— Они думали, что Плутон мертва, — говорит Наас, когда мы выходим из подвала. Ведет Айяку за руку, будто стоит отпустить — и девушка останется стоять среди рябых от помета полок. Редкие воробьи перепархивают под крышей, а лунный свет остыл до обычной холодности: далекий пожар потух.
Ежусь после подвальной мерзлоты, растираю предплечья и бедра. Оживившийся Янни мелькает за стеллажами. Вот вертит статуэтку, бережно ставит на место: точно в незапыленный прямоугольник. Вот, зажмурившись, нюхает ароматическую свечку. Через секунду вихрастая макушка уже выныривает впереди, в отделе ковриков. Шлепают о плитку упавшие рулоны.
— Ой, — подходим и ждем, пока он бережно раскладывает их обратно.
— С чего вдруг? — смотрю в спины двоим магам у входа. Нам придется им поверить. Или убить.
— Не знаю. Эйса говорит, им просто сказали: тварь больше не проблема. Забудьте о ней.
— Странно.
— Да.
— Плохо.
— Возможно.
— Им можно верить?
Наас прослеживает мой взгляд:
— Я не знаю. Я бы сказал, да, но…
— Я верила Кану, — невыразительно говорит Айяка. — Ему тоже было, что терять.
— Да, — Наас сжимает ее безвольную ладонь. Я отворачиваюсь. Рики прав: мне не понять, я тут лишняя. Но я должна знать:
— Люди внизу. Кто они?
Янни рисует на пыльном зеркале в витой золотой раме. Подойдя ближе, разбираю: заклинание.
— С его братом ты познакомилась. Мария Хектор, второй блок. Пустой. Раньше был в администрации, потом перешел. Оба живут при лабораториях. Мария присматривает за Янни. Того накрыло после первого же ритуала. Иногда попускает, но… — Янни закончил узор и растерянно озирается в поисках новой поверхности для творчества. Порывшись в карманах, протягиваю ему мелок:
— Спасибо, — серьезно кивает и почти падает на колени, принимается за следующую формулу. В полумраке магазина мальчишке приходится склониться к самому полу, чтобы видеть белесые линии. Отхожу прочь: от него тонко пахнет рвотой и разложением. Точно так дышал знак из мертвых тварей в Университете. — Девушка — Сано Тхеви.
— Ты назвал ее Свидетелем.
Выпуская свет из коридора, хрипит дверь нашей квартиры. Эйсандей кричит из прихожей:
— Пойдемте!
— Сейчас! — отвечаю я. Парень скрывается в кухне.
— Она может видеть прошлое через предметы. Есть особые чары, но мало кто способен использовать их. В Университете таких трое. Второй — Советник Уэйр, слишком старый для приключений. Третий, наоборот, новичок, только нашли. Ни черта пока не умеет. Сано должна была разобраться в законах Отрезка и отследить связи с нашим миром. Понять, как твари попадают сюда, — Наас на секунду замолкает. Стискивает зубы, вздергивает подбородок. Под потолком зажигаются крохотные огоньки. Янни хмурится и выкручивает рукава куртки, но потом по-совиному смаргивает и возвращается к прерванному занятию. Теперь заклинание споро растет под его руками.
Шепчу:
— А как твари попадают в Отрезок? — глупо, но я понятия не имею.
Покосившись на увлеченного работой мальчишку, Наас притягивает к себе, обдает жарким дыханием ухо:
— Переходят из мест, тени которых есть здесь. Осевых, или их еще называют местами силы. Твари чувствуют, где ось пробивает реальности, и используют ее как портал. По основной оси, наверное, и человек пройти может. Той, что завязана на фонтан.
Отстранившись, продолжает:
— …Сойта Роэна взяли в качестве телохранителя: тоже пустой, но отлично владеет оружием. Бывший полицейский. Выбился в искатели, а туда пустых обычно не берут. Понимаешь, насколько он хорош? Опасней многих магов.
— Но он один. Если бы Рики отправил сигнал, что задание провалено, вместо искателя и пустых прислали бы целый отряд охотников, — отмирает девушка.
— Знаю. Прости, — говорю я. — Но Рики лучше пока остаться в подвале.
— Он близок к Максимилиану. А тот — представитель Совета, — озвучивает Наас. — Рики при нем чертову вечность, а почему? Должность, допустим, немудреная, но открывает доступ к секретной информации. И кто ее занимает? Какой-то пустой сопляк! Ему сколько, четырнадцать? Должна быть причина такому доверию со стороны Макса. Я ее не вижу.
— Ему шестнадцать…
— …и это все меняет.
— Заткнись! — вспыхивает Айяка. — Если Рики не захотел говорить, то и я не буду! Я тоже умею хранить секреты!
Янни натягивает капюшон куртки. Наас скрещивает руки на груди:
— О, вроде ты злишься из-за Рики! Скорее, что Тони не рассказал тебе о своем прошлом. Я видел твое лицо, когда Зарин спросила про татуировки, а я ответил. Но мы-то тут при чем? На Тони злись.
— А я и злюсь! Только ему я уже ничего не могу… — она всхлипывает, закрывая лицо. Выталкивает между рыданиями:
— Ничего… я даже не… сказала…
Рыжеволосый маг обнимает девушку:
— Извини.
— Я знаю заклинание, которое возвращает мертвых, — сообщает Янни разбитому вазону. Наас, гладя Айины спутанные волосы, мягко отвечает:
— Мы все его знаем. Но сейчас не время.
— Нет, давай сейчас, — задыхается девушка. — Мы можем умереть. Когда, если не сейчас?
— Я нарисую! — маг огня широко улыбается. Вскакивает и спешит на середину главного прохода. — Вот здесь! Здесь!
— Да. Молодец, — Наас вытирает покрасневший нос.
Мальчишка чертит формулу резкими, отточенными движениями техника. Почти нежно замыкает скелет и осторожно оплетает мышцами.
— Ты… ты знал его лучше всех. Выбери ты, — шепчет Айя.
— Готово, — Янни, пятится от знака, вспугнув сквозняком огоньки. Очень по- детски прячется за стендом, выглядывает из-за частокола садовых лопаток.
— Ты уверена?
— Да.
Наас опускается на корточки.
— Мы так прощаемся, — Айяка перехватывает мой взгляд. У нее дрожат губы. — Обычно перед тем, как повесить фотографию, но…
— Вернемся и повесим, — Наас смотрит через плечо. — Обещаю.
Отворачивается и замирает, прижав кулак к точке разрыва. Свет мигает и меркнет — словно ветер задул. Я подхожу и беру Айю за руку.
— Не знаю, почему, но я часто вспоминаю этот день. Ничего особенного, но именно он ассоциируется у меня с Тони.
Я все еще чувствую сухой запах птичьего помета и слышу крылья собирающейся на ночлег стаи, но вдруг в лицо бьет ароматом дождя. Хвои. Соли. Стены распадаются на стволы, возносящие к белому небу серебристо-зеленые игольчатые шапки. Вдалеке шумит море, а под ногами комкается серый влажный песок. Прохладный ветер забирается под одежду. Оглянувшись, вместо желтого прямоугольника двери нахожу покрытую стальной рябью поверхность озера.
— Я думал, что никогда сюда не вернусь, — говорит Тони. Стоит по колено в воде, подкатанные джинсы намокли от набегающих волн, светлая футболка вздувается на спине, на животе — когда парень поворачивается. Выглядит непривычно открытым: наголо обритый и без оплетающих левую руку острых граней. Черной линии тоже нет, вместо нее — кляксы кровоподтеков. Тони криво улыбается:
— Точно не чистым.
— Знаю. Я тоже, если честно, — мой-Нааса голос звучит смущенно. — Извини.
— Нет. Все в порядке, — зеленые глаза несут след отгремевшей бури. — Я не дурак, и понимаю. Я ведь столько раз обманывал. И тебя тоже, — нервно смеется. — Может, еще буду.
— Не говори так.
— Я серьезно. Ты не должен верить мне. Но ты поверил в меня. Это разные вещи. И второе — причина, из-за которой я сейчас здесь. Спасибо.
— Не только я в тебя верил.
— Неправда, — качает головой, улыбается. — Иди сюда.
— В воду?
— Давай.
— Холодно. Не хочу.
— В тебе достаточно огня, чтобы не мерзнуть и не ныть по пустякам, — Тони лукаво щурится.
— Я маг воздуха.
— И воды. И земли. Их нельзя разделять.
— Но они не особенно смешиваются.
— Идиот. Они едины. Ты постоянно забываешь. Разувайся.
— … ненавижу тебя.
Странно одновременно ощущать мокрый песок между пальцами, тугой холод прибоя — и твердый пол под подошвами ботинок.
— И что? — а теперь еще тепло его тела. — Лучше бы тебе сказать что-то реально стоящее, — стучит моими зубами Наас.
Тони смотрит на далекий, поросший лесом берег за колкими волнами:
— Красиво, правда?
— Я убью тебя.
Парень рядом смеется. Ветер прокатывается в соснах. Вода перестает казаться ледяной. И я соглашаюсь с Наасом:
— Красиво.
***
— Как долго нам еще ждать? — сын Хайме растянулся на горячем шифере. Дым от его сигареты поднимается вертикально в прозрачное небо. — Тварь могла погибнуть, вы же в курсе.
— Зарин бы заметила, — Наас, размахнувшись, запускает камешком в окно Айиного магазина через дорогу. Пыльное стекло вздрагивает. Несколько потревоженных птичек перелетает вглубь зала.
— Ты уверен? — Хикан сидит на самом краю и болтает ногами. Парень избавился от кителя и отдал одну перчатку Наасу. Поморщившись, сгибает и разгибает затянутую черным руку. Бурчит:
— Дебильная ткань.
— Это кожа, — Эйса тоже без верха, в брюках и белой майке. — Пропитана слезами василиска, чтобы отражать насланный морок. Срезает добрую половину влияния сущностей. Незаменима в охоте.
— Бесполезна в Отрезке, — отсекает Хикан. — Сущностей здесь нет.
— От тварей добавили прошивку металлом.
— Ага. В форме я едва мог шевелиться. У нас в администрации все сплошь гении. Почему миссию не планировали искатели?
— Так некому. Эрлах, Олаф и Смуглянка всех забрали на ежегодичный тест. В блоке сейчас только пара увечных.
— У вас же тест всегда весной? И этой был.
— Да, но Эрлах приказал провести внеочередной. Сразу, как Гофолия затребовал Сано и Сойта Роэна для миссии в Отрезке. Мне кажется, Дани не хотел, чтобы еще кто-нибудь из наших попал под раздачу.
— А ты? — щурится желтоглазый. — Чего не свалил от греха подальше?
— У меня… не было вариантов.
— Рамон, — понимающе кивает Наас.
Я подкатываю рукава рубашки, расстегиваю пуговицы и отдираю прилипшую к спине ткань. Жарко. Стоило надеть майку и шорты, а не джинсы, найти другую обувь вместо осенних ботинок — не мучилась бы теперь.
— Вернемся к твари. Когда она появлялась в последний раз?
— Тогда же, когда и вы, — отвечаю я.
— Плутон отправилась за Высшими, — говорит Наас, целясь обломком кирпича в трубу. — Те наверняка где-то в Темных землях. Если верить Йемену Дири, дорога
туда проходит через обитель демонов, где перемещаться в тенях опасно даже тварям. Неблизкий путь.
— Рамон думает, что Йемен фантазер или лжец, и это — Темные земли, — Эйса разглядывает тлеющий окурок. Хмурится. Неглубоко затягивается. Кончается его единственная пачка. У Сойта Роэна с собой сигарет явно больше: я неизменно застаю мужчину курящим, когда спускаюсь в подвал забрать Янни. Мальчишка требует проводить время с братом прежде, чем пойти спать:
— Я рассказываю, что делал днем. Если потом забуду, Хектор будет помнить за меня, — три дня назад пояснил склонившийся над чашкой какао огненный маг. Кот с урчанием крутился на худых коленях и царапал красный пуховик: Янни наотрез отказался раздеваться.
И вымыться тоже. Позволил вытереть подбородок влажным полотенцем, но стоило потянуться к пятнам рвоты на груди — и ткань в моих руках вспыхнула, а маг огня тонко и отчаянно закричал.
— Какого черта?! — в дверях ванной столкнулись Наас с Эйсой. Сжимая нож, вынырнула из кухни бледная как смерть Айяка.
— Извините, — я погасила сгусток пламени в умывальнике. Янни, закрыв лицо, продолжал стонать. Затих лишь когда хмурый спросонья Хикан насильно впихнул ему вырывающегося Мракобеса.
— Не трогайте его, — потребовал парень. — Я серьезно. Пусть хоть под себя ходит — не лезьте. Целее буде… — осекся, схватил меня за запястья и осмотрел чистые ладони. Передернул плечами:
— Короче, давайте без эксцессов. И так дерьма хватает.
Янни согласно всхлипнул.
Сегодня утром он, шурша сладковато пахнущей мертвечиной курткой, гонялся за стонущей в трубах тенью, что обитала этажом выше нашей квартиры. Скучающие маги долго не решались присоединиться к развлечению.
— Да она ничего нам не сделает, — ободрил их Наас. — Печать же. Давай, Хикан, перекрой выход! Эйса, готов?…
Скоро парни с болезненным азартом и до смешного очевидным страхом колотили ложками по батареям. Уронили, отодвигая, сервант с тусклым фарфором — грохот и звон вспугнули птиц за окнами. Оборвали тяжелые алые портьеры, затоптали резной дубовый стол, добрались и до манекена на балконе: Наас нацепил на меня пыльный кучерявый парик, а Хикан примерил респиратор. Не выдержав шума, создание выскочило из туалета и всосалось в открытую печную заслонку. Звук улетел вверх. И вот мы греемся под летним солнцем, а Янни поочередно заглядывает в трубы, тут же отшатываясь, и тихонько зовет:
— Кииииисааа! Киииса!
