Проснувшись как от толчка, сажусь на матрасе. Сердце колотится за ребрами. За окном тесный дворик купается в солнечных лучах. В гостиной негде ступить из-за собранных из тряпок постелей, а воздух тяжел от дыхания. Разглядываю спящих — спокойные лица и взъерошенные затылки, — привычно считаю: раз, два, четыре, шесть, семь… Восемь: Сано с головой завернулась в плед, но вон видны яркие прядки, значит — на месте. Энид уткнулась носом в потертого плюшевого медведя. У игрушки не хватает одной лапы.
Илай шарит по моей подушке. Во сне он кажется хрупким и уставшим, некрасивым: резкие черты, искусанные губы. Синеватые тени под белыми ресницами. Легко, чтобы не разбудить, касаюсь поцелуем щеки, уголка рта. Выпутываюсь из простыней и подхватываю ботинки, вытягиваю из-под матраса теплый пистолет. Паркет едва слышно скрипит под босыми ногами, ворочается в кресле Наас.
На пустом спальнике у тумбочки свернулся Бес: Сойт Роэн уже встал. В кухне закипает чайник. Там спали Хикан и Эйса. Постояв немного, сначала иду в ванную: слишком рано для новых разговоров. Вчерашняя ночь еще ноет в позвоночнике, сонное оцепенение делает мысли вязкими, заставляя бежать по кругу вслед за частящим пульсом. Мы вернулись в сизых утренних сумерках и почти сразу пошли отдыхать — после прочтения пакта Серафима и Хиканова раздраженного:
— Отвалили! Все равно ни черта в этом не понимаете! — оборотень собирал воедино кости заклинания с разных листов. Бумажки погребли под собой обеденный стол и подоконник. Зевающий Эйса держал на коленях особенно ценные фрагменты:
— Мы закончим сами. Чары по сути готовы. Идите спать.
— Готовы, — прошипел Хикан, — конечно! Готовей некуда!
— Мы притащили постели, — проигнорировал его сын Хайме, — чтобы не разделяться. Там тесновато, но поместимся.
— Чем второй этаж плох? — хмуро поинтересовался Наас.
Эйса тронул опутывающую запястье цепочку с крестиком и хмыкнул:
— Кое-кто психует. Лучше не спорь.
Обернувшись и напоровшись на штормовой взгляд Энид, я дернула рыжеволосого мага за кончик хвоста:
— Иди первым в душ. Ты жаловался, что замерз.
Мне тоже холодно — до сих пор. Но туман в сознании не желает рассеиваться, и я пытаюсь смыть наваждение прохладной водой, пока за дверью рушится тишина. Вот кто-то проходит мимо. Другой останавливается и дергает ручку. Звякает посуда. Выезжает шкафчик. Дребезжит… я оборачиваюсь. Стекло в узком окошке под потолком ходит ходуном.
— Плутон.
Скинув вещи на пол, ставлю в ванну стул. Шатается, но держит. Высоты хватает, чтобы, поднявшись на цыпочки, выглянуть во двор — длинный и темный, до краев залитый асфальтом. Тварь замерла по центру, напряженная, будто готовая сбежать.
С трудом открываю рассохшуюся раму. Громкий треск прогоняет воробьев с балконов:
— Привет.
Скалится своей игольчатой улыбкой:
— Привет.
— Я ждала тебя раньше, — кладу подбородок на подоконник. Замечаю: мы поменялись местами. Момент в Заповеднике — тогда она была по ту сторону окна. — Знаю. Я чувствовала, — пятится.
— Прости. Я ранила тебя?
— Ерунда. Ты волновалась. Почему?
— В Университете считают, что ты мертва, — Плутон переступает птичьими лапами. Отводит взгляд:
— Они не в состоянии представить, что кто-либо в здравом уме мог принять клятву твари. А без связи с останками я бы…
— Представляешь, как они удивятся, когда поймут? — смеюсь. Глава Совета Гофолия, наверное, догримасничается до судорог. Воздух рвется — Плутон
коротко хохочет. Ежусь: по мокрой коже пробегает сквозняк. В дверь стучат. Наас спрашивает:
— Эй! Все в порядке?
— Да… я сейчас. Скоро, — стул качается. Плутон отворачивается. — Подожди! Застывает вполоборота. Сотканный из мрака рогатый силуэт похож на дыру в картинке.
— Мы не знаем, как именно сработает знак, — я отгоняю видение: маслянисто отблескивающие внутренности под ногами, тяжелеющая от боли и крови кисть. — Хикан говорит, риск огромен. Не только для Мантикоры, полюса… мы тоже в опасности. Энергия оси плохо предсказуема. Если она окажется слишком яркой, когда вырвется на свободу, мы можем стать…
Как Янни. Прикусываю губу. Плутон шагает навстречу:
— Сработает. Вы не пострадаете. Ни о чем не волнуйся.
— Почему ты так уверена? Хикан постоянно напоминает о жертве. Что без нее не сохранить достаточно энергии для обратного импульса. Мне кажется, он считает, что жертвой станет Мантикора. Возможно, даже внес это условием в формулу. Смерть лежит в основе темной магии. Нет ничего сильнее страха смерти, поэтому узор в лабораториях — мертвый полюс — составлен плотью убитых созданий. Наши же чары будут начерчены мелом. До смешного наивно верить, что этого хватит.
Хикан и не верит. Он мог подстраховаться.
— Плутон? — но она лишь снова отступает прочь, уходя от ответа. Быстро говорю: — Илай хочет отправиться в Темные земли, когда все закончится. Он говорит, будет война.
