— Но как же вы теперь обойдётесь без вашей лошадки? — спросил Моряков, как только Понч закончил рассказывать эту маленькую историю.
— О, за лакомый кусочек нам послужит ещё не одна пегая! — сказал Понч, кивнув на кусок солонины, и спрыгнул на песок.
Следом за ним, высоко подняв голову, на берег сошёл Робинзон.
— Теперь нам остаётся пополнить запасы фруктов, и мы можем отправляться в путь!
Моряков исподлобья посмотрел на Понча, потом на Робинзона и спросил:
— О ком вы говорите, мистер Понч?
— О нас с мистером Робинзоном! Моряков был потрясён и обижен.
— Как же так, Мирон Иваныч? — сказал он. Но Робинзон мягким движением руки успокоил его. Конечно, путешествие с Пончем было очень заманчивым, но он не собирался покидать товарищей. Просто мистер Понч поторопился принять за него решение.
И когда увешанный бананами мореход сел в своё кресло, Робинзон обнял его на прощание. Понч понимающе кивнул головой.
— Мистер Робинзон, — сказал он, — я буду вас помнить, и, если вы соберётесь в следующее плавание, вас на моём плоту всегда будет ждать лучшее место.
Робинзон кивнул головой. Ему было грустно расставаться с новым товарищем и с пахнущим ухой плотиком, на котором он совершил маленькое, но удивительное плавание.
— Ну что же, пора собираться и нам, — сказал Моряков.
— А жемчужина? — подскочил Солнышкин.
— Но её никто не видел, — сказал Моряков.
— Никто не видел! — пробормотал Стёпка.
— Я видел! — крикнул Солнышкин.
— Но ведь нас ждут в Антарктиде! Что же нам дороже? — сказал капитан, окинув Солнышкина суровым взглядом.
— Да, нас ждут люди, — прогундосил артельщик, держась за щеку.
И Перчиков вспомнил, что раньше артельщик держался за другую. Радист внимательно посмотрел на Стёпку, но ничего не сказал.
Экипаж взгромоздился на бот, полный раковин, звёзд, кораллов. Сверху положили венки, предназначавшиеся Перчикову, а сам Перчиков никак не мог вырваться из рук островитян. Наконец Пионерчиков втащил его в бот. Моторчик затарахтел, кашлянул. Моряков кивнул: «Тронулись!» Закачали верхушками пальмы, затрубили вслед раковины, рядом с ботом заскользили дельфины, крича: «Перчиков, Перчиков!»
А на берегу среди своих неверующих островитян стоял маленький лысый проповедник, потирал ухо и не знал, за кого же теперь агитировать — за бога или за Перчикова.
Волны летели мимо бота. И Солнышкин оглядывался на них. Там, где-то в глубине, оставалась жемчужина. Он видел её! Она лежала на его ладони! И ему было очень грустно — то ли оттого, что он не смог этого доказать, то ли оттого, что сзади, за спиной, исчезал первый в его жизни остров, над которым прощально вился лёгкий дымок недавнего праздничного костра…