До темнеющей широкой трещины грота оставалось где-то пятнадцать метров, когда Кэт сказала:
— Ой-ей. Посмотри.
Я повернул голову туда, куда она показала.
Нижний край солнца коснулся вершины горного хребта на западе.
— Черт, — ляпнул я.
— Нам лучше поторопиться.
Мы ускорили шаг.
— Не думаю, что это можно засчитать как закат, — сказал я, когда мы вбежали под своды грота. — Край горы и истинный горизонт — разные вещи.
— Это наш горизонт, видимый. Может быть, и его.
— Вряд ли это вообще имеет значение.
— Я знаю. Он мертв. Он не встанет.
Мы углубились в царивший в межскалье мрак. Лопата и ледоруб подпрыгивали на моем левом плече. Кольца веревки мотались на правом, хлопая меня по боку.
— Может, я побегу вперед и быстренько забью в него кол? — предложил я.
— Нет, не делай этого.
— Уверена?
— Более чем, Сэм. Давай не будем разделяться.
Может быть, она просто не хотела, чтобы я оставлял ее одну. Мне и самому теряться не хотелось. Но не думаю, что то была главная причина.
Судя по всему, мы верили в то, что Эллиот — истинный вампир. Кэт вытащила из него кол в безумной попытке спасти нас от Снега Снеговича. А теперь мы собирались вернуть его обратно — пригвоздить, пока вампир не воскрес и не сбежал. Это все были вопросы нашей веры в его потустороннюю природу. Мы просто сами себе боялись во всем сознаться до конца.
Боялись, что наши опасения, подпитанные страхом, воплотятся в реальность.
Если бы я поспешил вперед, моя вера бы подтвердилась.
Так что я остался с Кэт.
Мы шли все быстрее и быстрее по узкому, извилистому проходу. Высоко над нашими головами виднелась серая полоса неба. Солнечные лучи в гроте как-то замысловато преломлялись, и, будучи еще золотистыми там, наверху, здесь, у дна, казались свинцово-серыми.
Этот мрачный свет кое-как позволял нам ориентироваться на пути. Мы по крайней мере не тыкались в каменные стены.
Мы шли быстро, бок о бок.
Молча.
Ветер напоминал о себе лишь звуком — рассеиваясь в узких, извилистых коридоров, он не мог добраться до нас. Неподвижный воздух казался тяжелым и горячим. Пот струился с меня, пропитывая мою одежду. Лопата и ледоруб скользили в моих мокрых ладонях. Постоянно приходилось смаргивать пот из глаз.
Шум ветра высоко над нами звучал подобно прибою далекого океана. Я слышал, как тяжело дышит Кэт. Слышал, как бешено колотится мое сердце. Как плещется «Пепси» в банках в моих карманах. Как хрустят камешки под нашими подошвами.
— Как дела? — вклинился в это звуковое беспокойство я.
— Нормально, — ответила Кэт.
— Мы уже почти на месте.
— Надеюсь на это. Боже, как же здесь душно.
— Ничего, солнце сядет — жара спадет.
Дальше мы какое-то время шли молча.
— Наверное, стоит ускориться, — вдруг сказала Кэт.
И мы побежали.
Чему я внутренне был рад.
Мы бежали, несмотря на жару, усталость и пережитые тяготы. И, чем сильнее мы углублялись в грот, тем меньше света оставалось. Один раз мы споткнулись и упали. На одном особо крутом повороте — врезались в стену.
Но мы всякий раз вставали и продолжали бег.
Мрак сгущался.
Мы должны были поспеть ко времени.
Эллиот вряд ли воскрес бы. Шанс на подобный исход был настолько мал, что почти приближался к отметке «невозможно». Но чем быстрее темнота настигала нас, чем плотнее обволакивала, тем сильнее мы верили. Когда мы бежали, мы уже почти не сомневались в том, что застанем его живым… и очень, очень рассерженным.
Я был напуган до полусмерти.
Как бы я не пытался убедить себя в том, что все мои страхи глупы и безосновательны, в том, что мы просто стращаем самих себя собственной же разгулявшейся фантазией — на первом плане в мозгу билась мысль: мы должны поспеть до полной тьмы.
Бежать было больно. Легкие горели. В виски били крохотные молоточки. Во все мои раны будто насыпали перцу. Лопата и ледоруб, подпрыгивая на плече, больно били меня по нему. Веревка стегала бок, словно хлыст.