— Скорее всего, он прав, — кривится, вздыбливается шерсть на острых лопатках. Значит, придется идти. Если останемся, умрем первыми.
— Что там? — леса или пустошь? Преисподняя?
— Начало, — лишенные света глаза словно ищут что-то в моем лице.
— Я не понимаю, — вцепляюсь в раму, подтягиваюсь выше. Чешуйки краски забиваются под ногти, а Плутон ускользает:
— Поймешь.
— Объясни мне, — пожалуйста. Просьба ловит ее за миг до прыжка. — Поговори со мной еще немного! — не бросай меня, я ведь не оставила тебя в той клетке! Приблизившись, запрокидывает узкую голову. Изящная и тонкая. Моя.
— Я должна закончить кое-что. Ты найдешь все ответы в Темных землях, поверь. Сейчас не время… — осекшись, вдруг продолжает тише и мягче:
— Мне жаль. Я не хочу уходить, но так нужно.
— Ладно, — смотрю на пролетающих над крышами птиц. — Иди. Ты же вернешься. Рокочет чуть слышно:
— Да. Конечно.
— Но сначала, обещай мне, — зажмуриваюсь. Я должна была сделать это дни назад, но струсила. Дальше бояться нельзя. Наклоняюсь вперед — на подоконнике трепещут камушки, ползут трещины, а край больно врезается в грудь. Я собираюсь просить слишком много:
— Обещай, что когда в следующий раз посмотришь назад — там буду я. Не Заповедник. Не Тлалок. Не колодец. Не чертовы звезды. Только я, и ничего больше, — щекам горячо, а под веками роятся черные точки, но мне некуда дальше молчать, она правильно сказала: не время. Секунды утекают сквозь пальцы:
— Сегодня прошлое потеряет смысл. Скажи мне, что у нас одно будущее. Помоги мне поверить.
Плутон не отвечает бесконечное число ударов сердца. Отпускаю хрупнувшее дерево и опускаюсь на пятки, прислоняюсь лбом к холодному кафелю.
— Спроси меня еще раз — позже, — шелест за стеной. — Зарин? — зовет Айяка. Во дворе никого.
По плитке простреливает ветвистый разлом.
— Иду!
Выровняв дыхание, подбираю мятую одежду. Взгляд падает на отражение в зеркале. Убираю отросшую челку за ухо.
Скулы и нос обострились, а под глазами залегли тени. Синяк на подбородке вылинял до зеленовато-желтого. Морщинки въелись в кожу переносицы — не оттереть, как и алые путы рубцов на шее и предплечьях. Смешно. Любому магу сразу понятно, кто я такая:
— Угроза, — закатываю рукава рубашки до локтей, оставляю расстегнутыми верхние пуговицы. Завязать хвост, пистолет — спереди за пояс шорт, ледяная тяжесть внизу живота. Пусть видят.
Едва переступив порог, врезаюсь в Рики.
— Извини, — парень роняет тетради. Те, в которых мы записывали последние слова погибших в Отрезке.
— Пгивет, — почти падает на колени, собирая разлетевшиеся листки. — Я здал тебья. Мозем…
— Зарин! — кричит издалека Айяка. — Наас и остальные уже на улице.
— Конечно, — иду на голос, в кухню. Пахнет мятой и сигаретами, у зажженной люстры вьется дым. Бледный Хикан склонился над разложенной на столе газетой с жирно выведенным маркером знаком. Центр узора пустует: здесь чары замкнут в кольцо фонтан.
— Я не понимаю, что значит Яннин кусок вот тут, — оборотень с силой трет виски. — Сраный ублюдок ничего не объяснил, но требует оставить.
Техник указывает на густое звездчатое плетение, тяжеловесное на фоне ажурной вязи. Эйса пожимает плечами:
— Ну и оставь. Когда Янни чего-то требует, он обычно более-менее в себе.
— Более-менее, — цедит Хикан, дергая седые пряди. — Я уже не знаю, сработает ли формула вообще. Я попытался учесть все источники сил, но хватит ли их для открытия портала… им же устанавливать связь с новым знаком…
— Успокойся, — Эйса перехватывает его руки, коротко гладит. — Перестань мучать себя. Янни вчера одобрил. Я в него верю. И в тебя тоже. Все получится.
Сойт Роэн и растрепанная Сано безучастно глядят на них, устроившись на подоконнике. Рядом на табуретках дышат паром стаканы с зеленоватым чаем, лежат две копии пакта, уже заверенные восьмиликой смертью и спеленутые чарами Бози. Одна достанется людям, другая — тварям.
Если соглашение нарушат, экземпляр невиновной стороны сгорит, оповещая о начале войны. Впрочем, Хикан утверждает, что даже без огня каждый человек и тварь ощутит и подписание, и разрыв.
— Хочешь чаю? Я только заварила, — спрашивает Айя, тщательно протирая стол полотенцем. В коридоре мелькает багряная вспышка. Энид.
Не хочу.
— Да, спасибо.
Пока она звенит посудой, сбегаю проверить поисковое заклинание. Плутон ушла, но напряжение по-прежнему электризует воздух. Значит, тьма вернулась в город. Собираю обрывки горестных воспоминаний, но они путаются и рвутся, не оживляя вытравленной на обоях плоти волшебства.
Рядом скрипит паркет.
— Не получается? — спрашивает Энид. Вертит медвежонка, разглаживает обвислый белый бант на его шее. Позади, у ванной, мнется Рики.
