Глава 12. Прагматичность и приземлённость
— Я в крайней степени не советую вам двоим делать этого!
Двое пареньков, стоящих позади вдовы, что вывели нас наружу, выглядели более, чем расслаблено. К чему им было бояться? Они, похоже, с детства знали тот лес, а в тот день у них был действительно стоящий повод ещё раз в него съездить — у них была возможность «спасти» человека.
— Смотри сюда, дядя, — посмеялся младший из них — Крис, кажется — и слегка развернул винтовку на спелеолога в своих руках. — Это — штурмовая Colt AR-15 на двадцать замечательных патронов 5×45, а это, — указал на кобуру на поясе, — маленький, да удаленький Glock 22 четвёртого поколения — какой бы ни был медведь…
— Вы не понимаете!..
— И сколько бы их ни было! Нашего шерифа мы найдём.
«Дэн ещё и был шерифом… — пронеслось у меня. — Хотя, логично — кому бы ещё в таком захолустье, как не шерифу или мэру, принимать и сопровождать «дорогих гостей из цивилизации»?».
— Теряем время, — оттолкнулся от стены Ричард и пошёл вперёд. — Попытки уговоров, вроде бы, не удались, но всё равно попрошу вас добровольно идти с нами. Пока что — добровольно, — он слегка дёрнул ремень с AR-15 и поправил воротник. Но могу и так же, как Крис.
Мы со Смитом остались на туманной улице под надзором того самого Криса. Его более спокойный и холодный напарник всё ещё общался с Эммой внутри, обсуждая «вторичные вопросы».
— Ты хоть понимаешь, что совершаешь преступление, пацан? — обратился к солдату спелеолог.
— Помогая найти человека? Не, дядь, я так не мыслю. Или обожди?.. Ах, да, — кивнул он, не убирая винтовки. — Я же должен поверить в то, что в тумане, появившемся из раскола горы, бродят призраки моих предков-прапредков, изголодавшиеся по крови, и что само везенье преследует нас, потому что мы, пока что, не узрели их? А преступление, получается — это само нахождение в этом тумане, попытки заставить вас вернуться в «тёмный страшный лес», где вас вполне может ожидать смерть? Верно ведь? Правильно толкую, а, дядь?
Прагматичность и приземлённость — отличительные черты хорошего солдата. Среди нас могли быть как верующие, так и атеисты; как благодарящие богов за пролетевшую мимо пулю, так и молча принимающие приближение врага, но оценивать обстоятельства объективно и, в случае импровизации, исходить из собственных знаний и опыта, должен был уметь каждый. На их месте, я бы даже россказни о медведях не воспринял на веру — подумал бы, что какой-то придурок или сумасшедший просто распустил байку, но что уж было говорить о призраках, убивающих людей. О, нет. Я бы скорее поверил, что двое выживших из команды учёных сговорились, чтобы что-то скрыть; что на самом деле, учитывая их — наше, то бишь — нежелание помогать, где-то в лесу точно было то, что могло бы их разоблачить, дискредитировать их несуразные рассказы про оживших людей — на их месте, я бы тоже не поверил себе.
— Вот именно, что верно «толкуешь»! — настоял Энтони, сделав шаг вперёд, на что Крис лишь устало закатил глаза. — Оставь, хотя бы, нас здесь, придурок! Езжайте сами — будто бы дороги не знаете!
— На твоём месте, — раздался голос позади — Ричард тоже вошёл в туман. — Я бы был более осторожен в выражениях. Заводи, — приказал он напарнику, — она с нами не едет.
— С какого?
— А ты бы поехал, зная, что тебя там ожидает?
Тот кивнул и, впрыгнув в грузовик, провернул ключ в зажигании. Машина закряхтела и через несколько секунд завелась. Так мы и стояли вчетвером: у грузовика, у одинокого домишки, полностью утонувшего в тумане, что накрыл не менее одинокий город. Соседних домов не было видно, людей в них не было слышно. Не шумел колокол церквушки, не кричали дети у школы — мир вокруг нас вновь стал очень маленьким, очень тесным; мир не предлагал нам другого решения, кроме того, чтобы сесть в тот грузовик.
— Оставить вас здесь, — начал Ричард, как только его напарник высунул из водительского окна руку с поднятым большим пальцем, — означало бы: поверить вам. Кроме того, что сама возможность этого кажется мне невозможной, вас было бы ещё и не на кого здесь оставить, учитывая тягу к странным побегам.
— Но мы!.. — Смит вновь хотел протестовать, но Ричард лишь поднял правую руку вверх.
— Более того. Оставить вас также означало бы ещё одно: нарушить приказ. Как солдат, я могу позволить себе глупость, могу позволить и риск, — звучал он действительно как настоящий солдат, несмотря на молодой возраст, — но неповиновение — нет, — закивал он головой. — В грузовик.
— Не пойду, — сделал шаг в сторону Смит. — Что хочешь, то и делай. Что вообще ты можешь сделать, а?
Ричард развернулся к нам спиной и сделал несколько шагов вперёд, покачиваясь в раздумьях.
— Что я могу? — ответ был слишком прост — я услышал знакомый лязг кобуры, и через секунду парень уже стоял с направленным на спелеолога пистолетом. — Я могу настаивать. Я настаиваю: в грузовик.