— Киса, — хихикает Хикан, запуская ложку в полет. Металл звенит внизу.
— Темные земли — тоже Отрезок? — от зноя голова идет кругом. Лежащий рядом пистолет обжигающе горяч.
Теперь мы всегда вооружены. Даже дома.
И, не сговариваясь, спим по очереди.
— Хрен их знает. Но скорее всего. Что еще это может быть? — Наас взвешивает затянутой в перчатку руке булыжник и рассеянно колупает ссадину у рта, трогает схватившуюся коркой рану на виске. На серой футболке под мышками темнеют влажные пятна.
— Разобьешь окно. Не надо, — говорю я.
— Не докинешь, — сужает звериные глаза Хикан. Лихорадочный свет, что горел вокруг зрачков в ночь смерти Тони, потух вместе с волнением, но еще вспыхивает редкими искрами каждый раз, когда парень заговаривает о плане возвращения в мир людей.
— Спорим, докину? Заброшу на крышу, — находит компромисс Наас. Эйса улыбается, выдыхая дым:
— Помимо Йемена, был еще Советник Финигг. Тоже утверждал, что побывал в Темных землях. Описывал их как… уходящие к горизонту леса?… Вроде бы. Зловещие, скрытые во мгле, и все в том же духе. Сказал, к ним ведет дорога из дерева и металла. Правда, Финигг и философским камнем хвастал, а провести показательную трансмутацию отказывался, — Эйса ощупывает переносицу, пожелтевшие синяки. Наас трет оцарапанные костяшки и отворачивается. Его нос тоже разбит, но это — дело рук Энид. — Другие описывали Отрезки как пустошь с каменными столпами и черным солнцем, древний величественный город или геенну огненную — вот третье наверняка выдумка. Иначе они бы не выжили.
— Думаете, наш город можно назвать… величественным! — Наас швыряет камень — грохот металлической кровли отзывается бурей в птичьем царстве. — Ха!
— Айяку и Энид напугаешь, — запоздало предупреждаю я.
— Можно, — отвечает Эйса, — если ты побывал там, откуда никто не возвращался.
— Кто-то из пяти вернулся. Иначе бы мы ничего не знали про Отрезки, — замечает Хикан. — Я ставлю на Лимьяна Борея и Розамунда Яростного. Огненные маги. Сила Лимьяна зашкаливала за девяносто. Он, кстати, тоже упоминал леса. Только вдалеке. Не дошел?
— Я рад, что мы не в лесу. И не на пустоши, — Наас садится рядом с седым магом. Янни оставляет затаившуюся тварь в покое и устраивается с блокнотом возле меня. Перевернув исчерканные заклинаниями листки, начинает новый костяк.
— И что есть не нужно, иначе вы б давно взвыли и вернулись сами, — говорит
Эйса.
Облизываю пересохшие губы:
— Вам тоже с собой еду не дали.
— Дали. А остальное прислали бы с подкреплением, — холодно отвечает сын Хайме. В набедренных сумках у него и Хикана — запасы галет. Хватило бы на неделю. Но я хотела сказать иное:
— Вы понятия не имели, что вас ждет. Эта вылазка — почти самоубийство. Почему ты пошел? Что значит — не было вариантов?
Почему не отказался? Почему Хайме позволил?
— Приказы не обсуждаются.
— Брось, — хмыкает Хикан, — не притворяйся тупым. Она спрашивает, как сын любимчика Совета профессора Хайме оказался в компании потенциальных покойников. Мы-то пушечное мясо, а где облажался ты? Отчего Рамон не прикрыл твой зад перед администрацией?
— Не ваше дело, — Эйса тушит недокуренную сигарету.
— Очень даже наше, — встаю одновременно с ним. Сойт Роэн правильно сказал: мы ничего друг о друге не знаем. Незнание уже отняло несколько жизней.
— На мне отпечаток твари! — смеется Эйса. Верно, отпечаток, и — оторванный с формы знак Университета: болтается на шее. У Хикана тоже, составил пару серебряному крестику. Кан не расставался со своим, а потом убил Тони. — Я в таком же дерьме, что и вы!
— Может быть, — двое магов поднимаются на ноги. Янни переворачивает страницу. В светлых глазах плещется туман.
— Нам важно понимать, — чтобы выжить.
— Папаша не посодействовал — это факт. Чем ты его разозлил? До сих пор бесится, что не оправдал надежд? Пошел в искатели вместо ученых, — предполагает Наас. — Да нет. Старая история, — хмурится Хикан. — Тут что-то новое, свежее.
— Возможно. Например? — Наас окидывает Эйсу внимательным взглядом.
— Ммм… не знаю. Что важно для Хайме?
— Репутация, — говорю я.
— О да, — техник щурится. — Ты должен был сделать что-то по-настоящему скандальное. Но ты слишком правильный. Всегда такой собранный и серьезный… — подходит ближе. Трепещут тонкие ноздри, словно парень пытается распробовать запах Эйсы. — Никогда не видел, чтобы ты хотя бы немного расслаблялся. Даже сейчас — как палку проглотил, — насмешливо тянет. — Образцово-показательный наследник.
Эйса скрещивает руки на груди:
— Это комплимент или оскорбление?
— А что ты сделаешь, если второе? — ухмыляется Хикан и тут же морщится, получив тычок в живот.
— Хайме же знал, что ты гей? — спрашивает Наас.
— Наас! — Эйса закашливается от неожиданности.
— Да все знают, — отвечает рыжеволосый парень. Седой маг шокировано моргает. — Оу… ну, или почти все. Так вот. Хайме же был в курсе, или я путаю?
— Дда. В курсе… — Эйса достает свою бесценную пачку. Нервным жестом убирает за уши выбившиеся из прически пряди. Прежде зачесанные на отцовский манер волосы уже дня два как небрежно растрепаны. На скулах проступают неровные пятна румянца. — Он разозлился из-за того, что я хочу покинуть Университет. Тишина, повисшая после этих слов, заставляет Янни оторваться от рисования.
— Что?… — переспрашивает Наас.
— Почему? — отказаться от магии?
— Вот и у него такое же лицо было, — невеселая усмешка. Щелкает зажигалкой, прикуривая. — Заявил: ты мне больше не сын. Поспешил первым оборвать все связи, кто б сомневался. Когда меня выбрали для вылазки в Отрезок, он ничего не сделал, чтобы изменить решение Совета.
Хикан склоняет голову набок:
— Уходя, ты должен забыть все, связанное с Университетом…
— Я бы забыл его, — затягиваясь, кивает Эйса. — Начисто. Сойт Роэн кое в чем прав: Рамона не было в моем детстве. Они с мамой расстались, мне еще месяца не исполнилось. Я считал отчима своим настоящим отцом. Рамон появился позже, через год после папиной смерти. Вдруг решил познакомиться с сыном. Они с мамой опять сошлись…
— У Хайме взыграли старые чувства? — вздергивает бровь Наас.
Эйса облокачивается о печную трубу:
— Не думаю. Мне кажется, изначально ему просто было интересно, маг ли я. Все пытался остаться наедине, чтобы дать Камень силы. Он ведь помешан на генах и прочем. Большая часть его ранних исследований завязана на наследственности. Мама пустая, сам Рамон тоже…
— И слава богу, — Хикан морщится. — Еще не хватало… — неопределенно машет рукой.
— Да. Во мне оказалось шестьдесят три процента земли, что сложно проигнорировать. Рамон стал приезжать чаще, затем пригласил куда-то мать… втерся в доверие. Я, идиот, даже радовался, что она снова счастлива. Он казался неплохим. Объяснил причину, по которой бросил нас: Университет. В тот год Рамон начал работать с тварями. Оберегов еще не существовало. Пришлось героически исчезнуть из нашей жизни, чтобы защитить от проклятий замученных им созданий. Следуя протоколу, не рассказал маме о магии, вот она и решила… короче. Главное, что я узнал о существовании волшебства и своей силе. Я был потрясен.
— Могу представить, — хмыкает желтоглазый маг.
— Почему ты хочешь уйти? — повторяю вопрос.
Сын Хайме фыркает дымом:
— Почему вы хотите остаться? Рисковать жизнью из-за прихотей Совета? Насиловать разум ради капли волшебства? Потерять друзей и близких, возможность создать семью? Лгать, предавать, подвергать риску любимых? — Не преувеличивай! — Хикан сжимает кулаки. — Университет — не настолько кошмарен!
— Посмотри, что они сделали с тобой, — Эйса мимолетно касается серебристого виска. Парень дергает плечом:
— Я сам виноват. И не жалею: я спас человека.
— Да, — хмурится Наас. — Точно. Мы не только на ученых работаем, мы спасаем людей! Даем покой умершим. Помогаем существам найти безопасное место для жизни, даже если приказано поймать и доставить в лаборатории! Ха, помните, награды назначали за баргестов? Никто ни одного не притащил, хоть тот же Олаф неделю вонял собачатиной! И магия, она…
— Прекрасна, — мягко соглашается Эйса, — но я хочу другой жизни.
— Я не понимаю, — терзая кончик косы, признается Наас.
— Тебе было ничего терять, — Эйсандей пожимает плечами. Наас наматывает на палец и с силой тянет ржавые пряди. — Я читал твое досье.
— Но…
— А я превращался в отца. Помните, полгода назад обереги закончились? Новых костей никто не мог отыскать несколько месяцев. Возвращаться домой было нельзя. Мама с ума сходила. Я выбирался в парк каждый день, чтобы позвонить, и обнаруживал сотню пропущенных вызовов и сообщений. Перезванивал и бесконечно врал, втянул друзей, чтобы прикрывали. Хуже всего, я не знал, когда это закончится. Тогда и понял, что, если останусь в Университете, лишусь обычной жизни. Променяю на Хайме и бесконечные поиски тварей.
— Но тогда какого черта теперь ты согласился на задание?! — спрашивает Хикан. — За неподчинение выпирают и лишают памяти. Ты ровно этого и хотел!
Эйса пристально смотрит на желтоглазого:
— Если бы я не пошел… они бы отправили человека, который мне дорог. Он способен за себя постоять, но здесь слишком опасно и для лучших из магов.
— Он тоже собирается валить? — Наас будто не может поверить, что кто-то в здравом уме желает отказаться от волшебства.
— Нет, — Эйса дергает уголком рта. — Он не покинет Университет. Но его я бы тоже потом не вспомнил, так что… — оборвав фразу, щелчком отправляет окурок с крыши:
— Просто не хотел, чтобы он погиб из-за меня. А теперь, — взгляд парня меняется, — даже смогу остаться. Все изменится. Перекроится сама суть Университета. Охота на тварей кончится. Проклятья спадут. Охотники освободятся. Пакт Серафима остановит исследования, над которыми Рамон работал последние двадцать лет. Полная заморозка. Навсегда.
— Ты чересчур оптимистичен, — морщит нос Хикан. — Система Университета заточена под ученых. Пакт просто сломает ее. Орден развалится.
— И отлично! Создадим новый. Равный союз магов. Без Совета, без приказов. Магия должна приносить пользу и радость! Пора вернуть ей былое величие.
— Господи, Эйса! Я действительно думаю, что ты перегибаешь палку. Хайме ублюдок, но из-за этого…
— Он предпочел убить меня, чем позволить забыть о себе, — глухо говорит парень. — Но когда эксперименты прекратят — о самом Рамоне забудут все.
— Забудут, — эхом повторяет Янни.
— И ты тоже однажды забудешь все, что с тобой сделали, — обещает ему Эйса.
— Он свое имя не всегда помнит, — Хикан отворачивается.
Но ведь…
— Когда ритуалы закончатся…
— …ничего не изменится, — седой маг отходит к краю. Налетевший ветерок уносит слова:
— Я видел подобное раньше.
Опускаюсь на корточки рядом с мальчишкой. Поверх обычной вони разит потом. Слипшиеся волосы с одной стороны торчат дыбом. Увлеченно рисует. Ловко разбрасывает символы по листу, формируя скелет, скрепляет стихийными сухожилиями, наращивает мясо, задавая жесткие рамки действия, постепенно соединяя группы в ясный импульс — воплощение желания. Готово. Осталось лишь пустить кровь.
— Если вопросов больше нет, я пойду вниз, — сообщает Эйса.
— Да… извини, — трет лоб Наас.
— Ничего, — морщится парень. — Я понимаю, почему вам было важно знать мои мотивы. Я ведь его сын, — вертит пачку сигарет. Предлагает ни на кого не глядя:
— Обследуем еще пару кварталов до заката?
— Давайте.
Наас оглядывается у выхода на лестницу, но я говорю:
— Мы догоним. Я хочу зайти домой переодеться. Жарко.
Блекло улыбнувшись, прячет ладони в карманы джинсов:
— Скорей бы она вернулась, да?
— Да.
Долгие три дня бездействия. Неизвестности. Споров о плане возвращения. Идей, догадок и предсказаний. Ссор: в ночь смерти и огня Энид, внезапно выйдя из оцепенения, налетела на Нааса. Он не пытался защищаться, и никто не остановил девушку. Эйса лишь подхватил, когда она, обессилев и давясь рыданиями, осела на пол.
— Мне жаль, — держась за живот, выдохнул Наас. Облизал разбитые губы.
— Уйди, — сказал Эйса.
