Это была голова.
Не человеческая голова, а кукольная… и всё же она была очень похожа на человеческую. Рамона вскрикнула и начала стряхивать с себя ошмётки. Боже, как же отвратительно. Это были не осколки древесины или пластика; это была плоть и кровь, хоть и сама мысль об этом была невозможна.
Бум, бум.
Теперь упало кое-что другое. Рука. Рука манекена. Она приземлилась в трёх футах от Рамоны и поползла в её сторону. Упала ещё одна рука, потом ещё одна. Чья-то нога опустилась и застучала по тротуару. Затем рука, другая голова — на этот раз пустая, катящаяся, как мячик, в её сторону.
Шёл дождь из кукольных частей.
Ещё одна голова упала рядом с ней. Женская голова с грязными светлыми волосами. Она чуть не задела Рамону. Она катилась по тротуару, кровь с булькающим звуком вырывалась из её рта.
Но это невозможно, сказал голос в голове Рамоны. Это всего лишь голова манекена, а манекены не кровоточат, они неживые и не могут кровоточить, потому что они не живые, не живые, не живые…
Но оно было живым.
Забрызганное кровью лицо дёргалось, рот пытался произнести её имя, и она знала это.
Части кукол теперь падали повсюду. Некоторые из них разбивались при ударе, но большинство остались целыми. Рамона стояла, слушая, как они падают вокруг неё, не зная, что делать. Она должна выбраться отсюда, но в каком направлении ей бежать? Чем дольше она колебалась — весь этот дождь частей тела продолжался меньше минуты — тем больше конечностей и голов скапливалось вокруг. Лишь там, где она стояла, ничего не падало, но вскоре она будет поймана в ловушку на своём маленьком островке в океане живых частей тела.
Головы выкрикивали её имя. Ноги прыгали в её направлении, руки ползли, а кисти двигались, как пауки-альбиносы.
В нескольких футах от неё упала женская голова и покатилась в её сторону. У неё были выпученные белые глаза и взъерошенные рыжие локоны, челюсти открывались и закрывались.
— РАМОНА, — взвизгнула она. — РАМОНА! РАМОНА! РАМОНА! РАМОНА!
Рамона закричала, не в силах больше сохранять спокойствие, когда ещё больше голов покатилось к ней, выкрикивая её имя. Что-то ударилось о её плечо и вцепилось в него. Кукольная кисть, горячая и дряблая. Её пальцы вонзались в плоть, когда она поползла к горлу. Рамона сорвала её и отбросила. На неё свалилось ещё что-то. Маленькие существа, которые извивались в её волосах, как черви. Снова закричав, она вырывала их вместе с прядями волос. Это были пальцы. Они ползали по её голове, один из них скользнул по шее и пополз вниз по спине.
Она извивалась, вырывая пальцы из волос и отшвырнув один из них, который пытался влезть ей в рот. Она боролась, визжа от ощущения как другой палец прокладывал себе путь в ложбинку между её грудями, а тот, что шёл вдоль спины, добрался до её узких джинсов. Опустившись на колени, забыв обо всём остальном, она расстегнула молнию на джинсах и стянула их, схватив палец, который пытался попасть в её прямую кишку.
Части тела набросились на неё.
Одна кисть схватила её за запястье, другая скользнула вверх по бедру. Ещё несколько пальцев погрузились в её волосы. Один из них протиснулся между её губ, и она прикусила его, превратив в мерзкую кашицу. Задыхаясь от тошноты, она выплюнула остатки.
На раздумья не оставалось времени.
Части тела окружали её, и не оставалось времени ни на что, кроме побега. Переполненная абсолютным ужасом, она вырывалась на свободу, сбивая всё со своего пути и пнув в сторону голову, которая выкатилась из тени. Она вырвала ещё несколько пальцев и бросилась в первую попавшуюся дверь, ведущую в магазин часов. Дверь была открыта, как она и предполагала, потому что в Стоксе никто не запирал свои двери, как в старые добрые времена 1960 года.
Когда она вошла в дверь магазина, кисть сжала её горло. Рамона упала на колени, ломая кукольные пальцы, и наконец оторвала кисть, которая была скользкой от какого-то тёплого выделения, похожего на пот.
Но это не может быть пот, ты же знаешь, что она, чёрт возьми, не может потеть, она никак не может потеть…
Рамона бросила кисть на пол и топтала её до тех пор, пока та не развалилась. Её глаза вылезли из орбит, зубы сжались, а кровь закипела от паники.
Он перестала двигаться.
Она вцепилась в стеклянный прилавок, заставленный часами, пытаясь отдышаться, удержаться от того, чтобы не сойти с ума.
Тук-тук-тук.
Онемев от ужаса, она оглянулась и почувствовала, как у неё подкашиваются колени. Кукольные лица. Вот что она увидела. Десятки сияющих белых кукольных лиц ударялись в зеркальные стекла окон, прижимаясь ртами к стеклу, как улитки, цепляющиеся за стенки аквариума.
Они толпились у окон, все с сосущими ртами миноги и дикими глазами, красными, как спелые вишни. Уставившись внутрь, обводя пространство магазина похотливым, дьявольским взглядом, они наблюдали за ней. Глаза смотрели на неё, как огни кораблей-призраков, надвигающихся из тумана.
