Ребятишки раскраснелись, запыхались, волосы у них взмокли от пота, у Ромашки вихор так и торчал кверху - словно его корова со лба лизнула. Но зато сено убрали так быстро, что и сами удивились.
- Во как! Будто ветром подмело!
- А вы, как я погляжу, работать умеете, - сказал Виктор. - Ничего, проворные!
- А то как же! - отозвалась Стенька. - А то разве не умеем!
- Еще и не такие работы делали, - вытирая лицо подолом рубахи, прогудел Ромашка. - Мы весной поле под овес заступами вскапывали... А это что!.. Гулянки!..
- Заступами под овес, - задумчиво повторил Виктор. - Да... Это, пожалуй, не легче, чем нам на фронте...
Карие глаза его вдруг стали ласковыми.
- Ах, ребятишки, - сказал он, - вы еще и не знаете, какие вы большие герои!
Раиса только фыркнула:
- Герои! С граблями да с лопатами!
Виктор посмотрел на нее неодобрительно:
- А ты думаешь, что герои только с винтовками да с пулеметами и бывают?.. Ну, а что ж тот овес - уродился? - спросил Виктор.
- А пойдемте посмотрим! - живо ответила ему Груня. - Поле недалеко!
Женька подскочил:
- Пойдемте! И то, давно на том поле не были!
- А что там смотреть? - лениво сказала Раиса. - Тащиться туда!.. Ну, овес и овес - чего интересного?
- Тебе, конечно, смотреть неинтересно! - сказал Ромашка. - Ты поле не копала, так чего ж тебе на овес смотреть?
- Как это не копала? - задористо начала Раиса, но слегка покраснела и умолкла.
Виктор с удивлением поглядел на нее.
- Немного, - продолжала она, - но все-таки...
- Ну, пойдемте, пойдемте! - закричала Стенька. - А то скоро сено сгребать.
И все нестройной гурьбой пошли на поле.
Овес был недалеко, на бугре за деревней. Еще издали видно было, как блестит и переливается овсяное поле, как идут по полю медленные серебристые волны. А когда подошли ближе, овес встал перед ними густой синеватой стеной, и тяжелые чеканные кисти его, казалось, погромыхивали под ветром.
- Вот это овес! - закричал Женька. - Вот так богатырский овес! Это все потому, что я копал да разные слова приговаривал: "Уродись ты, овес, чтобы ты высокий рос, чтоб ты рос-перерос, выше елок и берез!.." Вот он и вырос!
- Приговаривал! А что ж мы не слышали?
- А я шепотом!
- Вот теперь и лошади сыты будут, - негромко сказал Ромашка.
- А как руки болели тогда, - вспомнил Козлик, - даже плечи не разогнешь!
Виктор задумчиво поглядел на ребят, на каждого отдельно. И спросил как бы про себя:
- Болели?
- О, еще как! - тихо сказала Груня.
- "О, еще как"! - засмеялся Женька. - А все, бывало, не сознавалась!
Груня засмеялась тоже:
- А мне и нельзя сознаваться - я ведь бригадир!
- Ты бригадир? - удивился Виктор. - Как же я до сих пор этого не знал? А ведь я думал, бригадир - Ромашка. Я даже и не спрашивал!
Виктор глядел на Груню и как-то еще не верил. Эта тихая тоненькая девочка несет такую трудную заботу и справляется.
- Но ведь ты же и сама работаешь?
- А как же! Я еще всех больше работать должна. Ведь на бригадира-то все смотрят!
- У вас, значит, и трудовые книжки есть?
- А как же! Конечно, есть. Вот они, со мной. - Груня легонько хлопнула по своему туго набитому карману. - Я их всегда с собой ношу, чтобы тут же, в поле, записывать. А то забуду еще.
- А ну, покажи мне ваши книжки! - Виктор протянул к ней руку. Покажи, покажи!
Раиса как-то встрепенулась, словно хотела встать между ним и Груней. Но Груня уже отколола булавку, которой был зашпилен карман, и подала Виктору стопочку маленьких учетных книжек:
- Вот. Все здесь!
Виктор не торопясь просмотрел книжки и особенно внимательно просмотрел Раисину книжку, всю перелистал.
Раиса, отвернувшись, молча перебирала пальцами шуршащую овсяную кисть.
Виктор отдал книжки Груне:
- На, убери. Молодец, бригадир!
А потом повернулся к сестре. И никакой ласки, никакой улыбки не было у него в глазах.
- Эх ты, работница! Книжка-то пустая совсем. Хоть бы ты подруг постыдилась.