Но это было лишь её разыгравшееся воображение.
Даже сейчас пеплопад медленно прекращался. Она едва слышала, как его частички оседали на крыше микроавтобуса. Она подождала ещё минут десять, пока снаружи не воцарилась мёртвая тишина, зная, что это может означать только одно из двух: либо микроавтобус полностью похоронен, либо пепельная буря наконец закончилась.
Она приоткрыла окно на дюйм, и пепел посыпался внутрь, покрыв её чёрной копотью.
Она открыла окно ещё на несколько дюймов.
Её не похоронили заживо.
Она открыла дверь и шагнула в мир, выкрашенный в чёрный цвет. Пепел доходил ей до икр. Она двигалась сквозь него, отбрасывая облака сажи с каждым шагом, пока удалялась от микроавтобуса в странный, почерневший мир. Это был истинный сожжённый Стокс. Он был похож на пластмассовую игрушку, которую заскучавший ребёнок облил жидкостью для зажигалок и поджёг.
То, что она видела, был город после пожара.
Небо казалось тёмным от копоти, лунный свет проникал сквозь дым и пепел. Кварталы выгорели дотла, от зданий остались одни лишь фундаменты. От некоторых домов не осталось ничего, кроме одной-двух закопченных труб, похожих на лишённые ветвей деревья, чёрные колья, на которых сжигали ведьм. Она видела на улицах остовы сгоревших машин, похожие на высохшие, искорёженные панцири насекомых, которые можно найти на подоконниках заброшенных домов. Из пепла торчали груды тлеющих кирпичей и горящих досок, опрокинувшиеся телефонные столбы и кусты, которые не загорелись, а просто засохли от палящего зноя.
Сплошной хаос.
То, что привлекло её внимание, было похоже на развалины какой-то фабрики на вершине холма, который возвышался над самим городом.
Затем, так же быстро, как и появился, мираж исчез.
Стокс снова был чист и непорочен, не осквернен и не разрушен. Улицы были чистыми, окна сияли лунным светом, а воздух был свежим.
Единственным доказательством того, что вообще что-то произошло, была сама Рамона, чёрная с головы до ног, с волосами, полными пепла. Она вдохнула чистый воздух, не удивляясь тому, как преобразился город.
Она побрела дальше.
Свет.
Она увидела мерцающий синий свет, исходящий с другой стороны улицы. Все телевизоры в витрине магазина работали. Опять же, это было похоже на клише из старого фильма. Она пошла туда, зная, что Кукловод хочет этого. Шесть или семь старых телевизоров показывали одну и ту же программу — чёрно-белый выпуск новостей, изображение было зернистым и нечётким. Ведущий новостей в строгом костюме и галстуке-бабочке, с блестящими от геля волосами, держал в руках кипу бумаг, а на столе перед ним стоял громоздкий хромированный микрофон “Unidyne”.
Картинка изменилась. Теперь телевизоры показывали ужасный пожар, дома и здания, охваченные пламенем, чёрный дым, поднимающийся в небо. Затем картинка снова переключилась на ведущего, комментирующего происходящее. Образ ведущего сменился надписью на экране:
ПРОПАЛИ БЕЗ ВЕСТИ
За этим последовали размытые чёрно-белые фотографии, на которых она разглядела себя и Чазза, Крипа и Даниэль, Лекса и Су-Ли. Образы продолжали повторяться. Кукловод пытался напугать её, и это у него неплохо получалось. Самым тревожным было то, что эти фотографии были сделаны не при жизни, а после смерти. Каждый из них лежал нагишом на столе в морге. Их лица выглядели дряблыми, глаза запавшими.
Рамона отвернулась.
Она злилась, обезумела от ненависти и жажды расплаты. Вдруг завыла сирена, а это означало, что ситуации снова накаляется. Напрягшись, стоя посреди улицы, она ждала этого.
28
Когда раздалась сирена, Одноногая Леди проснулась… по крайней мере, она снова была жива. Чазз видел, как это произошло. Это было похоже на какой-то трёхмерный галлюцинаторный спецэффект, только это была не фантазия, это было реально.
Неужели это происходит на самом деле? Неужели я действительно вижу это дерьмо?
Сначала Одноногая Леди лежала как сломанная марионетка в груде тряпья, конечности раскинуты в стороны, голова свешивалась набок, пальцы растопырены, рот открыт, как будто в ожидании, что в нём совьёт гнездо воробей.