***
Машину неслабо трясло на неровной дороге. Мы, посаженные в задней части на голом полу, ощущали каждую кочку, коих было очень много. Не верилось, что я снова оказался в том лесу. Столько жертв, столько испытаний… чтобы всё равно вновь вернуться обратно.
— Вот ведь сволочи…
На всякий случай, как объяснились сами солдаты, Энтони приковали наручниками к одному из металлических прутьев, удерживающих натянутый дугой тканевый каркас — «верхушку» задней части. Не знаю, почему не тронули меня, но… Не то, чтобы я сам, участвуй в такой операции, был бы рад пленить гражданских.
Мысли путались. Чувства путались. Я отчётливо понимал, что тот лес, куда мы направлялись, должен был быть не так опасен, но… А что, если всё-таки он оставался прежним? Что, если предположение, высказанное Тони в городе — то самое, что звучало, как эврика — было ошибочным? Что, если мы не успели бы проехать и мили от города, как на нас тут же накинулись бы все когда-то жившие местные жители? Я отчётливо знал, что нам предстояла долгая дорога даже на транспорте — несколько часов езды, это точно, но ни водитель, ни его штурман даже не представляли, насколько та дорога ощущалась бесконечно долгой для нас двоих, сидящих позади… Бесконечно томительной.
— Эй, Фогг?..
Смит выглядел очень подавлено. Пристёгнутый одной рукой к тому пруту, он, сгорбившись, просто смотрел на туман, не отводя взгляд. Минута за минутой, час за часом — всё смотрел и смотрел на ту серую, столь ненавистную мной пелену, будто ожидая чего-то, что появилось бы из-за переливов чёрных, очень тёмных деревьев, выскочило бы на него тенью.
— Чего?
— Скажи, ты… Ты жалеешь о чём-нибудь? В своей жизни?..
Что же могло так всколыхнуть его? До сих пор не знаю ответа на этот вопрос. Потому что он ничего не смог поделать? Потому что проиграл? А, быть может, потому что просто терпел весь этот путь, стараясь казаться сильнее, чем он был?
— Прекрати — мы выберемся, — попытался успокоить я того. — Мы выберемся.
— Думаешь? — так и не обернувшись, спросил тот. — Тогда почему у меня это… ощущение? Точно — я слышал уже о нём. В далёком детстве. Странное оно… То ли бабка по линии матери, то ли по линии отца, но кто-то точно рассказывал мне о нём — о предчувствии собственной смерти, — я перевёл взгляд на спелеолога, но на лице того не было ни единой эмоции. — Никогда ещё не определял его так точно и так сильно. Думаю, мы не покинем этот лес в этот раз… Не может быть одному человеку столько подарков от судьбы… Вот и спрашиваю, — взглянул он, наконец, на меня. — Жалеешь ли о чём-нибудь?
Я ничего не ответил ему. Он всё понял.
— А я, вот, наверное, да. О том, что у меня никогда не было мечты, — и тогда я понял, что смотрел он не на меня, а сквозь меня. — Всю жизнь жил… Знаешь… чтобы жить? Знал, что делал, но никогда не знал, зачем… Понимал каждый шаг, но ничего не видел дальше себя. В глобальном, смысле, разумеется — я же не псих какой-нибудь, а?.. — на его лице появилась изнеможённая, полная боли улыбка. — Моя жизнь… была бы куда интереснее с мечтой. Куда проще. Всегда проще, когда есть, за что держаться и ради чего жить дальше… Да и… Я, хотя бы, узнал бы это чувство — когда тебе есть, ради чего просыпаться… Понимаешь меня, Фогг?
В этот раз я промолчал вовсе не от того, что не хотел говорить или мне было нечего сказать.
— Да… — так и не дождался он. — Вижу, что понимаешь.
***
— Нихера себе!
Грузовик резко остановился где-то посреди леса. С водительского сидения раздался громкий, полный удивления возглас. Я всполошился, думая о худшем.
— Ты погляди, Рич! Ты погляди!
— Вижу.
— Что «вижу»? Давай приблизимся поближе! — впрочем, быстро понял, в чём же было дело — ребятки-рядовые нашли «нашего» медведя. — Да ладно — всего мгновение!
— Которое будет на твоей совести. Эй! — раздался удар по стенке между водительским и грузовым отсеком. — Оставайтесь на месте!
Обе двери открылись, и военные, ловко выпрыгнув наружу, неспешно пошли вперёд. Я подошёл к краю грузовика и выглянул — они очень осторожно, с большой опаской подходили к трупу. Казалось, люди, вооружённые штурмовыми винтовками, просто не могли поверить, что кто-то мог убить зверя подобных размеров обычным ножом. Но верить приходилось — свидетельство тому было у них перед глазами.
— Можешь… обыграть всё это, если хочешь, — хрипло и устало шепнул мне спелеолог. — Скажи, что медведь — это и есть тот самый призрак… Даже, если он таковым и не является — какая к чёрту разница, верно?
Но мой взгляд был устремлён прямо в лес. Волнение и страх говорили мне, что вон он был я: пленён, бесправен… но не скован. Передо мной была непроглядная чаща и неизвестное мне количество времени прежде, чем туман стал бы слишком сильным — решение было слишком очевидным. Нужно было всего лишь одно движение, один шаг… через себя самого…
— Тоже вариант, — вдруг раздалось позади меня. — Но я бы думал быстрее, — будто нарочно после тех слов он прогремел цепью своих наручников. — Они вряд ли там надолго задержатся, так что не медли, если решился.
