Из-за него наверно и кошмар приснился вчера. Будто я разглядываю целый ряд младенцев, а в самом конце лежит детеныш с полным коренных зубов ртом. И как он ими противно скрежетал и щелкал!
Честно говоря, я и обычных, красивеньких даже малышей немного побаиваюсь. Что-то такое есть у них в глазах… Как будто они знают большую тайну, но рассказать не могут. Потому глаза эти становятся пронзительно синими, туман пленки с них пропадает, и вместе с ним постепенно исчезает это знание тайны.
Подозреваю что ТАМ какое-то время хранятся отказники. А может и уроды какие-нибудь в банке. Олег, Вася и Коля — те еще придурки. Я их совсем не знаю, но интуиция что ли подсказала. На некоторых людей стоит только взглянуть — сразу понимаешь, что они из себя представляют.
Олег немного рассказывал про себя. Живет с отцом и сестрой, мат
Стресс помогает выжить. Точнее, те гормоны, которые во время него выделяются. А может, это очередное чудо, не знаю. Может, нам просто повезло.
Мы бежали и здесь, в этом подземелье, и сверху происходило что-то невообразимое. На нас бросались стены тоннеля, с разных боков, потолок несколько раз поменялся местами с полом. Прохладную сырость канализации растворило тепло, а потом стало по-настоящему душно.
Нам с Риточкой уже было нечем дышать, и уж не знаю, что там за силы помогали переставлять ноги. Мы залезли в небольшой боковой тоннельчик, проползли там, а после вновь очутились в общей трубе. Пришлось шлепать по колено в воде, и что удивительно: она не была холодной.
Потом земля содрогнулаь еще раз, и как будто великан задул в тоннель горячий воздух, уж не знаю, чем именно.
Жар лизнул волосы, запало паленой шерстью. Риточка закричала, и теперь уже я этот крик слышал даже чересчур громко, из-за эха.
— Задержи дыхание! — прокричал я малышке в самое ухо, и не знаю, услышала она меня или сама поняла, но не сопротивлялась, когда я утянул ее за собой в воду, в эту мерзкую жижу.
Потом мы куда-то бежали, ползли. Сознание в тот момент расфокусировалось, и теперь произошедшее казалось лишь кошмарным сном.
— Рита… Ты где?
Склизкие стены чуть поблескивают, как будто фосфоресцируют. Видимо, у Айзека все-таки получилось взорвать ту боеголовку. Я пошарил рукой рядом с собой, позвоночник отозвался болью. Он сейчас рассыпется, как разбитый шарикоподшипник. Стрельнуло в колене. Застарелую травму, наверное, потревожил, полгода сухожилие болело. В футбол не играл…
Ладонь наткнулась на что-то скользкое и теплое. Тоненький стон.
Чьи-то глаза сверкнули на меня. Я пошарил рукой, ощупал тельце. Риточка, Рита… и если она лежит здесь, то кто пялится на меня из темноты?
Дышит, сопит. Все ближе и ближе.
Канибалы? Живут в канализации, и сюда же затаскивают своих жертв. Им не страшны женщины, они умеют видеть в темноте, и на взрывы им тоже плевать.
Вот ко мне потянулась синеватая бугристая клешня, все ближе и ближе, и стали видны смутные очертания лица фигуры. Черные провалы глаз, приоткрытая пасть. Кто-то вроде морлока, из «Машины времени» Герберта Уэллса.
Надо отползти от него, отпрянуть, но меня будто парализовало. Мутант что-то шептал, сипел, а у меня дрожала нижняя челюсть. Я прикусил язык, и вдруг перед глазами возник тот погреб с людьми, которых я не спас.
Вспомнил человека-культю, его водила на поводке Арпинэ. Наверное, она попросила у своего папаши, у Ашота — собаку, и он подарил ей мужика с оттяпанными конечностями.
Возможно, она сама жрала куски от него, а сначала он был вполне себе «целым псом».
И тех людей из погреба я тоже вспомнил, которых мы с Рифатом спасли… почти спасли. И ведь тогда как раз я изменился, стал… взрослее что ли. Как будто до того момента был мальчишкой, а сразу после стал мужчиной. Правда, осознал это только сейчас.
Рифата уже не вернуть. И Олю. Пора уже попрощаться с иллюзиями — Оли нет.
Ноздрей коснулось густое зловоние давно нечищенных зубов, плюс желудочная гниль, от «хорошего» питания.
Существо закашляло и вцепилось мне когтями в плечо:
— Этт-тхо тх-ты-ы… тх-тыы…
Надо бы скинуть его руку, оттолкнуть тварь, но я так и сижу. Где-то рядом пищит Риточка, а в глазах существа мерцают точки.
— Т-хы-ы-ы… Р-ромаа-а…
— Кто это?
— Рома… ты живой…
— Кто ты?.. — я вглядывался в черты, мигом растерявшие мрачность. Худое, изможденное лицо, впалые щеки и кустистая щетина на подбородке.
— Ром, это я. Не узнаешь? — он все тряс меня за плечи. Зашевелилась и вздохнула Рита.
— Ой… У меня голова болит…
— Маленькая, тебя не тошнит?
— Тошнит… — она потянулась ко мне. А я вновь перевел взгляд на бродягу, который что-то радостно бормотал, похлопывая меня по плечу. У меня и самого тоже болела голова, и колено ныло хорошенько так. Рита жалась ко мне, как щенок в грозу.
— Рома, да это ж я — Юра!
— Юрец? — вырвалось у меня. И тут же грудь кольнул изнутри стыд. Юрка никогда не любил, чтоб его называли «Юрцом», а мы его так кличили за глаза.
— Ну! — оскликнул он. И закашлялся. Хрипло так, глухо. Постучал себя в грудь, сплюнул. — А кто же еще! Как ты вообще…
— Нет, это ТЫ как! Как ты сюда попал?
— Да вот, спроси, — он хехекнул. — Попал…
— У вас тут община? Или ты одинокий волк?
— Община… Один я здесь. Канализация штука такая, долго тут не протянешь.
— Как же ты…
— Опустился? — хмыкнул Юрец. — Ну, вот так…
— А я ждал тебя… В голубом вертолете.
— М-м? А что у тебя за малая? Привет, меня зовут Юра, — он упер ладони в бедра и чуть наклонился.
Рита не ответила ему, еще тесней ко мне прижалась.
— Пошли отсюда, — сказал он, выпрямляясь. — Что-то там тряхнуло, взрыв, что ли… Земля до сих пор дрожит. Шепчет, — Юрец поднял указательный палец. — Слышите?..
Он вновь закашлялся, с надрывом. Снова сплюнул. Я прикрывал Риточку собой, инстинктивно. Чем болеет Юрец? Неужели туберкулез?