А потом… начали происходить разные вещи. С грохотом, похожим на шуршание палочек и шариков в коробке, Одноногая Леди встала. Она стояла сгорбившись, со скрюченным, как у старой леди, позвоночником, свесив голову на плечо. Она балансировала на одной ноге, её деревянная нога слегка покачивалась, как будто могла отвалиться в любую секунду. Жизненная сила заполняла её, превращая то, что несколько мгновений назад выглядело как деревянная кукла, во что-то живое и, возможно, органическое. Она наполнялась жизнью, как воздушный шарик воздухом.
Голос в его голове сказал: "Беги, пока не лишился рассудка полностью".
Но он не побежал.
На самом деле он вообще ничего не сделал. Он просто смотрел на неё, чувствуя себя совершенно беспомощным. Одноногая Леди не делала никаких угрожающих движений, и он не мог отвести от неё глаз. Она смотрела на него, хотя у неё не было глаз, а он смотрел на неё. Он чувствовал себя добычей. Однажды, на уроке биологии, он видел, как мистер Берри бросил мышь в клетку любимой крысиной змеи по имени Герман. Поначалу мышь была очень рада тому, что выбралась из тесной картонной коробки, в которой её принесли из зоомагазина. Она прыгала и резвилась от неожиданной свободы… потом она увидела Германа. Она вжалась в угол клетки, дрожа от чистого ужаса, когда Герман медленно, неумолимо двинулся в её направлении.
Чазз чувствовал себя точно так же, как та мышь.
Может быть, у Одноногой Леди и не было глаз как таковых, но в дырах её лица было что-то живое, и оно уставилось прямо на него. Она смотрела на него, как Герман на мышь, готовясь нанести удар.
Чазз знал, что должен что-то предпринять.
По крайней мере, встать с задницы и использовать свою врождённую силу и скорость. Но он не сделал этого или чего-то ещё, потому что был выжат как лимон. Он чувствовал себя как одна из тех грязных тряпок, которые его мачеха вешала на верёвку после того, как хорошенько вычистит пол в кухне. Он был вялым, промокшим и неспособным к действию.
Одноногая Леди просто стояла. Она была одета в какой-то заплесневелый халат или сорочку, потрепанную чёрную тряпку, больше напоминающую вороньи перья.
— Хорошие мальчики будут вознаграждены, — сказала она, её голос эхом отдавался в его голове. — Плохие мальчики будут наказаны.
Она сделала несколько шагов в его сторону, потом ещё несколько. "Тук-тук, тук-тук, тук-тук", — постукивал её колышек. Она шагнула прямо в лунный свет, и он по-настоящему рассмотрел её лицо, глубокие морщины, разрезы и швы, обесцвеченные десны и жёлтые зубы-иголки, губы, похожие на сухую луковую шелуху. Он знал, что это не ткань, а какой-то материал вроде мешковины, тонко сотканный, но живой. Плоть отслаивалась, распадалась на части, нити и ленты свисали вниз, как пряди волос. Из одного шва тянулась дорожка засохшей крови.
Ты хочешь увидеть своих друзей? — раздался голос Одноногой Леди в его голове, зная, что именно этого он хочет больше всего. — Да? Ну, есть только один способ найти их, и это я. Я могу отвести тебя к ним. Всё, что тебе нужно сделать, это взять меня за руку, и я уведу тебя от страха к свету. Я познакомлю тебя с той, кто создаёт и разрушает, той, кто вознаграждает тех, кто не убегает, как испуганные маленькие мальчики. Просто возьми меня за руку.…
Его собственный голос в голове сказал ему, что, либо он придёт в себя и придёт очень быстро, либо возьмёт её за руку и погрузился глубже в трясину этого кошмара, пока лёгкие не наполнятся чёрным илом, а сердце чёрным ужасом, и он не утонет, как кирпич. Это был решающий момент.
Одноногая Леди протянула ему руку ладонью вверх. Он мог видеть металлические стержни или кости, выпирающие под кожей.
Он встал.
Он знал, что будет делать.
Он собирался отбросить этот грёбаный манекен и убраться отсюда к чёртовой матери. Таково было его намерение. Поэтому он сильно удивился, когда протянул руку и сжал её резиновую ладонь, почувствовав, как её извивающиеся пальцы обвили его кисть, как щупальца, которые никогда не отпустят.
Он закричал в последнем приступе отчаяния.
Но было уже слишком поздно.
Слишком поздно.
29
Кукольные люди приближались.
Не один или два, а целые толпы, притягиваемые со всех сторон, как металлические опилки к магниту. И этим магнитом был их дом. Су-Ли, Крип и Лекс смотрели, как они приближаются, ковыляя, шатаясь и еле плетясь, но никогда не сворачивая с намеченного пути.
"Мы утонем в них", — подумал Крип. Их так много, что мы будем похоронены в них заживо.