Но на плече у меня рана, до сих пор сочится сукровицей. Не такая уж она страшная, в общем, как оказалось. Одежда у нас сплошь мокрая, ожоги и царапины на теле чешутся. На лице кислой коркой подсыхает грязь, смешанная с кровью, в тоннеле не воздух, а гнилой смрад. Неохота его затягивать в легкие, но приходится.
Юрец что-то там слышал, а я — нет. В ушах гудит, вот и все.
— Жрать хотите? — спросил Юрец.
Я попытался вспомнить, когда ел в последний раз. Хорошо героям книжки. Им есть не надо до тех пор. Пока не вспомнит автор. А у меня голод ушел на задний план, а теперь от одного упоминания своего имени — проснулся.
— Пойдемте. Что есть, тем и угощу.
— А я шоколадку ела. Меня дядя один угостил, — сказала Рита.
— Как ты вообще? Голова болит еще?
— Болит, — горестно вздохнула она. Мне захотелось прижать ее к себе. — А мы теперь что, будем здесь жить? Тут пахнет противно!
— Воняет, я бы даже сказал, — и пихнул Юрца.
— А… Я уже почти не чувствую. Привык, — он шмыгнул носом. — У меня тут есть конурка…
— Почему так рядом… с ней? С Королевой? И на тебя что — тоже не действовало?
— Что — не действовало? — нахмурился Юрец. — Королева…
— Влияние… — я покрутил пальцами. — Все это. Ты не чувствовал?
— Чувствовал. Меньше, больше… Я себя потухшим, высосанным ощущал. А потом — не помню. Веришь? До того момента, как ты сверху упал. На днях это влияние, как ты говоришь, ослабло. Почти исчезло. По крайней мере, я мог связно думать, а не просто знаешь, шариться на местности. Ныряйте сюда — здесь ниша.
Узкая дыра в стене, даже Риточка пригнулась, мы с Юрцом вползли на четвереньках.
Дальше, еще дальше. Юрец все кашлял, и эхо умножало и подхватывало надсадные звуки. Ползли мы долго, в этой кромешной тьме.
Но вот и конурка. Кажется, что надо отсюда бежать поскорей — скоро пойдет заражение, да и мало ли что еще, но накатила приятная истома расслабленности, апатия. Хотелось упасть хоть куда-нибудь, где сухо, и спать трое суток подряд.
Сквозняк откуда-то, играет смрадом.
— Залазьте, — деловито сказал Юрец. Он закрыл за нами вход решеткой и задвинул засов — металлический прут. — У меня тут все предусмотрено, от крыс. Совсем офигели, сволочи.
Меня передернуло, не только от сырости. Чувствую сквозняк: значит, где-то здесь есть еще один выход.
— У меня тут кое-что есть… не бог весть какая вкуснятина, но вам нужно восстановить силы. Сейчас разогреем, керосинку разожжем… Кстати, а где Рифат?
Я вспомнил, как мы с Рифатом разодили костер в том склизском сыром тоннеле, спали на соломенной подстилке, и как я просыпался по ночам от яростного писка крыс. Все это далеко позади. И что-то будет дальше?
Но Рифат этого уже не увидит.
— Понял, — кивнул Юрец. Он чиркнул спичкой, и я снова увидел его лицо, такое незнакомое, грязное. И борода у него отросла, клочковатая. Он почиркал спичкой и желтовато-оражевый свет выхватил корявые пальцы с перебитыми, как будто артритными суставами. Зашелестела бумага, звякнула железка.
Спустя пару минут керосинка бодро гудела.
— Ты ведь ее видел? — спросил вдруг Юрец.
— Рита, садись, тут вроде сухо. Можно, да?
— Ага, это мой топчан. А я здесь перекантуюсь. Так ты видел ее?
— Видел. А куда уходит дым?
— Сквозняком утягивает, — сказал Юрец. Я устроил Риточку на «топчане», и сам устроился рядышком.
— Понятно. Как ты спасся-то? И почему не дернул куда подальше?
— А куда? — пожал плечами Юрец, подбрасывая в топку веточки. Маленькие, маленькие, а вот побольше. Огонь жадно пожирал дерево, стреляя сучками.
— Как раз бомбардировка была, хорошая такая, аккурат как меня привезли. Ну и вот, завалило все камнями, и конечно, кто там будет разбирать завалы. А вообще-то, должны были сразу же оттяпать хозяйство, ну ты понимаешь. А те, кому провели «операцию», те сразу становились овощами, ну, рабами. Кто-то не справлялся с программой Королевы и подыхал в медленных мучениях, кто-то сходил с ума. На каждого по-разному эта штука действует. Ну и вот, вылез я из-под обломков… И куда бежать-то? Мне показалось, что здесь будет спокойнее. Вроде бы и близко, от Королевы, и… Ну ты понимаешь. Вот и ушел в подполье, хе-хе… Здесь только сначала все кажется страшным, и грязным, отвратительным. А потом наверх даже и не тянет. Так, только воздухом изредка подышать.
— А солнце? — вырвалось у меня. Глупость какая: вот я жил не в канализации все это время, но когда в последний раз наслаждался закатом-то?
— Сейчас солнца все равно нет. Зима на носу, пасмурно…
Рита сжала пальчиками мою ладонь. Я в ответ тоже.
— Мы здесь не останемся надолго. Придем в себя и двинем прочь.
— А куда? И есть ли смысл?
— Королева умерла. Все кончено.
Юрец застыл над керосинкой. Я увидел тусклые отблески на межстянках. Замерцал огонек на ложке.
— Умерла?
— Трудно объяснить как, но кажется, ей конец. Веня что-то говорил насчет медузы Горгоны, и насчет отражения. Мол, она должна увидеть свое отражение, и тогда умрет.
Тут я вспомнил погреб, как мы чуть не захлебнулись, и сразу грудь начало что-то сдавливать. Так и подмывало побежать прочь из этой «каморки». Юрец — вообще как будто чужой человек. Голос такой же, только хриплый.
И вот опять закашлялся.
— Веня и мне рассказывал насчет Горгоны, — пробормотал Юрец. Заснувшая было Риточка застонала и зашевелилась. — И там не все так просто. Ты знаешь, что было, когда убили Горгону?
— Ну, дождь из змей, что-то такое.
— Она была беременна. И… в общем, родила. Понимаешь, я сразу подумал насчет твоего рисунка, ну, младенец тот, со щупальцами. Это вего лишь догадки, но… ты думаешь, что одна Королева могла управлять всем этим хаосом? Нет же! Она всего лишь передатчик. И одновременно… — Юрец шумно задышал и вновь хрипло закашлялся, стараясь что-то выговорить.
— У тебя пневмония? — я поглаживал ладонью Риточку. Неужели последний человек, которого я знал еще до Импульса, все-таки спятил? — Или там, бронхит? Не пробовал найти лекарства?
— Все аптеки разграблены, — Юрец отошел в угол и сплюнул мокроту. Потом вернулся к пылающей керосинке, так что я снова мог его видеть. Исхудалая, истлевшая фигура в лохмотьях, дрожащая в ознобе. — Так, витаминчики остались. Я пару колбочек взял. Я так, простыл, наверное — чего теперь, антибиотики глотать? Нормально себя… к-ха-гхак… чувствую. — Он поморщился, растирая грудь. — Дерет вот здесь, тянет, правда… Сейчас, нагреется… Ах! Палец обжег. Так ты, говоришь, конец Ей? Не-ет! Королевы это передатчики. Их много, они везде.