Лиц было так много, что они полностью закрывали окна, рты сосали стекло с отвратительными, слюнявыми звуками младенцев. Все они были продолговатыми и искаженными, сделанными из какой-то белой волнистой ткани, которая не могла удержать свою форму. Они раздувались и сдувались, вечно меняясь и мутируя, как изображения в комнате кривых зеркал.
Рамона подавила безумное желание захихикать и, спотыкаясь, прошла в какую-то мастерскую. С головокружением, почти в шоке, она упала на пол и лежала там, дрожа. Горячий пот катился по её лицу, зубы стучали. Это было уже слишком. Она сходила с ума и радовалась этому. Не было смысла бороться; лучше просто смириться и тихо сойти с ума.
Всё ещё почерневшая от копоти, липкая от пота и пепла, с расстегнутыми штанами и без пальто, с разорванной рубашкой, с болью в голове от вырванных волос, она закрыла глаза.
Нет, Рамона, не засыпай. Ты не можешь сейчас заснуть.
Но было уже слишком поздно. Усталость и травмы опустошили её, и она почувствовала, как её разум погружается во тьму. Через несколько секунд после того, как она предостерегла себя от этого, она уже спала.
31
Как только они вошли в дом, Су-Ли закричала. Она чувствовала слабость и головокружение, полностью подавленная иррациональным ужасом. Она прислонилась к стене, бледная и дрожащая с головы до ног.
Она позвала Лекса, но его нигде не было видно.
Она чертовски хорошо знала, что арка, ведущая в гостиную, должна была быть прямо перед ней, но её там не было. И, что ещё хуже, Лекса тоже. Там, где он стоял, была стена, как будто она находилась в каком-то карнавальном доме с привидениями, с раздвижными дверями и потайными ходами.
— ЛЕКС! — крикнула она. — ЛЕКС!
Но ответа не было, только её голос возвращался к ней из дюжины разных мест, отдаваясь эхом, но не теряя своей громкости. Это было физически невозможно, но продолжалось до тех пор, пока ей не пришлось закрыть уши руками.
Когда эхо умолкло, она снова смогла думать логически. То, что она видела, было своего рода физической иллюзией, как в закусочной. Лекс, вероятно, был где-то поблизости. Сделав глубокий вдох, Су-Ли вытянула руку в направлении, где видела его последний раз и коснулась какой-то куклы. Что-то похожее на влажный мохнатый рот прикусило её палец.
Ты испугана, твой страх питает Кукловода энергией. Просто постарайся успокоиться.
Она попыталась, но безрезультатно. Она не могла побороть жгуче-белый ужас, который волнами пробегал по её телу. Чтобы победить его, ей придётся убедить себя, что стены не заставлены людьми-манекенами, а значит, ей следует прикоснуться к ним, пройти сквозь них и добраться до Лекса.
Невозможно.
Совершенно невозможно.
Она попробовала ещё раз и чуть не подавилась собственным страхом. Он заполнил её горло, как тёплая рвота. Нет, нельзя было думать о чём-то большом, таком всемогущем, таком поразительно реальном. Встретиться с ним лицом к лицу было выше её понимания. Ей нужно было двигаться. Дрожа, она поплелась по коридору, позволяя ему увести себя прочь, надеясь, что движение и расстояние каким-то образом истощат эту мрачную иллюзию, пока реальность не вернётся. Коридор, казалось, поворачивал влево и вправо, назад и вперёд, медленно сужаясь, пока её не охватила клаустрофобия.
Впереди был свет… тусклый, мутно-жёлтый, но всё равно свет.
Она шла к нему, двигаясь теперь быстрее, и когда добралась до него, ей пришлось прижать кулак ко рту, чтобы не закричать снова. Свет исходил от кукольных людей, которые выстроились вдоль стен в каком-то средневековом видении ада. Каждая пара глаз светилась, как рождественские лампочки, и, как поняла Су-Ли, причина тому была в том, чтобы она поняла, насколько была слабой и незначительной по сравнению с ними.
Их рты были широко раскрыты, как будто они кричали… кричали от осознания того, кем были. Её уши не слышали крики, но в её сознании они были пронзительными и истеричными.
Она ковыляла дальше, задыхаясь, её голова была наполнена криками мёртвых, проклятых и безумных, её глаза бешено вращались в глазницах, рассматривая кричащие лица и сюрреалистическую, пугающую архитектуру их тел: безвольные конечности и скелетообразные тела, раскрытые, чтобы показать сложные механические внутренности и металлический каркас.
Что-то внутри Су-Ли разрывалось между смехом и криком от того, что она видела, от всех этих злобных, насмешливых, глазеющих кукольных лиц, которые смотрели со всех сторон. Так много, очень много. Глядя на них, она чувствовала, как её сердце превращается в осушенное болото, в котором не осталось ничего, кроме чёрной грязи и гниющего органического мусора. Мысленно она видела, как её душа покидает тело, подобно тысяче мерцающих светлячков, вылетающих изо рта.