Айя больше не плакала. Смотрела перед собой и гладила Беса, пока тот не сбежал к Янни, а тогда просто сложила ладони на коленях. Я должна была что-то сказать или сделать, но не смогла выдавить и звука. Наас другой: ему хватило храбрости сесть рядом и притянуть волшебницу в объятия.
— Если бы мы только поставили барьер… — всхлипнула она.
— Тсс, не надо, — рыжеволосый маг поймал тонкие руки, погладил дрожащие пальцы. — Не надо. Мы не могли знать. Перестань винить себя.
Прошлого не исправить, а чары, возвращающие мертвых, никогда не заставят их обрести плоть.
— Они забрали Тони и Кана, — говорит Янни.
Вздрагиваю. Оглядываюсь: птицы мирно копошатся на крышах, собрались в крикливые стайки на проводах.
— Они ведь не были тварями или магами огн… — осекаюсь. Смерть для всех одинакова.
— Все — маги огня, — светло-зеленые глаза пусты, но он понимает меня с полуслова.
— А твой брат? — пустой. Наас сказал мне, что лишенных магии людей около четверти в мире. Довольно много. Хотя какая разница, если из оставшихся семидесяти пяти процентов узнают о своих способностях единицы?
— Он тоже.
— Он не способен творить волшебство, — протягиваю мальчишке руку: пойдем. Шаги остальных уже отгремели на лестнице. Внизу взвизгивает дверь, доносится голос Хикана — озадаченный и тихий, но совершенно отчетливый среди пустынных улиц:
— Я и не знал, что Эйса хочет уйти. В смысле, мы же каждый день тренировались вместе… мог бы и сказать.
— Ну, вы вроде ни о чем личном не трепались: я не слышал, — отвечает Наас. — Партнер по спаррингу не значит — друг.
— Да… не уверен, что у него вообще есть друзья в Университете. Странно, он ведь нормальный.
— … ты буквально вынуждаешь меня пошутить.
— Заткнись.
— Его не научили колдовать, — отвлекает Янни. Вручает лист со сложным узором. — Кого? Что это?
Собирает рассыпающийся блокнот, по одной прижимая бумажки к груди:
— Ты тоже не умела колдовать. Но тебя научили.
— В пустых есть магия?
— Оно пригодится, — уже переключился Янни. Свернув рисунки, запихивает в рукав. — Обязательно пригодится. Не выкидывай. Не выкинешь?
— Не выкину, — прячу чары в карман. Ныряю в прохладный полумрак парадной. Лестница на крышу — железная, шаткая. Янни подолгу стоит, прежде чем спуститься на ступеньку вниз.
— Тебе помочь? — не обращает внимания. Примеривается к следующей перекладине. — Тогда я подожду на выходе, ладно? — сосредоточенно кивает, отводит упавшие на щеки грязные соломенные пряди, чтобы лучше разглядеть безжизненную паутинку у люка.
Догонит. Медленно, бесшумно спускаюсь. Магия магией, а тишина защищает лучше любых заклинаний. Сойт Роэн едва не застрелил меня из-за шороха шагов.
Надо учиться быть незаметной. Держась за перила, тихонько ступаю по кромкам ступенек. Скольжу через прямоугольник света на площадке. Нагретые доски сладко пахнут и почти не скрипят. Хорошо. Высунувшись в окно, вижу ушедших вперед Нааса и Хикана. Остается преодолеть пролет второго этажа с вновь зашуршавшей в трубах тварью. Прижаться к стене, заслышав:
— Они сожгли его, Эйса! Сожг…
— Тише! — шипит парень. Энид переходит на отрывистый шепот:
— Сожгли! Айяка сказала — случайность! Случайность! Наас пошел туда, чтобы добить Кана! Думаешь, почему тварь заставила нас разделиться? Это Зарин ее послала! И Тони, я уверена, был замешан…
— Ты видишь заговор там, где его нет.
— А ты вообще ничего не видишь! Тебе наплевать, если они убили Кана?!
— Наш единственный шанс выжить — выбраться отсюда вместе, забыла? Или у тебя есть план как не окончить дни в лабораториях? — ядовито осведомляется сын Хайме.
— Да! — выдыхает девушка. — С печатями мы станем лучшими из охотников! Твари теперь нас почти боятся! Даже близко не подходят! Будем возвращаться и ловить их для ученых — кто-то ведь должен, а обереги в Отрезке не помогут! Мы нужны для охоты! Для исследований хватит других, их и так целая толпа. Захватим огненных и заставим активировать чары — пусть только вторую группу выпустят, вместе мы легко победим! Твой отец заправляет в лабораториях, он принимает все решения. Когда вернемся, поговоришь с ним. Я уверена, он…
— Пустит любого в расход, если понадобится, — смеется Эйса. — Ученые не станут разбрасываться ценными подопытными, и им уж точно плевать, сколько охотников не вернутся из Отрезка. Энид, послушай, что бы ни произошло между Каном и Наасом, сейчас не играет роли… тихо! Я знаю, как это звучит. Я понимаю, что тебе больно. И мне очень, очень жаль, но подумай сама, зачем им намеренно убивать Кана?
— Чтобы он не помог нам сбежать от твари!
— А дальше? — парень повышает голос, забыв об осторожности. — Допустим, Высшая бы нас не отметила. Так разорвали бы остальные! Или ты хотела прятаться в тюрьме до скончания веков? Понимаю, с милым рай и в шалаше, но меня с Хиканом в свое безумие не втягивай!
— Ты… Господи, жаль! Тебе — жаль! Конечно! Да тебе ни до кого нет дела, лишь бы папочке подгадить!
По лестнице ураганом галопирует Янни. Я вздрагиваю, с грохотом соскальзываю со ступеньки.
— Напугал, — выкручивая рукава, неуверенно улыбается мальчишка.
— Все хорошо, — внизу Энид выбегает прочь. Я прислушиваюсь: хлопнет ли дверь нашей квартиры?
— Я знаю, куда она ушла! — Янни взгромождается на перила и съезжает прямо в руки поднимающегося Эйсы.
— Куда? — спрашивает тот.
— Откуда пахнет дымом.
Выдыхаю:
— А ведь наверняка ты прав.
— Я прав, — запахивает куртку и сбегает в знойную тишину улицы.
— Господи, ему определенно не мешает помыться, — морщится Эйса.
Спускаюсь:
— Мы не хотели убивать Кана. Он напал первым.
— Хорошо, — сын Хайме закусывает губу, а потом усмехается, отводя взгляд:
— На самом деле, мне действительно все равно — Энид не ошиблась. Даже если вы специально его прикончили. Я едва с ним знаком, а будущее важнее прошлого, — трет шею. — Я ужасный человек, да?
— Нет. Не хуже других. И определенно честнее.
— Я не хочу быть жестоким, но иногда сложно избавиться от мысли, что цель оправдывает средства.
Не жестоким, похожим на отца — прячется между слов.
— Тебе хочется пойти следом, чтобы убедиться, что она в безопасности? — он поднимает брови. Хмурится, раздумывая:
— Пожалуй.
— Значит, не все потеряно.
Рамон Хайме точно не умеет так заливисто смеяться.
За открытой дверью парадного Янни складывает из камушков очередное волшебство.
— Думаешь, ее стоит остерегаться?
Эйса запускает пальцы в волосы, убирает назад непослушные пряди:
— Она горюет. Ждать глупостей вроде подобных разговоров — да. Действий… — выйдя наружу, парень смотрит вслед хрупкой фигурке, — сомневаюсь. Энид та еще трусиха, я уже работал с ней раньше.
— На заданиях? — странно звучит, когда произносишь вслух.
— Да. Разведка в основном: я ведь искатель. Но было здорово, — его лицо светлеет от воспоминаний.
— Но ты все равно хочешь забыть? — закрываю дверь и прислоняюсь к шершавым от слоистой краски доскам.
Эйса достает пачку. Вертит, не раскрывая. Оглядывается на поглощенного занятием мальчишку. Янни, высунув от усердия язык, ровняет линии.
— Да. И вот, почему.
— Что?
Спрятав сигареты, Эйса выпрямляется:
— Посмотри на него. Если бы ты пробыла в Университете чуть дольше, ты бы поняла. Магия не умеет довольствоваться малым. Она забирает все без остатка, выворачивает наизнанку любое желание или мечту. На одно хорошее чудо приходится десять ужасных, которые… — парень осекается. Моргает:
— Сама знаешь. Ты же маг страха и гнева.
— Да. Только мне, как Наасу, нечего терять. Кроме магии, у меня ничего никогда и не было.
Качает головой, выдыхает:
— Послушай. Если мы вернемся, если заключим мир… если ты решишь остаться в Университете — а они предложат тебе остаться, даже не сомневайся, — присмотрись. Ты сразу увидишь.
— Увижу что?
— Охотников, которые маются между заданиями в баре или на ненужных тренировках. Техников, что круглосуточно и без выходных торчат в своем подвале. Ученые, целители… все они одержимы. И всем плевать, что будет завтра. Но волшебство не длится вечно. Оно заканчивается либо смертью, либо увечьем –
и тогда, если ты перестаешь быть полезным, тебе дают непенф, — украдкой нащупываю в кармане граненый ком Нининого леденца. — Половина твоей жизни, самая важная половина, исчезает без следа. Годы, десятилетия просто… — он замолкает, снова вытаскивает пачку: на этот раз чтобы закурить, — пустеют. Я видел достаточно бывших магов, которые превратились в одиноких нищих калек. Ведь все друзья — стерты с памятью об Университете, завести семью обычно не хватает времени и сил жить двойной жизнью, да и оберегов не напасешься — а значит, время от времени тебе просто не покинуть защитного контура. Любая работа тоже страдает, поэтому мало кто серьезно делает карьеру: хорошую должность сложно совмещать с заданиями. Просто не хочется, если честно, — усмехается искатель. — По сравнению с магией, реальная жизнь — скука смертная. Но в конце только она и имеет значение.
Янни любовно оглаживает созданные чары.
— Теперь понимаешь? — спрашивает Эйса.
Киваю:
— Но с пактом Серафима все изменится.
— Люди редко меняются. Для многих уже слишком поздно… Ладно, я пойду, пока Энид не заблудилась, — но он не спешит. Стряхивает пепел и разглядывает сигарету. Отвернувшись, глухо говорит:
— Серьезно, пока тебя ничего не держит, беги от Университета. Это ловушка, даже страховка в лице твари не поможет. Лучше уйти сразу, пока ты свободна, пока там нет никого, кто стал бы тебе дорог. Тем более, вместе мы знаем достаточно, чтобы обойтись без учителей и руководства. Если объединимся, сможем сами решать, что и когда важно, и никто не отнимет сделанного выбора. Ты не проснешься однажды по уши в дерьме, не понимая, как так вышло, и куда ты потратила целую жизнь.
Давлю смешок:
— По крайней мере, сейчас я точно знаю причины своих неприятностей.
Эйса фыркает:
— Да уж!
Прижимая камешек к щеке, растерянно хихикает Янни. Выдохнув дым, искатель кивает на прощание:
— Мне пора, — волшебница с багряными волосами уже скрылась из виду.
— Давай. Мы догоним Нааса с Хиканом.
— Я найду вас потом.
Едва отходит, когда я зову:
— Эйса! Почему Наас тебя ударил?
Засмеявшись, сын Хайме трогает бледный синяк:
— Это… продолжение старого разговора. Он предупреждал меня не делать глупостей, а я… — небрежно пожимает плечами, — вот он я здесь.
— А Хикан? Почему он — здесь? На нашей стороне. В смысле, он не кажется расстроенным из-за печати Плутона.
Прячет руки в карманах:
— Его положение в Университете немногим лучше, чем у огненных магов. Наас сказал, что Хикан был инфицирован оборотнем?
— Что?
— Наполовину перевертыш. Процесс обращения успели купировать, но раз в месяц Хикан становится… невыносимым. Он много времени провел в лабораториях.
Оборотни ведь теперь редки, а таких, как он, — половинчатых — больше нет в целом мире, — Эйса светло улыбается. — Совершенно особенный.
— Но как тогда его отпустили сюда?
— Он единственный, кто мог повлиять на Тони Луизу, если бы вы заперли знак. Плюс, Хикан был прекрасным охотником, а теперь — в пятерке лучших техников Университета. Он должен был помочь Совету с созданием портала. Да и ученые сейчас от него почти отстали. Провели все эксперименты, до которых додумались, выдали транквилизаторов, хоть засранец их явно не принимает… — парень трет шею. — Но рано или поздно у кого-нибудь появится новая идея, для развития которой потребуются дополнительные исследования. Решение Хикана попытать счастья с тварями было предсказуемым. Даже без печати Плутона.
— С печатью он особенный вдвойне.
— К сожалению. Тем важней подписать мир.
Киваю, соглашаясь и — прощаясь. Янни тоже бросает узор и требует:
— Пойдем, — за три дня он говорил так трижды. Обычно значит: хочу к брату, но сегодня солнце еще высоко, а мальчишка проходит мимо Айиного магазина. Торопится в наш тренировочный переулок.
— Подожди, я хочу зайти домой.
Но Янни ускоряет шаг. Ненадолго останавливается у рытвин и паленых пятен на зданиях, двигаясь от точки к точке. Прикрывает глаза и глубоко дышит, будто пытается втянуть ершистое послевкусие разрушения.
— Янни! — Айяка осталась дома совсем одна. Ей ведь не легче, чем Энид. — Давай хотя бы возьмем с собой Айю. Потом…
— Пойдем! — настойчиво повторяет огненный маг, сворачивая в заплетенную мертвым плющом подворотню. Пойманной красной птицей на миг цепенеет в клетке ветвистых теней. Стремительно пересекает дворик и оборачивается. Машет руками по ту сторону арки:
— Пойдем!
