— Что — «да»? — Рифат сплюнул и похлопал себя по карманам. — Жалко, что сигареты тогда выкинул. Сейчас бы подсушил, э-эх… Только о них и мечтаю.
Я захотел вмазать ему. Так разглагольствует спокойненько, что даже не поймешь, подкалывает или действительно не понимает.
— Нам все равно нет смысла тут сидеть, — я снова закашлялся. Как бы не бронхит. Раньше никогда особо не болел, а сейчас прямо «бухыкаю», как говорила Аня. Мокрота еще, зеленоватые сгустки. Нам нужно найти какую-нибудь аптеку, есть ведь тут поблизости поселок или городок какой. Хотя куда там, наверно все давно разграблено, теми же наркоманами, и вообще…
Что вообще происходит в больших городах? Правительство как-то пытается остановить это безумие?
Мне и Ашот снился, со своей семейкой. Все с хвостами и огромными клыками. Они выползали из дыры, держа в пастях куски трупного мяса, и шипели.
— Что за чертовщину ты нарисовал в блокноте? — Рифат нахмурил лоб. — Я заглянул… Прямо оторопь берет. Откуда вся эта грязь в тебе?
— Подсознание, — отозвался я и пнул камешек. Кажется, что мы как идиоты, шляемся по рощице и на самом деле никакого Импульса не было. Уже в который раз ловлю себя на этой мысли.
Об Ане что уж вспоминать. У нее-то с месячными все было в порядке. А вот где сейчас Оля, жива ли она…
— Собираемся и идем.
— Да я, в принципе, готов, — пожал плечами Рифат. — Жратвы у нас нет. Грибы, корешки и трава… Не могу уже: мяса хочу. Барашка там… или хотя бы курицы.
— Хватит уже базарить. Собирай котелки, да пойдем.
— Больно ты серьезный сегодня. Нет, ты вот сам подумай… Ла-а-адно. Мне тоже это снится. Она как будто хочет отомстить за своих сестер. Главная мамаша, эта твоя «Дурунен».
— Почему моя?
— А чья еще? — Он скрылся в пещере, в нашем коллекторе, и забубнил уже оттуда: — Ты нарисовал ее в первый же день. И многоэтажка, не забывай! — гремели и позвякивали котелки. Мне показалось, что за нами кто-то следит, из-за деревьев как будто.
Может лесник, в силки которого попал Рифат.
Хотя ловушку мог оставить и тот мертвый приятель, которого мы отдали на съедение крысам. И теперь что? Его дух хочет отомстить?
Даже самому противно. Как мы только спали… здесь!
Человек способен на многое. У каждого есть достаточный запас прочности, который поднимает голову в экстремальных ситуациях. Так что… может через пару месяцев, я буду с сожалением вспоминать несожранных крыс. Как вот Рифат сейчас сигареты.
— Как думаешь — они нас ищут? — Рифат закинул рюкзак за плечи, подтащил ветку ко входу в нашу резиденцию. Хотя тот, кому нужно убежище, конечно, увидит дыру.
— Ищут? На черта мы им? Ты схуднул, кстати. И борода совсем уж как у Саддама.
— Да иди ты, — фыркнул Рифат. — У тебя зато клочки какие-то. Тебе сколько лет-то?
— Двадцадть один, что ли… Я уже сам забыл. У Оли это, День рождения же скоро. Или прошел уже… — я потер глаза и в висок отдалась боль. И шепот.
Шепот со всех сторон. Накатывает, накатывает… деревья, везде деревья… Нужно спрятаться…
Земля поменялась с небом местами. Я увидел королеву-в-маске очень ясно. И вдруг мелькнул рисунок, который я сделал вчера: мост, составленный из людей. На этот раз я прорисовал его четко, в другой перспективе. Тени черные, штриховка уверенная. Лица видны, лица…
Среди них и мое и Рифата. Гигантский мост, сплетенный из людей, бедняги держатся друг за друга, а запястья и щиколотки вдобавок перетянуты путами, вроде бельевых веревок.
Потом мелькнули импровизированные кресты, сколоченные из старых электрических столбов. Такие, рогатины стояли раньше, детьми мы их называли «чертовыми воротами».
Мертвецы, с вывалившимися языками.
(днесь будешь со мной в аду)
— Что такое? Ау, Рома! — надо мной Рифат. Голос режет по ушам, как простуженный собачий лай.
— Все… хорошо, — прокряхтел я, пытаясь встать. Уцепился за шершавую, мозолистую ладонь Рифата. — Нормально…
— Ага, я вижу, — кивнул он. — Дай бог, что это слабость после болезни.
— Так и есть, — я сплюнул кислую слюну. — После болезни. Башка… Раскалывается. И… они нас ищут, думаю.
— Ты… — Рифат быстро облизнул нижнюю губу. — Ищут? Опять видения?
— Да.
— У меня только во сне… Это похоже на… ну как после поджога поля. Помнишь, мы это самое, — Рифат покрутил пальцами, — блевали.
— Помню. Непохоже. Я вижу все четко, но картинки быстро сменяются, сложно фиксировать. Знаешь, бывает, когда комп перегружен мощными приложениями, и система выдает «экран смерти»? Вот что-то подобное и у меня.
— Так, что ты видел-то? — выпытывал Рифат. Сейчас наоборот, я сам чувствовал себя насекомым, которое разглядывает в микроскоп какой-нибудь натуралист или профессор. У Рифата прямо глаза горят, а под ними — фиолетовые тени. Щетина только подчеркивает, насколько осунулось лицо: убери бороду и ничего не останется.
Представляю, как дерьмово выгляжу я.
— То же самое: отрывки, отрывки. У тебя ведь тоже — везде сцены кастрации? И зал, с троном.
— Нет, зала не было. Зато меня растягивали на какой-то штуке… — он поморщился… А потом вроде как подвесили, и тоже, знаешь, мышцы рвались под тяжестью собственного тела.
Я помолчал, вспоминая кресты.
— Не все мои видения сбываются. Младенец-осьминог нам пока так не попался, — я хлопнул помрачневшего Рифата по плечу. — Ладно, мы здесь целый день, что ли будем? Темнеет-то теперь позже! И день пасмурный. Пошли.
Я лишь проверил, что Рифат не забыл блокнот — сумасшедший, понятно, — а остальное меня мало волновало. Потому что все, что нам нужно, мы найдем по дороге. Это же архитипический образ, по Юнгу — дорога. И когда дорога снится, значит…
— Тсс-с, — Рифат прихватил меня за рукав. — Не слышишь, что ли?
— Нет, — шепотом ответил я. Тут же ледяная клешня пощекотала желудок. На мгновение опять что-то засвистело в ухе, и во рту появилась сухость — верный предвестник судорог и обморока. Того самого, как после поджога.
Листья расплываются. Кора дрожит на деревьях, и стекает вниз по стволам, как расплавленная пластмасса.
Рифат разевает рот, как рыба. Вспоминаю День Первый, как мы тогда влезли в машину Юрца, как удирали, как бестолково колесили по городу. Ненастоящие события, как будто происходили и не с нами.
И вообще — происходили? Кто скажет?
— За деревьями. Кажется ОНИ, — прошептал Рифат.