Обычный человек во времена отчаяния способен на очень грязные ходы — на обман, на предательство, на превышение собственных должностных полномочий и взятие людей в плен — обычный человек способен переступить черту. Но на что же был способен такой, как Энтони Смит? В тот момент, будучи повёрнутым к нему спиной и смотря на уплывающую с каждой секундой свободу, я понимал — во времена отчаяния он был способен на то, чего никогда не проявлял в обычной жизни — на честность. «Тоже вариант», — повторил я про себя его слова, и осознал, что он не врал. Но это был вариант для него.
— Вариант, — отклонился я от края грузовика и сел обратно на скамью. — Но потом что?
— Так говоришь, будто бы бывший военный и младший обслуживающий персонал-эксперт не смог бы выжить в лесу.
— Не факт. И потом всё равно пришлось бы вернуться. Больше судов, больше обвинений…
— Боишься юристов больше, чем чудовищ? — покосился он. — Странный ты, Фогг… Я бы побежал.
Да, это знал и я — он бы точно побежал. Наверное, стоило бы побежать, но в тот момент во мне тлела надежда и, с тем же самым, грелся страх, удерживающий меня. Надежда — потому что всё действительно могло обойтись без особых последствий, и страх — потому что всё могло резко пойти не так, а я оказался бы один. Несмотря на то, что командой мы, как таковой, на Аляске никогда не были, разделяться всё ещё не было лучшим вариантом… Да и в чём-то он точно был прав — юристы были и есть чертовски дорогими.
— Что-то долго они там… — вырвалось у меня.
— С трупом фотографируются, — я вновь выглянул наружу, но ни медведя, ни солдат не было видно из-за тумана. — Когти на браслеты берут, шубы шьют — им же больше некуда спешить, верно? — несмотря на язву, спелеолог звучал куда более опустошённо, чем обычно. — Куда там до спасения шерифа, когда: «Ух ты, труп медведя валяется», — какое чудо… — покачал он низко опущенной головой.
Но ведь солдат действительно не было слышно. Ни шёпотов, ни криков о помощи, ни выстрелов — ничего. «Ошиблись?! — тут же промелькнула мысль. — Мы ошиблись?!» — а в голове тут же принялись появляться жуткие картины о том, как убитый нами медведь, извращённый и изуродованный туманом донельзя, за одно движение лапой снёс обоим воякам головы. Но был ли реальным медведь? «Они ведь нашли труп — он не исчез, верно? Тогда почему?» — стоило мне подумать о том, как я увидел странную вспышку света в той стороне, где был наш прошлый грузовик. И ещё одну. И ещё одну. «Камера…».
— Сволочи, — выругался я шёпотом и рывком вернулся внутрь.
Через несколько минут мы услышали шаги, приближающиеся обратно к грузовику. Размеренные, очень спокойные шаги. Чёрт побери, будто бы у этих двоих действительно не было более важных дел?!
— Ну, сознавайтесь! — крикнул Крис уже на подходах к нам. — Кто из вас двоих его заколол?! Я имею в виду, — он подошёл к нам и встал, поставив руки на пояс да широко расставив ноги. — Такая лютая и худощавая исполина, что я чуть в штаны не наложил, а вы это ещё и прибить смогли?!
— Нашёл время… — оскалился на того Смит. — Поехали.
— Да ладно вам — расскажите! — мы оба молчали. — Ну и… Дьявол с вами, в общем-то, — непринуждённо махнул он рукой. — Не так-то сильно и зудело!..
Крис отошёл от грузового отдела и сел в грузовик. Двигатель вновь загудел, а через минуту к нам неспеша подошёл Ричард. Он, понятное дело, был куда более спокоен.
— Не сбежал… — взглянул он на меня. — Уже хорошо. Для тебя же самого, но всё-таки она в тебе ошиблась, — он посмотрел куда-то в туман, взгляд его был странно-безразличным. — Что вы там оба насчёт мёртвых говорили?
— Вам разве не нужно спешить, а не психов выслушивать? — всё торопил спелеолог.
— Может быть. Меня просто удивляет то, как точно вы оба угадали, когда говорили — «голоса мёртвых»…
— Мы не угадывали, — тут же настоял я, на что тот только улыбнулся.
— Да я так и понял… Забавно, что ли? Когда-то готов был отдать всё на свете, чтобы своего старика ещё разок услышать, а сейчас… Странно всё это, — тень сомнения очень тускло светилась в его карих глазах. — И вещи, что он говорил, тоже были странными…
— Послушай, — я встал со скамьи и подошёл к краю. — Веришь или нет, но нужно быстрее убираться из этого леса. Чем гуще туман — тем… Ты видел медведя, верно? — тот кивнул. — Походит он на обычного — такого, коими полны эти края?! А голоса мёртвых? Если бы они были у тебя одного — это ещё можно было бы списать на случайность, но!..
— Поверь, парнишка, — шёпотом перебил меня Смит, — тебе ещё будет пара-другая свидетельств того, что здесь происходит что-то странное, но вот совет: не останавливайся, кого бы ни увидел. Особенно — если этот кто-то покажется тебе бледноватым.
