Кэт принялась укладывать вещички для нашей поездки. Я же, пробравшись в ее шкаф, добыл свою одежку.
— Как быть с ковром? — спросил я, закончив с нарядами.
— Оставим здесь.
— Может, лучше почистить его до того, как мы отбудем?
Наши взгляды скрестились на кровавом болоте неподалеку от завернутого тела Эллиота.
Кэт покачала головой.
— Тут мы уже ничего не сделаем.
— Но не можем же мы просто оставить всё как есть, — возразил я.
— Конечно, можем. В гости я никого не жду. Когда мы вернемся, я вызову частную мусоровозку и попрошу его вынести.
— Но они же кровь увидят!
— Скажу им, что моя собака взорвалась.
Шутка застала меня врасплох — хохот таки прорвался наружу.
— У тебя что, есть собака?
— Как видишь, уже нет. Бедный старый Флоппи. У него были проблемы с газоиспусканием. Бабах — и все.
— По-твоему, они в это поверят?
— Они чистильщики, а не полицейские. Они и спрашивать-то не станут, откуда кровь. А даже если спросят — никогда не узнают, какую ерунду я им втютюхала. Обычно они и по-английски — ни бельмеса. Просто улыбаются и кивают — этим их поведенческая линия ограничивается. Кивают, улыбаются, и все время твердят: каращо, каращо.
— Уповаю на твою правоту, — сказал я, затягивая ремень.
— Я права. Знаю этих парней. Но, если даже он как-то упадет на руки копам, и они установят, что это человеческая кровь, я сострою дурочку. «Знаете, я прихожу домой — а он вот уже весь изгваздан; ну, я его и выбросила… откуда я знаю, что произошло, офицер?»
— Может сработать.
— Сработает, сработает. Что они смогут мне вменить — без тела? Даже не смогут сказать наверняка, чья это кровь. Даже не смогут, господи, сказать наверняка, что кто-то вообще умер. Но что-то мне подсказывает, что до такого и не дойдет. Ребята из чистки выбросят ковер — может быть, даже новый подгонят задёшево. Финита ля комедия.
— Есть опыт? — спросил я — просто так, для подначки, — подтягивая носок.
Взгляд Кэт нашел меня. В нем было что-то страшное.
— Увы. В прошлом году, когда мой муж был убит. Тут было море крови, но никаких вопросов не последовало. От чистильщиков, по крайней мере.
И я вдруг понял, что и у меня все вопросы снялись. Ее муж был убит здесь?
— Мне казалось, он попал в автокатастрофу, — пробормотал я.
Она выглядела чуть сконфуженной теперь.
— Я не говорила такого.
— Я просто предположил…
— Он был убит здесь, в спальне.
— О Боже.
На глаза Кэт вдруг навернулись слезы.
— Можем мы обсудить это позже? — взмолилась она.
— Конечно.
Она смахнула слезы с глаз и шмыгнула носом. Пытаясь улыбаться, произнесла:
— Ты-то думал, у меня уже все — с глаз долой, из сердца вон. В смысле, год прошел… и это если не считать, что Билл был тем еще придурком. — Она повела плечом. — Ладно, я закончу все эти сборы.
Сказав это, она развернулась и пошла к шкафу.
Я влез в кроссовки.
Наблюдая за перемещениями Кэт, я обдумывал, как мы дотащим Эллиота до машины.
Вынести его с парадного входа дома и продефилировать через лужайку к подъездной дорожке — явно плохая идея; Лос-Анджелес никогда не спит. Как и Санта-Моника. Соседи могут выбрать не самое подходящее время для глазенья в окно. Какому-нибудь собачнику может вдруг приспичить выгулять своего мопса. Машина может проехать мимо. И не сбрасывайте со счетов милых детей нашего дивного нового мира — пьяниц, торговцев наркотиками и их клиентов, полоумных любителей ночных прогулок. Никогда не знаешь, при каких обстоятельствах наткнешься на очередного.
И даже если все эти факторы не делают наш план чересчур рискованным, остается вот еще что: машина полицейского патрулирования может ехать по улице — и тут мы такие с замотанным в клеенку трупом. Сомнительно, конечно, но процент вероятности всегда остается, так ведь? По крайней мере, вероятнее встречи с дружинниками или нанятыми местным кооперативом блюстителями нравственности.
— У дома есть черный ход? — справился я у Кэт.
— Найдется, — кивнула она.
— Где?
Меня одарили снисходительной улыбкой.
— В задней части дома, быть может? — предположила она, будто отвечая на загадку.
— Подъезд возможен?
— Конечно. Выход — с кухни. Эллиота придется перетащить туда. А я подгоню машину.
— Может быть, мне это сделать? Ты все равно пока собираешься.
