— ТЫ ОХРЕНЕЛ?
— Па-ап, скажи им, чтоб не крича-али… Я спатки хочу уже…
— Извини, Рит, — выдавил я. Сплюнул. На языке горечь. Желудок дрожит. Я продолжил, свистящим шепотом:
— Нахрена ты мне дал эту мерзость?!
— Не голоси. Они полезные, питательные. Белка много, Веня правильно сказал.
— К черту твой белок! Ф-фу… Блин, ну ты и козел! Не ожидал от тебя такого…
— Да ведь для тебя же лучше! — шипел в ответ Рифат. — Поел хоть немного, силы восстановил! Если бы я скзаал, что это жуки, то ты и жрать бы не стал.
— Какие в жопу силы! — ком пополз вверх по пищеводу. По телу разбегались мурашки отвращения, даже волосы на затылке встали дыбом. Я содрогнулся, но все-таки удержал жуков в себе.
Мерзость.
Веня знай, посмеивался.
А я встал и пошел вдоль стены. Я уже знал, куда ступать, чтоб не влезть ногой в труп. Я его толком не обледовал, да и был это скорее скелет, с остатками мяса на костях. Дрянной запах из погреба худо-бедно всасывала вытяжка, но воздух все равно пах тертым миндалем, и отдавал сладкой горечью.
Я дошел до стены. Дерьмовщина. Выбраться бы отсюда… Спать и не хочется совсем. И голова ватная, иголки того и гляди поползут, как у Страшилы.
— Чего ты мечешься? — спросил Рифат. По звукам я понял, что он продолжает грызть свои «сухарики».
— Тихо. Слышали? — Веню я не видел, но без труда представилего чуть нахмуренные брови и запорошенные сединой волосы.
Все замерли. Риточка сопела в темноте.
— Вроде наверху. Ходят, — прошептал Рифат.
Скрипнула доска, что-то гулко загремело. Потом фыркнуло. Я мигом представил пса. Даже нет — тираннозавра, вынюхивающего свежее мясцо.
Фырк, фырк. Звяк, бу-бух!
То, что нас ищут — возможно, целенаправленно, — меня ничуть не обрадовало. Сердце заколотилось в груди, во рту кислятина, и от жуков в том числе. И вот мы прислушиваемся, как один: кто там ходит, наверху?
С одной стороны, хочется заорать, привлечь к себе внимание. А с другой… погреб — безопасная гавань.
— Собаки, что ли, — пробормотал Рифат. — Эй, ау! — он влез на ступеньку и потыкал прикладом в крышку. — Слышите?! ЭЙ!
Сверху, в ответ на слова, потянуло сыростью. И вода закапала — р-раз! — потекла тонкой струйкой. Попала на Рифата, и он стал стряхивать капли, бурча от досады.
— Собаки? — переспросил Веня. — У нас в общине был пес. А потом Устин, был такой болван, захотел шашлыка.
— Папа, а у нас будет… собачка?.. — сонно пробормотала Риточка. И еще что-то добавила, совсем неразборчиво.
Вода полилась тонкой, непрерывной струей и заплямкала, размывая утоптанную нами землю.
— Воды у нас теперь в достатке.
В щелках сверху мелькнула белесо-синяя вспышка, как будто щелкнул кто фотоаппаратом-поляроидом. На долю секунды я увидел мертвецов. Не только того, что разлагался в углу, но и еще троих. Один — с ребенком на руках. У всех — чернота под глазами и треугольные, будто подточенные зубы.
— Гроза началась? — пробормотал Рифат. — Ч-що-орт! Божья срань…
— Эй, мусульманин!..
Рифат пропустил замечание мимо ушей, и разразился бранью.
Вода теперь лилась небольшим водопадиком, плюс потоки текли и из других щелей. Земля раскисала, пахло сырым дерном и гнилыми листьями. Я подумал о съеденных жуках, и желудок снова обиженно заворчал.
— Надо выбираться! — прохрипел Рифат. — Чертовня, е-мое!
Мы пробовали и так, и эдак, промокли. Веня все порывался присоединиться к нам, а мы ему говорили, чтоб он расслабился и сидел с Риткой. Бедняжку я не видел, но без труда представлял ее измученное личико.
Показалось вдруг, что мы сидим здесь уже дней пять, как минимум. Вот теперь еще и дождь пошел, и капли так сильно барабанят сверху, что нам показалось, будто там кто-то бродит или разговаривает. Настоящий ливень.
Своими догадками я делиться не стал, варил их внутри себя, в котелочке. А Рифат не затыкал рот ни на секунду: бурчал, бурчал.
А под ногами уже плескалась хорошая лужица.
Я залез Рифату на плечи, и мы продолжили игру с крышкой. Потом поменялись, и Рифат прыгал у меня на плечах, как на ишаке. Дурацкое ощущение, да и вид у нас был дурацкий, видимо.
Мы промокли до нитки, и, в конце концов, плюнули. Поднять крышку нереально, даже на миллиметр не сдвинули.
Веня и Риточка отсели в дальний угол. Мы с Рифатом подсели к ним.
— Не думаю, что нас затопит, — сказал Рифат.
Мы промолчали, переваривая эту мысль. Погреб в самой высшей точке — метра два с половиной. Я, в прыжке — не достаю разбухшего дерева. В щели льются потоки, как будто прямо над нами лежит шланг. Я прямо представил железный наконечник, пожарного шланга, чем-то похожий на удава из мультика «38 попугаев».
— Пап, а откуда водичка?
— Дождик пошел, — ответил Веня. — Ты хоть поспала?
— Да, — Рита сладко зевнула, и я невольно подхватил зев. За мной — Рифат, да и Веня зевнул тоже.
Вот бы стать ребенком! Только совсем младенцем, чтоб ничего не понимать. И чтоб за тебя все решали другие.
Дурацкие мысли.
***
Так мы просидели, может, час. Дождь продолжал идти, изредка полыхали молнии, глухо ворчал гром. Вода прибывала и прибывала, теперь уже по колено почти. Я вспомнил одну из частей «Пилы». Или это другой фильм? Там человек был заперт в каком-то резервуаре, вроде герметичного лифта, и со всех сторон прибывала вода.
Лето стояло засушливое. Никаких дождей с конца мая, и по конец августа, а потом, перед самым сентябрем, что-то покапало, смешное. И все, после опять засуха.