Ксюша быстро и тихо покинула дом, в котором намеревалась прожить долгую и счастливую жизнь. Она даже не плакала, вообще ничего не чувствовала, кроме пустоты и холода внутри, и думать ни о чем не могла. Под ногами, стоило сделать несколько шагов от дома, замелькали какие-то неясные полупрозрачные существа, похожие на медуз, по углам переулка расползлись странные тени. Над головой глухо прогремел гром, Ксюша подняла глаза к небу и вздрогнула, заметив мясистые зеленоватые щупальца, спускавшиеся из туч на горизонте. Вновь опустив подбородок, она обхватила себя руками и поспешила к остановке.
Однако в окружении людей стало только хуже. Вернулся неясный шепот — теперь казалось, будто он доносится отовсюду, от каждого. Заплясали в толпе на остановке цветные линии, будто кто-то обильно сыпал на головы горожан ярких желейных червячков. Подошел автобус, раскрылись двери, поток занёс Ксюшу внутрь, прижав к одному из занятых сидений — и та едва не зажмурилась от брезгливости. Все поручни оказались покрыты мерзкой зеленоватой слизью, которая с чавканьем расползалась под пальцами, стоило за неё схватиться. И еще анемоны. Да, призрачные анемоны были почти на каждом: присосавшись к разным частям тела, они покачивались, словно в неощутимом течении, распуская вокруг переливающиеся темные отростки.
Ксюша ощутила тошноту. Если это продолжится, она чокнется, еще не доехав до своей остановки. Артур учил — сосредоточься на настоящем. «Нет, он говорил сосредоточиться на нём и так сладко целовал», — внезапно мелькнула в голове непрошеная мысль, заставив зажмуриться и до боли закусить губу. И это помогло. Шепотки исчезли, призрачные существа потеряли четкость очертаний и почти рассеялись. Их можно еще было заметить боковым зрением или если присматриваться — но они больше не бросались в глаза.
Ксюша облегченно выдохнула, все равно невольно вытирая ладонь о джинсы.
Возле подъезда родного дома — куда не собиралась возвращаться ни за что и никогда — Ксюша замерла в нерешительности. Она уже знала, что сделает мать: весь вечер, не унимаясь, будет орать на неё, заставив стоять перед собой. Подберёт самые мерзкие сравнения, опустит до уровня придорожной девки, припомнит мельчайшие промахи. И только попробуй слово вставить — моментально получишь по губам. А потом еще долго будет огрызаться и вспоминать. Но всё это было, всё это можно выдержать. А вот что сделает отчим? При мысли о нём озноб прокатился по телу. Только, есть ли выбор? Этот мир оказался слишком опасен, если даже такой, как Артур — обманщик и предатель.
Тяжело вздохнув, Ксюша открыла дверь и шагнула в подъезд. Короткая задумчивость стоила ей концентрации, и призрачные сущности вновь стали слишком заметны — хотя в данном случае это оказалось только к лучшему. Грязная, исписанная маркером лестничная клетка со щербатыми ступенями и выбитыми стеклами в маленьких окошках превратилась в тропические заросли. Зеленый, лиловый, сиреневый мох покрывал почти все поверхности, свешивался с пролетов и расползался из-под ног. В нём сновали маленькие насекомые, прыгали, как кузнечики, глазки на тоненьких лапках, важно переваливались похожие на перевернутую чашку большие жуки, сторонясь солнечного света. Ксюше, которая даже не догадывалась, с чем имеет дело, всё это казалось довольно забавным и милым.
Внезапно она услышала тихое мурчание и опустила взгляд: о её ноги терлась пушистая кошка, и даже в подупрозрачном состоянии можно было различить черепаховый окрас и выражение мордочки.
— Сима! — радостно воскликнула Ксюша.
Мама не разрешала заводить животных, но эту уже немолодую кошку Ксюша однажды встретила в городе, угостила кусочком хот-дога — и та бежала за ней до самого дома. Да так и осталась жить во дворе, в подвале, куда Ксюша тайком носила еду. Умерла кошка через несколько лет, то ли от старости, то ли от внезапной болезни… Ксюша очень скучала и безумно рада оказалась вновь встретить свою пушистую муфточку!