Гаденыш. Впрочем, рядом с девушкой я никогда не знаю, что сказать. Не только я: Наас тоже больше молчит. Вертится поблизости, бессмысленно перекладывая вещи и роясь в давно изученных шкафах, пока Айя не взрывается:
— Хватит! От тебя еще хуже! Когда ты так смотришь, мне жить не хочется! Мне и так…
Наас растерянно каменеет, словно не в силах решить: подойти, коснуться, утешить — или действительно уйти, отступая перед ее болью и призраком погибшего друга.
— Пойдем! — у Янни же нет сомнений.
— Да иду я! — где он? Сбежал! Пускаюсь рысью, высматривая алую куртку. Как он может быть одновременно и неуклюжим, и невероятно проворным?…
— Янни? — дворики выглядят неподвижными. Лишь беспечно чирикают редкие воробьи на деревьях.
— Хоть на том спасибо, — могильные птицы стали приходить ко мне в кошмарах. Вчера я разбудила всех вскриком: приснились бурлящие крыльями тучи.
— Ладно, — опускаюсь на колени, чтобы нарисовать заклинание-карту, когда слышу Яннино далекое и полное восторга:
— Привет!
Рывком развернувшись, напарываюсь на белый скол пространства. Пальцы сами находят шрам:
— Илай, — в тени от полосатого навеса кафе, обходит круглые столики, поднимает с земли и ставит на место плетеный стул. Янни отчаянно машет, прилепившись к витрине изнутри:
— Привеет!
— Иди сюда, — Илай ждет на пороге. Мне нечем дышать, а ладони покалывает от напряжения. Я ведь не раз искала его на карте, касалась описывающей круг по границе Отрезка черной точки. Вчера он был на противоположном конце города. А теперь Янни завел меня прямо в ловушку.
— Чертов маленький… — глотаю ругательства и слюну. Янни не виноват, он просто… ладно, я понятия не имею, что он такое. Деревянно иду навстречу своему наваждению и готовлюсь выхватить нож.
Пистолет давит в поясницу сзади, но я никогда не выстрелю в Илая, пора признать очевидное.
Надеюсь, он…
— Я не трону тебя, — открывает звякнувшую колокольчиком дверь.
Сменил запачканную кровью футболку на чистую, опять в тон кожи. Кажется, не ранен. Кровоподтеки почти сошли. Вооружен: перчатка, кобура под мышкой, ножны на поясе и все что угодно в набедренной сумке. Впрочем, Хикан и Эйса набили свои галетами. Говорю:
— Сначала ты, — Илай улыбается уголком искусанных губ и пятится, не сводя с меня взгляда.
Осматриваюсь. Небольшой зал не несет отпечатка времени. Синие крашеные стены, темная деревянная мебель. Светится витрина с десертами — Янни вертится около нее, отчаянно шуршит пуховик.
Илай заходит за стойку и спрашивает:
— Что хочешь?
Мальчишка показывает на посыпанное кокосовой стружкой шоколадное пирожное, потом передумывает и тыкает в круглое фиолетовое. С мучением на лице возвращается к первому. Илай достает оба:
— Любишь сладкое?
— И вон то еще! — кивает огненный маг.
— А ты? — внимательные красные глаза гипнотизируют, превращая реальность в сон.
— Я не люблю.
— Тогда кофе?
— Да.
Он уверенно обращается с кофеваркой, безошибочно находит выключатель и зажигает лампы на потолке — свисающие на проводах, как в подвале Валентина. Тру росчерки от удавки на запястьях, с усилием отворачиваюсь к окну:
— Это твое место.
— Да, — жужжание и щелчки, звон посуды. Терпкий аромат кофе. Янни кружит по залу, слизывая крем с пальцев. Я чувствую приближение Илая по разлившемуся в воздухе теплу, но не пытаюсь развернуться, когда попадаю в кольцо сильных рук. Вкладывает чашку в ладони, не размыкает объятий. Откидываю голову ему на грудь:
— Почему тогда ты пахнешь зимой и кровью?
Прижимает теснее и вздыхает:
— Тогда стояла зима.
— Этот запах… что он значит?
— След первого колдовства. Ты — нагретый камень. Летняя жара.
— Крыша. Я упала с крыши. Было лето, — горячие лучи скользили по граням осколка, ветер оседал на языке вкусом пыли и выжженной солнцем травы.
— А здесь стояла зима, — зажмуриваюсь. Мир сужается до шершавого голоса. — За ночь все засыпало снегом. Я разгребал сугроб возле задней двери, когда услышал, что внутри кто-то есть. Родители уехали, кафе было закрыто. Главный вход оставался нерасчищенным.
Янни вскидывается, будто тоже на звук. Отложив недоеденное лакомство на ближайший стол, медленно, почти крадучись, направляется к коридору под табличкой WC.
— Я решил, это твари. Я называл их вампирами.
— Почему? — следуя примеру Янни, избавляюсь от лишней чашки. Переплетаю наши пальцы. Его изрезаны до самых костей — пытался сорвать удавку? Илай освобождается, заставляет разжать ладонь со слоистым рубцом.
— Они боятся света. Высасывают жизнь. И мой самый частый гость напоминал человека.
Проведя по шраму, отпускает. Подталкивает к поглотившему мальчишку темному проему.
— Он прогонял прочих. Он объяснил мне, кто я такой.
— Объяснил? — Янни замер у двери в туалет.
— Да. Он был Высшим, — Илай касается губами моего виска, хрипло шепчет:
— Знал про Университет. Научил меня подавлять силу. Чтобы не нашли. Но они нашли.
— Как?
Невесело смеется:
— Он был рядом слишком долго. Его природа… ты знаешь, как твари действуют на людей. Кафе обходили стороной. Родители даже продать его не могли. Часть соседей съехала. Другие спились. У пары с верхнего этажа ребенок покончил с собой, бросившись под грузовик. Ему было десять. Оставил записку: мне страшно жить. Это попало в новости, его родители дали интервью. Пытались оправдаться, их же подозревали в жестоком обращении. Сказали, что дом проклят. Что здесь водятся привидения. Много чего наговорили. Довольно убедительно. У нас сразу стало полно посетителей. Журналисты лезли с вопросами. Школьники приходили толпами, чтобы было не так страшно, покупали печенье на вынос и тут же сбегали. Трусливые глазели через витрину, а смелые пытались вломиться ночью… Но было еще несколько мужчин. Они не выглядели испуганными или заинтересованными. Молча пили кофе и уходили. Возвращались трижды. Третий раз — тогда, после метели.
Еще один мертвый ребенок. Как просто. Как холодно. Из приоткрытой двери черного входа тянет морозом. Толкаю — кожа примерзает к металлу. Во тьме громоздятся коробки и ящики, на второй этаж уходит деревянная лестница. Далекая светлая полоска открывает кусочек неправильно летнего дворика.
— Я пошел на звук. Звон. Зеркало в туалете. Подумал: опять. Мой вампир ушел, без него приходили другие. Они часто били зеркала.
Мальчишка ныряет во мрак туалета. Хрустит стекло.
— Но это были люди.
Люди страшнее всего.
— Пятеро охотников. Я узнал знак Университета: Сирас рисовал его мне.
— Сирас? — иду за Янни.
— Моя тварь. Он не смог защитить меня, мне пришлось справляться самому.
— Первое колдовство.
Илай прислоняется к стене:
— Еще нет. Я прикончил первого лопатой. Даже не задумался, будто убивал раньше. Просто ударил лезвием в горло.
Нащупав выключатель, опускаю ресницы.
— Ударил и второго. Он уронил пистолет. Другие пытались поймать меня удавкой, но здесь тесно.
Щелк.
Едкий оранжевый свет озаряет выложенное белой плиткой помещение. Двери в кабинках распахнуты вразнобой. Янни ступает по рисунку влажно блестящих разводов. Брызги на зеркале у входа отмечают первую жертву Илая. Окровавленная лопата валяется здесь же, у порога.
— У них не сразу получилось. Раньше я застрелил еще одного.
Оглядываюсь на бесцветного в полутьме коридора мага. Он глухо говорит:
— А потом загремел замок на входной двери. Родители вернулись. Я хотел закричать, но охотник сказал…
— Один звук — и я убью их, — продолжает Янни. Склоняет голову и отвечает на другой лад:
— Пусть орет. Я хочу услышать, как он будет орать.
— Какого черта, Фрик? Что ты?… Фрик! — мальчишка кричит, падает на колени. Раскачивается, едва не ударяясь лбом о кафель. Его голос неуловимо меняется. Эхом в ушах бьются выстрелы. Плач. Крики: нет-нет-нет. Нет! Что ты наделал? Мама! Мама! Мы должны были стереть им память! Он убил Джейми! Папа, пожалуйста! Он еще жив! Этот выродок прикончил Джейми!
Отступаю прочь от ожившей памяти. Обнимаю Илая и утыкаюсь носом в ямку между ключицами. Под щекой набатом бьется сердце. Янни смолкает.
— Меня нескоро выпустили из Заповедника, — на плечи ложатся руки. — Не думал, что выпустят. Повезло: психолог поверил, будто я убил тех троих случайно. Испугался. Они не заметили, что я прикончил пятерых.
— Что?… — сжимает пальцы, сглатывает:
— Отметил. Проклятьем… твари, — кривая ухмылка. — Первое волшебство. Сирас показывал мне, как. Сказал: я не всегда смогу тебя защитить. Но отомстить… не я, так другие. Твари ведь ради этого и рождаются. Даже мудрые, подобные Плутону. Месть. Ничего больше. Им нельзя верить.
— Потому, что Сираса не было рядом, когда охотники убили твою семью? — Илай морщится. Облизывает искусанные до ран губы:
— Да. Они умерли из-за него. Он привел охотников и сбежал.
— Неправда. Они умерли из-за тебя, — красный взгляд дробится острыми гранями. Вина? Или злость? Не успеваю разглядеть. Отпускает, шагает назад, где тени скрывают лицо. Ровно отвечает:
— Пакт Серафима — мечта или ложь. Твоя тварь никого не приведет. Мира не будет.
— А ты? Останешься здесь? Думаешь, сумеешь спрятаться — теперь? Или просто боишься встречи с Сирасом? Со своим прошлым? — мне стоит замолчать: воздух
ощетинивается мраком. Но молчание — тоже бегство. А я обещала себе уже дважды:
— Перестань убегать! Посмотри, что ты наделал, — злость расцветает пламенем, высвечивая две лужи крови прямо под ногами. Женскую сумку у стены. Гильзы, ключи от машины с желтым брелоком, крупный отпечаток руки: его отец пытался встать. Илай застыл — точь-в-точь животное в свете фар. Позволяю силе ослеплять. Повторяю:
— Посмотри. Ты привел тварь. Ты привел охотников. Ты убил их. Но ты не виноват. Прими это. И спроси себя снова: ты действительно хочешь остаться здесь навсегда? Разве с тебя не достаточно?
— Солнце, — смеется за спиной Янни, — ты светишь, как солнце! Похожа на Мантикору! Только он ярче, он — взрыв! Ба-бах! — хлопает по пуховику, еще и еще. — Бах! Бах! Бааабб…
— Нет, — чуть слышно роняет Илай. — Не хочу.
Мальчишка забывает про Мантикору, тянется к бушующему под потолком огню. Щурится, растопыренные пальцы дрожат, но все равно почти касаются мечущихся языков. Солнечный ветер пробирается под одежду и путается в волосах.
— Тогда давай попробуем, — зажмуриваюсь. Под веками роятся черные точки. Нина сказала: бабочки у огня. Прячься — не прячься, а конец один. Но:
— Однажды мы погаснем. Давай сначала вспыхнем так ярко, чтобы увидел весь мир. Все, кто прячет свой огонь во тьме прямо сейчас. Все, кому… страшно жить. Прикосновение. Невесомое, почти дуновение пожара, пробегает по плечам. Оканчивается болью у лопаток — Илай толкает к стене. Прижимает до тяжести в груди. Шепчу, задевая носом его подбородок:
— Пусть перемирие — мечта. Пусть даже ложь. Ничего. Давай попробуем поверить в нее. Иначе нам останется только прошлое.
— Зарин! — доносится из зала. Илай деревенеет.
— Это Айяка.
Пламя впитывается в камень. Упавшую темноту можно пощупать. Мимо проносится, зацепив шуршащей курткой, Янни. Кричит:
— А мы зажгли солнце! И едим торты! Хочешь торт? Посмотри, сколько разных!
— Тты… — звуки подергиваются ватой, когда он целует меня. Лихорадочный, жадный. Выдыхаю в рот:
— Пойдем со мной.
Отвечает укусом. Это да или нет?
Янни что-то роняет: дребезжит витрина. Вибрация отдается в позвоночнике. Слишком сильно… Илай хмурится:
— Чт…
— Ба-бааах! — вопит мальчишка. Вздрагиваю, настигнутая пониманием:
— Взрыв!
Сталкиваемся с Айякой в узком проходе. Девушка вскрикивает от неожиданности.
— Идем! — Илай и Янни уже на улице. Мальчишка кашляет, согнувшись пополам. На щеке — мазок сиреневого крема. Илай скупыми движениями создает чары для поиска людей:
— Живые. Здесь, — трогает движущиеся точки.
— Стадион!