Он вновь уставился в пустоту и долго молчал. Верил ли он? Не верил ли? Я не мог тогда особо думать об этом. Всё, что было в моих мыслях — поражение тому, как спокойно он стоял в том лесу… Наивный дурак.
— В любом случае, — повернулся он на меня, — шериф мёртв — это точно. Не знаю, во что там верит миссис Эмма, но числа в днях говорят мне, что если он не умер от голода и кровопотери, то его точно съели мелкие или крупные хищники, — я как-то по-глупому закивал в ответ. — А значит, что в ваших же интересах сотрудничать с нами. Чем быстрее найдём то место, где вы его оставили — «разминулись», если удобно — тем быстрее мы найдём тело и вернёмся в город.
Не дав сказать и слова в ответ, он быстрым шагом вернулся в машину, и мы вновь тронулись. Нужно было лишь везение — всего-то ещё одно небольшое везение, в результате которого в деревне, куда мы ехали, не должно было быть мёртвых — чтобы нам повезло, Тони должен был оказаться прав.
***
— От Аипалувика пошагаем пешком, — раздался голос водителя где-то через сорок минут. — Никто же из вас не обрадует меня, сказав, что вы ехали через север?
Всю дорогу лес был более-менее спокоен, однороден — в нём всё ещё были странные звуки, хрусты ветвей без видимых на то причин, но он всё ещё был безопаснее, чем несколько дней назад. Логика подсказывала мне, что это было из-за того, что редко кто умирал в чаще или у той же дороги, но надежда не уставала повторять другое: «Всё уже обошлось. Осталось лишь вернуться назад».
— Нет — мы шли пешком.
— Вот и изумительно — получается, что и сейчас…
Голос резко стих, а грузовик замедлился. «Получается, — довершил я за него, — что сейчас мы приехали». Водитель очень осторожно, очень медленно повернул в сторону деревни. Казалось, что-то монументальное перестраивалось в голове тех двоих в тот момент — их мозги пытались как-то связать россказни чужаков-учёных о призраках и сгоревший хутор… Сказать по правде, это наверняка было не так уж и сложно сделать, однако они точно пытались противиться очевидным, но «нестандартным» для них выводам.
— Интересно… — раздался голос Ричарда из кабины. — Притормози здесь, Крис.
Машина остановилась. «На выход», — штурман молча отвязал и откинул небольшую перегородку, обычно сдерживающую груз в отсеке.
От деревушки не осталось почти ничего. Издали мы наблюдали за настоящим тлеющим пепелищем, за покошенными и, несмотря на холод и влагу, выгоревшими руинами, очерченными ровным прямоугольником. Огонь наверняка медленно перебирался от домишки к домишке, осторожно проскакивал по опавшей листве и мёртвой траве, воображая, будто земля была лавой, сжигал и разрушал всё, до чего мог дотянуться на том горном склоне, оставив только мелкие тлеющие угольки — странный контраст цвета и света на фоне бесцветного тумана, медленно летающий по воздуху и обжигающий своим теплом.
— И давно это горит? — недвусмысленно посмотрел на нас Ричард, когда мы заходили на склон.
— Со вчерашнего вечера, — ответил я тому, оглядываясь.
В деревне не было и следа от чудовищ, будто бы все действительно сгинули в огне, но… они же не сгинули? Мы их просто не могли видеть, верно? А что… Что, если все жители, окрепнув и став духами, просто перестали нами интересоваться, или… нам действительно везло? Но на все мои вопросы был лишь один ответ — где-то в развалинах домов трещали тлеющие дрова.
— До Тагитука двадцать миль, — помню, что Даниель говорил что шестнадцать или тринадцать. — Не успеем вернуться до вечера, даже если шериф упал где-то «у деревни возле реки», так что придётся где-то заночевать, — он обернулся на нас, предчувствие у меня было самое паршивое. — Тагитук, надеюсь, не превратился в груду пепла?
Но везение — не та вещь, что способна компенсировать человеческую глупость. Вся наша удача, вся удача Кайана, расположенного достаточно далеко, чтобы туман пришёл в него только под самый конец жизненного цикла пещеры, не были способны перечеркнуть глупость и наивность, прочно засевшую в головах местных людей. О, нет… Чтобы заставить человека измениться, нужно что-то куда более сильное, чем смерть.
— Вторая деревушка цела, — ответил тому спелеолог. — Но ты не захочешь там оставаться.
Он остановился на несколько секунд и посмотрел на дом Амарука, на всю прочую деревню: огонь смёл всё — следы, трупы, кровь — не было ничего, что доказывало бы наши слова. Только разруха, только пепел и туман, ветром гуляющие в тех горах, только сомнения.
— Может быть, — сказал он и зашагал вперёд. — Но выбора всё равно нет. Идём дальше.
***
У моей судьбы точно было странное чувство юмора — все те часы нам приходилось идти по тем же тропам, по той же земле, что и привела нас к Тагитук; те же переливы деревьев, тот же туман, то же серое, бесцветное небо — всё в том лесу было тем же. Сколько бы попыток сбежать я ни предпринимал, скольким бы ни пожертвовал, а судьба вновь и вновь вела меня на смерть. Нас вела. Да, у неё точно странное чувство юмора — чёрное с примесями нездорового садизма.
