- Мое почтение! - отозвался Хозяин гостиницы, слегка замедлив шаги и выжидая, не пригласит ли его Ворожея войти, прежде чем он сам выразит это желание. Такой оборот дела представлялся Хозяину наиболее выгодным.
- На прогулку? - спросила Ворожея, делая вид, что спрашивает из простой учтивости, не собираясь зазывать соседа к себе в дом.
- Шутить изволите! - отозвался Хозяин. - Дела, соседушка, дела! - И сделал было вид, что собирается пройти мимо.
- Дела подождут. Завернули бы отдохнуть, - не выдержала Ворожея.
- И то разве. Духота! - отозвался Хозяин и, открыв калитку, неторопливо поднялся по ступенькам крыльца.
- В самом деле, день нынче выдался - сущее пекло и вечер не лучше! поддакнула Ворожея. - Аннушка, пива с погреба сбегай принеси, - и, обратившись к гостю, добавила вполголоса: - Пиво-то она варила. Мастерица на все руки и в доме, и огороде, всюду поспевает. И все с песней да с улыбкой.
Но Анна и не думала улыбаться. Надутая и неприветливая, она принесла кувшин пива, кружку и, еле кивнув гостю, убежала в дом.
Отхлебнув пива и похвалив его качество, Хозяин не спешил начинать беседу.
Помалкивала и Ворожея. Наконец Хозяин решился.
- Завидная невеста у вас растет. К ней бы да приданое.
- За приданым не постою. Да только молода еще, - отозвалась Ворожея, мигом смекнув, что Хозяин неспроста завел этот разговор.
- Вода течет, время бежит, - глубокомысленно изрек гость.
- Дочки растут... - подхватила хозяйка.
- И сыновья подрастают...
Хитрецы перебрасывались словами, как игроки мячом, не давая ему упасть, чтобы не остаться в проигрыше.
- У мельника сын, у старосты, у судьи, - перечисляла Ворожея.
- И поближе есть.
- Примечаю.
- Стало быть, не мешает прикинуть, соседушка, у вас - дочка, у меня сын.
- У меня вокруг дома сад. Яблонь одних сорок корней.
- И я не на пустыре живу. Гостиница. Двадцать комнат, двадцать постояльцев.
- Пожалуй, оно и неплохо бы, хозяйство к хозяйству...
- Деньги к деньгам.
Собеседники оживились. Дальнейшие околичности были излишни.
- Обоим выгода! - заключил Хозяин.
- Поразмыслить бы, - заикнулась Ворожея.
- Чего там размышлять? Дело ясное. Ворожея кивнула, смахнув слезу.
- Ваша правда, сосед, рано или поздно, а расставаться надо. Хорошо хоть по соседству!
- Яков!!! - гаркнул Хозяин гостиницы. Круглое лицо появилось из-за забора.
- Тут я!
Хозяин поманил сына пальцем. Перемахнув через забор, Яков предстал перед отцом.
- Аннушка! - окликнула дочку Ворожея. Анна нехотя вышла на зов матери.
- Дай ручку, дочка!
- И ты, сынок!
Хозяин соединил руки Анны и Якова.
- Вот вы теперь жених и невеста. Поняли?
- Я-то? А то! - ухмыльнулся Яков. Анна молча оттолкнула Якова и убежала. Хозяин вопросительно взглянул на Ворожею.
- Мое слово - кремень, - успокоила она Хозяина.
- Мое - алмаз!
- Нам - решать, детям - слушаться, - завершила Ворожея, и на этом дело было покончено. Хозяин настаивал сыграть свадьбу поскорее, тем более, как ему доподлинно было известно, приданое давным-давно припасено Ворожеей. Что до венчального платья, то за ним дело не станет, сшить его недолго. Обсудив напоследок и этот вопрос, будущие родственники расстались, довольные друг другом.
Вернувшись домой, Хозяин тут же завалился спать, сраженный усталостью и множеством важных событий. Всю ночь ему снилось, как он с помощью Ворожеи заполучил одним махом несметное сокровище, ухитрившись при этом не уделить старухе ни единого камешка.
Глава четвертая
Следующий день был воскресным. Именно в это воскресенье должно было состояться гулянье на деревенской площади, расположенной на холме. По обычаю этой местности, молодые помолвленные пары вместе со своими родителями должны были пройтись несколько раз по кругу. Это оповещало жителей деревни о помолвке и тем самым скрепляло договор между семьями жениха и невесты.
Ворожея поднялась в этот день ни свет ни заря. Хлопоча о том, чтобы Анна затмила всех деревенских щеголих, Ворожея достала из сундука новое, шитое золотом платье, припасенное для этого дня, и ненадеванные бархатные башмачки на серебряных каблучках. Полюбовавшись платьем и башмачками, Ворожея отомкнула шкатулку - подобие кованого сундучка с пузатой крышкой, где хранились драгоценности - дары околпаченных Ворожеей простаков. Порывшись в шкатулке, Ворожея остановила свой выбор на бирюзовых с жемчугом серьгах и таком же браслете. После этого Ворожея отправилась будить Анну, но застала ее уже бодрствующей и опухшей от слез.
- Матушка! - взмолилась Анна, бросаясь навстречу матери. - Сжальтесь! Отмените помолвку!
Но миновало то время, когда Анне достаточно было уронить слезу, чтобы сердце матери растаяло, как воск на огне. Сейчас слезы дочки не произвели желанного действия. Скорее, они ожесточили Ворожею.
- Слушай, Анна, - нахмурившись, сказала старуха. - Я знаю все, что у тебя на уме. Для этого не надо быть Ворожеей, достаточно быть матерью. Ты молода и неопытна. Что плохо, что хорошо - мне виднее. Повинуйся и не рассуждай. Пора идти. Нас ждут.
Анна вытерла слезы и промолчала. Решила ли она покориться своей участи или надеялась улучить момент и разжалобить мать, об этом мы узнаем позже.
На площади шумела праздничная толпа. Принаряженные парни, расфранченные девушки, почтенные матери семейств в парадных чепцах, старики, старухи, дети, все толпились кто возле палатки заезжего фокусника, кто у помоста, на котором выступали бродячие артисты, пиликая на скрипках, приплясывая и зазывая гуляющих покататься на карусели.