— На них напали! — срывается с места Айяка. Перед тем, как Илай отрывает ладонь от рисунка, замечаю: точки бросаются врассыпную от невидимого врага. — Янни! — тащу мальчишку за рукав, заставляя бежать. Илай скрывается за углом, вскоре исчезает и желтое пятно Айиного платья. До стадиона полгорода, а чертов Янни постоянно спотыкается, отвлекается на волнующихся за темными окнами тварей, норовит отстать:
— Я устал, — ноет и выдирает руку. — Пусти! Меня тошнит! — весь красный, ровно в тон куртке, но у нас нет времени…
— Значит, стошнит! — рявкаю и тяну вперед. Еще кварталов шесть по прямой. Мышцы горят, а в боку колет. Янни все-таки рвет, и приходится затормозить.
— Еще чуть-чуть, пожалуйста! Им нужна наша помощь, — мальчишка, кажется, не слышит. Уставился куда-то поверх моей головы. — Янни!
— Дом, — мягко говорит он. Зеленые глаза глядят с неясной обидой. Кулаком вытирает бисеринки пота с верхней губы и тихонько стонет между рваными вдохами:
— Калеб. Крыша. Дом.
— Я бы тебя бросила, но это небезопасно. Идем! — замолкает и покорно переставляет ноги. А потом даже срывается в бег.
— Спасибо! — взрывы не повторяются, а пернатые могильщики беспечно перепархивают в проводах. Снова говорю, беззвучно: спасибо.
Вылетев к стадиону, отпускаю Янни и останавливаюсь. Сажусь прямо на землю. — Нашли время тренироваться! — кричит Айяка на трущего затылок Нааса. Эйса и Хикан виновато улыбаются, далекая Энид сгорбилась на нижнем ряду трибун. Даже под безразмерной формой охотника угадывается сковывающее волшебницу напряжение.
Наас оправдывается:
— Извини. Мы не подумали.
— Кретины! — направленный в землю пистолет дрожит в Айиных руках. Рыжеволосый маг осторожно забирает оружие и притягивает всхлипывающую девушку к себе. — Я решила, что…
— Прости.
— Идиоты, — сиплю. Илай опускается на корточки, убирает мне за уши челку. Ловлю горячую ладонь, переплетаю пальцы. Рядом с ним, под пронзительным небом, в давящем на ресницы свете я словно возвращаюсь в летний день на крыше. Шрам пульсирует кровью, а граненный мир становится ярче — можно попробовать на вкус.
Рассказываю ему о привидении. О жаркой улице, где я пряталась от теней и искала жертву, о Нине и девочке в расшитом маками платье. О семье в лесу, подобно нам застрявшим посередине: не люди. Не чудовища.
Нас обступают другие маги, но я вижу только Илая, когда говорю об осколке:
— С него начались твари. Он сломал мою жизнь, но я вспомнила о нем только когда встретила призрака, — и тебя, молчу я. — Тогда, на сорок второй улице, я поняла: я ничем не отличаюсь от других. Мы все ранены, и все хотим одного…
— Зарин? — кровавые глаза напротив крадут солнце.
— Дом, — потерянно шепчет Янни. Улыбаюсь:
— Дом.
Мальчишка мучает край куртки. Поднимаюсь — Илай обнимает, позволяет на секунду спрятаться и вдохнуть морозный запах металла. Хватит. Отступаю на шаг, ловлю понимающий взгляд Нааса, продолжаю:
— Нам всем нужно место, где мы будем в безопасности. Не город из плохих воспоминаний. Не Университет. Когда придут охотники, нельзя говорить о людях и тварях. Проводить границы. Надо сказать о защите. Подобрать правильные слова — и нас услышат. Пакт сделает мир домом для каждого, — а Янни имеет в виду иное:
— Дом, — смотрит на девятиэтажку за пиками тополей, и я могу поклясться чем угодно, что это его…
— Дом.
— Хочешь пойти туда? — Наас касается его локтя. Маг огня возится со змейкой. С третьей попытки застегнув куртку и надев капюшон, мотает головой:
— Нет. Я помню, что там случилось.
— Значит, стадион тоже твой, — только замечаю подпаленные пятна на земле. Цепляю ботинком камушек — послушно откатывается. Чары спали.
— Мой и Хектора.
Наас одними губами поясняет:
— Марии.
Янни отворачивается. Идет по белой линии разметки, расставив руки для равновесия. Закусываю губу, чтобы не окликнуть. Мальчишка не поднимает глаз от полоски под ногами.
Он нашел свой узор.
Хикан стряхивает молчание и ржавую пыль с серой футболки:
— Раз уж мы все здесь, то, может, продолжим?
Наас удивленно поднимает брови:
— Тренировку?
— Ну да, — с хрустом разминает шею техник. — Не знаю, как вам, а мне определенно нужно… выпустить пар.
— Люди против тварей? — разносится по полю. Я дергаюсь, оборачиваясь. Плутон. Оскалилась с верхнего ряда трибун. Энид шарахается к нам. Из двух зол выбирает меньшее? Крохотный Янни вскрикивает и зажимает рот. Повисшая над полем тишина стучит в висках.
— А давайте! — широко ухмыляется желтоглазый. — Но без стрельбы! Чтоб не как в тот раз, когда Ваня и Харди загремели в лазарет.
Будто лопаются невидимые нити. Айяка фыркает, разжимает кулаки Эйса. Лишь Илай не меняет позы — по-прежнему выглядит готовой распрямиться пружиной.
— Да уж! Адамон потом часа три орал и заставил всех, кого смог найти, до рассвета чинить зал, — снимая кобуру, улыбается воспоминанию Эйса. — Дикая была ночь. Еще же Зарин запустила тревогу.
Достаю пистолет из-за пояса и, вытащив магазин, отдаю Наасу.
— Точно, ты же тогда и попала в Университет. Мы встретились у лазарета. Выбрали тебе имя, — дергает меня за хвост и уходит отнести оружие к трибунам. Заглянув под скамейки, вытаскивает мечи.
Один из них принадлежал Тони.
— Да, — отвечаю в никуда. Значит, Наас пришел в лазарет навестить пострадавших. А встретил меня, и теперь мы здесь — где никто не знает моего прежнего имени.
Быть может, оно мне больше и не пригодится. Зажмуриваюсь: ночные окна отражают палату, бледная Нина на больничной постели, хрупкие страницы с разномастными записями. Картинка из другой реальности.
Где ее брат жив.
Плутон с лязгом слетает вниз. Скачок — кружит около Янни, под костистыми лапами рождаются трещины. Мальчишка хохочет и спешит догнать ветвящиеся концы. Капюшон сваливается с лохматой головы, но он не обращает внимания — и на девятиэтажку тоже. Энид осторожно подходит и замирает рядом с Айякой. Сжимает-разжимает пальцы, поправляет ремешки, скрепляющие перчатки с кителем. Синяя повязка медика сползла на локоть. Наас кидает Тонин меч Хикану, протягивает свой Эйсе:
— Я опробую свою силу. Разойдитесь! Не цепляем друг друга!
Айяка спрашивает:
— Как вы себе это представляете?…
— Вот так, — рассыпая пепел и дым, Плутон бросается ко мне. Удар выбивает воздух из легких. Кубарем по земле, сгруппироваться, затормозить, вскочить. Сжать в кулак законсервированную ожиданием злость последних дней, направить — короткие слова и обнаженное желание.
Волна огня лижет угольный силуэт.
— И это все? — играючи уклоняется от воющей игольчатой тьмы, посланной Илаем.
— Черта с два! — сплевываю пыль, заставляю протестующие мышцы повиноваться. Давай, беги! Скорей!
Пытаясь захватить тварь в кольцо, маги рассыпаются по стадиону. Мелькает рыжая вспышка, за ней — порыв ветра, жжется напалмом. Хикан едва успевает отпрянуть. Рычит, продолжает погоню. Настигает создание невероятным прыжком, но Плутон рассеивается прямо под взмахом щербатого лезвия.
— Достал! — ранил бы, если бы металл был заколдован. Тварь скрипуче хохочет, проявляется из воздуха и щелкает зубами у шеи нападавшего. А через секунду Хикан опять один — вертится на месте, желтая радужка горит золотом. Плутон уже далеко, бьет Нааса роем тьмы. Рогами под колени — рыжеволосый маг делает красивое сальто и почти удачно приземляется. Вскакивает и падает от нового удара. Активирует Хиканову перчатку, не успевает использовать — Плутон атакует раньше. Айяка и Эйса спешат на помощь, последний словно напрочь забыл о волшебстве и, подобно Хикану, пытается продырявить ускользающий мрак мечом. Перчатка Илая исходит плавкими молниями, от которых немеет кожа и холодеет в груди.
Оцепление распадается. Меняем тактику и разделяемся на группы — но тварь принимается атаковать самых медлительных, отсекая и расшвыривая по стадиону. Перемещается вместе с вырвавшимся на волю ураганом, и нам остается глотать пыль и слепнуть.
— Наас! Твою мать! — взвывает вывалившийся из песчаного столпа Хикан. — Прекрати! Твой ветер?!
— Это не я!
— Энид?!
— Нет, — девушка, держась за бок, силится отдышаться.
— Идиот! Связывай землей, пока я держу! — с трудом узнаю голос Айяки Корнелиуса. Волшебница властно вскинула руку, сужая смерч и концентрируя
тревожную стихию вокруг твари. Желтое летнее платье изорвалось и потемнело от грязи, волосы стелются по ветру черным пламенем.
— Ну же, Эйса! — не успел. Попробуем еще раз! Вот тебе земля, используй! Взламывая почву до бетонных коробок с хрусткими трубами, посылаю вперед свой страх.
Взрываем, раскалываем, режем, уворачиваемся — и от собственных заклятий в том числе, отбиваемся, отступаем, прикрывая друг друга. Снова атакуем. У нас получится — вместе. Все получится, если будем действовать сообща. Нужно только объединиться, чтобы достать… догнать.
Кто-то цепляет соседнее здание. Град камней, осколки — веером и стеклянной водой. Рев пламени и пляшущая под ногами земля. Воспоминания калейдоскопом собираются и распадаются, меняя времена и отражения в зеркале: напуганные, заплаканные, злые. Бессильные — тогда. Сейчас память горчит на языке, чтобы сорваться с губ дробящим реальность волшебством.
Один миг как вечность. Дорога через целую жизнь, где каждый шаг важен — и не значит ничего. Плевать, что было раньше, когда сегодня ты заставляешь чертов мертвый город жить.
Плутон взлетает на футбольные ворота. Я больно врезаюсь в стойку. Цепляюсь, чтобы не сползти вниз: колени отчаянно подгибаются. Илай, прищурившись и активировав перчатку, замер в нескольких метрах от нас. Неровные пятна румянца на бледных щеках и отчетливая дрожь в пальцах: тоже устал.
— Неплохо, — сжаливается тварь. — Лучше, чем я предполагала.
Эйса вытирает наново разбитый нос и чертыхается. Его белая майка сменила цвет на серо-коричневый и расцвела алыми пятнами. Моя рубашка выглядит не лучше. Хикан ковыляет к трибунам, волоча за собой меч. Держась проведенной седым магом царапины, последним к скамейкам добирается Янни.
Чуть взъерошенная тварь с самодовольным видом вытягивается на верхнем ряду, рядом со мной и Илаем. Щурится на заходящее солнце и словно случайно прижимается мохнатым боком. Я глажу жесткую шерсть, касаюсь теплой лапы с когтями-лезвиями. Втягиваю дымный запах: так пахнет осенняя ночь, когда жгут листья. Пульсирующие болью ушибы и ссадины, подвернутая лодыжка, ноющие мышцы — напоминают о тренировках с Каном.
О его смерти.
Смерти Тони.
Прозрачный розовый закат заливает небо. Растерявший колкость и зной ветерок шевелит прядки у висков, переплетает с нитчатыми узорами сигаретного дыма. Эйса сминает пустую пачку. Пепел сорванной чешуей — вверх. Звуки застывают, прячутся за пламенеющими стеклами Янниного дома.
Ни одной птицы.
Никого, кроме нас.
Быть может, на другой стороне волшебства, в отражении стадиона дети прямо сейчас играют в футбол. Кто-то сидит на скрипучих холодных скамейках и смотрит на свое солнце — блеклое, зимнее, почти скрывшееся за крышами.
Не верится. Неправда.
Угасающие лучи на согретом дереве, на тыльной стороне запястий и изнанке зрачков. Алый огонек сигареты и заполняющиеся сумерками улицы.
Разве где-нибудь есть иное место для нас?
— Они согласны, — говорит Плутон.
Нам придется найти его. Опускаю голову на плечо Илая. Маг запускает грязные пальцы в мои влажные от пота волосы. Стягивает резинку.
— Пятеро хотят клятвы, но я оставила право выбора за вами, — тварь обращается к огненным магам.
— Спасибо, — хриплый выдох обжигает щеку.
— Они скоро будут здесь. Пора отметить тех, в подвале.
— Хектор, — говорит Янни.
— Каковы наши шансы? — Айя рассматривает разбитые колени. — Выжить.
— Я не знаю, — признается тварь. Сидящий ниже Хикан откидывается на скамейке. Звериные глаза светятся:
— У нас не было ни единого до попадания сюда.
— Говори за себя, — отвечает Энид.
— А я и говорю. Тебе тоже советую, — хмыкает.
— Сегодня все должны высказаться, — обрывает Эйса, ввинчивая окурок в металл опоры. — Все.
Но дорогой назад мы долго молчим. В сизых сумерках редкие светящиеся окна чьих-то воспоминаний похожи на маяки: неровная цепочка ведет сквозь лабиринт перепутанных времен. Оглядываюсь на девятиэтажку Янни и Марии и замечаю то, чего раньше не было: три окна в ряд сияют желтым. Мальчишка тоже обратил внимание. Только это и видит — идет задом наперед, не отрывая взгляда от прошлого.