— Не могу сосредоточиться, — признаюсь осторожно.
— Когда волнуешься, всегда так, — девушка глядит в сторону. Убирает волосы за ухо. Засматриваюсь: алые, сияющие шелком пряди разметались по плечам и грубой черной ткани формы.
— Сложно тогда, наверное, лечить раны, — качает головой:
— Нет. Быстро привыкаешь и перестаешь нервничать.
Из кухни выглядывает Сойт Роэн. Усмехается и ретируется обратно. Отворачиваюсь к чарам и подбираю слова:
— Надеюсь, сегодня эмоции не помешают нам… спастись.
Энид бережно усаживает игрушку на тумбочку, к вазе с искусственным букетом. Поправляет пыльные красные гвоздики — цветы для мемориалов и похорон.
— Я сделаю все, что потребуется, чтобы мы смогли вернуться в Университет. Почти предложение мира. Киваю:
— Спасибо.
Тронув нос медведя и не подняв глаз, Энид уходит в комнату. Через секунду, вновь опередив Рики, появляется Айяка. Помощник Максимилиана просачивается мимо. Хлопает входная дверь.
— Идешь? — девушка оборачивается вслед целителю. Дает мне запотевший горячий стакан с лиственной взвесью. Мятная горечь обжигает ноздри. Волшебница выглядит больной в строгом черном платье. Теребит скрывающие запястья манжеты. Сутулится, когда с потолка, сопровождая чью-то мелкую поступь, сыпется штукатурка. Рассеянно спрашивает:
— У тебя хватает патронов?
— Да. Все хорошо
Нервно оправляет лямку кобуры:
— Если начнется стрельба…
— Будем надеяться, никто не потеряет самообладания и не забудет, что наши жизни удерживают барьер вокруг знака от падения.
— Ваши твари все равно смогут пройти. Защитят нас в случае паники.
— И спровоцируют новую, — слишком много давления. Хватит с магов чудовищ снаружи.
Айяка дергает подбородком: с нее тоже — хватит. Животный ужас от скопления тварей отравляет ее разум и бетонной плитой навалится на всех, кого выплюнет сегодня портал. Стоит одному выстрелить, и…
— Ты уверена, что справишься с Рики, если он попытается что-нибудь выкинуть? — хмурится. Поджимает губы. — Его свяжут, и он пустой, знаю, но и твой друг тоже. Чувства… сложная штука.
— Друг? — роняет. Криво улыбается. — Может быть. Или ты права, и он привел меня в Университет из-за магии огня, — гладит рукоятку пистолета. — Не
волнуйся. У меня хватит сил позаботиться о нем.
— Да, я видела, на что ты теперь способна, — пронзающий небо смерч на стадионе. Парализующий страх из ее прошлого уступил место воздушным течениям тревоги. Но он может вернуться — в любой момент. Память коварна, но я молчу, хоть стоит сказать: вдруг ты прямо сейчас ступаешь под радужную тень витражного козырька?
Наас просил не обижать ее. Вздыхаю:
— Просто помни все, чему научилась, и будь осторожна.
— Буду. Ты тоже. По-моему, Рики что-то от тебя хочет.
Ждет снаружи. Наверняка.
— Я пойду. Спасибо за чай, — который в момент растворяет камешек непенфа. Рики сидит на крыльце. Форменный китель замялся горбом между лопаток. Огненные маги и Мария Хектор застыли через дорогу, перед входом в магазин. Янни опять надел огромную красную куртку… папина, верно. Нельзя забыть ее здесь. А вот Наас свою выкинул — сразу после попытки затушить охватившее Кана пламя. Передергиваю плечами: хранящий дождливую свежесть ветерок пробирается под одежду. Земля еще влажная, а по умытому небу, заслоняя солнце, со стороны тюрьмы надвигается пелена. Моя вытянутая тень то наливается мглой, то почти исчезает. Закрыв дверь, присаживаюсь рядом с другом Айяки:
— Вот, — протягиваю стакан. — Айяка приготовила, а я не хочу… не смогу и глотка сейчас выпить, наверное.
Рики коротко улыбается. Черные глаза полны тревоги. Обводит по ободку граненое стекло, касается тетрадей. Пальцы ненадолго зависают над обложкой прежде, чем открыть, достать сложенный до пухлого прямоугольника лист кальки.
— Восьми.
— Что это? — в гуще слоев видны заштрихованные фигуры и цифры.
— Кагта белых пятен, о кото-ых не знают в Унивеситете. Выбеите любое, чтобы сп'ятаться.
— Метки покажут, где мы.
— Нет, — Рики поднимает брови. — Ты не знаес? Белые пятна дгобят и исказают сигналы от меток. Попавшие в зону помех отобазаются с'азу в десятках мест по всему мииу, пг'ичем дажзе спустя некотоое въемя после выхода из пятна. Совет сгазу поймет, в цем пъичина, и отпгавит искателей пгочесать известные им пятна. Вам стоит занять дугие.
— Нам? А ты? — Наас оборачивается, жестом показывает: идем. Киваю: сейчас. Рики должен сделать глоток.
— Я останусь. Вам понадобится человек внутги Унивеситета.
— Зачем тебе это?
Парень дует на чай. Долго смотрит на людей впереди. Хмыкает:
— Я всегда ненавидел магов.