— Сима, хорошая моя, — приговаривала Ксюша, ласково гладя кошку по голове и ощущая под пальцами пушистый мех. А та довольно мурчала, выгибала спинку, подставляла уши, тыкалась влажным носом в ладонь и изредка лизала пальцы.
Ксюша даже не заметила, как пестрое тельце становилось ярче, наполнялось светом и теплом. В какой-то момент Сима открыла ярко-зеленые глаза, потянулась к её ладони — и запрыгнула внутрь.
Ксюша, вскрикнув от испуга, отдернула руку, но было уже поздно. Не веря своим глазам, она смотрела на маленький выступ под кожей, который очень быстро пропал — как будто и не было ничего.
— Вылезай, вылезай! — отчаянно тряся рукой, просила Ксюша, но это не помогало. Сима исчезла, она не чувствовала её, но почему-то была уверенна, что кошка действительно где-то внутри.
Порывисто прижав руку к груди, чтобы ненароком ничего больше не задеть, Ксюша почти бегом продолжила подниматься по лестнице — и остановилась только у своей двери. Достала ключи, намереваясь её открыть, и вдруг обнаружила на створке новый замок. Понадеялась, что он не заперт — и совершенно зря. Попыталась засунуть в него старый ключ — и тут за спиной раздался скрип соседской двери и старый, скрипучий голос:
— Что, наркоманка, вернулась? Еще не все из родительской квартиры вынесла?
Ксюша медленно обернулась, не понимая, что обращаются к ней. На пороге стояла бабка лет восьмидесяти в грязном халате и с клюкой в руках.
— Что, простите? — переспросила Ксюша.
— Что-что, иди отсюда, пока милицию, тьфу, полицию не вызвала! — повышая голос и потрясая палкой, гаркнула соседка. — Приходит, обворовывает…
За её спиной, в тёмной квартире, откуда тянуло лекарствами и вонью, что-то мерзко шмякнулось. Ксюша подняла ошарашенный взгляд и различила медленно перемещавшееся в комнате бурое существо, похожее на огромного слизняка. На тонких, подвижных антенках подрагивало с десяток глаз-бусинок, и прежде, чем все они повернулись к ней, Ксюша кинулась вниз по лестнице.
Время приближалось к обеду и, хотя аппетита у Ксюши не было никакого, живот начал недовольно урчать. Накрапывал мелкий дождь, захотелось где-то присесть: но не на мокрую скамейку и не в кафе, где придется делать заказ — и ноги сами понесли Ксюшу в университет. Сегодня у них еще оставалось две пары, лекции для всего потока в больших аудиториях… в главном корпусе, над которым возвышался огромный чайный гриб.
Ксюша даже глаза потёрла, решив, что это галлюцинация. Но нет: распластавшись на крыше и свесив на три этажа блестящее бурое тельце, по которому изредка проскакивали яркие всполохи, то ли растение, то ли существо лениво колыхалось, словно подзывая потоки студентов к себе. В общем-то, ничего страшного, отличная иллюстрация состояния мозга на лекции — и в нынешнем положении Ксюши — меньшая из проблем.
Сконцентрировавшись, та взяла себя в руки и отправилась внутрь, прежде всего в столовую, где и раньше привыкла не замечать маленьких жителей, а затем — на пару.
Большая, выстывшая аудитория амфитеатром спускалась к доске, две стены из четырёх занимали огромные панорамные окна, умытые потоками дождя — и от этого становилось ещё холоднее. Стараясь не попадаться на глаза одногруппникам, Ксюша заняла последний ряд и сделала вид, что пишет конспект. Она надеялась запомнить хотя бы часть, чтобы потом меньше тем перед экзаменом пришлось разбирать самой… но не получалось.