— Странно, что здесь нет Университета, — говорю я. Неужели ни для кого он не стал точкой отсчета новой жизни?
Идущий сзади Хикан подает голос:
— Совсем древний есть. Возле… сквера, — запинается, обозначая свое место в системе координат Отрезка. Когда два дня назад, гуляя по городу, мы вышли к стене черных деревьев, Хикан оцепенел. Эйса звал и тряс за плечи, но оборотень отмер лишь вечность и хлесткую пощечину спустя, чтобы попросить:
— Сожги. Ты ведь можешь — сжечь?
Занявшийся на закате, парк полыхал всю ночь. А мы смотрели, за ним и Хиканом, пока не осталось ни одной целой ветки.
Сейчас парень, стряхнув оцепенение, продолжает:
— Здание в форме подковы, там еще двор с колоннами и фонтанчиком, — видела. Старинное, невзрачное и выеденное пожаром. — У нашего защитный контур усовершенствовали против любого воспроизведения, ведь иначе образовались бы и копии артефактов, книг, документов…
— В сгоревшем располагалась только ложа, ничего ценного, — говорит Айяка. — Тогда орден назывался братством Камня, поскольку магический потенциал исключительно Камнем и определяли. Он участвовал в ритуалах посвящения и передавался от одного Главы к другому. Потом нашли еще восемь, а следом и без них научились обходиться…
— Братство Камня, — перебивает Эйса, — было тайным светским салоном. Члены учились магии ради развлечения. Сходить поохотиться на вервольфа. Прогуляться в долину фей. Нечистью в основном занимались монахи, а их на увеселительные мероприятия элиты не приглашали. Зато именно пожертвования богачей кормили странствующих церковных магов. До образования ложи те жили за счет монастырей, но чем дальше существа и сущности уходили от растущих
городов, тем реже требовались услуги волшебников. Соответственно, со временем священники стали скупиться на еду и кров.
— А твари? — спрашиваю у Плутона. Они ведь, наоборот, должны стремиться к цивилизации.
— Твари убивают быстро, а перемещаются еще быстрей. Люди постоянно исчезают — как понять, по чьей вине? — сверкает серебристыми зубами. — Раньше на нас почти не охотились. Не успевали выслеживать.
— Только существа и сущности привязываются к ареалу обитания, — говорит Эйса. — Их активность рано или поздно становится довольно заметной. Получаются осевые места вроде проклятых домов или лесов, где часто пропадают люди. Поэтому приходится изгонять или убивать, а зоны влияния чистить. Еще магических животных ловили для бестиариев, но содержать существ в неволе очень трудно, а сущностей — невозможно. Изучать тогда никого не изучали, они ведь сразу исчезают, если умертвить.
Да. На следующий день после гибели паучьей твари от крохкого панциря не осталось и следа.
— Всерьез изучением магических порождений занялись, когда Пифон Хоа открыл способ сохранять тела после смерти, — почти виновато поясняет Айяка. Продолжает, но я не слушаю, поглощенная воспоминанием: многоногая тварь. Высшая.
Не испугалась печати Плутона. Была сильнее моей твари.
Но легко проиграла трем мальчишкам.
— Они все медленно угасают, а хотят сгореть, — сказал однажды Наас. Мне становится холодно. Касаюсь Плутона. Под шершавым мехом перекатываются мускулы, ходят острые лопатки. Такая живая.
Мертвее мертвого.
Запрокидывает рогатую голову к первым звездам. Не разобрать выражения на узком лице: тварь — вырезанная из мрака фигурка, точь-в-точь рисунок в архиве. Призрачный Илай перехватывает мой взгляд. За его плечом плещется тьма. Выдыхает, сжимая кулаки:
— Он здесь, — Сирас.
Твари проступают из ночных теней. Сбиваемся в круг. Вооруженные перчатками образуют периметр. Илай отталкивает меня в центр. Поднимаю пистолет и направляю на крылатый сгусток перед ним.
— Две, пять, — срывающимся шепотом считает Айяка.
— Семь, — говорю я. Вместе с Плутоном — восемь. Слежу за Энид: часто дышит, темные глаза широко распахнуты, а жесткая форма надулась от ветра.
— Ты умрешь одна или прикончив всех нас, — предупреждаю тихо. Девушка вздрагивает, ненавидяще смотрит несколько бесконечных секунд. Рядом, лихорадочно дергая застрявшую змейку, стонет Янни. В звонкой тишине шуршание куртки оглушает. Накрываю нервные пальцы:
— Все хорошо. Они тебя не обидят, — но его природа сейчас вопит другое.
— Я знаю, что вам очень страшно, — сколько раз я просыпалась под торшером от сухого хлопка лампочки, от града осколков, чтобы увидеть, как кто-то ползет из темноты? — Бояться — нормально. Не сопротивляйтесь. Позвольте страху победить. Он — часть вас самих, и не причинит вреда. Он тоже хочет жить… Энид. Пожалуйста. Попробуй довериться… себе, если не нам.
Волшебница зажмуривается. Закусывает губу. Медленно отпускает волнующиеся чары.
Твари кружат, перетекая и смешиваясь. Тонкие рога Плутона то проявляются сколами пространства, то исчезают — стоит моргнуть. Дикие формы путаются в сознании, а образы разложения и смерти едва успевают отпечататься на сетчатке прежде, чем исчезнуть навсегда.
— Ни хрена себе, — голос Нааса нарушает странный танец.
— Мой, — клекочет гривистое дымное создание с изогнутым телом, скребет асфальт мощными лапами. Наас давится воздухом:
— Еще чего!
— Мой, — настаивает тварь. Непрерывно колеблется, вспухает белесыми нарывами, опадает коростой. Разрушается: ее время заканчивается.
— Она умирает, — Наас или Илай должны остановить это. Но Илай опускает затянутую в сетку заклинаний руку и шагает к иной, угрожающе распушившей перья на локтях. Почти человеческое лицо влажно переплетается голыми мышцами, которые обнажают и скрадывают кости и пустые глазницы черепа. Скелетообразное тело с вывернутыми назад коленями трясется, гремят металлом длинные суставчатые пальцы.
— Ты, — говорит Илай.
— Мооой, — скрипит, съеживаясь от налетевшего ветра, умирающая. Наас заправляет за уши порхающие прядки, цедит:
— Твою мать.
— Янни, почему они не выберут Янни? — Айяка обхватывает себя руками, даже не пытаясь достать оружие.
— Он нестабилен, — глухо отвечает Эйса.
— Ему конец, — бросает Хикан.
— Не говорите так при нем! — рявкает девушка. — И Наас тоже нестабилен!
— Природно, психически он в норме. Это важнее.
— Выбор сделан, — свистящий шелест проникает под кожу. Прикусываю щеку изнутри, чтобы не закричать. Невидимая тварь скользит мимо, заставляя колени подгибаться. Боже мой, невыносимо яркая! Прямо в моей крови: падение и плавленое стекло. Шрам наливается тяжестью, в висках стучит, когда я зову:
— Плутон! — Янни оседает на землю. Кажется, потерял сознание. Круг рассыпается. Кто-то переворачивает мальчишку на спину, кто-то подхватывает меня и встряхивает до хруста в шее.
— Слишком, — язык еле ворочается во рту.
— Слабые, — эхом бьется в груди. — Даже девчонка.
— Что с ними?! — золотые глаза Хикана горят лунами.
Что с тобой — собираюсь спросить я, разве ты не чувствуешь? Но крыша рушится, а белое летнее солнце пляшет в небе под громоподобное пение птиц. В горло набивается запах земли и вяжущая пыль. Сладкий цветочный вкус оборачивается гнилью просевших трупов, далекими звездами. Холод смыкается над головой наждачным смехом:
— Неужели тебе этого достаточно?
Я не слышу, что отвечает Плутон, потому что выдыхаю:
— Да.
***
— Вам придется снять барьер, — доносится издалека, — если вы собираетесь отметить нас.
Сойт Роэн.
В интонациях путаются напряжение и насмешка. Последние дни его голос неизменно будил меня на рассвете, завершая хрупкие сны, полные птиц и красных цветов.
Каждый вечер, приведя Янни к брату, я обходила защитный контур, пока мальчишка сбивчиво рассказывал о прожитых сутках. Отвечала на вопросы растерявшего кусочки воспоминаний огненного мага и игнорировала бывшего полицейского:
— Каков ваш план? Запереть знак, окружить тварями? Прекрасное начало диалога. Все сойдут с ума от одного их присутствия. Ты забыла, как переносят тьму другие люди?
— Что вы скажете?
— Что сделаете, если вас не станут слушать? Снимете барьер и позволите тварям… проредить толпу?
— Как представляете свое будущее после принятия пакта? Думаешь, сможете без проблем продолжить обучение? Ха! Вы станете темными созданиями, а им не место в Университете. Разве что в Заповеднике. Создадите свой магический орден изгоев? — я моргнула. Сойт Роэн ухмыльнулся. — Угадал? Значит, новый Университет… Допустим. Как он будет функционировать? Как вы используете свою силу и поверхностные знания? Да половина из вас даже не прошла инициацию. Вы едва ли понимаете магию.
— Полагаешь, мир защитит тебя и твоих друзей от несчастного случая? А ваши семьи? Твоя, допустим, не в счет, я все про вас знаю, но остальные?
— Считаешь, никто не будет винить вас в смерти охотников, что уже погибли здесь, — и тех, кому только предстоит умереть?
— Кто убил их? Дай угадаю: ты и Наас. Простой вывод, всякий его сделает. Для большинства волшебников огненные маги и твари едва отличимы. Мало кто в курсе, что ритуалы Хайме являются причиной вашего безумия, а не излишек огня и тьмы в разуме. Как вы докажете… свою человечность, если хотите отказаться от нее?
— Чего ты хочешь достичь?
— Почему не отвечаешь мне? Боишься? Или нечего сказать?
— Боииится, — протянула Сано, следуя за мной по пятам за пламенной завесой. В подвале было жарко и тяжело дышать, дым оседал на коже. Женщина двигалась плавно, словно в медленном танце — шуршало ультрамариновое платье, звякали медные браслеты на запястьях и щиколотках. На щеках — траурные полумесяцы осыпавшейся туши. — Они все боятся. Это их природа. Вы — загнанные в угол крысы, а кто всерьез воспримет крыс? Вон пацан из того же теста, и чего он достиг? Носит бумажки за Максом и ноет о мертвой младшей твари. Забирай его с собой, только раздражает.
Покрасневший Рики сверкнул глазами из-под спутанной челки. Сойт Роэн отстранил Свидетеля:
— Подожди.
Я остановилась. Мужчина напротив потер покрытый щетиной подбородок. Черные от праха руки оставили разводы на потной загорелой коже. Жестом
отослал волшебницу прочь. Сано надула губы, дернула голым плечом, но подчинилась. Сойт Роэн рассматривал мои шрамы. Я впилась ногтями в самый важный — тот, что он был не в силах увидеть.
— Идея пакта неплоха, — он заговорил тихо, но в гулком подвале слова разлетелись до скрытых во мраке углов. — Подумай хорошенько. Вы все должны верно расставить приоритеты. Чего ты хочешь. Чего хотят твои друзья. Чего хотят твари. Не догадки. Правда. Сано кое-что поняла про это место, и тебе стоит: Отрезок появился из-за гордыни. Люди решили, что могут повелевать демоном. Прямо как вы сейчас.
— Они принесли ложную жертву, — напомнила я. Мы же достаточно заплатили.
— Цена неважна. Нельзя купить верность. Демон преподал им этот урок, — внимательный взгляд задержался на моей сжатой в кулак левой руке. — Поэтому, повторюсь: подумай. Чему и кого хотят научить твари?
Сейчас Сойт Роэн будто продолжает начатый тогда разговор, повторяя излюбленный вопрос:
— Чего вы хотите?
— Безопасности, — отвечает Наас. Голос крошится от горечи. В лицо ударяет жаром. Поднимаю свинцовые веки, чтобы увидеть, как стена огня вокруг знака лижет закопченный потолок и опадает к ногам создателя, мелькнув прощальной вспышкой в золотых волосах. — Право выбирать.
— Тебе понравился выбор, что ты сделал сегодня? — почти поет Сано. — Клятва связала тебя с тварью до конца жизни… а может, и дольше.
Два луча продырявливают темноту: вновь облачившиеся в форму охотники зажгли фонари. Сколько же я была без сознания? За спиной Свидетеля тревожно застыли Мария и Рики, мелькает дымная тьма.
Тварь Нааса.
— Вполне, — роняет маг. Различаю злую усмешку. За ней последует ветер. Вот — холодит шею, пробирается под рубашку. Над ухом кто-то вздыхает… Айя. Сажусь, сотрясаясь от дрожи. В голове не рассеивается обморочная легкость. Сзади на лестнице гремят шаги. Порывистый воздух приносит морозный запах крови. Горячие руки ложатся на плечи:
— Как ты? — тень Илая живет собственной жизнью.
Моей нет рядом.
— В порядке. Помоги мне встать, — с картона от коробок, на котором лежит и Янни. Касаюсь бледного, в испарине, лба. Ледяной. Айяка расстегивает врезавшуюся мальчишке в подбородок змейку:
— Он спит, Энид наколдовала, — даже насланный сон не разгладил морщинки на детском лице. Илай поднимает меня и долго не отпускает, высматривая что-то в глазах. Возвращаю вопрос:
— Как ты? — касаюсь искусанных до ран губ. Снова волновался. Слизывает кровь и стирает влагу с моих ресниц. Шепчет:
— Все будет хорошо.