Но я боялся сбросить темп.
Поспеть до полной тьмы; забить в него кол. Тогда эта тварь больше не встанет.
— О Боже! — вдруг взвизгнула Кэт передо мной и резко остановилась. Ее отставленная рука ударила меня поперек груди, и, пробуксовав подошвами по земле, встал и я. — Это что, он?!
Прищурившись, я увидел нечто голое и бледное, растянувшееся на земле в нескольких шагах от нас.
— Он, — подтвердил я.
Кэт бросила сумку на землю.
— Мертвый, — тихо сказала она.
— Да.
— О, Боже. — Она согнулась в пояснице, уперла руки в колени, тяжело и быстро задышала. Посмотрела вверх, на небо. — Господи, Господи. Спасибо тебе. Спасибо.
Позволив мотку веревки упасть с плеча, я бросил на землю ледоруб и лопату. Вытащил банки «Пепси» из карманов и поставил их на землю.
— Давай подождем с благодарностями и забьем кол.
— Надеюсь, мы сможем найти его, — пробормотала Кэт.
— Погоди, так ты… что ты с ним сделала? После того, как вытащила?
— Бросила.
— Далеко?
— Нет, просто — в сторону. Я постараюсь найти его. Достань пока молоток из сумки. — Щелкнув зажигалкой, она пошла вперед. Осторожно — не без опаски — переступила через простертое тело. Эллиот не схватил ее за ноги. Не впился в нее зубами. Пройдя к каменной стене, она поводила огоньком по углам. Нахмурилась. Присела на корточки.
Я пошарил в сумке и нащупал рукоятку молотка.
— Есть! — воскликнула Кэт и, распрямившись, повернулась ко мне.
В свободной руке у нее была уже знакомая мне заточенная деревяшка.
На ее лице цвела победоносная улыбка.
Полы ее рубашки разметались. Некогда-джинсы низко сползли на бедра, будто вот-вот готовые упасть.
Она теперь напоминала гротескно переосмысленную статую Свободы. Этакую хулиганистую пацанку, специализирующуюся на истреблении вампиров.
— Сделаем это! — выкрикнула Кэт.
С колом и зажигалкой она бросилась к телу Эллиота. Я — следом, с молотком наперевес.
Мы встали над ним. Задрали головы. Полоска неба, зажатая между высокими каменными стенами, была насыщенного темно-синего цвета.
— Интересно, сколько времени у нас осталось, — сказал нервно я.
— Не так уж и много.
— Тогда приступим.
— Хочешь подождать и посмотреть, что произойдет? — глухим голосом спросила Кэт.
— Ты, наверное, шутишь.
— Разве тебе не любопытно?
— Конечно, любопытно. Но любопытство… — Я умолк. Она посмотрела на меня. Я встретился с ней глазами.
— Убило кошку, — закончила она за меня.
— Мы не должны позволить этому случиться, — сказал я ей.
— Конечно. Не стоит. Я сейчас все сделаю…
— Давай лучше я.
— Это мой проступок. Я его вытащила, дурёха. Посвети мне, хорошо?
— Без проблем. — Я переложил молоток в левую руку, покопался в кармане джинсов и нашел зажигалку. Высек огонек. Кэт погасила свою.
Мы оба присели на корточки рядом с телом Эллиота.
Я не учуял запаха разложения.
Ни одного муравья не ползло по его спине. Ни одной мухи не вилось над телом.
Я понимал — возможно, тому есть вполне рациональные причины. Может быть, все дело было в том месте, где мы бросили его. В царившей здесь весь день глубокой тени. В составе каменистой почвы.
Я слышал рассказы о святых, чьи тела не разлагались после смерти.
О святых и о вампирах.
Но ничего сверхъестественного не было в том, как выглядела рана в спине Эллиота. Неприятно выглядевшая дырка в сыром мясе.
Кэт просунула в нее острие кола. Надавила.
Дерево ушло внутрь на добрый пяток сантиметров.
Затем она уперлась в рукоятку кола обеими руками и подалась вперед, проталкивая деревяшку в тело Эллиота все глубже и глубже.
Плоть вампира принимала в себя кол с тихим, влажным причмокиванием.
Нам не понадобился молоток.