Мы засели в укромном уголке — скалистые стены обступили нас с трех сторон. Уклон давал нам хорошую тень — размером почти с машину Кэт. Солнечный свет подпекал границы нашего укрытия, и горячий ветер бросал в нас горсти песка, но в целом мы хорошо устроились.
— Здорово, — пробормотал я.
— Неплохо, — сказала Кэт. — Совсем неплохо. Жаль, конечно, что машина отсюда не видна.
— Никуда она не денется.
— А Пегги?
— Я выйду посмотреть, как она, чуть-чуть попозже.
— Я и сама могу.
— Куда спешить?
— Я не спешу, но Снегович… ладно, ты прав.
— Конечно, я прав. Расслабься и наслаждайся тенью.
— Жарковато здесь для такого. Тебе бы, кстати, не помешало бы снять рубашку и дать мне привести тебя в порядок, а то ты совсем у меня замарашка.
— Правда? — Я начал расстегивать рубашку.
— Правда. Ты как будто ловил яблоки зубами в тазу с кровью.
— Я думал, пот все смыл.
— «Размазал» — вот правильное слово.
Я отдал рубашку Кэт. Вытряхнув из кармана зажигалку и положив рядом, она сложила ее наподобие тряпки и стала обтирать ею мое лицо. Неспешно и нежно. Хотя, каждый раз, когда она приближалась к ране над бровью, я весь внутри сжимался.
Наклонившись поближе, она оглядела ранение.
— Кровоточит немного. Может, тебе лучше лечь.
Я покорно опустился на спину. Полежать, к слову, давно хотелось — да вот только шанс не представлялся. Жаль, конечно, что ложе попалась из жестковатых. Камешки впились в кожу у раны, оставленной колом.
— Тьфу ты, — проворчал я. — Повязка со спины слетела.
Вспомнив про укусы на руке, я посмотрел — и понял, что только две нашлепки из четырех уцелели. На нижней стороне руки пластыри еще держались, но где-то по дороге я потерял остальные два. Ранки, впрочем, не кровили.
— Сядь, — сказала Кэт.
Я сел и наклонился вперед.
— Да, отпала.
— Наверное, где-то по пути сюда. Я потел, как гиппопотам. И два пластыря с руки отклеились. Не знаю, когда успели.
— А есть разница? Кровь уже не идет.
— Это хорошо, — согласился я, — но мне бы следовало слезть вниз и поискать остатки повязки со спины. Она большая.
— Забудь про нее, — сказала Кэт.
— А если Снегович ее найдет?
— То — что случится? Когда он увидит, что нас нет в машине, он поймет, что мы подались в скалы. Куда нам еще деваться. Ему не нужна будет повязка, чтобы понять, где мы — прятаться тут больше негде. А теперь приляг, пожалуйста. Я еще не закончила.
Я откинулся на спину снова.
Кэт села по-турецки у моего плеча, склонилась надо мной и правой рукой продолжила обтирать мое лицо. Наверное, хотела, чтобы на мне не осталось ни капельки крови. Прервавшись ненадолго, она обмотала указательный палец тканью моей рубашки, послюнила и убрала потеки с моих век и уголков губ. Так обычно делают матери, вычищая чад от шоколадных разводов.
— Вот теперь — славно, — пробормотала она.
Расправив рубашку, она прикусила краешек подола и разорвала спереди до самого ворота. Орудуя быстро и умело, она превратила мою многострадальную одежку в ворох широких лоскутков с обтрепанными концами.
— Хорошая была рубашка, — вздохнул я.
— Уж прости, но в ее гибели не я виновата. Ты ее всю кровью заляпал.
Сделав из клочка что-то вроде заплатки, она мягко прижала ее к ране над бровью и прихватила длинной полоской потоньше.
— Носи с честью, — объявила она.
— Белую рубашку можно надеть два раза. Потом она становится серой и ее еще долго можно носить. С честью, — ухмыльнулся я.
Кэт рассмеялась.
— Все время я тебя чищу, — покачивая головой, она переключилась на мои грудь и живот. — Забавно, правда?