— Что?…
— Не из гевности… зависти. Нет. Вы создаете чудовищ, котоых не хотите понимать. Вы загнали магию в дгемучие леса, запегли, как даконов под земгей. Вы месаете чудесам. Без вас они вегнутся. Постепенно, неского — чегез века, но нисего. Одназзды магия снова будет зыть среди людей. Я вегну ее.
— Чушь.
— Сто имено? Сто ты вообсе знаешь о магии? — кривится он.
— Больше, чем когда-либо поймешь ты, — улыбаюсь Илаю. Огненный маг хмурится, сжимает кулаки, но не подходит. Наблюдает.
Рики выдыхает:
— Туше, — надпивает зеленоватую жидкость.
— Значит, ты помогаешь нам из-за мира с тварями. Чтобы они были в безопасности.
— …а Унивегситет законсился. Без исследований огден быстго газвалится.
— Или найдет альтернативу.
Рики слепо улыбается:
— Я не позволю.
— Как?
— Не твоя забота. Вы должны спгятаться, чтобы Совет не нашел вас и не убил, нагушив миг. Займите белое пятно. Иг'айте в магию, пегеманивайте людей. Пусть Унивегситет опустеет. Ученые газбегутся, Совет гастегяет силу и сгинет. Охотники насладятся свободой и пгиключениями — бесплатными, пгавда, — Рики умолкает, встряхивает головой. Продолжает плавно, почти воркуя:
— Но ничего, найдут нормальную работу. Сейчас они перебиваются охранниками, грузчиками. Живут в общежитиях, едят бесплатно в кафетерии. Носят форму… а тут денег станет не хватать. Придется искать что-то солидней должностей вышибал в клубе, вспоминать, на кого учились до Университета. Там уже заведут новых друзей, семьи и нормальную жизнь, в которой со временем не останется места колдовству. Все закончится, даже огненные маги — вы уже исчезаете.
— Тогда никто не удержит тварей от нарушения мира, — его взгляд стекленеет. Непенф подействовал.
Если Рики говорит правду — сейчас я совершаю ошибку: наши цели пока совпадают. Но если он лжет, то представляет угрозу.
Он умен, изворотлив. Мог бы такой искренне привязаться к твари? По- настоящему мечтать вернуть миру жизнь, описанную в сказках и легендах? Вполне.
Но и привести Айяку к ученым смог.
Назвать имя. Стереть воспоминания:
— Максимилиан. Рамон Хайме. Члены Совета. Ученые. Администрация. Ты забудешь их слабости. Секреты. Мотивы. Перестанешь понимать. Доверять. Восхищаться. Запомнишь: Университет опасен для тебя. Маги опасны. Магия опасна. Непостижима. Безгранична. Она повсюду. Как ты и мечтаешь. Как ты и боишься, — расплескивая кипяток, стакан выскальзывает и разбивается об асфальт. Рики не замечает, хоть бледные кисти расцветают красными пятнами. — Ее больше, чем ты способен осмыслить — но не хватит, чтобы заполнить пустоту внутри тебя. Ты должен искать спасение вне чудес и драконов. Этот путь не для тебя, — встаю. Щелкаю перед его носом. Парень, вздрогнув, подскакивает. Судорожно отряхивает брюки:
— Твою мать!
— Обжегся? — замерев в неловкой позе, растерянно щурится:
— Я… да… ты что-то спашивала?
— Да. Я спросила: ты отдал Айю ученым потому, что думал — она маг огня? Хмурится. Поднимает тетради и прижимает к груди:
— Такие, как вы, не долзны сусествовать.
— Она была твоим другом.
Рики засмеялся:
— Дугом! Как будто я д'гужить хотел! — отступаю. Под ботинками хрустит стекло. Парень трет висок, глядит мимо. Осмысливает свою новую реальность.
— Возвращайся в дом. Тебе опасно выходить за барьер, — с шумом втягивает воздух. Повторяю напугавшее его слово:
— Опасно.
Прячу кальку с картой в карман шорт и перехожу дорогу.
— Что случилось? — спрашивает Илай. Обещаю:
— Потом.
— Да. У нас мало времени. Надо уничтожить старое заклинание, — говорит Наас. Откидывает тяжелую косу за спину. Волнение высветлило золотистый загар, прорисовав каждую веснушку. Белый как кость Илай протягивает закованную в перчатку руку.
Смаргиваю: призрак, нет — картинка, которую показывала мне девочка. Прозрачная фигура с отчего-то закрашенной в черное ладонью.
Даже улица — та.
— Птицы улетели, — Илай облизывает яркие от новых ран губы. Всматриваюсь в отражающее облака окно: фермы под арочной кровлей пусты.
— Они у фонтана, — предвкушают финал.
— Ненавижу, — шипит Наас.
— Пойдем, — смеется Янни и первым скрывается в сизом полумраке. Замороженная формула колется с сухим лязгом, вроде сминают консервную банку. Мария сбивается с шага, когда расчлененные трещинами линии впитываются в бетон. Мы обходим знак, продолжая дробить остистый скелет и пол подвала. С потолка сыпется известка. Наас отфыркивается и звонко чихает.
— Тут меня стошнило, — топчась по засохшей луже, счастливо сообщает Янни. — Надо тоже убрать. Почему не убирается?
Останки тварей исчезают без следа.
— Забей. Идем, — отмахивается рыжеволосый маг. Идем. В последний раз взбежать по узкой лестнице. Скользнуть сквозь столп пыльного света: полукруг окна выгнулся прямо на начерченных мелом чарах.
— Это тоже я сделал! — мальчишка хохочет, раскидывает руки и, изображая самолет, облетает полустершееся колдовство.