Тот же лес, те же пустыри, тот же мост, та же река. Я искренне хотел бы, чтобы во второй раз, как и в первый, на нас напал медведь — чтобы те солдатики получили хоть одно живое доказательство, хоть один стоящий аргумент не идти дальше. Риски всё равно были бы ниже, чем те, что мы получали, возвращаясь в Тагитук.
Что нас там могло ждать? Всё, что угодно. То, что я своими глазами не видел призраков, вовсе не означало, что они не были вокруг нас. Выжидали. А видел ли их Смит? А что видели вояки? Термин «восприятие» был и остаётся для меня слишком широким, чтобы быть уверенным.
Но вовсе не этого я боялся — не духов. Если Тони был прав, то… мог ли я увидеть Сэма? Мёртвым? Рональда, «восставшего» среди того огня? Был ли шанс на то, что как только мы стали бы достаточно близки к пещере, то все начали бы «видеть»? И тогда… смог бы я взглянуть на них?
— Осторожно, — вдруг вырвал голос спелеолога меня из потока мыслей. — Мост довольно хлипкий.
Ричард очень неоднозначно хмыкнул в ответ и застыл перед первой доской. Шаг.
— Тогда идём по одному, — обернулся он на нас. — Я, вы, Крис — в таком порядке. И не делайте глупостей — эта река слишком непредсказуема.
О, это было сказано как нельзя точно. Смотря на парнишку, осторожно ступающего по прогнившему верёвочному мосту, я всё думал о том, как какой-нибудь странный клочок земли прямо под ним мог в мгновение оказаться огромными и прочными челюстями; как они сцепились бы прямо на нём и перекусили бы мост, оставив лишь неизвестность, болтающуюся по течению с обеих сторон. Но нет — шаг, шаг, шаг, ещё один шаг, и его фигура скрылась за серой пеленой.
— Следующий! — раздалось слабое эхо спустя несколько минут.
Пошёл Смит. Не сказав ни слова, не огрызнувшись — просто ступил на мост, по которому не так давно бежал, сражаясь за свою жизнь, и молча пошёл вперёд. Что-то в нём было не так. Думаю, он знал что-то, чего не знал я — догадался в своих безумных теориях до ещё одной эврики — той, что была настолько ужасна, что он тут же принял собственную надвигающуюся смерть… В какой-то мере, я даже был рад, что он решил об этом умолчать — во мне и так было слишком много сомнений, страха и пустоты, чтобы перетерпеть ещё больше. Шаг, шаг, шаг, ещё один шаг…
— Следующий!
Доски слабо скрипели под моими ногами, выли, рассказывая печальные истории тех, кто по ним прошёл — о группе людей, лишь двое из коих оставались в живых. Шаг, шаг, ещё шаг.
Берег очень быстро скрылся за густой пеленой, и весь мир остался только на том мосту. Где-то внизу шумела тёмная река, била пороги, оттачивая их временем, словно острейшим в мире лезвием. Кто бы знал, что скрывалось в той мутной, чёрной воде? Точно не я — я лишь шёл по тому мосту и старался не смотреть вниз, будто проходил между двумя башнями-близнецами по верёвке, потому что там — внизу, за тем туманом была не просто вода — там была смерть. Всюду в том тумане была смерть. Достаточно было одной слишком неудачно прогнувшейся доски, одной лишней секунды, и всё было бы кончено — упавший в Стикс* не выходит из него.
— Следующий!
Не успел я даже дойти до конца моста, как Рич, завидев меня, дал команду. Да, он явно не хотел задерживаться там — в том лесу. Но он был солдатом. Как и его напарник. Ни я, ни Смит или даже Эмма не пошли бы сюда добровольно — каждый из нас был в первую очередь человеком. Он был солдатом. И жаловаться на это, как и на любой другой приказ, не имел морального права.
Прошла минута, прошла две, прошли три…
— Крис, ты где там?!
Но в ответ мост лишь слабо пошатывался от лёгкого ветра, бесшумно, в сравнении с гулом от реки, скрипел натянутыми верёвками; по нашу же сторону реки шумел лес, треща своими ветвями, шелестела высохшая трава и свистел ветер — всё было точно так же, просто где-то в тумане исчез один человек, одна жизнь.
— На месте! — голос раздался совсем вблизи — паренёк буквально выбежал на нас по мосту.
— Решил старческой ходьбой позаниматься? — шикнул на того напарник.
— Да не — привиделось чего-то у старой деревушки.
— Чего-то?
— Ты думаешь, я бы подходить стал? Просто смотрю от моста: мелькает что-то. Ну я постоял, покричал, обождал — не отозвались. Не люди, значится.
Лучше я бы и не сказал: «Не люди».
— Пошли, — Ричард положил руку Крису на плечо и рывком ускорил того. — Не будем заставлять шерифа дожидаться.