— Я просто такой монументальный человечище.
— Смотри, как бы твой монумент Снегом не завалило. — Кэт улыбнулась, но — как-то вяло и коротко. Потом — посерьезнела. — Мне очень жаль, что я впутала тебя в это, Сэм.
— А мне не жаль. Это факт.
— Я и думать не думала, что все пойдет так далеко. — Она посмотрела мне прямо в глаза. — Я думала, мы убьем Эллиота, свалим его где-нибудь в глуши, и этим все кончится. Как я только могла знать… что все будет вот так вот плохо.
— Кэт, слава Богу, что ты меня вытащила.
— Но я не должна была!
— Ты не понимаешь. Для меня все как-то даже слишком хорошо… До прошлой ночи я думал, что никогда не увижу тебя снова. Я почти смирился. И тут… вдруг… такой необычный шанс вновь оказаться с тобой…
— Ты так говоришь, будто быть со мной — невесть какое счастье.
— Ты — то единственное счастье, что имеет для меня значение.
Сказавши, я мигом осознал, как дешево и патетично это все, наверное, прозвучало. Но слово — не воробей. Да и после всего того, что мы с ней прошли, был ли мне смысл скрывать это от нее?
— Боже, Сэм, — сказала Кэт чуть дрогнувшим голосом. Прикрыла глаза рукой. — Почему я не вернулась к тебе сама?
— Наверное, не могла.
— Вот еще. — Она всхлипнула, смахнула слезы. — Ты был такой славный парень. А я просто оставила тебя за спиной.
— Твои родители переезжали.
— Да разве это оправдание? Да и потом… тогда мне казалось, что ты не тот парень, который мне нужен.
— Какого же парня тебе хотелось?
— Какого-нибудь озабоченного садиста, очевидно же. — Она положила руку мне на грудь и засмеялась, но смех больше напоминал сдавленные рыдания. — Жаль, что ты этого тогда не понял, правда? Забудь про поэзию и заставь меня кричать. Ох.
— Если б я только знал… — хмыкнул я.
— Правильно говорят — нормальные герои всегда идут в обход.
— Но теперь-то я с тобой.
— Правильно. Со мной. — Она спустила руку мне на талию и принялась вытаскивать мой ремень из джинсов.
— Надеюсь, ты не хочешь, чтобы я тебя пороть им начал, — поморщился я. — Не думаю, что сподоблюсь на что-то такое. Как-никак — в аварии побывал, потом на гору лез…
— Тебе не придется меня пороть.
Она расстегнула «молнию». Мое сердце вдруг запрыгало в груди тяжелее, чем прежде.
— Тебе будет намного удобнее без них, — сказала она.
— Ну… наверное, — пожал я плечами. — В них довольно-таки жарко, да.
Выпрямив ноги, она отползла от меня. Все еще лежа на спине, я оторвал голову от земли и посмотрел ей вслед. Став на колени у моих ног, она стянула с меня ботинки. Потом принялась стаскивать джинсы за штанины.
Я еле успел придержать трусы — которым через несколько секунд суждено было стать единственным предметом одежды, что еще оставался на мне. Ну, если не считать носков и пары пластырьков.
Сложив мои джинсы на манер «конверта» из прачечной, Кэт подложила их мне под голову — на манер подушки.
— Лежи здесь, — наказала она. — Я отойду ненадолго.
— Куда?
— Хочу глянуть, как там обстановка внизу.
Я подумал было попросить ее об осторожности — Снегович мог быть неподалеку. Нам было сейчас совсем ни к чему попадаться ему на глаза. Но уж Кэт-то знала все оттенки опасности, так что и предупреждать было вроде как и ни к чему. Не проронив ни слова, я просто смотрел ей вслед.
Ступив в яркий солнечный свет, Кэт сделала несколько аккуратных шажков, потом замерла. Ветер столь сильно взметнул ее рубашку, что на мгновение мне стала видна ее голая спина. На руках и коленях она проползла оставшийся путь к краю и минуту-две глядела вниз. Вернувшись в тень ползком, она распрямилась, отряхнула песок с покрасневших коленок и пошла ко мне.