— Да. Ты молодец, — почти ощущаю жалящие брызги прибоя. Что случилось на озере в сосновом лесу? Сколько еще историй оборвалось в молчании мертвого города?
Снаружи Айяка застыла у размытого бурого пятна. Широкая юбка вьется в коленях: ветер усиливается. Магия или непогода? Облачный фронт подкрался совсем близко, вот-вот сомкнется.
Девушка вертит сияющий киноварью осколок витража.
Выкидывает, а Янни зачем-то подбирает.
Вон остальные — вдалеке, совсем крошечные. На ресницах повисают разноцветные блики, мешая разглядеть людей и запертую временем улицу.
Айяка спрашивает:
— Вы поговорили с Рики? Чего он хотел? Он странно себя ведет. Будто напуган.
— Дал мне карту. Сказал, на ней неизвестные Совету белые пятна, — в моем голосе — эхо напряжения, хоть я не вру. Просто замалчиваю половину правды. — Конечно, он напуган. А ты нет?
— Он будет связан во время… переговоров, — добавляет Наас. — Если начнется бой, его жизнь будет зависеть только от тебя. Не пойми меня неправильно, но любой бы занервничал.
Девушка, открывшая рот для ответа, ничего не говорит и отворачивается.
— Пока, Спайк! Пока, Джоба, — отставший Янни прощается с погибшими охотниками, по дуге огибая каждую темную розу на асфальте. — Спасибо за свитер, Карс. Извини, что я его потерял… Пока-пока, Ниль! Ты был классным! Илай теснее переплетает наши пальцы.
— Откуда он… — хмурится Наас.
— Янни видит больше других, — Мария неотрывно наблюдает за братом. Его лицо с тонкими, будто высеченными из синеватого мрамора чертами, несет отпечаток чужой жизни — подобно домам по обеим сторонам дороги.
— Должно быть, твари, которых он создал, — повторяю слова Сойта Роэна, — продолжают жить. Связь открывает Янни путь в их мир.
— Он зашел слишком далеко, — говорит Илай.
— А нужно еще дальше, — чуть слышно отвечает Мария, подводя итог вечности в Отрезке. Шорох шагов и стоны сквозняков среди старых стен отдаются вибрацией за лопатками. В нескольких кварталах от площади над головой перепархивают воробьи. Стайка рассаживается по проводам, сразу затихнув: ни движения, ни писка. Следующие ждут за поворотом. Чем дальше, тем плотнее становятся их ряды. Когда показывается фонтан, карнизы, балконы, крыши, трубы и антенны вокруг скрываются под плотным пернатым покрывалом. Деревья одеваются коричневой листвой.
— Дерьмо, — говорит Наас, едва мы ступаем на площадь. Изучающий газету с телом знака Хикан поднимает лихорадочно светящиеся глаза.
— Господи, — шепчет Мария. Я сглатываю слюну.
Здания вокруг дышат, перекатываются звуками. За каждым окном громоздится тьма — непроницаемо плотная, до последней капли боль отрезанного мира.
— Мы умрем? — тихо спрашивает Айяка, детским жестом прижав руки к груди.
— Нет. Нет. Я этого не допущу, — отвечает Наас птицам и гривистой тени среди дымоходов. Ниветиш. Влажно мелькает бескожий Сирас. Меня знобит: скоро появится и Алва.
Под пристальным вниманием тысяч могильщиков Эйсандей Ветта опускается на колени. Вычерчивает чары. Нижний слой на разбитых плитах, песком и каменной крошкой, вверх уходит второй, затем третий уровень — эти уже повисают спиралью. Маг сжимает в кулак булыжник, венчающий узор. Командует:
— Встаньте на фонтан, — земля начинает пылить. Мы спешим уйти с подрагивающей плитки и взобраться на бортик бассейна. Эйса, утративший всякое сходство с надменным профессором Хайме — коричневая куртка вздувается пузырем на спине, шторм полощет каштановые волосы — медленно поднимается и шагает назад, отводя руку и отпуская раскручивающееся заклинание. Камни пляшут вокруг него, набирая скорость. Тонкий свист просачивается в уши, под кожу. Дрожь пронзает от ботинок до макушки. Ураган рвет одежду, толкает вниз, где смыкаются трещины, заполняются бетонным крошевом дыры — плотно, притираясь кусок к куску. Оглядываюсь: алые цветы в припадке трясут головками. Следующий порыв выскребает сухие лепестки, завертев, швыряет высоко-высоко — задираю подбородок и почти падаю. Пепельные хлопья, кружась, разрезают дымчатое небо ломкими краями, солнце
дергается: я пытаюсь восстановить равновесие. На несколько ударов сердца кажется, что падаю — вверх, в прозрачное море, из которого не выплыть. Успеваю упереться пяткой в край, Илай перехватывает за талию. Эйса снова вскидывает кулак, завершая колдовство.
— Ты в порядке? — Илай будто светится изнутри. На скулах черные росчерки. У меня наверняка такие же. Позади него Айяка придерживает вспухающую колоколом юбку, вороные пряди стелются по ветру. Хикан хмурит седые брови и прячет под футболкой драгоценную газету со знаком. Сверкающий янтарем Наас затягивает крепление перчатки. Сано Тхеви с котом на руках, похожая на бабочку в своем нежно-розовом одеянии. Янни кутается в пуховик, его брат напряженно вглядывается в переплетение стеблей у чаши. Задеревеневший от бурлящей магии Сойт Роэн вцепился в кобуру. Прекрасная Энид с глазами раненного зверя прижимает к груди сумку с волшебной аптечкой. Встрепанный худенький Рики, серый от страха… как и целитель в черной форме пятого блока
Здесь должен стоять Тони. И даже Кан.