Наас говорил то же самое: первая ночь в Университете.
Он чудовищно ошибся.
Пережидая волну тошноты, опираюсь на Илая. Левая нога опухла и болит. Сойт Роэн мучает рыжеволосого мага старыми вопросами, на которые нет правильных или простых ответов.
Морщусь: сколько можно? Но потом слышу — кое-что изменилось:
— Как мы обретем безопасность в Университете или вне его, если подвергнем риску жизни магов?
Мы. Мы. Он уже принял решение.
Закашливаюсь, нахожу незаживший порез на горле.
Подарок Илая. Сказал тогда, маги огня навсегда застряли на границе двух миров: между людьми и чудовищами. Прошу:
— Пойдем к ним, — ноги не слушаются. Если бы не Илай, я бы упала.
Если бы не его выбор три дня назад, я бы умерла.
Наас говорит о клятвах, тварях, охотниках и печатях, но Сойт Роэн перебивает:
— Забудь о логике и выгоде. Они услышат вас, но не послушают. Самое главное — показать людям, что вам и тварям можно доверять. Как…
— Легко, — слова вырываются с хрипом раньше, чем успеваю обдумать неясную идею. — Мы позволим им напасть.
— Что? — оборачивается Наас, дергается Энид. Хикан и Эйса хмурятся, лишь Сойт Роэн спокоен под прицелом белых лучей.
— Позволим прийти сюда. Оставим барьер проницаемым к атакам.
— И что это изменит? — кривится Сано.
Я смеюсь: как просто.
Все. Это изменит все.
— Уравняет шансы выжить, — Мария и Рики подходят ближе. Оставив Янни, присоединяется Айяка. Сойт Роэн убирает ладонь с пояса — от пистолета. — Поставим еще один барьер чуть шире. Прямо за нами. От тварей. Мы окажемся посередине.
Как всегда были. Как всегда будем.
Не люди, не чудовища.
Застряли в месте, где сходятся свет и тьма.
— Если они нападут первыми, — подхватывает Хикан, — если убьют нас — чары падут, и им конец. Но и нам тоже.
— Не вижу разницы, — фыркает Свидетель.
— Мы требуем защиты для всех, — голос Айяки дрожит. Девушка обхватывает себя за плечи, грязная юбка надувается колоколом. — Неприкосновенности жизни — любой. Равенства. Его нельзя добиваться в неравном противостоянии. Просто нечестно.
— Мир или смерть, — будто взвешивает слова Сойт Роэн.
— Но твари выживут, — Сано ловит шелестящий подол. Выкрикивает:
— Да прекратите! Ветер! Кто психует?!
Наас кривится:
— Ничего не могу поделать. Я только с огнем нормально управляюсь.
— Ты маг воздуха! — рявкает женщина. — Соберись и вспомни, чему тебя учили весь сраный год!
— Не могу! Сама… — Наас осекается, когда Айяка берет его за руки. Что-то шепчет на ухо, касается скул, век — заставляет закрыть глаза.
Заслышав шуршание, оборачиваюсь. Янни смотрит прямо на меня:
— Фонтан.
— Что?
Одновременно вскрикивает Мария:
— Алек!
— Фонтан, — с нажимом повторяет маг огня. — Ось Отрезка. Дорога назад. Драконий портал…
— Невозможен, — заканчиваю я. Черт. — Пакт пактом, а открывать магам путь в Отрезок нельзя. Мы не сможем вернуться: нам не хватит сил.
Кивает, опадают сведенные плечи:
— Нужен новый знак. Центр — главная ось, фонтан. В нем сойдутся все линии. Мы замкнем кольцо. Используем след демона. Смерть каждого человека и твари. Чары. Я дал тебе.
Чары. Точно. Достаю и показываю бумажку:
— Вот.
— Дай сюда, — Хикан подскакивает и отбирает листок. Щурится, разбирая узор. Вокруг нас опадает ветер, Айяка и Наас замерли: лоб ко лбу, переплетенные пальцы. Стихия в последний раз проносится между колонн и затихает.
— Стабилизатор, — озвучивает техник. — По типу формулы в драконьем портале, но завязан на тьму. Демон? — Янни пожимает плечами. Отворачивается, потеряв интерес. — Я никогда не видел ничего подобного. Это… кажется, направит притяжение Отрезка по любому заданному вектору!
— Или переместит нас к демонам, — говорит Сано.
— Нет, — Хикан смотрит на Янни. Звериные глаза высветляются до огненных точек. — Нет. Направляющими перехода останутся Зарин, Илай. Наас. Янни вряд ли. Совет использует Мантикору для открытия. И мы тоже, для шага назад: закрепим связь энергией оси. Портал останется активным, пока этот орган включен, — парень поднимает рисунок. — Стоит отсечь его и дать импульс — нас вытолкнет отсюда! Даже выкинет, жестко, вместе с полюсом… то есть, со всеми огненными магами! Освободившись, сила демона разорвет знак, путь в Отрезок исчезнет. Идеальная схема! Я должен посчитать… время, силу… коэффициент Мантикоры. Он может не выдержать…
— Янни, иди сюда, — зовет брата Мария Хектор, ловит мальчишку лучом. Но тот, едва поднявшись, исчезает среди сгустившихся теней. Хрустит трещинами колба на груди у Свидетеля: твари прибывают.
Господи. Если та невозможно острая снова окажется рядом, я умру, взорвусь.
— Меня устраивает, — вдруг говорит Сойт Роэн. Моргаю. — План несовершенен, но идея… идея хороша. За такую можно умереть.
— Ты с ума сошел?! — взвивается Свидетель.
— Нет. Просто он тоже изгой в Университете, — смеюсь: вот, к чему его вопросы. Сойт Роен тоже жаждет свободы, но боится стоящей за ней неизвестности. — Пустой среди магов, но выбился в искатели. Достиг потолка возможностей и теперь хочет большего.
Мужчина невесело хмыкает:
— Почему бы и нет?
— И ты ведь особенная, Сано, — склоняет голову набок Айяка. — Разве тебе нравится, как тобой пользуются? Разве ты хотела оказаться здесь? Пошла бы в Отрезок по собственной воле?
— Нет, — говорит вместо женщины Сойт Роэн. — Но, в отличие от нас, ей есть, кого терять. Только я уверен, Ульрих окажется среди охотников, которых Совет выберет для своей защиты. Тварь может отметить и его — после заключения пакта. Тебе больше не придется рисковать жизнью ради прихотей ученых, а ему не
понадобятся обереги. Сколько Ульрих не покидал периметра? С прахом сейчас туго.
— Или Совет откажется подписывать мир! Что тогда? Вы правда убьете всех? Своих друзей?! Вы действительно это сделаете?! — Сано вцепляется в разрушающийся оберег. Вертится, заметив…
— Хватит. Пора решить. Мир или смерть? — рокочет Плутон близко и далеко. Барьер у знака искрит, вспенивается каменной крошкой. Женщина взвизгивает и закрывает лицо, Рики отпрыгивает к центру, Мария и Сойт Роэн выскакивают за разорванную линию: первый озирается и кричит имя брата, второй вскидывает пистолет. Иллюзорные твари пляшут среди бьющихся в припадке лучей. Кто-то влажно отирается о мои ноги и щелкает зубами у щиколотки. Илай обнимает крепче.
Чему они хотят научить нас?
— Мир или смерть?
Рогатый силуэт рождается из дыма в полуметре от мужчины. Он не успевает прицелиться, когда Плутон осыпается в пепел. Дразнит.
— Выбирайте сейчас, — знакомый клекот. Тварь Нааса.
— Каждый, — обдувает поясницу: еще одна. Тонко вскрикивает Энид.
— Выберете смерть, — звучит прямо в мозгу.
— И станете пленниками нового заклинания, — слышится в скрипе под потолком.
— Сможете заново ответить на этот вопрос вместе с Советом, — на долю секунды ощетинивается иглами человекоподобное создание. Сплав света и зыбких фигур стеклянно лопается, ночь закупоривает подвал.
— Кому вы готовы вручить свою жизнь?
— Теперь, когда отмечены, — дрожащее пламя выхватывает Нааса с Айей и сверкающий металлом дым. Гаснет. Надсадный кашель и проклятия Свидетеля бьются о стены, многократно усиливаясь эхом.
— Але… ек! — давится Мария.
— Мир, — говорю я, шепчет Илай. Выкрикивают другие: Наас, Айяка, Хикан — желтые точки глаз в кромешной тьме. Эйсандей Ветта, сын главного врага вопрошающих монстров. Рики нервно комкает: миг, миг! Мария — отзывается, заслышав звонкий голос брата. Хрипит так и не выстреливший Сойт Роэн.
Спустя вечность молчания выдыхает заветное слово Сано, за ней сипит Энид. Вокруг движется воздух. Обжигающе-горячий Илай — спасательным кругом, единственной константной. Кто-то опять закашливается, шуршат по бетону подошвы. Холодок в позвоночнике, сопровождающий присутствие тварей, уходит следом за ними. Лишь Плутон еще здесь — не вижу, но знаю. Протягиваю руку и натыкаюсь на чешуйчатую щеку.
— Придется начертить новый знак, — говорит мягко. Обвожу будто вырезанные из гранита черты.
— Это плохо?
— Ннет… нет, — чуть качает головой, — это… правильно.
— Ты в порядке? — странно спрашивать подобное у ожившего кошмара. Чувствую кинжальную остроту клыков, когда тварь ощеривается в улыбке:
— Да.
***
— Ненавижу, — запрокинув лицо к небу, Сано рассматривает погребенные под пернатым покрывалом балки. — Вы не оставили мне выбора. Чертова тварь отметила меня без моего согласия!
— Свой дар ты тоже не выбирала, — трет виски Наас. — Хватит ныть. Вроде без печати тебя по лабораториям не таскали. Ты сказала: мир. Никто за язык не тянул. Могла выбрать Университет. Полгодика тестов и ритуалов — и ученые бы от тебя отстали.
— Конечно, я бы дольше полугода и не продержалась, — парирует женщина. Магазин залит серебристым сиянием. Воробьи копошатся и перепархивают среди ферм. Я ловлю падающее перышко.
— Они приходят, когда все кончено, — Мария оборачивается к Илаю. Найденный Янни покорно останавливается возле брата, теребит застежку на его рюкзаке. Прозрачные глаза прикованы к месяцу за окном.
— Они всегда рядом. Ты же знаешь, — Илай опускает белые ресницы.
Сойт Роэн и Энид уже вышли наружу. Сквозь выбитые витрины видно, как мужчина ловко ступает по засыпанной обломками дороге, а девушка едва поспевает за ним. Хочет поговорить.
— Заклинание Янни, — Хикан бережно разглаживает помятый листок. — Невероятное.
Мария вздыхает.
— Пацан не просто псих, он чертов гениальный псих! — Хикан проходит по другому начерченному Янни узору. Айяка огибает по дуге. Ее путь повторяет Наас. Остальные идут прямо по хрупким меловым линиям — воспоминанию о Тони, соснах у озера и волнующейся сталью воде.
Илай не дает последовать за друзьями:
— Подожди.
В зимнем свете маг выглядит младше и спокойней. Или спокойствие подарила ему заплетенная кровящими мышцами тварь? Молчит. Сжимаю жаркие сильные пальцы. На улице спорят: кажется, Энид настаивает на ночевке в тюрьме:
— Там безопасно!
— Для нас здесь везде безопасно, не тупи, — устало огрызается Наас.
— Пошел к черту! Полный город безмозглых тварей, а ты думаешь, что договор с несколькими Высшими может…
— Что она сказала тебе? — между светлыми бровями обозначаются морщинки. Я отчего-то сразу понимаю, о чем он спрашивает, и могу повторить каждое слово, но… нельзя. Они только наши.
— Обещала быть рядом. Всегда, — почти слышу перекатывающийся осколками смех Плутона:
— Какие бы решения я ни принимала.
Что, если сегодня я ошиблась? Что, если мы все погибнем, выступив против девяти Советников и чертовой толпы охотников? Свидетель права: умрут не твари. Только люди.
Не этого ли они хотят? Я так легко доверилась своему чудовищу, но ведь вера — лишь тень одного на двоих страха.
Где правда? В чем ложь?
Илай подходит вплотную, касается подбородка, заставляя смотреть на него. Охватывает за шею, прослеживает росчерки от удавки. Такой же Кан перерезал
Тони горло. И в первую встречу, рядом с умирающей Ниной, был готов затянуть петли. Шепчу:
— Я совсем запуталась. Мы верим им…
— Из-за магии, — усмехается. — Но мы и есть магия, разве не ты мне это сказала? — Слишком просто, — и коварно: слова из прошлой жизни, — а твари не просты.
— Они никогда не поступали вот так, — проводит ногтями по рубцам, почти царапая. Больно. Верно. Твари не ранили.
Хватка слабеет. Илай трогает ранку от своего ножа.
— Люди страшнее чудовищ, — повторяю давнее Нинино пророчество. Сглатываю, перехватываю жилистые, искалеченные шрамами запястья. — Они… изменили тебя. Ты почти погас, будто тварь, а не человек. На что это похоже? По сравнению с прошлым.
— Я не знаю, — опускает белые ресницы. — Я давно перестал понимать разницу. Ты должна видеть ее.
— Я не вижу, — или не хочу замечать, — но та тварь, Сирас. Нашел в тебе огонь. Значит, не все потеряно.
