С ворчанием и кашлем двигатель фургона ожил. Серый дым с хлюпающим звуком повалил из выхлопной трубы.
— Он что, заводит фургон? — спросила Кэт.
— Да.
— О Боже, надеюсь, ему не захочется проехаться по нашим костям на прощание.
— Нет, он поворачивает направо. И… и, Кэт, он уезжает.
— Что? Какого черта?..
— Не знаю.
Моя голова отчаянно ныла. Солнечный свет бил по глазам. Лучше от этого не становилось.
Подняв Пегги за руку, я отодвинул ее от себя и сел. Несмотря на то, что иглы боли вонзались в меня то тут, то там, в целом мое тело функционировало нормально.
— Эй, что ты делаешь? — зашипела Кэт.
— Хочу выбраться.
— Он поймет, что мы не мертвы!
— Его тут нет, — отметил я.
— Но он вернется.
— Да. И, думается мне, мы его не одурачили. Так ли, иначе ли — оставаться нам тут нельзя.
Пегги никак не хотела сесть прямо. Она упала на меня пару раз, прежде чем я привалил ее к погнутой пассажирской двери. Ее руки свисали безвольно, волосы упали на лицо.
В ее волосах было полно осколков стекла. Солнце играло в них веселыми бликами. Макушка девушки была в крови. Крови вообще было много. Капельки падали с подбородка ей на платье, алые цветки расцветали на груди. Шнурки, которыми Кэт подвязала ее сарафан, из белых стали бордовыми. По ногам Пегги тоже сбегали красные ручейки.
— Она жива? — тихо спросила Кэт.
— Я не знаю.
— Попробуй узнать.
— Да. — Я уставился на ее грудь, пытаясь понять, вздымается ли она — хоть чуть-чуть. Учитывая, что мое зрение еще не совсем пришло в норму после аварии, задачка попалась не из легких. Пришлось повернуться, наклониться и прижать левую руку к бледной коже девушки — чуть повыше выреза. Даже со скидкой на то, что меня немного трясло, сомнений не оставалось — грудь Пегги слабо поднималась вверх и вниз.
— Она дышит, — заключил я.
— Слава Богу, — выдохнула Кэт.
Все еще держа руку на груди Пегги, я выглянул в проем между сиденьями — и впервые с момента аварии увидел Кэт.
— Привет, — сказала она.
— Привет.
Она развалилась на заднем сиденье, задрав голову кверху — левая нога на спущенной шине, правая, согнутая в коленке, подвернута и покоится на полу. Руки вытянулись по швам — ладони на бедрах, рубашка, полностью расстегнутая, широко распахнулась до середины груди. Правый подол подвернулся, открывая половину живота.
Если бы не кровь, можно было бы подумать, что Кэт устроилась прикорнуть.
Выглядело так, будто кто-то втер ей горсть земляники в губы, щеки, шею. Может быть, кровь размазала она — пальцы были все красные.
— Из носа натекло, — пояснила она.
— Это все?
— А тебе мало?
— Нет! Боже мой! Тебе повезло.
— Повезло? С натяжечкой. Но, знаешь, задние сиденья всегда безопаснее. Я шлепнулась поперек Пегги и скатилась на пол. Там и лежала, когда Снегович подошел. Руки, ноги разбросала. Черт, я, наверное, выглядела мертвой. По мне будто стадо антилоп пробежалось… но, в целом, ничего ужасного, один лишь расквашенный нос. И, наверное, синяки вскоре поспеют. А ты как? У тебя порез на лбу.
— Вряд ли им обошлось, — поморщился я. — Вроде, все работает, хотя… вот тут вроде шишка. — Я коснулся левой стороны головы — и верно, обнаружил вздутие размером где-то с половинку теннисного мяча между ухом и лбом. Волосы в той области были липкие и затвердевшие на ощупь. Коснувшись макушки, я вздрогнул — под пальцами было что-то податливое и мокнущее. Видимо, порез.
— Думаю, ничего страшного со мной не случилось, — сказал я.