— Мне страшно, — отвечаю Илаю. — Но это нормально.
Правильно.
Невесело улыбнувшись, отводит челку с моего лба и целует в висок:
— Да. Но нечестно. Никто не заслуживает… бояться.
Растираю шею, прогоняя озноб: он прав. Даже Рики не заслуживает. А я его напугала — навсегда.
— Готово. Можно чертить, — говорит Эйса. Хикан спрыгивает на разгладившуюся площадь:
— Погуляйте пока. Я сам.
— Ты уверен? Время… — начинает Наас, но осекается, напоровшись на свирепый взгляд. — Ладно. Без проблем.
Айяка смотрит на часы:
— Полдевятого, — они откроют портал в двенадцать.
— Помогите Эйсе с барьером от тварей. Рисуйте пошире. Если что-то потом не поместится, я тебя прикончу.
— Чего сразу меня-то? — возмущается Наас.
— И за этим присмотрите, пусть не суется к формуле, — оборотень кивает на забравшегося в фонтан мальчишку. Янни ерошит соломенные пряди, опускается на корточки и почти исчезает: куртка сливается с цветами, красное на красном. Сажусь на нагретый бортик. Однажды мы сидели здесь с Наасом. Тогда я еще шарахалась от огня и собственной тени. Теперь морозный мрак буднично обжигает локоть: Илай сплетает нацеленные на тварей поисковые чары.
— Боже, — сипит Рики. Плавкий знак трясется в руках огненного мага, лопается и отслаивается по краям. Я вздрагиваю: тепло. Дымно… а в красных глазах пляшут искры.
— Твоя магия, — Илай зажмуривается. Кивает. Лицо искажается страданием, а рисунок багровеет, наполняясь жаром. Вспыхивая.
— Возвращается, — с белых ресниц срывается слезинка. Заключенный в золотое кольцо заклинания центр Отрезка — единый сгусток пламени, лучами расходятся охваченные пожаром дома. Самые пугливые твари мерцают далеко на периферии, где карта замыкается мощеной останками улицей. Не двигаются, подобно оцепеневшим птицам.
— Как?… — когда колдовство гаснет, обнимаю. Прижимаюсь к мокрой щеке, с силой провожу вдоль позвоночника, по закаменевшим мускулам. Трогаю вертикальные рубцы на запястьях. Илай хрипит на ухо:
— Сирас, — горячий, на виске пульсирует жилка. Я смеюсь, мы смеемся. Наверное, выглядим безумцами: отпрянув, Рики сбегает на границу площади, где маги начинают возводить защитный купол.
— Он научил… я… я по-прежнему многого не помню, но, кажется, перестал забывать. Раньше одно тянуло за собой другое, — стираю влагу с бледной кожи. Прикосновение на миг расцветает розовой полосой. Илай рвано выдыхает:
— Дыры после ритуалов никогда не затянутся. Но и расти не будут.
Проглотив комок в горле, обещаю ему и себе, срывающему кровавые бутоны Янни и звонкому от тревоги Марии:
— Мы выберемся отсюда. Выберемся и создадим новые воспоминания взамен потерянных.
Спустя несколько часов, когда над нами уже мерцает кружево барьера, а тонкие линии портала тянутся до самых зданий, местами взбираясь по стенам — воздушные и почти незаметные, — я подхожу к Сойту Роэну. Протягиваю карту белых пятен. Развернув кальку, мужчина хмурится. Касается чисел у жирной точки в центре:
— Координаты Университета. Что это?
— Белые пятна, — я оглядываюсь. Рики на другой стороне знака. Илай связал его запястья, и сейчас колдует над головой. Айяка проверяет набедренную сумку: там должны лежать только тетради, никакого оружия. — Рики говорит, в них можно скрыться. Я не знаю, стоит ли ему верить, но полагаюсь на твое мнение. Пусть карта будет у тебя.
— Почему? — сигарета в уголке его рта роняет пепел.
— Мы не останемся с вами. Мы хотим найти Темные земли, — поднимает брови. Трет заросший щетиной подбородок. — Вам придется строить новый орден самим. — Интересно. Но я имел в виду: почему я? Отдай Эйсандею. Он у нас активист.
— Этого мало. За ним не пойдут. За тобой — да, — мужчина щурится. — Только от тебя зависит, будет ли существовать альтернатива Университету.
— Почему? — повторяет, будто насмехаясь. Но карие глаза не смеются.
— Наас сказал, тобой восхищаются. Неудивительно. Ты не маг, но стал искателем. Значит — сильный, и понимаешь волшебство лучше многих. Наверное, потому, что каждую секунду помнишь о смерти.
— Что? — резко выпускает дым вниз.
— Я пыталась разглядеть магию внутри тебя, помнишь? У меня получилось, — подхожу вплотную и касаюсь его груди там, где под тканью футболки клокочет дыхание и тяжело бьется сердце. — Ты хочешь оставить след. Память о себе. Как и все мы, ведь нет ничего важней. Каждое крохотное воспоминание способно определить будущее: через мудреные формулы или простые слова. Не нужно быть волшебником, чтобы сотворить чудо. Эйса… — присел рядом с Хиканом, указывает на разрыв в плетении символов. Улыбаюсь:
— …мечтатель. Он видит, что Университет стоит на костях, но надеется построить собственный малой кровью. В нем не хватает жестокости и страха. Тебе же болезнь подарила их в избытке.
