— Слезь с меня, — сказал он. — Отвали от меня, мать твою!
Её ноги обхватили его бёдра как ножницы, и она не отпускала его. Её волосы уже начали седеть, собираясь в пучок на голове, как увядший куст. Её лицо было покрыто трещинами, кожа шелушилась, как старые обои, отваливаясь и открывая сморщенное лицо, похожее на мягкую гнилую сливу. Её дыхание пахло гниющими фруктами и испорченным сидром. Его возлюбленная из сновидений выглядела как старуха, пролежавшая три месяца в могиле. Её волосы кишели термитами, которые впивались в кожу головы, как в кору мёртвого дерева. Они ползали по её лицу и исчезали в глазницах.
— Я же говорила, что сломалась, — сказала она. — Теперь ты тоже будешь сломан.…
Крип вскрикнул и начал бороться с тварью. Он не знал была это реальность или подобие реальности, но он знал наверняка, что она сделает ужасные, невыразимые вещи с ним, если он не остановит её сейчас. Когда насекомые полетели ему в лицо, а её дыхание превратилось в гнилостное зловоние, он схватил её руки и попытался сбросить с себя. Одна рука была из материала очень похожего на плоть, которая крошилась под его пальцами, а другая была не более чем металлическим каркасом. Пальцы, сжимавшие его горло, были не пальцами, а когтями дикого зверя.
Крепко прижавшись к нему, её потрескавшееся кукольное личико приблизилось к его собственному. И хотя её лицо больше походило на плохо анимированную маску, розовый язык, который извивался между губами куклы в поисках его собственного, был очень даже живым.
37
Когда Чазз вырвался из хватки Одноногой Леди, он знал, что заплатит за это. Он знал, что ему не позволят просто сбежать. Он побежал прочь от неё, набирая скорость, и тут что-то ударило его в спину. Оно врезалось в него с силой тарана, отбросив на шесть футов.
Потом он услышал, как она идёт за ним.
Она шла по тротуару небрежной походкой старой женщины, которая никуда не спешит и знает, что в конце концов доберётся туда, куда идёт.
"Тук-тук, тук-тук, тук-тук", — стучал её колышек, когда она приближалась к нему. Он просто лежал, онемевший и бесчувственный, его конечности покалывало.
— Что я тебе сказала о плохих мальчиках? — раздался её голос у него в голове. Что я тебе сказала?
Она постучала колышком по тротуару, чтобы подчеркнуть это. Хотя его мозг был наполовину погружен в сон, он очень хорошо помнил, что она сказала. Хорошие мальчики будут вознаграждены. Плохие мальчики будут наказаны. Да, именно это она и сказала, и теперь собиралась наказать его.
Чазз знал, что должен двигаться, должен мотивировать себя (как однажды сказал тренер), иначе всё будет кончено. Помощь не придёт. Некому было спасать его задницу, кроме него самого. Но он должен был хотеть этого, и если он хотел этого достаточно сильно, он мог достичь этого. Десятки ободряющих речей эхом отдавались в его голове, и он заставил себя встать на четвереньки. Это был первый шаг. Потом он встанет на ноги и тогда… и тогда…
Оуууууу… Господи.
Одноногая Леди пнула его. Она пнула его своим колышком прямо между ног, хорошенько стукнув по шарам. Чазз стиснул зубы и снова упал. Вот сука! Грязная грёбаная сука! Боль, как всегда, прочистила ему мозги, и гнев затмил страх и нерешительность. Он откатился в сторону, прежде чем она успела пнуть его снова.
ПЛОХОЙ МАЛЬЧИК! — завизжала она у него в голове. ПЛОХОЙ, ПЛОХОЙ МАЛЬЧИК! ТЫ БУДЕШЬ НАКАЗАН! ТЫ БУДЕШЬ КАСТРИРОВАН! Я ОТОРВУ ТВОИ МАЛЕНЬКИЕ ЯЙЦА ЗУБАМИ И ПЛЮНУ ТЕБЕ В ЛИЦО! ТЫ МЕНЯ СЛЫШИШЬ?
