Лекс не сомневался, что перед ними кукловод этого ужасного места.
Эта женщина.
Её разум удерживал их здесь.
Он ожидал, что она развернётся к ним и признается в этом, но она этого не сделала. Она была слишком занята, собирая маленького мальчика. Ничто не могло помешать её работе, её одержимости и преданности своему ремеслу. Её руки были в постоянном движении, опытные и умелые. Прежде чем зашить туловище, она налила себе в руку из кувшина что-то розовое и живое и засунула внутрь. Затем начала прилаживать конечности на место с тщательным мастерством.
Тогда он понял, что женщина была в комнате не одна. Кукольные люди сидели на складных стульях, словно зрители. Мужчины в костюмах, а женщины в красивых платьях. Их мёртвые белые лица были похожи на резиновые маски, пустые глазницы уставились на старуху. У некоторых были пустые рукава, как будто им не доставало конечностей.
— Это безумие, — пробормотал Крип себе под нос. “Всё это чёртово безумие.”
Его голос прогремел в тишине, где единственные звуки издавали ловкие старушечьи пальцы. Это было похоже на крик в церкви. Эффект был мгновенным: старуха прекратила то, что делала. С ножницами в одной руке и хирургическим ножом в другой, она подняла взгляд своих пурпурно-красных ободранных глазниц. Кукольные люди повернули головы и посмотрели в сторону Крипа.
Один за другим они вставали.
Крип запаниковал и побежал.
Когда кукольные люди двинулись в их сторону, он выскочил в дверь и помчался по коридору. Лексу и Су-Ли ничего не оставалось, как последовать за ним. Попутно Крип открывал каждую дверь и вскрикивал. Из каждого дверного проёма появлялся кукольный человек, протягивая к нему мягкие пухлые руки. Он подбежал к двери в конце коридора, распахнул её и исчез за ней.
Лекс и Су-Ли последовали за ним, избегая протянутых рук. К тому времени, как они добрались до конца коридора и захлопнули дверь за собой, коридор был заполнен ожившими куклами.
"Опять нас загнали", — подумал Лекс, спускаясь вслед за Крипом в подвал. Теперь они загнали нас куда хотели.
24
После безумного побега со свалки, она пришла в себя еле ползущей по тротуару. Не бежала, не шагала, а ползла. Её лицо почернело от копоти, одежда посерела от пепла, она ползла по тротуару, подавленная шоком и последствиями чистого ужаса.
Наконец она остановилась.
Что ты делаешь?
Дело в том, что она не знала. К этому моменту она действительно ничего не понимала. Она очень сильно нуждалась в хорошей дозе реальности, но реальности не существовало в этом месте, и без неё она, казалось, не могла встать на ноги. Буквально.
Ладно. Остановись. Не думай об этом. Не пытайся найти в этом смысл. Для начала хотя бы встань.
Это потребовало некоторых усилий, но она справилась.
Она сняла своё грязное пальто, прислонилась к кирпичному фасаду здания и осмотрела улицу. Она ожидала снова увидеть те же витрины, но не увидела ничего подобного. Вместо этого над фасадами нескольких зданий висел гигантский плакат с надписью: "Добро пожаловать в исторический Стокс". Если это и должно было внушить страх, то имело обратный эффект: она начала хихикать. Хихиканье нарастало внутри неё, пока не превратилось в громкий смех, эхом разносящийся по пустым улицам. Вот это было смешно! Это была грёбаная комедия! Это должно было показать, что у кукловода очень плохое чувство юмора.
"Исторический Стокс", — подумала она. Исторический Стокс. О, это просто смешно!
Когда она наконец успокоилась, то выудила из кармана сигареты и зажигалку и закурила. Грязная, перепачканная пеплом и сажей, она вытащила сигарету и с трудом удержалась, чтобы не рассмеяться.
Затем она увидела микроавтобус, замерший у обочины, и всё быстро стало очень несмешным.