Сойт Роэн пристально рассматривает меня. Жалобно шуршит под ветром калька.
— Ты спрашивал, чем цепляет магия, — на что она похожа. Я ответила: на жажду, но не сказала главного:
— В заклинаниях прошлое обретает смысл, а жизнь — ценность. Мы все живем ради наследия, но забываем об этом, потому что не хотим думать о смерти. Но мы должны, иначе опоздаем. Понимаешь? Кто-то должен помнить за всех, что время кончается.
— О чем болтаете? — обернувшись, обнаруживаю Сано. Женщина поправляет венок в розовых волосах. Рядом на бортике Мракобес сражается с белой лентой, перетягивающей мохнатое тельце ровно посередине. Бант с медведя? Похоже… Волшебница смеется и дергает, протаскивая кота вперед. Сойт Роэн выкидывает окурок, складывает карту и прячет в карман куртки. Говорит:
— Обсуждаем, есть ли жизнь вне Университета.
Растираю покрывшиеся мурашками предплечья: похолодало. Небо с мутным солнечным оком сплошь чешуйчатое от серебристых облаков.
— Хороший вопрос, — Сано наблюдает, как зверь дерет путы. Спрашиваю:
— Есть предположения? — качает головой. Венок съезжает на затылок и рвется, когда женщина пытается вернуть его на место.
— Ну вот, — сминает нежные цветы в кулаке, отводит взгляд. — А я хотела быть красивой. Помада хоть не размазалась?
— Нет. И ты очень красивая, — честно отвечаю я. Сано дергает уголком яркого рта: — Незабываемо красивая, надеюсь, — расправляет тунику, — иначе легко затеряться в братской могиле.
Выбрасывает испорченное украшение обратно в бассейн, целя в скалящий зубы череп.
— Ты поэтому никогда не носишь форму? — Сойт Роэн закуривает новую сигарету. Сано шмыгает носом:
— Разумеется. Если меня не станет, я хочу, чтобы это заметили. Даже те, кто не был знаком со мной, но видел мельком в Университете. Одного человека легко заставить забыть. Всех не обманешь.
Обхватываю себя за плечи. Под ребрами лед: крохотный Хикан вдалеке смыкает узор. Рассыпавшиеся по площади маги одинаково неподвижны, словно заразились от птиц и тварей. Следят, как срастается плоть волшебства. Даже кот сдается и замирает лапами вверх. Волшебница чешет его за ухом:
— Ты здесь самый важный, малыш. Остальные не в курсе, но мы-то с тобой знаем. — Знаете, что? — она говорила подобное и прежде. Сано напевно воркует, склонившись над Бесом:
— Что в нем кусочек твоей твари. А в кусочке — немножко от ее хозяина. Столетия назад профессор Люциус У. Тлалок присягал на Камне силы, чтобы стать Советником Тлалоком. Все члены Совета до него и после тоже проходили посвящение. Единение душ сквозь века — так, помнится, обозвал церемонию Гофолия. Падкий до пафоса ублюдок.
Сойт Роэн хмурится:
— Речь в день инициации Цирты.
— Советника Коди, имей уважение, — закатывает глаза Свидетель. — Теперь Цирта в прошлом. И вот здесь, — кладет руку на разомлевшего от ласки Беса. — Все они здесь.
— Тварь расщепили? Я не думал… у них не получалось подделать слияние, подселить искру в живое существо. Ты уверена? Видишь с помощью своего дара? — мужчина тоже наклоняется над животным.
— Да. И разумеется, уверена! У них получилось. Папаша Эйсы — гений, — тихонько сообщает коту волшебница.
— К чему ты клонишь? — понижаю голос, хоть рядом никого — только Янни копошится в цветах фонтана.
— Поэтому ученые думают, что тварь мертва, — продолжает Свидетель. — Две частицы уничтожаются в момент встречи. Его отправили с посланием не ради сообщения, а убить Плутона раньше, чем она прикончит Совет.
— Она не смогла бы, — возражает Сойт Роэн, — для тварей чары этого порядка закрыты: как магические трактаты и Университет. Создатели ритуала посвящения в Советники не были полными идиотами.
— И Плутон жива! — вскрикиваю. Мальчишка морщится и прячет лицо в охапке алых бутонов. Оглядываются Илай и Наас.
— Физическая оболочка помешала? — предполагает мужчина. — Или клятва защитила тварь?
— Видимо. Здесь ученые просчитались, — Сано Тхеви протягивает мне свободный конец ленты. — Клятва Плутона лишь связывает вас, но слияние даст тебе власть над жизнями Советников. Тварь не может убить их, верно. Ты — сможешь. Это лучший стимул к подписанию пакта и наш золотой билет домой. Возьми. Шарахаюсь от трепещущей белой полоски. Маги огня приближаются через внезапно потемневший узор. Хикан поднимается с колен.
Знак закончен.
— Я не… — чувствую знакомое онемение чуть ниже поясницы. В висок ввинчивается мигрень: чары готовятся ожить. — Слияние сводит с ума!
— Ты выдержишь. Ты приняла тварь, в отличие от остальных. И в коте лишь кроха памяти — ее и Тлалока. Меньше, чем ты можешь представить, и меньше, чем заметишь после соединения.
— Это только догадки! Ты понятия не имеешь!… И что, по-твоему, нужно сделать? Свернуть ему шею?! — уничтожить… физическую преграду. Бес мурчит, помахивая пушистым хвостом.
