе снопы не встречал. Если заметят — побегу назад. Вот и вся разведка.
Или окружат, а потом как в том кошмаре… Что там было во сне? Костры, капюшоны, щипцы…
Сухие колоски щекочут ноги даже сквозь штаны. Пригорочек, а вот и ворота, с драной сеткой.
Футбольная поляна.
Я замер. Теперь понял, как это — не верить собственным глазам.
Тут же рухнул, чтоб не увидели. Хотя они и не могли увидеть — сделал это чисто инстинктивно.
И затаился. Потом по-пластунски чуть отполз назад.
Нас послали, чтоб мы выяснили, что же делают бабы, что там они готовят. Выяснить численность и оснащенность — Архип так и сказал. Прямо Третья Мировая.
Если я вернусь назад и скажу ему, что именно делают бабы, он наверно сразу прошьет меня очередью.
Так я и лежал, не в силах подняться. Как раскисшая бумажка, ни рук, ни ног. Вялая масса.
Потом все-таки немного пришел в себя и пополз к краю пригорка. Футбольное поле, зеленая трава. Ворота широченные — 7, 32 метра, — знаю точно. Линий разметок нет, в штрафной площадке вытоптан неровный треугольник, а во вратарской — сплошняком желто-коричневая пыль.
Женщины. Сто, двести? Может, вся тысяча. Лежат вповалку и спят.
Я сначала наблюдал за ними сидя на карачках, потом выпрямился во весь рост. Они на самом деле спят? Не притворяются?
Так я глазел, и все сильнее захватывала иррациональность картинки. Сальвадору Дали такое и не снилось: «Прекрасные нимфы лежат вповалку на футбольном поле».
Бабки, девушки. Оборванные, грязные, худые и толстые. Некоторые так исхудали, что кожа висит складками. Одеты чересчур легко. В чем вышли тогда на улицы, в том и бродили: не мылись, понятное дело, и не меняли одежду. Если так пойдет и дальше, они просто-напросто перемерзнут, когда начнутся холода. Жмутся друг к дружке как гадюки, чтоб согреться.
Не хватает разве что храпа.
Надо спуститься вниз. Но нужно проверить… точно ли они спят. Потому что сейчас я и собственным глазам не верю.
Смахнул со лба пот.
На плечо мне опустилась рука. И тут же в груди разросся колючий ледяной комок, а желудок выпустил иглы.
— Они спят? — тихий голос, над самым ухом. Я развернулся.
— Ты еще… откуда?
— Шел за тобой, — Рифат потрогал разбитую губу и сплюнул. — Чудак ты. Уже и повозмущаться нельзя…
— Ты говорил серьезно.
— Давай сейчас не будем, — поморщился Рифат. Под глазом шишка красная, синяк будет. В руке нож, и солнечные лучи пританцовывают на лезвии. — Надо посмотреть, спят они на самом деле… Или нет.
— Хочешь перерезать их во сне? — усмехнулся я. — А вдруг они проснутся, как только мы спустимся вниз? Или это какая-нибудь засада и они… мертвые?
— Они не мертвые. Он, у той грудь поднимается и опускается, — Рифат показал ножом, как указкой и я проследил за кончиком лезвия. — Видишь?
— Угу. — Меня охватило возбуждение, как перед сдачей экзамена, или нет — перед дракой. Муршаки пощекотали пах и скрылись в недрах трусов. Желудок дрожит, неприятно сжимается.
Вниз неохота. Но проверить надо.
Встретились с Рифатом глазами. Надо значит надо.