— Подожди минутку. Сделаем все вместе. Все равно я уже, считай, закончила.
— Ладно.
Я стал ждать. Минуты утекали, но я этому особого значения не придавал. У нас все еще есть несколько часов темноты; нет никаких причин спешить сверх меры.
Разум — забавная штука. Какая-то часть моего никак не могла упустить один пунктик: как только мы разберемся с телом, Кэт, скорее всего, просто отправит меня восвояси.
А я хотел отсрочить этот момент на сколь возможно большее потом.
Задержки — мои лучшие товарищи, коль скоро риск от них не возрастает.
Я принял из рук Кэт уложенную сумку. Она же вооружилась ключами, моими мочалом и полотенцем, мотком веревки и фонариком из тумбочки.
Я заметил молоток на полу и спешно подобрал его.
— Вот это уж точно оставлять здесь не хочу, — заявил.
— Верно. Орудие убийства. Давай его сюда, заверну в полотенце.
— Секундочку. — Я отнес молоток в ванную и отмыл от крови. Потом Кэт замотала его полотенцем и сделала узел для сподручности.
— А ножницы и лента? — спросила она. Предметы ее волнений валялись на полу у свертка с Эллиотом. — Их берем?
— Может, оставим здесь, пока не будем готовы отъезжать? Просто, на случай.
Порешив на том, мы спустились по лестнице, прошли вглубь дома и оказались на кухне. Там царила темнота; свет мы зажигать не решились. Я подождал внутри, пока Кэт подгоняла машину.
Держа фары выключенными, она медленно подъехала по дорожке и остановилась аккурат у двери черного хода. Когда двигатель умолк, я вышел на дорожку с сумкой в руке.
Эта часть подъездной выглядела темной и изолированной. Нас и основную дорогу разделяла приличная дистанция. Дом Кэт стоял по одну сторону узкой дорожки, с другой находился забор, выкрашенный под красное дерево, над которым высилась поросль, за которой было проблематично разглядеть даже соседний дом.
Кэт все еще не вышла из машины. Салон внутри был темен.
Из любопытства я заглянул внутрь через заднее окно. Она, приподнявшись на сиденье, что-то вытворяла с лампочкой под крышей.
Когда спустя несколько минут Кэт вышла, та так и не загорелась — хотя должна была, учитывая факт открытия дверей автомобиля.
Кэт, высококлассная преступница.
Мы не стали складывать сумки в багажник: сначала вытащили мою и сунули туда мочалку и завернутый в полотенце молоток, затем поставили все на заднее сиденья, кинув поверх свернутую веревку.
— Где добудем лопату? — прошептал я.
— Пошли.
Она отвела меня в гараж — с фонариком, правда, незажженным, в руке. С лихвой покрывал наши запросы и свет луны, коему не препятствовали тени немногочисленных деревьев.
Дверь гаража не была, похоже, снабжена автоматикой. Впрочем, и закрытой в данный момент не являлась — выйдя вперед Кэт, я без труда поднял ее за край.
Едва мы пробрались внутрь, Кэт включила фонарь. Луч метнулся влево, осветив стену с гвоздями, с которых свисал всевозможный домашний инструментарий, задержался, пошарил туда-сюда — и выхватил отличную лопату с острым краем и уступом. За компанию с ней я прихватил со стены большой и увесистый ледоруб.
— Вдруг пригодится, — объяснился я шепотом Кэт.
— Что-нибудь еще? — откликнулась она.
— Не знаю. Я такими вещами прежде не занимался. — В доступности висели несколько пил и топорик.
В былые деньки — в реальности, не в киношках, — крестьяне наловчились разбираться с вампирами, рубя тем головы с плеч. Я вычитал об этом в одном реферате в высшей школе. Если память мне не изменяла, в рот отсеченной вампирской голове набивали чеснок, а хоронили кровососов на перекрестке дорог.
Что-то мне не хотелось с этим всем связываться.
С лопатой в одной руке и ледорубом в другой, я заявил:
— Этого хватит.
Кэт не стала предлагать топор или пилу.
Похоже, наши сведения о вампирах происходили из разных источников. Она знала о зеркалах, но не о декапитации.
Закрыв дверь, мы пошли обратно. В своем молчании я находил какую-то постыдную провинность. Вроде как солгал, и рта не открыв. Но, упомяни я отсечение головы, пришлось бы взять топор. И, рано или поздно, рубить Эллиотову главу пришлось бы мне. Лучше уж чувство вины, чем такое.
Я опустил лопату и ледоруб на пол машины под задними сиденьями. Фонарик Кэт забросила на водительское место. Мы захлопнули заднюю дверь и, оставив багажник открытым, пошли в дом за Эллиотом.