И мы пошли. Шаг за шагом приближаясь всё ближе к той самой пещере, к Агуте, сидящему в ней. С той ночи я запомнил очень мало — мимолётные образы мертвецов, превращающихся в чудовищ, странное обличие самой темноты, пытающейся поглотить нас, крики Смита от перелома запястья, но тот момент, когда на нас из пещеры что-то взглянуло — его я помню отлично: огромные, просто невообразимо большие и идеально круглые жёлтые глаза, бледная, более белая, чем любой идеальный белый цвет, кожа. Оно тянулось к нам оттуда — из той расселины. Один Дьявол или Бог, или какое-нибудь другое — столь же непостижимое существо — могло бы знать, чем был Агута, каким именно он был. Ведь если бы меня попросили описать его формы, его очертания — за все деньги мира не смог бы того сделать. Всё, что я знал точно: жёлтые глаза и белый цвет; смерть, ползущая прямо на меня.
Чем ближе мы подходили к деревне, тем больше странных шумов становилось вокруг нас. Словно вся мелкая живность, прятавшаяся предыдущие дни, вдруг ожила; словно то ли мыши, то ли прочие мелкие грызуны срочно для себя решили, что им больше не страшен туман; и мёртвые им, в отличие от нас, больше не страшны.
— Смотрите.
Рядом звучал знакомый мелкий ручеёк — мы уже были близко к деревне, когда Крис остановил нас, указывая вперёд себя. На покрытой инеем траве было огромное, просто нечеловечески широкое пятно крови. Тёмное, вернее — потемневшее. Возникало ощущение, что кого-то буквально сдавили в лепёшку на том клочке земли, но это же точно было не так? Однако там была только кровь, чей след ровным и очень длинным мазком уходил в сторону деревни — туда и утащили тело.
— Странно это, — заключил Рич.
— Подумываешь, что старик нашёл тело?
Его напарник явно толковал об Амаруке. Знали бы они, что ни он, ни его дети больше не были в тех лесах в живых. О, нет — шаман, получив нож прямо в сердце, упал в пещеру; первый сын погиб неизвестной мне смертью, а второй… второму просто не повезло — второй пережил куда больше боли, чем вся его семья.
— Возможно. Или Тек. Или Инук. Но тогда…
Позади солдатиков вновь мелькнула очень знакомая мне тень — очень высокая, очень неприметная, если не видел её до этого, почти прозрачная. В тот момент во мне словно переклинило — я осознал не только весь риск, но и весь бред ситуации. Почему нам не верили? За что нам не верили?!
— Послушай! — схватил я «старшего» за рукав, отчего его более буйный напарник тут же направил на меня ствол. — Нужно уходить отсюда! Веришь ты или нет, но ваш чёртов шаман умер в своей деревушке! Его сын — и тот шаман лично нам это рассказал — погиб недели назад! А второй… второй остался в той горящей деревне, понятно тебе?! Некому было забрать это тело!
Но Ричард лишь стоял и смотрел на меня полными холода глазами. Его прагматичность и приземлённость всё ещё не позволяли ему верить, не позволяли видеть, пускай и то, что он должен был увидеть, было очевидным.
— Ты сейчас сильно рискуешь, нарушая моё личное пространство, — он безразлично отвернулся от меня в туман, не пытаясь вырвать руку из моей хватки. — Я тебя понимаю, в какой-то мере. Ты — приезжий, чужак, как здесь принято грубо называть всех тех, кому не рады — ты мало видел подобных случаев. Поверь, какой-нибудь медведь или что-нибудь помельче с радостью утащит человека поближе к своей берлоге — столько мяса…
— Ты меня не слышишь!
— А ты сам? Ты пробовал слушать себя?
Ничего, кроме чистой обиды, я не ощущал в тот момент. Будто бы самый настоящий сумасшедший, запертый в одиночной камере, я всё пытался достучаться до своих конвоиров, до своих санитаров. «Вот же правда! — всё кричал я им, указывая на абсолютно пустую палату. — Вот же всё то, о чём я говорю!» — но они, понятное дело, ничего не видели. Их куда больше интересовала последняя сводка новостей, пришедшая вместе с газетами на их скромный наблюдательный пост; их куда больше интересовала «реальная» реальность.
«А не интересовала ли она нас?» — вдруг подумал я. Когда мы слушали рассказы Даниеля, считая их россказнями; когда он лично мне ведал истории о призраках, убивших всех в утонувшей деревне; когда пересказывал «басни» мужиков о странных вещах в знакомых им лесах… как относился к этому я?
Но большая и обида, и ирония была в том, что несмотря на мою жажду того, чтобы нам поверили, меньшее из желаемых мною вещей — вновь увидеть какую-нибудь тварь. О, нет. Если уж и выбирать между двух таких зол, то лучше пускай Тони будет прав — лучше мы навсегда останемся психами, так и не удосужившимися внятно объяснить исчезновение собственной команды. Но для того, чтобы быть психом, нужно было остаться живым, а чтобы остаться живым, чёрт побери, нужно было не соваться в тот чёртов туман!
— Пробовал, — ответил я тому. — Как я и сказал: я знаю, что это звучит бредово, но, поверь, и не такие вещи были вполне реальны — более жестокие и невообразимые.
— Это какие? — поинтересовался буйный.
Но я не ответил. Непривычно мне было это — кичиться войной. Нет… Уж что-что, а она — явно не та подруга, о связах с которой стоит рассказывать.
— То, о чём ты говоришь, — поравнялся со мной Ричард, — и то, о чём рассказываешь сейчас — не одно и то же. Ты прав, в какой-то мере. Но вещи это разные.
