Дела в последнее время шли, мягко говоря, не очень. И это даже спустя полтора месяца после того случая, что Шёлк в разговорах с друзьями и семьёй называл «неприятным инцидентом».
Если Шёлк и не надеялся на вал посетителей в ближайшие пару дней после убийства сказителя магами, то уж через неделю-то слухи точно должны были поутихнуть, инцидент – подзабыться, а местные выпивохи – вернуться на свои насиженные места. Но этого не произошло ни через неделю, ни через месяц. Не то чтобы город гудел, обсуждая случившееся. Маги, которые до того дня вели себя тихо, и сейчас были тише воды ниже травы, они даже на улицах Нового Бергатта стали появляться реже, не говоря уже о том, чтобы метать молнии в людных местах. Просто… просто «Жирный окунь» теперь считался плохим, если не сказать – проклятым местом, и это несмотря на то, что раньше харчевня претендовала на первое место в городе и окрестностях. Ну, пусть первое место относительно цены и качества, но всё же.
Да и, Шёлк честно признался себе в этом, он всё-таки ждал наплыва посетителей на следующий день. Или хотя бы толпы зевак, жаждущих поглядеть на место расправы. Но…
Сегодня в «Жирном Окуне» опять было практически пусто. Трое пьяниц, весь вечер заказывающих самое дешёвое пиво – вот и вся клиентура.
От него ушли два повара и одна служанка. И если повара сбежали к конкурентам, то служанка ушла прямиком на панель, хотя строила из себя недотрогу всё время, пока работала у него. Помимо управления делами теперь Шёлку приходилось мести полы самому да выполнять кое-какую мелкую работу вроде колки дров, хотя раньше он предпочитал платить за такие мелочи едой попрошайкам. Но даже такие траты хозяину «Жирного окуня» были теперь не по карману. С такими успехами в делах как бы самому попрошайкой не стать…
Если бы он не продал втридорога одежду и припасы тому странному проходимцу в дранье, сегодня ему нечем было бы заплатить слугам. Тот бродяга платил золотом, хотя многие местные попрошайки одевались куда лучше него, и, Шёлк признался себе в этом раз в третий за день, он не отказался бы обмануть ещё одного такого дурачка.
Дверь харчевни, скрипнув, открылась. Шёлк повернулся к входу резко, словно охотничий пёс, почуявший добычу. Быстрым взглядом окинул гостя, оценивая платёжеспособность, и, нацепив на лицо широченную улыбку, направился к нему сам. Пусть на богача тот не походил, его запылённая одежда всё же выглядела неплохо. Путники порой оставляли щедрые чаевые, если их хорошо обслуживали, и Шёлк, мысленно положа руку на сердце и так же мысленно прося прощения у своих служанок, не отказался бы даже от пары лишних медяков. Всё-таки так сложились обстоятельства, и никто не должен называть его скаредным за просто желание сунуть пару лишних монет в карман.
– Сегодня у нас на ужин отличное жаркое из крольчатины, – сказал Шёлк, подойдя к посетителю.
Тот уставился на хозяина странным взглядом, будто оценивал. Причём в прямом смысле слова – так Шёлк смотрел на кусок вырезки на рынке. Так и сам Шёлк несколько мгновений тому назад смотрел на посетителя, оценивая его куртку, перчатки и сапоги. Но тут хозяину харчевни стало немного не по себе. Возможно, из-за чудовищных размеров гостя, а может, из-за его мерзкой рожи. Когда-то тот, вероятно, был достаточно красивым мужчиной. Возможно даже, с тех пор прошло не так много лет. Но вот драк минуло много. У посетителя как минимум два раза был сломан нос, из-за шрама у левого глаза его бровь всегда выглядела удивлённо вздёрнутой, на высоком с залысинами лбу зловеще краснел неровный рубец, а на щеках и подбородке красовалась целая россыпь отметин от ударов и порезов помельче.
– Ты хозяин? – спросил мужчина, оглядев Шёлка с ног до головы.
Его голос звучал ещё более мерзко, чем можно было себе предположить.
– Я, – кивнул Шёлк и попятился, неожиданно решив, что пара лишних медяков, пожалуй, могут достаться и кому-нибудь из служанок.
– Мне сказали, у тебя здесь творились странные дела пару недель назад.