Пока я ощупывал голову, Кэт пыталась сесть. Давалось ей это нелегко. Со стонами и зубовным скрежетом. Рубашка соскользнула с ее правого плеча, и, несмотря на все свои шишки, я залюбовался открывшимся видом, вновь на миг отринув боль и все риски, связанные с делом, в которое мы впутались.
Заметив мой взгляд, она поправила блузку, но с пуговицами возиться не стала. Поворочавшись туда-сюда, она выглянула в окно — первый раз после аварии, до этого-то она лежала сильно ниже.
— Что-то я его нигде не вижу, — сказала она.
— Он непременно прикатит обратно.
— Да, пожалуй.
— И мы обязаны выбраться отсюда, прежде чем он появится, — сказал я ей.
— Проверь, работает ли двигатель.
Я был абсолютно уверен, что машине уже не суждено завестись, но на всякий случай несколько раз повернул ключ зажигания в замке. Что-то под капотом щелкнуло, потом бахнуло, потом умолкло на веки вечные.
— Понятно. Не продолжай, — махнула рукой Кэт.
— Хорошо, уехать нам не удастся. Но тут полно хороших мест для укрытий.
— А как быть с Пегги?
Я пожал плечами.
— Ладно, дай я на нее посмотрю, — сказала Кэт.
Вцепившись в спинки сидений обеими руками, она подтянулась вперед.
— Ты уверен, что она жива?
— Да. Я чувствовал, как она дышит.
— Пегги! — крикнула Кэт девушке в самое ухо.
Та даже не шелохнулась.
— Она в сильной отключке, — кивнула Кэт. — Попробуй ее потормошить.
Я ухватился за костлявое плечо девушки и пару раз встряхнул. Ее голова безвольно болталась. В сознание она не пришла.
— Ладно, ущипни ее.
Щипки дались мне нелегко — пальцы вымокли в крови. Но мне удалось поймать немного кожи между большим и указательным пальцами и хорошенько закрутить.
Пегги не реагировала.
— Ее нужно отвезти в больницу, — сказала Кэт.
— До ближайшей больницы — как до Луны пешком.
— Что нам с ней делать?
— Что нам с собой делать, а?
— У тебя есть план? — поинтересовалась Кэт.
— Перво-наперво — выберемся из этой душегубки. — Не так уж много времени минуло с тех пор, как авария угробила двигатель и кондиционер, но в салон уже успел накалиться. — Мы зажаримся заживо, если останемся здесь.
— По крайней мере, у нас есть тень. Может быть, если мы откроем окна…
— Думаю, лучше все же выйти. Ты точно в порядке?
— Точно. Как сам?
— Сносно. Можем попробовать вскарабкаться на какую-нибудь скалу и затаиться. Так, чтоб Снегович не нашел нас.
— Почему он ушел? Куда поехал?
— Кто знает? Но он все еще думает, что у нас Эллиот припрятан в багажнике, так что он вернется, рано или поздно. Так вот, если он нас не найдет, он… ну… не сможет нам навредить.
— Да, для битья у него останется только Донни, — заметила Кэт с горечью в голосе. — Мы, как и прежде — в одной упряжке. Ну, нашу-то упряжку перевернули… и, черт побери, здесь жарче, чем в аду, давай хотя бы окна откроем! — Она откинулась назад, на свое место.
— Давай, может, выберемся и спрячемся? — напомнил с надеждой в голосе я, но просьбу выполнил. Стекло с моей стороны не разбилось, хоть, чаяниями Снеговича, я крепко приложился об него головой. Опустилось оно без проблем — даже ручка не заклинила после аварии. — Мы ведь даже не знаем, жив ли До…
— Черт!
— Что такое? — Я чуть вздрогнул.
— Я не могу… не могу опустить стекло до упора. Что-то мешает.
Я оглянулся через левое плечо. Шея протестующе хрустнула. Кривясь от боли, я перевалился на плечо и посмотрел в ее сторону. Действительно, окно опустилось едва ли наполовину. Поначалу я ломал голову, что пошло не так — но вскоре до меня все дошло.
— Так и должно быть. Это конструкционное решение.
— Зачем, черт возьми?..
