Наблюдая, как никогда не унывающая Бетти шаркает по направлению к кухне, Анжела подумала, что эта женщина выглядит совершенно неуместно в этом жалком трейлере. Она была одиноким фонарем, радостно освещающим мрачную улицу в грозу. Миру нужно больше людей вроде Бетти, а не таких, как Рафаэль. Или Кассиэль. Мысль о жажде Кассиэля убивать таких же невинных и милых людей заставила Анжелу вскипеть от злости.
Она напомнила себе, что не дала тем мужчинам навредить невинным людям. И Кассиэля больше нет.
Анжела все же взглянула на коридор, ведущий в принадлежавшую ей раньше спальню. Грязно-бежевый ворсистый ковролин местами износился до самой джутовой подкладки. Коридор казался уже, чем она помнила.
Она сказала себе, что навестит мать, но не собирается заглядывать в свою комнату.
— Бетти даст тебе обезболивающие, мам, — сказала Анжела, снова переводя взгляд на мать.
— Пока не хочу, — ответила та, помотав головой, чтобы подчеркнуть свои слова. — Хочу быть в сознании, чтобы повидать тебя.
Анжела никогда не слышала, чтобы ее мать отказывалась от наркотиков ради того, чтобы кого-то повидать.
Салли обеими руками вцепилась в ладонь Анжелы.
— Как думаешь, Бог примет меня, когда я приду к нему?
— Если кто-то и способен рассчитывать на его милосердие, так это ты, мам.
Салли улыбнулась. Улыбка исказилась, когда на нее накинулась боль. Она схватила полотенце с плеча и откашлялась в него.
— Мне жаль, что тебе больно, мам, — сказала Анжела, остро сопереживая матери. — Хотела бы я прогнать твою боль.
Мать отложила полотенце, тяжело дыша, и приподняла руку в жесте разочарования, отмахиваясь от беспокойства дочери.
— Боль прекратится довольно скоро. — Она взглянула на Анжелу, и в ее глазах показались слезы. — Вся боль скоро прекратится.
Анжела не знала, что мать имела в виду: что боль прекратится от очередной дозы препаратов или что она скоро умрет. Уточнять она не стала.
— Можешь мне кое-что сказать, мам?
Мать нахмурилась, сфокусировавшись на лице Анжелы:
— Что?
— Почему ты всегда называла меня девочкой с луны?
— А, — кивнула ее мать, откинувшись назад.
— Почему ты всегда меня так называла?
— Потому что ты такая и есть, — ответила мать.
— Я не понимаю.
— Девочка с луны, вот кто ты. Холодная. Далекая. Незабываемо прекрасная. Недосягаемая. Все это ты — девочка с луны. Ты где-то наверху, молчаливо смотришь на нас сверху вниз, наблюдаешь за нами, видя то, чего мы не можем видеть. Ты не похожа ни на кого из нас. Мы все заблудшие души. Ты охраняешь всех нас. Вот что ты делаешь. Ты наш свет во тьме, наш ангел-хранитель. Мой маленький ангел. Ты совсем одна там, наверху. — Ее мать покачала головой. — Никто из нас не достоин любить тебя. Все мы заблудшие души, вот кто мы. Заблудшие души, сбившиеся с пути. Мы можем лишь смотреть на тебя, пока ты в небе, где-то очень далеко.
Анжела проглотила ком в горле. Она почувствовала, как по ее щеке скатилась слеза.
Она никогда не думала об этом в таком ключе, но мать была права. Именно такой она и была. Девочкой с луны.
Ее мать тоже была права в том, что Анжела не ощущала нормальных человеческих чувств. Большую часть времени она вообще не испытывала никаких эмоций. Она ощущала их прилив только когда спускалась на землю, чтобы убить тех, кто не имел права на жизнь.
Она родилась такой из-за наркотиков, которые принимала Салли. Привычка матери сделала Анжелу кем-то не совсем нормальным. И кем-то особенным.
Анжела всегда хотела обсудить с матерью то, что она сделала или не сделала. Но теперь она осознала, что это бессмысленно.
Что толку требовать объяснений от пустой оболочки женщины, подошедшей к окончанию своей жизни. Впустую потраченной жизни. Жизни, которую сама она никогда не ценила.
— Я принесла тебе обезболивающее, — сказала вернувшаяся Бетти, увидев, как Салли скривилась и запрокинула голову.
Салли кивнула:
— Да, пожалуйста. Боже да, дай мне эту дозу.
Бетти воткнула иглу в катетер капельницы и начала давить на поршень шприца.
— Твое лекарство уже поступает, Салли. Оно уймет боль.
Салли улыбнулась Анжеле:
— Карма — та еще сука.
Анжела не смогла не улыбнуться сквозь слезы, наблюдая, как Бетти закачивает наркотики в вену Салли. Ее мать безмятежно улыбнулась, когда почувствовала, как на нее накатывает наркотическая волна. Ее глаза закатились.
Рука выскользнула из руки Анжелы.
Единственное, что когда-либо ценила ее мать — это кайф. Она прожила жизнь так, как хотела, и теперь умрет под наркотиками, которые заберут боль, сожаления и всяческие последние мысли.
— Лекарство вырубит ее на три или четыре часа, — призналась Бетти.
— Сколько? — Анжела сглотнула. — Как долго ей осталось?
Бетти колебалась.
— Сказать по правде, мы все удивлены, что она протянула так долго. Лично я думаю, что она держалась, чтобы снова увидеть тебя. Думаю, это и заставляло ее жить. Она очень хотела тебя повидать. Теперь, когда ты пришла к ней, я сомневаюсь, что она проживет до следующей дозы. Я рада, что ты смогла приехать и поговорить с матерью. Это утешение для вас обеих. Подозреваю, что это были ее последние связные слова, и я рада, что именно ты их услышала.
И это была последняя доза наркотиков, которую она почувствует. Эта последняя доза будет действовать на нее вечно.
Анжеле подумалось, что очень грустно видеть, как ускользает толком не прожитая жизнь. Через десять минут после полного шприца наркотиков ее мать сделала последний вдох.
Анжела пребывала в оцепенении, покидая трейлерный парк после смерти матери. Ей было трудно что-либо почувствовать. Ей казалось, будто она смотрит на все откуда-то сверху.
Она договорилась с Бетти о приготовлениях к похоронам.
Представители похоронного бюро уже ехали, чтобы забрать тело женщины, которая могла видеть луну, смотрящую на нее, и знала, что это что-то значит.