Кривит губы в улыбке:
— Он просил прощения. Поклялся впредь защищать меня от людей. От людей! — фыркает, но темные глаза не смеются.
— Только от них и нужна защита, — раздается за спиной. Огненный маг обходит меня и выставляет прострелившую ершистой тьмой перчатку.
— Эй-эй, притормози! — Сойт Роэн. Выдыхаю. Направляю на него пистолет. Стоящий за порогом магазина мужчина закладывает пустые ладони за голову:
— Вот: без фокусов, — улица уже опустела. Светящиеся щели обрисовали прямоугольник закрытой двери: Наас победил в споре. Или они разделились.
— Чего ты хочешь? — моя очередь задавать вопросы.
— Поговорить, — его безразмерная куртка полна карманов. В них может быть что угодно. Я выстрелю, если придется.
— Говори, — выбранное Илаем заклинание электризует воздух, потрескивает в волосах.
— Ваш план — безумие.
— Тебя все устроило, — цедит маг огня.
— Мир или смерть — простой выбор, когда и так умираешь.
— Что? — пистолет кажется чудовищно тяжелым, усталость бесконечного дня давит на плечи. А он нашел время прийти и сказать:
— Рак. Год-полтора в запасе есть, если повезет, — опускаю ствол и растираю ноющее предплечье. Илай не меняет позы.
— Не веришь, — понимающе хмыкает мужчина. — Молодец. Но я не вру. Спроси у своей твари. Они это чувствуют за километр.
— Допустим. И? — отвечает ровно.
— Все здесь надеются выжить. Но есть те, кому нечего терять, и те, кто ничего никогда не лишался, — бывший полицейский переступает сверкающую стеклянными зубами раму. — Что бы они там не сказали тварям, они еще обдумывают варианты. Совет будет готов к переходу в Отрезок. Просчитают любую ситуацию. Разработают стратегию и выступят единым фронтом, чего пока нельзя сказать о нас. Я вижу слабые звенья.
— Сано, Энид. Рики, — говорю я.
— Сано Тхеви заинтересована в мире с тварями не меньше вашего. Она злится, но поймет. Я поговорю с ней. Но Энид Чаритони и Рики Беата — проблемные. Еще Эйсандей Ветта. Я верю в его намерения, но встреча с папашей может заставить парня… потерять самообладание, — Сойт Роэн останавливается перед узором на полу. Кивает на смазанный рисунок. — Айяка Корнелиус тоже вызывает вопросы. — Не она, — холод за лопатками. Мы с Наасом втянули Тони и Айю в этот кошмар, а теперь Тони мертв. На волшебнице печать Плутона. Ее семья наверняка во власти Университета. — Айяка первая заговорила, поверила в пакт Серафима.
— Это было до или после гибели Тони Луизы?
Стряхиваю наваждение: девушка выкрикивает сквозь слезы:
— Я хотела! Я хотела, чтобы они умерли! Я бы убила их снова…!
Те люди сломали ей жизнь.
Мы тоже.
Поднимаю взгляд на надколотую луну. Меняю тему:
— Хикан. Скоро полнолуние. Он будет… вменяем? Справится с новой формулой? Илай гасит чары. Слышу влажный шорох и постукивание костей о плитку.
— Он станет вспыльчивым. И только, — огненный маг смотрит в просвет между стеллажей, где мерцают металлом перья. Паучья кисть роняет звонкие пули. Сойт Роэн вздрагивает и ощупывает запасные магазины на поясе, проверяет пистолеты: — Зараза!
Илай кусает губы. Ему нужно простить свою тьму.
Он не может.
Сойт Роэн давится кашлем. Лицо мужчины серое от копоти и усталости. Они провели в дымном подвале долгие трое суток, гоняя воздух из птичьего царства с помощью чар. Даже вечно напряженная, словно сжатая пружина, Сано Тхеви выглядела изможденной. Пора заканчивать разговор: время отдохнуть.
— Что ты предлагаешь? — спрашивает Илай.
— Отправить всех, кто вызывает сомнения, на знак. Я не уверен, как среагирует заклинание: перенесет их взамен Совета и охотников или оставит на месте?
Илай сужает кровавые глаза:
— Я бы и тебя…
— Если он правда болен, то представляет не меньший интерес, чем Хикан, — переплетение болезни и печати при полном отсутствия магии. Уникальное сочетание. Мужчина наклоняет голову, скрываясь за маской из теней:
— Я достаточно потерял. Я не отдам лабораторным крысам свои последние дни, — безоружный, пустой — но угрожает двум магам и всем невидимым тварям:
— И вам тоже.
Прячу пистолет за пояс:
— Мы выступим вместе или проиграем. Дело не в Совете. Советники не услышат нас, ты сам прекрасно понимаешь. Но с ними будет охрана.
— Охотники, которые вынуждены пахать ради оберегов, — звучит с улицы. Сойт Роэн рывком оборачивается. Наас, засунув ладони в карманы, замирает снаружи под искореженным козырьком. Позади в освещенном проеме кутается в кофту Айяка. — Те, кому приходится отказываться от прошлого ради волшебства. Мир не принесет Совету ничего хорошего. Он нужен только нам.
— Если Рики Беата или Эйсандей Ветта ударят в спину, когда портал сработает, вы не успеете даже заговорить о пакте, — усмехается мужчина. — Ваше желание произвести хорошее впечатление на охотников нелепо.
— Но тогда они тоже умрут, — Наас дергает плечом. — Хватит. Пора отдохнуть. Сообщение Совету отправлено. Завтра начинаем выстраивать новую формулу. Хочешь искать возможных предателей — без проблем, но потом. Сегодня лично я чертовски устал, а без вас отсюда не уйду.
— Трогательное единодушие… во взгля. дах, — выкашливает Сойт Роэн. Касается носком ботинка меловых линий. — Как же вышло, что двое мертвы?
Наас скрещивает руки на груди:
— Энид с удовольствием расскажет тебе свою версию, — прищурившись, рассматривает мужчину. Фыркает:
— Уже, да?
— Хочу узнать вашу.
— Господи, когда же это закончится, — раздраженно бормочет Наас. Отворачивается:
— Пойдем. Прогуляемся.
— Наас! — вскрикивает Айя. Парень отмахивается:
— Все нормально. Валите спать. Мы поговорим и скоро вернемся. Давайте, идите, — обращается к нам с Илаем. Сойт Роэн ступает по битому стеклу. Илай оглядывается на чернеющий спуск в подвал, откуда тянет гарью и теплом. Кладет ладонь мне на талию. Говорю:
— Он прав. Все — завтра, — дай себе время подумать.
— Д-да. Пойдем, — мрак редеет. Маг огня расслабляет плечи.
Спустившись с крыльца, вдыхаю запах остывшего города. По утопающей в лунном сиянии улице удаляются две фигурки. Ночь уравняла цвета, и Наасова коса сейчас не ярче песочной куртки Сойта Роэна. На секунду их подсвечивает огонек: мужчина закуривает сигарету.
Айя смотрит вслед, дрожит, натягивает на пальцы рукава кофты, хотя ночь теплая.
— Он будет в порядке. Смотри, — указываю на дымное пятно над трубами. Смещается, будто гонимое ветром. Но ветра нет.
— Ему пришлось принять ее клятву, да? — хмурится.
— Он спас ее.
Волшебница морщится и уходит в дом. Опускаю ресницы, защищаясь от колкого электрического света. Проходя по коридору, провожу по царапинам на стене:
— Мне кажется, мы здесь уже несколько лет, — признаюсь Илаю.
В ванной монотонно журчит вода. На кухне склонились над застеленным бумагой столом Эйса, Хикан и Мария. Закипает чайник, пахнет сигаретным дымом и шоколадом: чистый и очень маленький в одном лишь растянутом свитере Янни устроился на подоконнике, крутит в ладонях чашку. Айяка, громко хлопая дверцами, что-то ищет в шкафчиках. Из темной комнаты в обнимку с котом появляется Сано. Переоделась в огромную желтую футболку и ерошит мокрые прядки. На запястьях по-прежнему тонко позвякивают медью фенечки и браслеты, пальцы унизаны кольцами, а в ушах блестит добрая дюжина сережек. Без макияжа и пепельных разводов на щеках женщина выглядит гораздо младше, чем в полумраке подвала. Да что там — другим человеком, даже взгляд синих глаз изменился:
— Вы поразительно беспечны. Везде открыты форточки, он мог сто раз сбежать, — сует мне мяукнувшего зверя. Машинально глажу:
— И что? Свою миссию он выполнил.
Свидетель до странного серьезна, в низком голосе нет обычной насмешки: — Это вряд ли. Разве тварь не сказала беречь его?
Илай трогает мягкую черную лапу:
— Ты что-то увидела?
— Больше не злишься? — спрашиваю я.
— Может быть, — из ванной выходит, вытирая голову полотенцем, Рики. Женщина, воспользовавшись моментом, исчезает за дверью. Щелкает задвижка.
— И что мне с ним делать? — Бес вертится, пытаясь освободиться.
— Киса! — вытягивает шею и улыбается Янни.
— Отдай ему. С котом он справится, — Илай трогает ссадину у моих губ. Запускает пальцы в волосы, наклоняется ближе — я перестаю замечать происходящее вокруг. Воркуя, отбирают кота: Янни. Кто-то проталкивается мимо в кухню. Там спорят, но не разобрать и слова. Важна лишь горячая кожа под моими руками и срывающееся дыхание — одно на двоих.
— Быстро вы нашли общий язык, — ехидно тянет Свидетель. Когда успела вернуться?… — Интересно, если бы послали Мантикору…
Илай отстраняется и обжигает женщину взглядом. Та смеется:
— Он гораздо сильнее тебя. А вы, огненные, слишком зависите от инстинктов, и… — Не заканчивай эту мысль, — хрипло советует маг.
— Я уже, — она скалится и ретируется в комнату. Прячу горящее лицо у него на груди, втягиваю металлический запах. Ругань за прикрытой кухонной дверью становится громче. Хикан наседает на Марию:
— Хватит подтирать ему нос, он работал и с более сложными чарами! Под моим контролем справится.
— Он рисует только то, что хочет, — терпеливо, как ребенку, объясняет Яннин брат. — Когда Алека заставляют… в последний раз разнес лабораторию и потом неделю отказывался от еды.
— Здесь голодовка не станет проблемой, — упорствует техник, — стихийные выбросы силы тоже. Это сложнейшие чары. Я сам не справлюсь. Необходимо модифицировать знак с учетом кучи параметров. Утром я перерисую старый и тогда точно пойму масштабы работы, но уже сейчас знаю: помимо стабилизации и расчетов точной величины импульса для изменения вектора перемещения, надо как-то облегчить всю систему. Полярность соблюдена: формула в Университете завязана на смерть, жизнь у нас есть, но…
— Смерть? — переспрашивает Мария.
— Так называется мертвый полюс, — отвечает Эйса. — Заклинание, которое составлено из плоти. Противоположный конец — ее хозяин. Он обязан быть живым, чтобы образовался переход. В нашем случае — Зарин, Илай, Наас. Много, хорошо. Проблема в открывающем — Мантикоре. Ось Отрезка поможет ему, но расход сил может быть неравным.
— Гибельным, — торопится перейти к сути Хикан. — Если Мантикора умрет, пока мы будем болтать с Советом, — портал захлопнется раньше времени. Нас выбросит в Университет, но твари останутся за границей знака: здесь. Даже если никто из охотников не психанет и не начнет бойню, без явной угрозы под носом Совет не подпишет мир. Нам придет конец. Надо обеспечить Мантикоре всю возможную поддержку. У нас есть три огненных мага. Твари… может быть, хотя слишком много тьмы в уравнении… ладно, потом. Жертва пригодилась бы. Мы
двинем назад по сложному пути, от жизни к смерти, но энергия разрыва знака поможет. Или ее не хватит. Или окажется много, и нас размажет. Зажмуриваюсь. Слишком много переменных.
— Нас трое. Мы справимся, — чуть слышно ободряет Илай. Он тоже не считает Янни, в отличие от Марии:
— Здесь четверо магов огня. Неужели не хватит?
— Проблема в том, что сейчас все ложится на плечи Мантикоры. Порталы разрушительны именно жесткой завязкой на открывающего. А у Мантикоры даже с его девяносто двумя процентами не хватит сил долго держать проход активным. Только открытие выпьет беднягу наполовину. Надо каким-то образом разомкнуть и дополнить связь другими огненными магами. Плюс, один из них должен будет дать импульс к переходу назад. Для этого понадобится… — техник долго молчит. Вздыхает:
— Я понятия не имею.
— Ты разберешься, — мягко говорит Эйса. С нажимом заканчивает:
— И Янни тебе поможет. Даже если взорвет при этом полгорода.
Мария неразборчиво возражает. Оборотень перебивает:
— Можно прикончить кого-то. Жертва чертовски поправит ситуа…
— Замолчи! — рявкает сын Хайме. Добавляет тише:
— В тебе говорит луна.
— А еще знания и здравый смысл, — бормочет желтоглазый.
Шепчу в шею Илая:
— Мантикора.
— Что?… — напрягаются мышцы под тонкой тканью футболки.
— Если он не умрет, то сломается.
— Хикан найдет способ помочь, — теснее сжимает объятия. Почти больно. Ровно настолько, чтобы еще пару мгновений побыть вне сердитых голосов и царапающейся за стенами ночи.
Нас стало так много, но хватит ли, чтобы вернуться домой — особенно далекого, едко пахнущего краской Мантикоры?
— Хватит, — обещает Илай. — Мы больше не одни, помнишь?
Скрипнув, входная дверь приоткрывается в темноту.