— Ради безопасности детей, посаженных на задние сиденья. Если им придет в голову опустить стекло, они не смогут выпасть на дорогу на полном ходу.
— Кому такое в голову пришло?
— Правительству.
— Да чтоб их!..
Я с трудом сдержал улыбку.
— Кэт, они просто пекутся о безопасности.
— Я вот сейчас точно здесь испекусь.
— Но дети…
— За детьми должны следить родители.
— Родители бывают заняты, отвлечены…
— Да чепуха это все! Ребенок — первее всего. А окна, открывающиеся только наполовину — это либо чьи-то комплексы, либо чья-то дурная голова.
— Может быть, и так. — Я все-таки расплылся в улыбке.
— Не знала, что тут так все устроено. Бьюсь об заклад, что и Билл не знал. Знал бы — не купил бы эту дурацкую машину вовсе.
— Все ради детей, Кэт.
— Я просто хочу подышать.
— Придется потерпеть. — Я отвернулся. — Так на чем я остановился: мы волнуемся за Донни, при том — не знаем, жив ли он еще… мы ведь даже не знаем наверняка, есть ли Донни.
— Конечно, есть.
— Ты его хоть раз видела?
— Нет. Но зачем Пегги выдумывать?
Я подумал над ее вопросом, затем — предположил:
— Ради Снеговича?
— Зачем ей подыгрывать этому громиле?
— Кто знает?
— Нет, не может такого быть. Кстати, второе окно тоже?..
— Да. Только на половину. Оба задних пассажирских окна так работают.
— О, великолепно.
Я выглянул в проем. Кэт ползла через соседнее сиденье к дверце напротив. Рубашка ее снова задралась, обнажая гладкую кожу на животе. Опершись о локоть, Кэт принялась дергать за ручку, опускающую стекло — с каждым рывком ее груди подпрыгивали, — но та, похоже, заела. В конце концов что-то щелкнуло, ручка резко прошла весь свой ход, стекло наполовину опустилось, а Кэт, потеряв равновесие, ойкнула и шлепнулась прямо на грудь.
— Вот дерьмо, — процедила она.
— А ветерок неплохой, — заметил я, подставляя лицо. — Даром что теплый.
— Открой и свое оставшееся, — попросила Кэт. — Оно-то хоть откроется нормально?
— Да, тем, кому разрешено сидеть впереди, разрешено и рисковать головой, высовываясь в окошко.
— Вот радость-то.
Перегнувшись через Пегги, я нащупал ручку. Мой локоть пару раз бесцеремонно пересчитал выступающие ребра девушки — поза была не из удобных, — но все же мне удалось справиться с окном.
— У Билла были свои хорошие стороны, — вдруг сказала Кэт.
— Какие же?
— Он, по крайней мере, выбрал машину не из сильно автоматизированных. Если бы после аварии вся автоматика накрылась, мы бы эти окна даже наполовину не смогли бы опустить.
— Старый способ — самый верный, согласен, — сказал я.
— Прогресс убивает, — провозгласила Кэт.
— А правительство подает ему патроны.
— Это откуда?
— Не знаю. Какая-то крылатая фразочка. — Потоки разогретого зноем воздуха обдавали мне лицо, грудь и голые плечи. Было очень жарко — но все лучше, чем прежде.
— Явно не твоя.
— А я на нее и не претендую.
Я глянул на Кэт. Она развалилась на заднем сиденье, подогнув поудобнее ноги, невольно напомнив мне о старых днях — когда мы, молодые и бесшабашные, бегали в кинотеатр. Вот там она сидела так же. По-королевски. И был приятный запах попкорна, и вся жизнь была впереди, и никаких извращенцев-мужей, вампиров и седых чокнутых байкеров нам тогда еще не светило. И не было всех этих шрамов… всех этих крошечных бледных вмятин и рубцов на теле Кэт.
Она терла щеку — засохшая кровь сходила темной пленкой. Ветер трепал ей волосы на макушке, бросал пряди на лоб. В глазах Кэт отражалось ясное голубое небо.
— Не так уж и плохо сидим, — заметила она.
— Но в укрытии было бы безопасней, — напомнил я.
— Здесь зато есть тень.
