Конечно, под медвежьей шкурой прятался одуревший от боли артельщик. Он сидел в клетке, а рядом с ним в страхе карабкался на стенку настоящий гималайский медведь, которого артельщик едва не придавил своей тушей. Но, убедившись, что новый сосед не предпринимает никаких агрессивных действий, медведь тихонько потянул носом и опустился на пол.
Артельщик забился в угол. А мишка сделал шаг и обнюхал его.
«Сожрёт, сожрёт!» — хотел крикнуть артельщик. Шерсть на шкуре начала подниматься дыбом. Но добрый гималаец подошёл поближе и лизнул нового товарища по несчастью.
Он это сделал так ласково, что артельщик не выдержал: вцепившись в клетку, он посмотрел в ту сторону, где сверкал огнями жюлькипурский банк, и горько-горько всхлипнул.
А между тем к маленькому английскому пароходику со всех сторон мчались жюлькипурцы. До чего же быстро распространяются слухи!
— Оборотень! — кричали одни.
— Он разорвал полкоманды! — ужасались другие.
А хозяин зоопарка, взлетев на трап, кричал;
— За любую цену, только нашему зоопарку! Великие планы рушились. И артельщик заплакал ещё громче.
— Бобби, что он делает? — спросил сверху штурман.
— Он рыдает, — прохрипел старый матрос.
— Смотрите! Он в самом деле рыдает! — раздался над головой артельщика голос, от которого слезы покатились у него, как ручьи по палубе.
— Он действительно рыдает! — воскликнул Моряков, который прибежал почти со всей командой. — Дайте-ка лампу!
Капитан присел и чуть не выпустил лампу из рук. Прямо перед ним, вцепившись в клетку волосатыми руками и прижавшись к прутьям пухлой щекой, рыдал артельщик, которого участливо лизал большой гималайский медведь. А сзади него лежала знакомая Морякову медвежья шкура.
— Артельщик! — крикнул Солнышкин.
— Он уже куплен! — предупредил хозяин зоопарка.
И тут случилось нечто неожиданное. Пионерчиков подскочил к доктору Челкашкину и, размахивая пальцем, яростно крикнул:
— Всё это ваши штучки, всё это ваши эксперименты, я знаю!
Челкашкин удивлённо пожал плечами.
— Слушайте, штурман, что вы говорите? — вмешался Моряков. — Какие эксперименты?
— Вы ещё ничего не знаете, — сказал Пионерчиков, который кое-что повидал за это время. — Ничего не знаете! — Открыв клетку, он помог выбраться заливающемуся слезами артельщику.
Стёпка всхлипнул и вдруг, повернувшись, двинул ногой доброго медведя, будто тот был виноват во всех его бедах! Потом он побрёл за Пионерчиковым мимо потрясённого Бобби Пойкинса и ещё более потрясённого хозяина зоопарка, оставив в клетке гималайского медведя, который никак не мог понять, за что его ударил сосед и зачем он выбрался из такой чудесной шкуры…
А через час «Даёшь!» уже проходил под пальмами Жюлькипурского пролива. Луна хитровато смотрела ему вслед, пахло бананами, где-то кричали обезьяны, и славный пароход летел в Индийский океан навстречу новым ветрам, новым широтам и новым приключениям.
На земле Жюлькипура наступило привычное спокойствие. Породистый хозяин собачьей лавки торговал братьями и сёстрами. В художественном салоне дозревали новые натюрморты выдающегося художника. А в небе нокаутировали друг друга неоновые рекламы двух соперничающих банков.
Все недавние события нашли отклик в местной газете. На её страницах даже появился портрет артельщика с подписью: «Необычайные эксперименты на палубе русского парохода».
Кое в чём газета, конечно, оказалась права. Эксперименты были. Но о них мы расскажем чуть-чуть позднее.