Она проглотила свой страх, чертовски хорошо зная, что она не какая-то съежившаяся фиалка и не собирается становиться ею сейчас. Несколько глубоких вдохов. Секунду или две, чтобы расслабить мышцы. Несколько раз затянулась сигаретой. Порядок. Она не собиралась снова разваливаться на части, как тогда, на свалке. Ни за что, чёрт возьми.
Ты была близка к тому, чтобы измотать Кукловода. А потом ты его потеряла. Что ж, найди его и попробуй ещё раз. Не позволяй управлять собой. Действуй непредсказуемо и иррационально.
Микроавтобус.
Он должен был испугать её, заставить бежать пока не выдохнется. Но нет, она этого не допустит. Кукловод ожидал, что она побежит и спрячется в укромном месте, которое он приготовил специально для неё. И тогда начнётся настоящее веселье.
Рамона в последний раз затянулась сигаретой и бросила её.
Она крадучись двинулась по тротуару, держась в тени, словно стараясь не быть замеченной. В последний момент она попыталась убежать… а потом бросилась через улицу к микроавтобусу, схватила ручку водительской двери и распахнула её.
Сгорбленный человек сидел за рулем.
Сначала её охватил страх, но довольно быстро исчез. Он просто обмяк на сиденье. Казалось, он был безжизненным витринным манекеном, и не более того.
И всё же… она действовала очень осторожно.
Она знала, как быстро они превращаются из инертных в активные.
Здравый смысл подсказывал ей убираться к чёртовой матери, но она проигнорировала его и поступила иррационально. Она схватила сгорбленного мужчину и вытащила из микроавтобуса, бросив на тротуар. Он разлетелся на куски. Она пнула его голову, и та покатилась в водосток.
Она ждала, что он придёт в движение, но этого не произошло.
Она прыгнула за руль и завела машину. Она была поражена, что всё прошло так гладко. Разве мощь Кукловода не распространяется на двигатели внутреннего сгорания? Или она опять попала в ловушку?
Похуй.
В последний раз сирена доносилась с востока, и именно туда она направлялась.
Знаете что, мистер Кукловод? подумала Рамона. Я иду за вашей задницей.
25
Она всё ещё была там.
Она всё ещё ждала его.
Чазз не мог видеть Матерь Пауков. Он не мог её слышать. И всё же он чувствовал её присутствие, чувствовал, как она приближается. Он был похож на уличный фонарь, а она — на мотылька. Она кружила вокруг него, подбираясь всё ближе и ближе, крадучись, скрываясь из виду, готовясь к прыжку.
Теперь он уже не бежал.
Он просто выбился из сил. Но он отказывался оставаться на месте дольше, чем на несколько секунд или даже минут. Каждый раз, когда он останавливался, он осматривался, пытаясь понять, где она может быть. Принюхивался, как ищейка. И каждый раз, когда он это делал, он думал: “Ты не сможешь убежать от неё. Ты не сможешь убежать. Это её город, и она решает, куда ведёт каждая улица.”
Время от времени он почти чувствовал на себе взгляд множества её глаз… если у неё вообще были глаза. От этого он покрылся холодным потом. И, однажды, несколько улиц назад, он был почти уверен, что слышал отдалённый стук огромного сердца. Мысленно он представил не Матерь Пауков, а просто огромное сердце, дряблое и чёрно-красное. Не обязательно её сердце, но, возможно, сердце города, скрытое чёрное бьющееся сердце, которое питало его. Он почти мог видеть канализацию и трубопроводы под землей — вздувшиеся от крови артерии и вены города.
"Ты сходишь с ума", — сказал он себе.
Это было правдой, и он знал это. Давным-давно было время, когда он отверг бы подобные мысли, как любой здравомыслящий человек. Но это время ушло, и реальность вместе с ним.
— Шевелись, — прошептал он себе под нос.