Лежал он там же, где мы его оставили — на полу спальни, укутанный пластиком и обмотанный серебристой изолентой.
Кэт взялась за ноги, я — за плечи. Не очень ухватистый материал — постоянно стукался о мои колени головой, выскальзывал и, в конце концов, падал.
Кэт бросила свой конец.
— Давай я попробую.
Я уступил без препираний.
У нее, правда, выходило не лучше моего. После того, как несколько раз Эллиот звучно соприкоснулся с полом, она вынесла вердикт:
— Проклятый чехол. Никак за него не ухватиться получше.
— Понятное дело. Плюс ко всему, этот тип весит тонну.
Кэт на шаг отошла от тела. Покашляла, закусила левый край губы, покачала головой.
— Придется, наверное, волочь его, — сказала наконец.
— Я могу попробовать вынести его по-пожарному.
— Забросить на плечо?
— Попробовать стоит.
Кэт скорчила гримаску. — Он ужасно тяжелый. Я не хочу, чтобы ты себе повредил что-нибудь.
— Попытка не пытка.
— Только в том случае, если дело не кончится тем, что ты надорвешься или рухнешь с лестницы. Или что-нибудь еще в этом роде.
— Ладно, посмотрим, как пойдет, — сказал я.
Склонившись над Эллиотом, мы усадили его. Присев поближе к нему, я ухватился за его торс, приобнял, приноровился — так, чтобы мое левое плечо при захвате уперлось ему в брюхо.
— Итак, — выдохнул я. — Вира помалу.
Рывком я встал — не без помощи Кэт — на ноги. Верхняя часть Эллиота с силой ткнулась мне в спину.
— АЙ! — взвыл я.
— Что такое?!
— Ч-Ч-ЧЕРТ!
— Что?..
— КОЛ!
Кэт спихнула Эллиота с меня. Труп обрушился на пол, знатно стукнувшись затылком.
А меня повело вперед, и я застыл, упершись в пол руками и коленками.
— У тебя кровь идет, — тихо сказала Кэт.
— Неудивительно, — выдохнул я.
Обойдя меня, она задрала футболку.
— Непохоже, что рана глубокая.
Я оторвал взгляд от пола. Сантиметров пять-шесть кола прорвали пластик — мне было видно окровавленное острие, торчащее из Эллиотовой груди.
— Плохо, если он больше чем на сантиметр меня пробил.
— Да тут даже меньше.
— Надеюсь.
— Не двигайся. Я что-нибудь придумаю. — Она побежала куда-то.
Я счел разумным остаться в той же позе. Рана в спине горела. Глубоко, судя по ощущениям, меня не проняло, но, черт побери, кровь шла, и довольно сильно — достаточно сильно, чтобы, стекая по спине, падать каплями на злосчастный ковер, добавляя ему новых красных клякс.
Возвратившись, Кэт села на корточки позади меня и помогла мне снять футболку. Смотав ее в комок, она принялась стирать кровь с моей спины.
— Сильно же тебя, — заметила она.
— Подорвался на собственной петарде, — попытался отшутиться я.
— Болит?
Болело дьявольски.
— Немножко, — пробормотал я.
— Я собираюсь прижать рану.
— Давай.
Кэт надавила. Выгнув спину, я сжал зубы и со свистом выдохнул через них.
— Я только подержу так пару минут, — сказала она. — Может, тебе лучше лечь.
Ковер подо мной выглядел чистым, если не считать лужицы собственной крови. Я подался вниз, распрямился, лег лицом на сложенные руки. Кэт прижала майку к ране чуть сильнее.
— Как думаешь, все обойдется? — спросил я.
— Думаю, да. Я перевяжу тебя, и будешь как новенький.
— Какой же дурак, — простонал я. — Даже не подумал о том, что из него кол торчит.
— Может, у тебя бы и не вышло подумать.
— В смысле?..
— Месть Эллиота.
Она, может быть, и шутила, но по моему загривку прошел холодок.
Тем не менее, я выдавил улыбку:
— Если это — самое страшное, на что он способен, думаю, мы его переживем.
Кэт довольно долго молчала, просто сидя рядом и прижимая компресс из футболки к ране. В конце концов, она произнесла:
— Я-то думала, этим все и кончится. Нехитрый фокус — забей ему в сердце кол, и все плохое тем и завершится. Но не так-то оно и просто.
— То была просто моя оплошность, — возразил я с пола.
— Я вот в этом не уверена.
— Зато я уверен.
— Может быть, он уже взялся за нас.
— Эллиот?
— Именно.
— Эллиот к этому не имеет никакого отношения. Мне просто стоило быть осторожнее, вот и все.
— Хотелось бы верить, — откликнулась Кэт.