И мы всё же пошли дальше. Прямо по крови. Я мог чувствовать то, как мы приближались к Тагитуку, я мог чувствовать то, что не преследовало меня со времён Афгана — то же чувство, что наверняка впервые переживал Энтони Смит — смерть прямо у нашего плеча.
Наверное, стоило всё-таки побежать. Стоило попробовать. Нет… Не «наверное». Спустя ещё полчаса — когда до деревни оставалось совсем немного, я услышал его — знакомый, очень пугающий голос.
— Кто идёт?
— Свои, старик, — отозвался Крис.
— Свои… — потянул он в ответ.
Того не могло быть. Того, чёрт побери, точно не могло быть! На нас приближались те же самые едва слышимые шаги! В тумане мелькала та же грузная, похожая на звериную, тень! На нас шёл он — Амарук!
— Бежим, — и я, и Тони инстинктивно сделали шаг назад. — Бежим!
— Стоять, — шёпотом скомандовал Рич, притронувшись к кобуре.
— Ты не понимаешь!
— И мне плевать. Ждём.
На нас медленно, будто стараясь вызвать максимальные ощущения дежавю и опасности, приближались шаги из тумана. Шаг, шаг, шаг… Силуэт становился всё яснее, всё отчётливее. Страх же становился всё сильнее.
На нас вышел хромающий, очень дряхлый и слабый старик. Сказал бы я, что это был тот самый Амарук, что встречал нас в первый раз, но… нет. Его всего трясло, словно лист по ветру, одной рукой он держался ровно за то место, куда Рон вонзил ему нож, а второй упирался в какую-то сухую ветвь, что использовал в качестве трости. И лишь его взгляд — те самые глаза, спрятанные опущенной к земле слабой головой — лишь они были такими же… волчьими.
— Знаешь этих людей, Амарук? — указал солдат на нас.
В ответ шаман долго молчал. Словно скалясь от боли, он едва-едва удерживал себя на ногах, всё сильнее и сильнее сжимая место удара. О да, он явно нас помнил. Но почему он был ещё человеком?
— Нет, — слабо закивал он.
Ричард оглянулся на нас глазами, полными презрения. Разумеется, он больше доверял деду, знавшему его самого ещё с пелёнок, но… Он не должен был ему доверять.
— Так и знал. Крис, проведи опрос, вы двое…
Он отвёл нас в сторону, изображая очень грозный вид, но как только отошли — замолчал, смотря на нас. «Объясняйтесь», — говорил его взгляд.
— Первого сына этого старика, — прошептал Смит, пока Крис о чём-то общался с шаманом. — Зовут Инук. Второй — Теккейт…
— Я сам называл их имена.
— Но не называл полного. Теккейт — рыжий голубоглазый парнишка с кучерявыми волосами средней длины. Белый, как снег, и очень худой, но бёдра, при этом, широкие. Не были мы здесь? — странно, всё ещё не поднимая головы, улыбнулся он. — В местной церкви — христианской, на удивление — куча фотографий умерших людей. В доме самого старика — того, что на краю — куча разноцветных кувшинов с травами, на стенах висят «ловцы снов» или аналоги в вашей вере; какие-то странные картины вышивкой и…
Парень отвернулся и, глядя на Амарука, молчал. Долго молчал. Даже тогда, когда уже не стоило бы.
— Кровь, однако, шериф растерял, — отошёл от шамана Крис, почёсывая затылок. — Мол: медведи, всё-таки, справились с ним. Почти со всем ним. Что осталось — наш старик забрал. В церкви, говорит, лежит.
Кивнув, рядовой Ричард повёл нас к церкви — обратно в тот самый Тагитук.
— А как сам старик? — тихо спросил он.
— Не понял?
— Не заметил в нём ничего… странного? — шаман шёл впереди, старательно делая вид, будто ничего не слышал.
— Того, что он хромает на одну ногу и ведёт себя так, будто одолел микроинсульт? Да, заметил, — обернулся на того напарник. — Не вижу в этом ничего странного.
Мы вошли на территорию деревни. В ней было идеально пусто — ни следа от тех «жителей», что были в ней, когда мы пришли в первый раз — только выскобленная, очень мёртвая и безумно давящая тишина. «Должно быть, все они вернулись на то место, где умерли», — с почти незаметным облегчением предположил я.
— А в том, что тебе показалось у моста? Скажи, ты же не видел ничего… с жёлтыми глазами?
— Я не… А ты тоже видел?
— Не совсем…
Мы приближались всё ближе и ближе к церкви, кровавый след становился всё слабее. «Странно это, — подумал я. — Почему Амарук может осознавать себя мёртвым? Он же… осознаёт ведь?».
— Крис… А что ты можешь сказать насчёт глаз «старика»?
— В каком пони?..
В тот момент шаман обернулся на нас. Не знаю, видели ли это остальные, но я считал подлую, полную жестокости улыбку на его лице и практически обомлел — в его глазах буквально в мгновение ока появилась та самая желтизна. Весь путь, во время которого я думал, что нам не верит ни одна живая душа, тот паренёк сомневался настолько сильно, что стал «видеть» даже лучше, чем мы.
— Да ничего… — неуверенно отозвался Крис. — Обычные глаза.