— Никаких изменений.
— Жалко, что мы не знаем, где сейчас Снегович.
— Хорошо уже то, что он не здесь. — Она сняла босоножки, села у моего изголовья и скрестила ноги. Наши взгляды встретились.
— Ну, так каков наш план, Сэм? — чуть улыбнувшись, спросила она.
— Я не знаю.
— Придумай что-нибудь.
— Трудно думать, когда на тебе нет штанов.
— Да, и шапочку академика ты, я так понимаю, не захватил. Разве мать не предупреждала тебя о таких вещах?
— Конечно, предупреждала, но, будь на мне шапочка академика все это время, Снегович убил бы меня сразу. А так — завалялась у меня одна, в походной сумке.
— А ее-то Снегович забрал. Без шуток.
— Да. Я помню.
— Теперь и умников толком не скорчить.
— Увы.
— Ладно, все же: что мы тут делать будем?
— Отдыхать, наверное. Пока этот чертов солнцепек не уймется.
— Резонно.
— Будем лежать тише воды, ниже травы, и смотреть, как там будут дальше события развиваться. Может быть, нам повезет, и до темноты Снегович нас не обнаружит.
— Что тогда? — спросила Кэт.
— Хороший вопрос. Спустимся тихонько вниз, наверное. И разберемся с ним.
— Разберемся с ним?..
— Он же вернется, чтобы вытянуть кол из Эллиота.
— Да, наверняка, как только солнце сядет. — Кэт кивнула. — Вот только Эллиота в багажнике уже нет.
— Придется импровизировать. Выдумывать по ходу дела. Как-то ведь надо вывести Снеговича из игры и отобрать у него фургон.
— Не забудь про спасение Донни.
— Ну разумеется, Донни. Мошка в сетях паука. Если он вообще существует.
— Он существует, — сказала Кэт. — Было бы в какой-то мере неплохо, если бы его не было, но, держу пари — он есть.
— Все бы сейчас отдал за ружьишко, — вздохнул я.
— Пока что все, что у нас есть — мы сами. — Она положила руку мне на грудь, пальцы принялись нежно прохаживаться по коже.
— Да, это — главное.
— Как думаешь, мы сможем уснуть?
— Попробовать точно стоит. Отличная идея…
— Я полна отличных идей.
— …правда, одному из нас придется побыть часовым.
— Не придется. И скажи, что я не права.
— Снегович…
— Черт с ним. — Она вытянулась рядом со мной на спине. Я повернулся к ней. Мы лежали почти лицом к лицу — я был только чуть повыше, из-за подушки из сложенных джинсов. — Если он найдет нас… так тому и быть. Но не думаю я, что он рискнет бросить Донни… или променять хорошую тень внутри фургона на восхождение на скалу под полуденным солнцем.
— Наверное, ты права, — сказал я.
— Надеюсь, что права. Все, что я сейчас знаю наверняка — нужно поспать. И тебе тоже. Я вся вымоталась.
— Я тоже.
Кэт сложила скрещенные руки под головой. Прямо на грубой, каменистой земле.
— Эй, возьми мои джинсы, — сказал я, вытягивая импровизированную подушку из-под головы.
— Не стоит, оставь себе. Мне и так хорошо.
— Жестковато ведь, наверное.
— Немного.
— Возьми. Я настаиваю.
— Не надо. Мне они не нужны. — Поднявшись, она стянула рубашку через голову и скатала в опрятный маленький комок. Положив его на землю, она аккуратно легла и придавила его головой. — Видишь?
— Вижу, — зачарованно протянул я.
— Держу пари, эта штука помягче твоей джинсы.
— Да. Конечно.
Обратившись лицом к небу, Кэт сложила руки на голом животе, зевнула и закрыла глаза.
— Неплохо ведь, — пробормотала она.
— Совсем не плохо.
Кэт вскоре уснула.
Но не я.
Я оставил глаза открытыми.