– Три, – пискнул хозяин и с трудом сглотнул слюну. – Три недели назад… господин.
Посетитель запустил руку в карман и вытащил грошовую серебряную монетку.
– Я хочу услышать обо всех странностях, что у тебя происходили, – процедил он. – Ещё я хочу жаркое, кувшин с пивом и постель на ночь. У меня много таких монет, Шёлк, и если информация будет полезной, часть из них окажется в твоём кошельке.
Шёлк, уже раздумывавший о том, что нет никакой разницы, как клиент выглядит, если он хорошо платит, махнул рукой служанке и сел рядом. Сейчас он расскажет всё. Посетует на все свои проблемы.
Но гость прервал его ровно на том моменте, как странствующий сказитель начал свой рассказ.
– Эту байку я слышал уже от четверых, – холодно сказал он. – Мне интересно вот что: как сказитель выглядел? Был ли с ним кто-то ещё? И не появлялись ли здесь пару недель назад странные посетители, которые могли сорить деньгами?
– У меня за эти три недели никто не сорил деньгами, – с искренней обидой в голосе проговорил Шёлк и замолчал, раздумывая, как выглядел сказитель. Если честно, хозяин харчевни куда лучше его запомнил уже после смерти – вывалившийся почерневший язык до сих пор снился ему ночами. – У сказителя всё лицо было в шрамах, – пробормотал он, выудив из памяти хоть какие-то подробности. – Мелких таких и тонких.
– Мелких? – переспросил гость. – Не было у него шрама на лице? – Он провёл от уголка рта к подбородку.
– Нет. Хотя… – Шёлк запнулся. Вообще-то один посетитель сорил у него деньгами. И, кажется, именно такой шрам у него и был. – Пару недель назад сюда приходил один оборванец с торбой, покупал одежду и еду. Очень странно разговаривал, всё нёс какую-то ерунду про большие дела и мелких людей, которые непонятно как оказались на дороге у великих. Вот у него шрам на подбородке.
– Как он был одет? – оживился посетитель. – Не было с ним черноволосого напарника, возможно, раненого, с разбитым лицом?
– Нет, он совершенно точно пришёл один. А одет… в лохмотья какие-то. Кажется, на его камзоле вышиты звёзды или что-то вроде того, там уже не различить, настолько одежда поизносилась. Он купил еды в дорогу и новую одежду и в тот же вечер ушёл.
Гость пожевал губами, достал из сумки свиток, развернул и, сморщив лоб, принялся читать.
– Шрам, коричневая куртка и коричневый плащ, – произнёс он, дочитав. – Ни слова про лохмотья и звёзды. Ничего не понимаю.
– Нет, куртка точно не коричневая, и не куртка это была вовсе. – Шёлк замолчал, чувствуя, как деньги из кошелька незнакомца утекают в карман кому-то другому. – У Негри, кажется, недавно был раненый постоялец, – вспомнил он. – Ушёл около недели назад. Кажется, именно черноволосый.
– Они были не вместе? – задумчиво спросил посетитель, всё так же глядя в пергамент.
– Нет. Тот появился на пару-тройку дней позже моего.
– На пару-тройку дней… А у них имелись с собой чёрные перчатки? Как у могильщиков?
Шёлк вздрогнул и непроизвольно сделал знак, отгоняющий нечисть.
– Вы что, господин, у нас тут могильщиков отродясь не бывало.
– Отродясь не бывало могильщиков? – переспросил посетитель, отрывая, наконец, взгляд от пергамента и всё так же морща лоб. – Ничего не понимаю.
Шёлк закивал. Он тоже ничего не понимал. Вообще ничего. Но очень хотел быть полезен гостю с деньгами.
– Ладно, – выдохнул посетитель, пряча пергамент, – завтра отведёшь меня к своему Негри, попробую со всем разобраться у него. Может, хоть что-то совпадёт с тем, что мне сообщили. Давай уже обед, да поскорее.
На стол упало две серебряные монеты покрупнее. Шёлк сграбастал деньги и улетел в кухню, чтобы поторопить служанок.
Не сказать, что дела пошли в гору. Но странные посетители то пытались угробить его харчевню, то давали ему хоть какую-то надежду продержаться на плаву ещё немного. Оставалось только хвататься за любую возможность прожить день, а что будет завтра – кто знает?
Возможно, даже что-то хорошее.