Вот и сейчас ощуение, будто лезу в чужой двор за яблоками. Сейчас залает собака, бросится. Или Семеныч появится со своим ружьишком и пальнет.
И вот мы уже на углу поля. Трава по щиколотку и все кочки заросли. Уж не знаю, реально ли тут сыграть матч без единого перелома.
Кто бы здесь не гонял мяч, полю больше не видать футбола. Грустно.
Ближайшая к нам женщина — как раз та, с обвисшей кожей. Толстуха. Чем-то напоминает тетю Валю, соседку Юрца. Усики под крючковатым носом, глазки щелочки.
Кустистая промежность. Как-то так у меня зрение устроено, что взгляд сам тянется к пикантным местам. Обилие лобков, груди, в основном обрюзгшие.
А вот вполне себе сексапильная девчонка. Хоть сейчас буди и… кхм.
— Цыпочки… Вот это да! — пробормотал Рифат сзади. — Ты только представь!
Я кивнул. В рощице на деревьях покрикивали вороны, а здесь — звенящая тишина, прерываемая лишь сопением и сонным постаныванием. И клубится над полем что-то невидимое, как тусклые лучи проектора. Волосы на затылке шевелятся, и даже зубы вибрируют, как возле трансформаторной будки.
— Что мы с ними будем делать? — спросил я.
— Как — что? Мстить. Убьем как можно больше тварей. Разрежем на куски.
— Больно ты кровожаден, — пробормотал я, хотя сам думал примерно о том же. Прямо как в террариуме, когда смотришь на ядовитую гюрзу и знаешь, что всего один укус и все. Змея водит из стороны в сторону головой, мелькает язык… и хочется схватить топор и разрубить ее пополам.
— Чего церемониться? Вспомни, что они делали… могли сделать с нами. Они и сейчас разорвут тебя, стоит им только открыть глаза.
— Этого и боюсь. Может, оставить их в покое? — протянул я.
Поле так кажется куда больше, чем обычное футбольное. Тела в два слоя, серо-лиловые, синюшные, переплетенные меж собой. Подплавленные и склеившиеся манекены.
Пахнет специфически, как от разогретых на солнце, вспотевших бомжей.
— Нам нужно топливо… горючее, — протянул Рифат. — Сжечь их к чертовой матери.
Он еще что-то бормотал, а я отключился. Теперь слышал объемный гул, вроде колокольного, аж грудина сжалась, и засосало под ложечкой. И такой звук странный в ушах, вроде постукиваний метронома.
Рифат тем временем присел и, ухмыляясь, пощупал грудь девчонки.
— Мягонькая… Только как же от них прет! — Он провел кончиком лезвия по груди девушки, от ключицы до соска, и тут же заблестела неровная красная ниточка. — Ну да ладно, мы тоже не розами пахнем… Сышь, не просыпается. Может заколоть?
— Оставь. Ты ничего не чувствуешь? — спросил я. — Такого… странного?
— Если ты еще сомневаешься, — Рифат обвел поле свободной рукой, — это все очень странно.
— Да нет, я не об этом… ладно, неважно.
— Надо поискать горючее. Совершим небольшой саботаж.
Спорить бесполезно, а вернуться в «лагерь» мы все равно не можем. А жрать нам что-то надо.
Безусловно, идею подал я, Рифат бы не додумался. Он вообще редко пользуется мозгом, больше под действие заточен: бежать, драться, крушить.
В десяти минутах ходьбы от футбольного поля проходит трасса. Мы побрели по ней, обходя покореженные остовы легковушек, фургончиков и грузовиков, с выбитыми стеклами. Под ногами скрипели прозрачные крошки, то и дело пролетали мимо вороны-падальщики. Как все-таки странно, что близ футбольного поля их нет.
Рифат подошел к погнутому, заляпанному грязью знаку. Изогнул спину и прочитал, шевеля губами:
— Лер-мон-то-во. Нам видно, туда. Там должно быть, по-любому.
— А если там неспящие бабы?
— «Неспящие в Сиэтле», — пробормотал Рифат.
— Что?
— А? Да так — фильм вспомнил. Только не помню про что. Том Хэнкс играет.
— Причем тут Том Хэнкс? Ты вообще, о чем думаешь?
— Нам туда, — Рифат махнул ножом. Мы свернули с трассы на узкую улочку. Домишки, домишки. Дерево, и на нем чернющие куски, лохмотья. Мешок, набитый гнилыми потрохами.
Не на одном дереве, а везде.
Провод сжимает пальцами кисть, узловатая, гнилая. Рядом сидит ворон и изредка поклевывает ее, косясь в нашу сторону. Ветер дует, и кисть покачивается, будто заигрывает с птицей.
Я сразу вспомнил того мужчину, что удавился на собственном галстуке и болтался на ветке. Как давно это было, в то же время — будто сутки назад, не больше.
— Они тут… Тоже здорово веселились, — прохрипел Рифат, прикрывая нос кистью. — Фу-у!
Перед нами вырисовался пустырь и… тоже «Роснефть». Вывеска болтается, электронное табло с ценами завалилось. Вспомнил, как мы тогда заправляли «Шанс»… И ту «спортсменку», как она раскидывалась блинами. И мужика, который мог бы залезть к нам в салон. Может, он сейчас бы стоял с нами и тоже вспоминал, как тогда рванула заправка.
Грузовик сбоку, с оранжевой бочкой и надписью ОГНЕОПАСНО вдоль борта.
— В нем должен быть бензин! — Рифат потрусил к грузовику. — Должен быть! Как проверить? Ты же работал на заправке? Нам хотя бы канистру… — Рифат прыгал вокруг бензовоза как туземец.
— Ты не кричал бы. — Я шагнул к грузовику, оглядываясь. — Вдруг они…
— Они спят все вместе. В городке никого нет, — он заглянул под цистерну, потрогал сухую трубу, к которой присоединяется шланг.
— С чего ты взял?
— Нам нужно добыть бензин. Ты же работал на заправке, так?
— Сначала нам бы еды найти… — попытался увильнуть я, но Рифат и не слушал. Похлопал по цистерне ладонью, прислушался. Постучал ножом.
— Слушай, а если они оставили караул? — нервно усмехнулся я. — Ладно… Бензин по идее хранится под землей, в резервуарах. Оттуда, под насосным давлением, подается наверх — к колонкам. — Сам говорю, а уже приметил люк. Возле магазинчика-закутка. Тоже холодильник, только пустой, естественно, и помятый как консервная банка.
Воняет мазутом, и все тем же запахом перепрелой одежды. Влажная, обволакивающая кислятина.
— Какой там к черту караул, — Рифат сплюнул. — Где там твой насос?