Чазз прекрасно её расслышал.
Он вскочил на ноги и, когда она протянула к нему руку, похожую на чешуйчатую иссохшую птичью лапу, ударил её кулаком прямо в лицо. Но Одноногая Леди не упала. Её голова откинулась назад, и на одно безумное мгновение он подумал, что она отпружинится прямо в него, но этого не произошло. Её лицо смотрело прямо на Луну, затем раздался скрип и треск, как от ломающихся сухих веток, и её голова вернулась на место. Пустые глазницы уставились на него. Несколько швов разошлись на её обвисшем лице, и кровь, чёрная, как сырая нефть, стекала по щекам.
Ты ударил Учителя! — кричала она у него в голове. Я отведу тебя к Директору, создателю и разрушителю! Ты падёшь прямо к Её ногам!
Чазз отступил назад, чтобы она не смогла схватить его, потому что он знал, что если она сделает это, то никогда больше не отпустит его. Она стояла и смотрела на него. Её серые губы разошлись и сморщились, обнажив потрескавшиеся розовые дёсны и кривые жёлтые зубы. Она облизала их пятнистым языком.
Теперь твоя рука, мальчик! Дай Учителю свою руку!
Чазз, обезумев от всего этого, снова бросился на неё. Как только он попытался врезать ей, что-то, словно горячая волна силы, ударило его в лицо с такой силой, что он услышал, как хрящ в его носу треснул, как грецкий орех, и он упал на землю, кровь сочилась из его сломанного носа.
Так начинается наказание, сообщила ему Одноногая Леди. Когда всё закончится ты будешь плохим маленьким мальчиком без яиц и костей, распростёртым ниц перед Той, кто создаёт и разрушает!
Прежде чем он успел что-то сделать, кроме как застонать от боли в носу, она схватила его за волосы чешуйчатой лапой и потащила по тротуару. Её колышек стучал тук-тук, тук-тук, тук-тук, пока она тащила его на восток, где с ним разберутся.
Неважно, сколько он боролся, её рука не отпускала его. Всё, что он получал от неё — гортанное рычание и резкий рывок, который чуть не вырвал ему волосы с корнями. Он попытался вырваться, но её рука была мягкой и склизкой, как от вазелина.
— Пожалуйста, — выдохнул он. — Пожалуйста… отпусти меня.
Но она продолжала тащить его. Да, плохие маленькие мальчики в конце концов всегда просят пощадить их. Но прибереги свои мольбы и голос до того момента, когда начнётся настоящая боль, ты, жалкий маленький говнюк!
Обмякшего и всхлипывающего Чазза тянули к его судьбе.
38
Несмотря на то, что приближалось к ней, Су-Ли не закричала, потому что у неё не было голоса. Крик был внутри неё, эхом отдаваясь в черепе, но она не могла позволить ему вырваться наружу. Её горло было стянуто, губы плотно сжаты, челюсти сомкнуты. Она умрёт молча, в страшной агонии. Всё, что произошло раньше, было лишь прелюдией к этому ужасному моменту.
Отступая от существа с ободранным лицом, она была почти уверена, что видела его где-то раньше. Разве это не призрак из её детских кошмаров? Мрачная фигура, крадущаяся по угольно-чёрным закоулкам её подсознания? Может быть, и нет. Единственное, в чём она могла быть уверена, это то, что оно не было живым в общем смысле этого слова — это был зомби-каркас, сплав нескольких живых манекенов.
В её голове было слишком много мыслей и эмоций, все они обострились из-за страха, лишая её возможности думать связно. Существо, казалось, знало об этом, питалось её ужасом. Она практически слышала глухой биение его сердца. Оно остановилось футах в четырёх от неё, уставившись на неё глазами, которые были не глазами, а глубокими чёрными впадинами.
— Это ты, куколка? — сказало оно, и вот тогда она закричала.
Тварь представляла собой неуклюжую тушу, вся раздутая, бугристая и обезображенная, с костлявыми конечностями, торчащими под прямым углом от тела, с негнущимися растопыренными пальцами. Лицо представляло собой сдувшийся, похожий на маску, мяч, гротескный паззл, который стягивался грубыми швами толстой бечёвки, создающими выпуклые карманы гнилой ткани.
