Я успел отпрянуть от двери, но в щель все равно брызнули раскаленные осколки, а высохшее дерево филенки тут же загудело, пуская дым.
Раздалась еще одна автоматная трель, и следом еще пара бутылок врезалась в стены, в окна, и шифер затрещал над головой, показалось, что крыша сейчас обрушится.
Я рванул назад к Рифату, и на ходу услышал, как Мариам прошептала:
— Хочу, чтоб он подошел поближе…
А потом она выскользнула за дверь и побежала навстречу тому типу, в противогазе.
Потом послыашлись новые выстрелы, а у меня перед глазами встала ее фигурка, как она манит меня пальчиком, и глаза у нее затянуты молочно-белой пеленой, а на лице бродит блаженная улыбка.
— Кто там стреляет? — бросил Рифат. — Помоги!
Мы взялись за крышку с двух сторон, приподняли. Тяжелая, но справились, откинули в сторону.
В нос прокрался запах паленого жира, тухлый смрад.
— Откуда дым? — задергал носом Рифат.
— Какие-то черти подожгли дом… — пропыхтел я. — Это они и стреляют!
Крышку мы откинул в сторону. Из черной дыры погреба тут же дохнуло испражнениями и застарелой вонью, аж слезы вышибло из глаз.
Потом из погреба потянулись две руки, и мы с Рифатом выудили тощего дрожащего паренька.
— Там… там… — мычал он. — ТАМ!
Вот сейчас я даже замер, и не дышал. Оля там, где-то в темноте, она точно там. По-другому и быть не может. А если она там, я должен ее спасти, пускай и умру сам.
— Мы знаем, — кивнул Рифат. — Держи его! Он какой-то шебутной.
Опять раздался звон бьющегося стекла, и та комната, в которой я прятался, сразу занялась пламенем. Сухие обои в охотку занялись пламенем, и огонь высветил лицо мертвеца — тусклое, бледное, как брюхо селедки.
Этот тощий паренек вдруг выкрикнул что-то нечленораздельное, оттолкнул меня, и бросился наутек.
Рифат меж тем пытался вытащить еще одну жертву, бородатого мужика, и тот мычал что-то невнятное и кашлял, задыхаясь.
Я поддержал его, помог Рифату, а мужик все рычал и бормотал что-то неразборчивое.
Огонь меж тем бушевал в прихожей, и сквозняк разгонял по жилищу запах горелого мяса. Запах этот даже пербивал вонь, идущую от мужика, и я закашлялся.
— Потащили его в конец хаты! Там окно…
С улицы уже не доносилось ни автоматных очередей, ни хохота, и гроза вроде как прошла мимо — гром тоже затих.
Спотыкаясь о всякий хлам, натыкаясь на дверный косяки и углы всякой рухляди, мы пробежали через дом. Дышать уже было трудно, глаза слезилиь и горло давили спазмы, а мужик теперь уже хрюкал, что ли, а потом вдруг обвис у нас в руках.
— Эй, мужик… — рявкнул Рифат, поддерживая разом расслабившееся тело. Потом Рифат сверкнул на меня глазами, как будто бы укоряя. А мужик этот так и висел у нас на руках тяжелым мешком.
Рифат отпустил край рукава и стал методично высаживать прикладом ружья стекла. Нескольчко точных ударов пришлись в ставень, который тотчас же распахнулся. В комнату влетел сырой ветер, и пламя где-то за нашими спинами с силой загудело.
— Ну что? Поиграли, поспасали? — сказал Рифат.
Мне нечего было добавить. Страха ушел, и пустоты в душе и сознании затапливало разочарование. Анька часто так говорила, мол «что, фрустрируешь?», и никогда раньше мои ожидания не обманывались с такой силой.
Мужик так и лежали на полу, а в вослосах у него блестели осколки. Я присел и приложил пальцы к его заскурузлой от грязи шее, как это делают в фильмах. Ничего.
Может, я щупал пульс неправильно, но мужик этот в любом случае не дышал.
Когда я вылез в окно, Рифат уже успел прокрасться к углу дома. Он приложил палец к губам и показал, мол, бежим прямо к лесу, не сворачивая. Только сначала надо было миновать захламленный дворик, и перелезть через забор, что мы и сделали.
Ни выстрелов, ни новых «коктейлей Молотова» в нашу сторону не полетело, хотя где-то совсем близко мы слышали свист, и жуткие, животные вопли.
Охоту погеройствовать я и впрямь удовлетворил сполна.
***
Ливень принес спокойствие. Вряд ли преследователи будут гоняться за нами по лужам.
Каннибалы. До сих пор в голове не укладывается. И как так вышло-то? Тот бородатый мужик умер прямо у нас на руках. Другой, тощий паренек — убежал. И каннибалы, что с ними-то, дальше? И те люди, которые швыряли зажигательную смесь…
В голове не укладывается.
Но все, что ни происходит, имеет смысл. Может, сейчас его сложно понять до конца, но смысл точно есть.
Впрочем, события затянутся пеленой забвения. Всегда есть что-то, что затмевает предыдущий опыт, тем более в ТАКОМ мире. Взять первый день — он ведь теперь уже где-то далеко-далеко. Как и Колькина мама, как и дядя Костя.
Как тот мужик, повесившийся на галстуке, и как баба с блинами, и как взрыв многоэтажки…
Все это вроде бы близко, и встает ярко перед глазами, но грани образов размыты.
— Надо найти укрытие, — пробормотал Рифат, задирая голову. Сверху, над зеленым занавесом глухо пророкотал гром. — Кажись, гроза идет.
У Рифата в бороде поблескивают мелкие капельки. Левый глаз чуть заплыл, завтра, видно, будет синяк. Странно, что он не бурчит и не укоряет меня. И удивительно… Ведь если бы не он, тогда я бы здесь сейчас не шел.
— Пошли туда, — он махнул в сторону.
— Почему именно туда?
— Тянет. Сам не знаю, почему.
Почва под ногами быстро раскисает. Мы спотыкались, еле-еле волоча ноги. На подошвах пласты грязи, одежда потяжелела от сырости, но мне было жарко, хотя температура резко подала. Сейчас накатила ядреная усталость, и даже глаза трудно было держать открытыми. Вот бы лечь сейчас на диван…
Я не жалел, что вернулись. Внутри сразу что-то изменилось, и после этого я стал чувствовать себя лет на пять старше. Понял, что в жизни не бывает сказок. Вот пришел, спас людей, ага, и тут тебе еще и красавица на шею прыгнула. Оля, в моем случае. Нет, мы просто перебороли собственный страх, а взамен получили что-то большее, чем материальная награда.
— Можно я блокнот к тебе в рюкзак положу? А то промокнет же.