— Снегович может нас из нее выволочь.
— Если мы не пойдем против него в открытую — рано или поздно, — Донни лишится всех шансов. — Кэт прищурилась. — Ты ведь всерьез не думаешь, что Пегги его просто выдумала.
— Я не знаю. Но — что в этом невозможного? Мы знаем о нем только с ее слов. Не подозрительно ли, что за все время мы даже мельком не увидели парнишку?
— Смысл Пегги лгать нам?
— Снегович мог заплатить ей.
— Это безумие.
— Не такое уж и безумие, если подумать. Он мог помахать у нее перед носом деньгами… солидными деньгами, быть может. Вдруг он не угнал фургон, а нанял — вместе с личным водителем?
— Если ты говоришь правду, девчонка наврала нам с три короба.
— Вполне возможно!
— Но все же — вряд ли.
— Кто знает? — сказал я. — Когда мы улизнули от Снега, ему нужно было быстренько нас нагнать, пока далеко не ушли. Решать вопрос с транспортом ему пришлось в дефиците времени. Тут-то он и наткнулся на Пегги. На стоянке. Мог пригрозить ей, а мог и полюбовно договориться. Пойми, Снег Снегович ведь даже не подозревал поначалу, пока нас нагонял, что ему понадобится еще один человек. Хоть кто-то. Он нуждался в заложнике. Иначе нечем было нас прищучить. Нечем было заставить плясать под его дудку. Конечно, можно было просто преследовать нас какое-то время, но…
— Но мы бы оторвались.
— Именно! Наша машина всяко побыстрее будет. Но сама машина ничего не стоит, важен водитель. На порядочности которого можно сыграть. Вот он и придумал маленького несчастного Донни.
Кэт нахмурилась.
— Не знаю, не знаю. Что-то мне не кажется, что Снегович столь богат на выдумку.
— Возможно, ему подсказала Пегги.
— Тогда она — тот еще планировщик. И неплохая актриса вдобавок. Шанс наткнуться на такую мозговитую девчонку на автозаправке Троны…
— Близок к нулю, но что, если Снеговичу повезло? И что, если Донни не существует?
— Тогда они нас крепко поимели на пару.
Я обратился к пассажирскому месту и уставился на Пегги. Она все еще безвольно сидела у двери с опущенной головой, но кровь больше не капала с ее подбородка. Теперь, когда ясный взгляд вернулся ко мне, я отчетливо видел, как ее грудь вздымалась и опадала.
— Скорей бы она пришла в себя, — сказал я. — Тогда мы бы попробовали узнать правду.
— Я почти уверена, что мы ее и так знаем.
Поворачиваясь так, чтоб видеть Кэт снова, я сказал:
— С Донни или без Донни, нам здесь оставаться нельзя. Укрыться в скалах безопаснее.
— Как быть с Пегги? Мы что, бросим ее здесь?
— Забрать ее мы не сможем, если она не придет в себя.
— Но перенести…
— Мы не знаем, насколько сильны ее травмы. Лучше даже не пытаться.
— Значит, просто оставим в машине?
— Не думаю, что ей будет здесь худо — с открытыми-то окнами. Наш уход ничего принципиально не меняет. Что с нами, что без нас — ей все одно.
— Да, твоя правда.
— И ее шансы выжить растут, если мы вернемся к ней, разобравшись со Снеговичем. Потому что если Снегович разберется с нами, ни для нее, ни для Донни не остается…
— Если Донни существует, — криво улыбнувшись, перебила Кэт.
— Да. Ты улавливаешь суть.
Моя рубашка нашлась под приборной доской. Я взял ее, встряхнул, расправляя, и проверил карман.
— Зажигалка на месте.
— Что ж, значит, либо мы сожжем мир, либо мир сожжет нас.
— Все у нас будет хорошо, — сказал я и надел рубашку. Ощущения были — будто я залез в тепловой мешок. Но без рубашки, надо полагать, солнце пропечет меня еще сильнее. Так что я без промедлений застегнулся на пару-тройку пуговиц.
— Ну как, готова? — спросил я Кэт.
Она кивнула.
— Ну тогда — погнали.