Понимая, что вызывает отвращение у неё, оно ухмыльнулось кривым ртом, отчего у неё подкосились колени. У него не было губ, только рваная дыра, как будто оно грызло свой собственный рот от голода. Его серые заострённые зубы были способны и на большее.
Су-Ли не успела увернуться от него. Оно потянулось к ней и ухватилось за её руку лапой, похожей на бейсбольную перчатку, пальцы больно впились ей в кожу. Существо что-то шептало ей, но в состоянии крайнего ужаса она не смогла разобрать ни искажённых слов, ни скрипучего кукольного голоса, который их произносил.
Оно заговорило снова, и на сей раз она ясно расслышала его слова: “Ты будешь моей прекрасной невестой, куколка. И на нашем брачном ложе я познаю тебя.”
Его намерения были очевидны.
Су-Ли вскрикнула, споткнулась и ударилась задницей об пол. Она поползла прочь, поднимаясь на ноги, а человек-пугало подбирался всё ближе и ближе.
Оно ухмылялось… если эту кривую, мёртвенно-бледную гримасу действительно можно было так назвать. Свободные концы бечёвки свисали с его лица, которое вблизи было жёлто-серым, потрескавшимся, как сухая глина. Оно было в постоянном движении, как будто внутри было что-то, что очень хотело выбраться наружу.
Пугало снова схватило её с невероятной скоростью.
На этот раз она отреагировала мгновенно, отдирая его пальцы от своей руки. Они были сильны, их хватка была железной… и всё же они были ужасно дряблыми. Ей удалось вырваться, и один из них лопнул горячей струей слизи, как раздутая гусеница. Вскрикнув от отвращения, она отвернулась и почувствовала, как пугало лапает её. Повинуясь инстинкту, она вцепилась в него ногтями, попав прямо в лицо. Её мизинец зацепился за петлю бечевки, и она услышала, как та выдернулась со звуком, похожим на то, как продевают нитку в петлицу. Оно издало крик, который был наполовину мучительным, наполовину яростным.
Прежде чем она успела убежать, одна из его рук схватила её за волосы и потащила назад. С небольшим усилием оно развернуло её и швырнуло прямо на кровать. Её голова ударилась об один из прикроватных столбиков. Она пришла в себя, но не сразу. Поднявшись на ноги, ошеломлённая и вялая, она снова попыталась вцепиться ногтями ему в лицо, но промахнулась.
Ради бога, беги! Если оно поймает тебя, то изнасилует!
Где-то в глубине её разума голос, который не принадлежал ей, хихикнул при одной мысли об этом. Манекен, насилующий женщину? Похотливая кукла? Да, разум, конечно, был ошеломлён, и в этом не было никакого смысла, но она не сомневалась, что оно попытается это сделать, и если ему это удастся, она сойдет с ума. Не было никакой альтернативы. Она просто сойдет с ума.
Оно снова схватило её и било головой о спинку кровати, пока она не обмякла. Она чувствовала, как пальцы, похожие на крючки, царапают её спину, разрывая рубашку и царапая позвоночник. Боль была невыносимой, но когда она попыталась сопротивляться, оно снова ударило её лицом о столбик кровати.
Когда она пришла в себя, то обнаружила, что лежит на кровати, а оно наваливается на неё сверху. Его лицо было сильно изуродовано, вся левая сторона обвисла, как мокрый бумажный пакет. Она чувствовала вонь его дыхания, когда оно чуть не задыхалось от возбуждения. Всё его лицо раздувалось и сдувалось, когда оно дышало, воздух выходил через многочисленные швы.
Она закричала и отшвырнула его, соскользнув с кровати и ударившись коленями об пол. У нее болела голова, и всё лицо было в крови. Но по-настоящему пугало то, что она была обнажена. Оно аккуратно раздело её, и теперь она ползала по полу, едва не сходя с ума.
Свет погас.