«Нет», — закивал я в ответ парню, когда он оглянулся на меня и прошептал только одно слово: «Жёлтые».
Мы шли по пустой деревушке, меж чьих почерневших домов тянулся кровавый след, шли к самой церкви, от которой всё и началось, шли на смерть. Нужно было бежать. Чёрт побери, нужно было бежать. Но страх… страх был слишком силён. Ноги были ватными, глаза — дёрганными. В чём-то, всё-таки, прав был Теккейт — что-то не так было с тем туманом для живых, и я знал, что: он сеял собою страх. Чистый и первородный ужас с настоящей агонией разливались в той пелене. И они окружали. Они сковывали.
— Скажи, Амарук… — вдруг остановился Ричард прямо в центре деревушки — на полпути; Амарук остановился вместе с ним. — А где Тек и Инук?
— На охоте… — безразлично прошептал тот. — На север пошли.
— Да? — парень держал расстояние ровно таким, чтобы в тумане оставался виден только силуэт. — А почему же тогда один из «незнакомцев», если твои сыновья ушли на север на охоту, может с дотошностью описать одного из них?
— Ты чего такое говоришь? — прошептал тому Крис.
— Не сейчас.
Чаша сомнений переполнилась. Хотел бы я сказать, что это произошло быстро — и двенадцати часов не прошло с момента, когда я впервые увидел того парня, но… Нет. Мы были уже в деревне — всё произошло даже чересчур медленно.
— Услышал от кого-нибудь… Тот же Даниель… — голос того действительно был очень слаб.
— А откуда тогда знают о твоём алтаре? Откуда знают о том, как обустроен твой дом?!
Старик слегка повернул голову, но ничего не ответил. В тот момент я и понял, что критическое мышление так или иначе привело Ричарда на нашу сторону — он не знал, врали ли мы, но зато точно знал, что ему врал шаман, врал с самой первой фразы.
— Что ты скрываешь, Амарук?!
Он достал пистолет из кобуры и направил вперёд. Его напарник сопроводил то шокированным, полным непонимания взглядом, но перечить не стал — он тоже наверняка догадался до того же самого вывода.
— Я ничего… — едва прохрипел он в ответ. — Ничего не скрываю…
— Он врёт, — прошептал своему напарнику Рич. — Бери его на мушку как подозреваемого — позже разберёмся.
— Да?! — крикнул шаману Крис, так и не взяв винтовку. — А откуда тогда они всё прознали, старик?! Давай — расскажи нам! К чему браниться-то?!
В один миг голос шамана превратился в настоящий животный рык — в десятки раз громче, чудовищнее, чем был. Он резким рывком обернулся на нас в тумане, и мы могли видеть то, как рвётся кожа на его челюсти.
— Они врут тебе! Чужаки! Лгут! Тебе!
Его рука, удерживающая трость, просто переломала её пополам. Даже в той пелене, даже видя только образы, я мог различить, что с ним происходило: кожа его тела растягивалась и рвалась, обнажая мышцы, увеличивающиеся в объёме; кости — тоже становящиеся больше — пробивали его внутренние органы; череп давил ему глаза всмятку; зубы перекусывали язык, но он всё не переставал выть и кричать, продолжая бить руками о землю:
— Они! Лгут! Тебе!
«Стреляй… Стреляй!» — вдруг промелькнула искра рассудка в моей голове. Я рывком снял с Криса винтовку и, прицелившись, зажал курок. Так поступили и остальные — мы всё выпускали патроны в то существо, валяющееся на земле, все пытались убить то, что было уже мертво, а он всё продолжал выть:
— Ложь! Наглая ложь!
Голос Амарука превратился в чудовищный вой. Уже нельзя было убить то, что лежало перед нами — он был духом, а не мёртвым, и силы в нём было непомерно много. Всё резко переменилось ровно в то, что я чувствовал — в смерть.
Дальше моя память оставила лишь отрывки. Помню: он поднялся на бледные, даже тёмно-серые ноги, покрытые кровью; его накидка, достающая раньше до пола, свисала ему до пояса; помню кучу обезображенных человеческих лиц и голов, выросших на его черепе; помню длинные руки, расставленные в стороны, и протяжный хриплый крик, когда он побежал на нас.
Первым ударом он точно промахнулся мимо меня — что-то, очень похожее на ударную волну, отбросило меня прочь. На лице была кровь… Не моя. Помню выстрелы из автомата, явно принадлежавшего Ричу — он ведь вначале стрелял из пистолета — восемь или девять из двадцати патронов. А дальше — глухой стук. И вновь кровь.
Ещё помню крик. Наверное, кричал я. Хотел ли? Чёрт его знает. Хотел, раз кричал. Смит ещё что-то пытался вбить мне о том, что нужно бежать… а я не чувствовал даже собственных ног. Да, нужно было бежать. Только раньше. Гораздо раньше. В тот момент… бежать уже было поздно.
Первое моё ясное воспоминание: я, израненный и весь в опилках висел над темнотой той самой пещеры, схваченный чьей-то крепкой хваткой. Рядом с собой я видел светлые волосы, полные крови. «Всё-таки, он сбросил нас вниз», — всё, о чём я успел подумать прежде, чем упал в ту темноту.
Всё-таки, он сбросил нас вниз.