Сама аудитория, не смотря на окна, казалась ей перевернутым адским котлом: весь шум в ней множился эхом, хотя на первый взгляд никто и не переговаривался. Лектор мерно вышагивал перед доской, а на голове у него вертелось пушистое существо, размером с кошку, внешностью напоминавшее мартышку. И правда — усидеть на месте оно не могло ни минуты. Дергало лектора за уши, за воротник, за руки — но тот не обращал внимания, монотонно, как напев, рассказывая предмет. Тогда мартышка начала скакать по учительскому столу, по доске — и мел посыпался на пол, по первым партам — задирая студентов. Скатывались вниз ручки, выпадали из рук мобильные телефоны, раскрывались зонты и шелестели куртки. Девушки усиленно поправляли растрепавшиеся волосы, парни чесались там, где их задели острые коготки. Мартышка веселилась вовсю, наводя суету и шум в аудитории, пока лектор не прикрикнул, хлопнув ладонью по столу — и его зверюшка мигом вернулась на своё место, затихла на пару мгновений. А затем всё началось по новой.
Бубнёж продолжился с новой силой, и перед глазами всё поплыло. Лекторов стало несколько: вот он стоит в одном углу кабинета (пять лет своей жизни), в другом (ещё пять лет), вот что-то пишет у доски (года три). Формулы превращаются в нечитаемые белые закорючки, расползаются по тёмной поверхности, словно червячки по земле, с лёгким звоном сыплются на паркет и первомайской колонной движутся к входной двери. Им тоже нестерпимо скучно.
Аудитория замолкает, у многих слипаются веки. Сверху, прямо сквозь потолок, надвигаются плотные облака цвета кофе с молоком, заполняют аудиторию, едва не касаясь понурых голов — и вверх от студентов тянутся яркие искорки энергии. То, что сидит на крыше, то, что призвал лектор, вытягивает из них жизненную силу и желание что-то делать.
И только Ксюше было не до сна. Она понимала, что рано или поздно лекция закончится — и ей придётся покинуть относительно тёплую и сухую аудиторию. А на улице дождь и идти ей больше некуда.
Боковое зрение уловило какое-то движение, и Ксюша испуганно повернулась — беззвучно отбрасывая одно за другим откидные сидения в пустом ряду, к ней широкими прыжками неслось что-то тёмное и страшное. Что-то, похожее на передвигающегося на четырёх конечностях чёрного от тысячи мелко написанных на теле шпаргалок, голого студента с горящими глазами. Ксюша от страха замерла, не в силах пошевелиться, чудовище подскочило вплотную — и вдруг, неожиданно для самой себя, Ксюша зашипела, словно кошка. «Тень студента» разорвало и развеяло в пространстве, как облачко дыма под сильной струёй воздуха, но вся аудитория оглянулась назад, а лектор оскорбленно замолчал. Даже гриб, дёрнувшись, втянулся обратно в потолок, как улитка в раковину.
— Девушка, да, вы, встаньте, — Ксюша, заливаясь краской и не находя себе места, послушно поднялась на ноги. — Если вам не интересно, вы можете идти домой. — Мартышка на голове лектора изображала озлобленную гориллу, мелкую и писклявую, но смешно отчего-то не было. — Только не забудьте передать своим родителям, что они зря тратят деньги на ваше обучение. — Ксюша поступила на бюджет, получала стипендию, но она побоялась рот раскрыть, чтобы об этом напомнить. — Не всем суждено работать головой.
По аудитории прокатились сдавленные смешки, а Ксюша еще ниже опустила подбородок, давясь защипавшими глаза слезами. Если лектор что-то и хотел дополнить — она бы уже не услышала, но в этот самый момент раздался звонок на перемену и аудитория загудела, загремели стулья, зашуршали куртки, взвизгнули молнии рюкзаков.
Пытаясь слиться с толпой, ничего не замечая из-за клокотавших в груди рыданий, Ксюша выскочила в холодный темный коридор и уткнулась головой в стену. Намеренно или нет, преподаватель ударил по самому больному сейчас, и она больше не могла сдерживаться: копившиеся с самого утра слёзы и отчаяние вырвались наружу, превратившись в молчаливую истерику..
И в этот момент кто-то приобнял её за талию.