- И Константин? Ну подожди, мы ему сейчас зададим жару, пускай только придет!
- А я уже пришел, - отозвался Костя из кухни. Он вошел в горницу и чуть-чуть удивленно посмотрел на Чечек. - А за что же это мне жару, однако?
- За что! - крикнула Чечек. - А за то, чтобы не обманывал!
- Чтобы не обманывал?..
- Ну да! А как будто не знает! Притворяются все! Сказали - яблоньки будем сажать, а сами...
Чечек вдруг громко заплакала, облокотившись на стол и закрыв лицо ладонями. Костя поглядел на Чечек, поглядел на мать - и снова на Чечек:
- Ну, что же? Сказали - будем сажать яблоньки, так и посадили!..
- А, посадили! А какие же это яблоньки? Ты думаешь, я не знаю, какие яблоньки бывают. Яблоньки все в белых цветах и в розовых - все в цветах. Я же думала: полная машина белых цветов, а это какие-то прутики. На них даже листьев и то нету! Думаешь, если я из тайги приехала, то и не знаю ничего? А я вот знаю!
Костя усмехнулся:
- Вот так, покричи еще. А я пока пойду руки вымою. - И он пошел в сени к рукомойнику.
Мать засмеялась.
- Ох, Чечек! - сказала она со смехом. - Ох, бедняжка! Да кто же тебе сказал, что яблоньки сразу цветут?
- Все говорили! И девочки наши говорили, что у яблонек розовые и белые цветы. Да я и на картинке видела... А они - вон какие!
- Да у этих тоже будут цветы - не сразу же! Ведь эти прутики еще не яблоньки, они еще яблоневые детки!
Чечек посмотрела на нее мокрыми черными глазами:
- А тогда почем они знают, что это яблоньки? А может, это осины какие-нибудь?
- Так ведь их же у Лисавенко из яблочного зернышка выращивали. А из яблочного зернышка осина вырастет разве?
Евдокия Ивановна рассмеялась, Чечек улыбнулась тоже. А когда Костя, умывшись, вошел в горницу, она соскочила с лавки ему навстречу.
- Кенскин, - сказала она, глядя ему прямо в глаза, - ты скажи только говори правду! - ты мне скажи: а наши яблоньки все-таки будут цвести белыми цветами? Ну когда-нибудь будут?
- Конечно, будут, - ответил Костя. - А как же? Придет время - и зацветут. Ты этот первый цвет увидишь.
- А ты?
- А я - нет. Меня уже в нашей школе не будет тогда... - И, слегка отстранив Чечек рукой, Костя сказал: - Мама, а что это отец не идет? Ужинать бы...
- Сейчас соберу... - сказала мать. - Садись, Чечек!
Чечек, усевшись за стол, задумчиво глядела на Костю: на будущий год его уже не будет здесь!.. А Костя, подвигая к ней поближе хлеб и масло, сказал:
- Ну что, накричалась? Все выложила? Эх ты, бурундук. Как чуть что, так уж и плакать. А еще тоже - в пионеры собралась!
- А я и не плачу! - досадуя на прорвавшиеся слезы, ответила Чечек. Я са-авсем и не плакала, это просто слезы выскочили. Буду я плакать, вот еще!
Вскоре пришел отец. Стали ужинать. После ужина Костя долго рассказывал о том, что он увидел в Татанаковском логу: о яблонях, стоящих бессчетными рядами, о склонах, заросших смородиной, о ягодных плантациях... И особенно подробно рассказал он о яблоньке, которую видел в теплой ложбине, о том, какая красивая и нарядная она стояла - вся белая и вся розовая...
Отец внимательно слушал Костю и тихо повторял:
- Да. Видно, время меняется. Время меняется...
ЧЕЧЕК МОГЛА БЫ СПИСАТЬ ЗАДАЧУ, НО...
В это утро Чечек приснился сон. Ей снилось, что она у бабушки Тарынчак в аиле, что она сидит у костра на мягкой шкуре дикого козла, а вверху, над головой, в дымовом отверстии аила, светится голубое небо и празднично, по-весеннему чирикают и щебечут какие-то веселые птицы.
- Вот и весна пришла! - по-алтайски сказала Чечек, улыбаясь во сне. Бабушка, ты слышишь птиц?..
С этими словами Чечек открыла глаза. Мая Вилисова, которая спала на соседней постели, приподняла с подушки голову. Солнце, прорвавшись сквозь голубые занавески, пронизало теплым сиянием ее светлые спутанные волосы, похожие на пушистый ковыль. Мая засмеялась:
- Что это ты - во сне или наяву?
Чечек, румяная от сна, глядела на Маю и несколько мгновений не могла сообразить, как это ее бабушка Тарынчак со своим коричневым лицом и смоляными косами вдруг превратилась в белокурую Маю.
- Тебе бабушка приснилась? - спросила Мая.
- Да, - улыбнулась Чечек. - И птицы щебетали...
- Да они и сейчас щебечут, - сказала Мая. - Слышишь? Это воробьи веселятся!
Девочки в интернате вставали, убирали постели, умывались. Лида Королькова, строгая дежурная, крикнула:
- Чечек! Мая! Открываю форточку. Долго будете лежать?
Чечек вскочила, быстро оделась, взялась расплетать косы... И вдруг вспомнила:
- Ай-яй! А задачка?
С тех пор как Чечек задумала вступить в пионерский отряд, она очень старалась хорошо учиться. Но вчера ей не повезло - никак не выходила задачка! Лида хотела ей помочь, но Чечек отказалась: она считала, что обязана решить сама. "Встану пораньше - и решу!"
Но пораньше не встала, проспала.
"Ничего. Сейчас сяду, - сказала сама себе Чечек, - сяду и сделаю вот еще! Пока волосы расплетаю, пойду птиц послушаю!"
Чечек вышла на улицу. Высокое небо сияло над горами. Из тайги, с окрестных долин, с распаханных полей, с черных гряд колхозных огородов отовсюду веяли свежие запахи зацветающей, потеплевшей земли, и склоны гор звенели птичьими голосами... Чечек, прислушиваясь, узнавала голоса птиц:
"Щегол! А это синичка... А вот и кукушечка закричала!.."
Чечек вспомнилась сказка, которую рассказывала ей бабушка Тарынчак, про бедную девушку, которая стала кукушечкой и улетела в дымовое отверстие из аила...
Вдруг откуда-то, из далекого далека, сквозь тихое цветение, сквозь солнце и нежную музыку птичьих голосов пронеслась суровая, ледяная струя ветра. Чечек почувствовала это холодное дыхание на своих еще горячих от сна щеках и, встревожившись, подняла глаза к дальним вершинам, почти таким же голубым, как небо. И она увидела, что гора Эдиган стоит в белой облачной шапке и над Катунью, цепляясь за верхушки лиственниц, тянется седая облачная борода...