— Я знаю, чего ты хочешь, — прищурился Рифат. — Нет смысла, поверь.
— А куда хочешь ты? Есть какой-то план?
— Конечно. К морю надо выбраться. Зима накатывает, а у моря будет в самый раз, в какой-нибудь маленькой деревушке поселиться, и все. Вот такой у меня план. Мне никто не нужен и меня там не найдут. Я тебя с собой не тащу.
— Хороший план, — сказал я. Рифат снова выпустил дым сквозь ноздри. Он стоял передо мной, окаймленный золотистым ореолом, и солнце медленно-медленно заходило, окрашивая небо багряно-фиолетовыми красками. — Но я все-таки должен знать наверняка. Вдруг они их просто увезли? Взяли в плен?
- Может, так и есть. Только они и разговаривать с тобой не станут. Пара выстрелов и прости-прощай. Разве для этого мы терпели, а? Скажи? — у Рифата заблестели глаза, и он откинул окурок. — Скажи мне, Ром? Мы выживали целый месяц в аду. Мы прятались, голодали, спали под открытым небом, наш костер заливали дожди. Вспомни голодных собак и крыс. Вспомни горы трупов, взрывы, безумных тварей. И ты хочешь плюнуть на свое прошлое? Ну, если так, то ладно! Толковый ты парень, а ведешь себя странно иной раз. У тебя большие способности, но ты ими не пользуешься… А, — он махнул рукой, — что толку говорить, только воздух сотрясать. Я же знаю, что ты твердокаменный — не переубедишь.
— Ага. Вот немного отдохну и пойду за ними.
— Подожди хотя бы до завтра, — Рифат чуть ли зубами не заскрипел. — Какой смысл сейчас именно идти?
— Смысл… мне насрать на смысл! И какой тогда смысл сидеть здесь? Или жить в деревне, одному? Скажи мне, а? Много в этом смысла?
— Уж побольше, чем бросаться очертя голову неизвестно куда. Тебя ж прихлопнут, — от взгляда «насекомовских» глаз Рифата я снова почувствовал себя каким-то маленьким и незначительным. Как будто очутился перед лицом завоевателя с чужой планеты.
Надо успокоиться. Нет смысла ругаться. Нужно проаргументировать свою позицию.
Вдох. Выдох.
— Да, ты прав. Мы пережили кучу дерьма. Но какой толк запереться в деревне? Ни с кем не общаться, откреститься от происходящего? Рано или поздно тебя настигнет будущее, раз уж ты так заговорил, а я предпочитаю сам бежать ему навстречу, пускай и выглядит оно как волна цунами. Лучше, знаешь ли, пережить хороший шторм и умереть, чем жить корабельной крысой.
— Чушь, — выплюнул Рифат. — Мы с тобой друг друга не поймем, походу. Но ты послушай совета: сейчас надо мал-мала отдыхать. Если ты сразу за ними побежишь, то перегоришь, и ничего не выйдет.
Он быстро ушел, а я и не знал, что ему ответить. Потому что с одной стороны я вроде и хотел броситься мародерам (или кому там) вдогонку, а с другой… Может Рифат прав и это чистый бред?
Обломки кирпичей захрустели под ботинками Рифата, он потряс коробок и чиркнул спичкой. Поджег, подержал. Выбросил.
И опять. И снова.
Мне от этого еще горше стало. А он еще так сказал, что, мол, мы и то сделали, и это… даже совестно немного стало.
Рифат наверно, произнес самую длинную в своей жизни речь. Что ж, все мы меняемся.
***
Прошло где-то полчаса, а мы все бродили по территории «городка». Что-то искали, молча ворошили вещи, оставленные в беспорядке. Кругом стекло, кровь, обломки кирпича и штукатурки, как будто больничка пережила авианалет.
— Здесь все бомбили, — пробормотал я. Машинально присел и потянул уголок какой-то тетради.
И тут же замер. Будто искра проскочила в мозгу.
Блокнот!
Мой миленький блокнот.
Тут же пролистнул его. Край сверху чуть обгорел, а сама бумага отсырела и пахнет острой кислятиной. Но разве это важно?
Так наверно, и тот отец из Библии не был рад своему блудному сыну!
Я увидел «Дурунен» и гору трупов за ней. Совсем по-другому смотрится рисунок теперь. Увидел мосты из людей. Увидел башню-в-момент-взрыва, и тут же вспышка перед глазами. Вспомнил, как разлетелась на куски многоэтажка. Нас могло тогда убить. Могло.
Вот остальные рисунки: фигуры с факелами, истерзанные тела, футбольное поле, а на обочине темная махина, похожая одновременно и на грузовик и на сноп, младенец с щупальцами и визжащая женщина. Все рисунки приобрели совсем иной смысл.
Совсем по-другому теперь смотрится.
И я смотрел и смотрел на них, забыл, где нахожусь. Пространство вокруг меня заполнили чернильные завитки, небо покрыли шероховатые грифельные царапины. Завитки поползли по мне, опутали тело, скрутили грудь, и дышать стало совсем уж невмоготу.
Я весь состою из этих штрихов. Они во мне и просятся наружу, но я не могу их выпустить, не могу…
— Что ты там? — вырвал меня на поверхность реальности голос Рифата.
— Б-блокнот, — ответил я. Сглотнул слюну. — Мой блокнот.
Рифат постоял, скрестив руки на груди. Потом вдруг протянул мне под самый нос кулак. Только сейчас я разглядел мелкие черные волосинки и подумал…
Что они похожи они похожи
— … ри. Ты ж типа художник.
Я скосил глаза к переносице. Мир расфокусировался на мгновение, а потом почему-то уже не стал таким цветным, как прежде. Я перевел взгляд на обкусанный желтый карандаш, который протягивал Рифат. Кивнул, забрал.
— Тебе плохо?
— Нормально.
— Потемнело как, — пробормотал он. — Грозой пахнет…
Он еще постоял, шумно втягивая легкими воздух. Потом ушел, похрупывая ботинками и сокрушаясь. А я повертел карандаш между указательным и большим пальцем.
Да, я художник. Но что толку?
Стало еще темнее, но уже не из-за чернильных завитков.
В себя я пришел оттого, что меня кто-то тащил, захватив под мышками. С детства не люблю, когда меня так хватают: это больно и щекотно.
— Ору-ору — а он сидит! — сокрушался Рифат. — Ты что же, совсем того? — сказал он с досадой. — Шарики за ролики?
— Чего? Да я рисовал, — ответил я, понимая, что звучит это по-детски. По волосам стекает вода, на пол падают капли. Лицо у Рифата из-за оранжевого пятна свечки выглядело восковым, ненастоящим.
Прогремел гром. Блокнот тоже намок, чуть раскис. Странно, что я вообще его нашел. В каком бредовом мире мы живем, если дешевый блокнот с пружинкой живет дольше, чем тысячи людей?
Где-то в отдалении пророкотало, как в бочке.
Сверкнула молния. Рифат что-то сказал, и слова заглушил треск грозы.