Костя был счастлив.
- А мои яблоньки тоже зеленеют, - сказала Чечек. - Все четыре, Кенскин!
- Вот и хорошо. Только ты смотри ухаживай за ними как следует. Следи, как бы тля не напала - знаешь? Такие зеленые букашки. Если нападут, сейчас беги к Анатолию Яковлевичу - надо табаком промывать, а то они все побеги пожрут... И за побелкой следи и за подрезкой... Эти яблони - уж очень они капризные, уж очень они нежные! Их знаешь как любить надо!..
- А я их люблю, Кенскин! Я же их люблю!
- Ну да, а потом скажешь: "Прутики, прутики"!
- Какие прутики? Ты знаешь, как они цветут! Меня из сада никак вытащить не могли. А ты говоришь "прутики"!
- Ах, вот что: это, оказывается, я говорю!
- Ну ладно, ну ладно... Ну давай же картошку жарить! Смотри, как огонь разгорелся... Давай сковороду, я сейчас сала нарежу... И картошку давай!
Чечек живо начистила картошки, вымыла ее в ручье и, нарезав кружочками, разложила на сковородке вместе с кусками сала.
- Слушай, Чечек, - сказал Костя, подкладывая в костер сучьев, - а как это ты вдруг приехала? Я думал, ты уже давно дома. Разве Яжнай еще не был? Или он один уехал?
- Нет, он еще не был, - ответила Чечек. - Он еще учится. Прислал письмо - скоро приедет, тогда поедем с ним домой... А твоя матушка сказала: "Чечек, зачем ты будешь одна в интернате жить? Все твои подружки уехали. Одной тебе плохо. Иди ко мне!" А Марфа Петровна сказала: "Пускай Чечек у меня живет, я одна!" А твой батюшка сказал: "Нет, пусть у нас живет, уж она у нас привыкла". Вот я и стала у вас жить. А скоро Яжнай приедет... Кенскин, поедем с нами в наш поселок, а? С Яжнаем рыбу ловили бы, на журавлей бы поглядели...
Костя усмехнулся:
- Вот так! Всё брошу - и поеду! И кролей, и дом, и работу... Что же я, маленький - куда захотел, туда и отправился? Ведь у меня теперь дела...
- Ну да, дела! Просто тебе туда не хочется!
- Ага, не хочется... А когда это ты, Чечек, научишься сначала думать, а потом говорить?
После обеда Костя и Чечек пошли кормить кроликов. Чечек влезла в загон:
- А почему загон на голом месте сделан? Почему тут трава не растет?
- Ну как - не растет! - ответил Костя. - Да это же они всю траву выгрызли!
Чечек тихонько прошла по загону. Кролики не обращали на нее внимания. Они бегали по каким-то своим делам, подбирали привядшую траву, оставшуюся от завтрака, спали, растянувшись во всю длину, или нежились на солнышке, перевернувшись на спину и приподняв лапки над белыми животами.
- А их тут не очень много, Кенскин!
Костя перевалил через изгородь большую вязанку свежей травы:
- Вот сейчас увидишь, как их не много...
Костя и Чечек растащили траву охапками по всем углам загона. И вдруг - откуда только взялись! - в загоне оказалось полно кроликов: и большие, и средние, и маленькие, и совсем крошечные, и голубые, и темные шиншиллы, и рыжие кенгуровые... Они тотчас набросились на траву.
- И вот так раз пять в день или шесть! Всё до травинки подберут!
- Кенскин, а где они спят?
- Сначала в траве прятались. А теперь соберутся все в кучу и спят. Большие с большими - своей кучкой, а маленькие - своей. Прижмутся друг к дружке и спят. А другой раз чего-нибудь испугаются - бурундук прыгнет или какая птица ночная крикнет страшно, - тогда сразу разбегутся и исчезнут. Ну, ни одного не найдешь! А когда убегают, то задними лапами хлопают, как в барабаны. Это они своих врагов пугают!
- Кенскин, а волки приходят?
- Нет. Человека чуют. Иногда слышу - кто-то близко в лесу ходит, крадется... А потом, однако, уходит...
Тихий светлый день медленно брел по тайге. Неподвижно лежало солнце на зеленых склонах долины. Маленькие сквозные облачка светились над горами.
- Чечек, тебе ехать пора.
- Нет, еще не пора, Кенскин. Пускай Соколик погуляет.
- А пойдем водопад смотреть? Ты наш водопад видала?
Чечек вскочила:
- Ай, пойдем, Кенскин! Ай, пойдем, я этот водопад никогда не видала!
Перелезая из загона через изгородь, Костя заметил, что в корытцах мало воды.
- Ну ладно, приду с водопада - тогда налью!
По глухой и сырой тропе вдоль Кологоша Костя и Чечек отправились к водопаду. Ручей часто пересекал тропу, и тогда, сняв тапочки, они вброд переходили по ледяной воде. Березы и лиственницы, разбросанные по склонам, убегали высоко вверх. Среди них, на зеленом бархате трав, ярко белели, словно букеты, большие дудники.
Чем дальше уходила тропа, тем круче становились склоны, сдвигаясь в ущелье. И все выше и гуще поднимались травы над тропой - красноголовый чертополох, синяя луговая герань, медовая кружевная таволга... Костя, оглядываясь, не видел Чечек в этой заросли. Только головки цветов качались там, где она проходила, да слышался звонкий голос вместе с журчаньем ручья.
- Я здесь, Кенскин! Я иду-у-у!
Еще выше поднялась трава. Здесь, на уступах, качались высокие пестрые саранки и кое-где светились яркие желтые огоньки. Ручей становился все бурливее.
Около угрюмой, обнаженной скалы, напоминающей отвесные стены какого-то замка, Костя остановился, подождал Чечек.
Чечек подошла с тапочками в руках и с охапкой цветов:
- Ты что, Кенскин?
Костя поднял руку:
- Чу!.. Слышишь?
Чечек прислушалась:
- Да, слышу. Это водопад шумит.
Водопад был небольшой, но очень красивый. Сильная струя, бьющая прямо из скалы, разливалась по широкому плоскому камню, подернутому зеленью, и оттуда падала прозрачная сверкающими каскадами. Ниже такие же плоские и зеленые камни подхватывали, словно в пригоршни, падающую воду и, не в силах удержать, роняли ее вниз отдельными струями. Эти струи, падая с большой высоты, соединялись внизу и бежали по ущелью гремучим ручьем Кологоша. Водопад звенел и сверкал, он был весь из хрусталя и малахита, весь из блеска и музыки...
- Давай влезем наверх, посмотрим, как вода бьется?