— Нет, — доносится сверху. Над чашей фонтана вздымливается мрак. Ветер закручивается в тугую спираль, пригибая цветы к земле и обнажая заплетенные корнями кости. — Ты знаешь, что делать.
— Я не…
— Спроси еще раз, — Плутон прыжком оказывается в звездчатом узле. Вглядываюсь: его нарисовал Янни и не понял Хикан. — Я услышу. Обязательно услышу.
— Конечно, ты ведь будешь рядом, — слабость в коленях замедляет шаги.
— Да — когда его искра перейдет к тебе. Мы станем единым целым.
— С ним! Ты тоже останешься, — я цепляюсь за воздух.
Плутон кривится — будто рябь по воде:
— Прости. Без жертвы не связать знаки. Не открыть портал.
Из-под когтистых лап рвутся темные струйки, стремительно наполняя заклинание.
— Нет! — но кровавая паутина ширится. Чириканье накатывает приливной волной, выплескиваются лепестки из могильника, а твари — из-под прикрытия дрогнувших
стен. Бросаюсь к ней — птицы разом падают в небо, треск тысячи крыльев звучит раскатом грома. Тени отсекают бледное солнце.
— Все хорошо, — она качается, но стоит. — Мне давно пора уйти.
Шерсть обжигает льдом. Пытаюсь столкнуть с выкачивающих жизнь чар:
— Хватит! Перестань!
Плутон прикрывает глаза и тяжело опускает голову мне на плечо:
— Я жила очень долго. Теперь твоя очередь.
— Не смей! Ты обещала! — но она только выдыхает холод, оседая. — Помогите! Помогите поднять ее! — и кто-то помогает. Все они, наверное — пытаются оторвать ломкое тело от вспухающего плотью узора, но Плутон выскальзывает, вновь и вновь сливаясь с ним в неразделимое целое.
— Не н-адо, про… шу те…! — слова расплываются и рушатся в клетке заклинания. Просачиваются сквозь пальцы — столько рук, белые на черном. Пыль жжет кожу, рокочущий голос опаляет шею:
— Ты освободила меня однажды. Отпусти и теперь.
— Нет! Пожалуйста, хватит! Плутон… Не отпускайте ее! — но они отступают, расплываются до похожих силуэтов. Смаргиваю слезы: только голова в моих ладонях. Тонкие рога осыпаются пеплом, жидкая тьма морозит колени. Лицо лопается оскалом:
— Часть меня всегда будет с тобой, Аваддон, — ее глаза сияют, как чертовы звезды. — Не плачь, тише… Я ни о чем не жалею, — клацают игольчатые зубы, разбиваются. Секунда — и руки пусты. Сердце колотится в горле. Беснуются в небесах воробьи. Один за другим по спирали спускаются ниже, к останкам. Зажмуриваюсь, сжимая виски.
— Зарин… — Сойт Роэн. Показываю трясущиеся ладони. Смехом вырывается:
— Вот. Вот, чего хотят твари. Вот, вот!
— Свободы, — осторожно говорит он. Птицы слетают вниз. Нет!
— Вы не заберете ее! — пламя разворачивается в груди — Плутоновым стеклянным смехом. Вспыхивает рубашка.
— Зарин! — я бью, раскалывая камень. Сотни огоньков расцветают вокруг и взмывают ввысь. Разжать кулак — горите!
— Перестань! — Наас трясет за плечи. Выставить ладони — отшвырнуть прочь, удар отдается в запястьях. Стая распадается, спасаясь от хватких языков, но огонь гонится следом: я не позволю им выжить.
Меняется рисунок барьера: я больше никому не дам умереть.
Первые воробьи с хрустом врезаются в плиты. Через мгновение дождь из мертвых тел колотит по спине. Желанием вспарываю шрам, роняю горячие капли, мешая с ее кровью. В памяти тлеют шерстинки — мертвый полюс на другой стороне портала. Живой притаился в звере совсем рядом — связать. Потянуть.
Трупы влипают в формулу.
— Она открывает портал! — хрипит невидимый Хикан. В легкие набивается едкий дым. Щека вспыхивает: Наас.
— Оставь ее! Помоги! — Илай. Дернувшись, знак приходит в движение. Краснеют линии: огненные маги спешат наполнить волшебство своим страхом. Далекая четвертая сила щекочет ноздри запахом свежей краски. Мантикора.
— Иди сюда, — боль простреливает позвоночник, взрывается в мозгу.
Твари за барьером отвечают ревом.
Закрываю глаза, впуская рванувшую навстречу чужую магию и позволяя узору вытравиться на сетчатке. Звездчатая дыра Янниных чар перекраивается в точку разрыва — я вижу и не вижу, и будто бы понимаю: как захлопнуть дверь, когда мы уйдем по дороге от жизни к смерти.
Бережно собранное Хиканом тело заклинания разлагается до костей, заплывает месивом жил и плоти, чтобы переродиться в совершенно новое существо. Его первый крик всасывает стылый послед демона.
Второй заставляет магов рухнуть на колени.
Третий стирает настоящее, запирая сознание в моменте из прошлого, моего и — больше нет. Я опускаюсь на землю, прижимаюсь щекой. Прошу, как уже просила тьму однажды:
— Забери все, что хочешь. Любую память. Но не трогай их, — пусть что-то исчезнет, когда я оглянусь назад. Нестрашно.
Плутон будет там. Наверняка.
Улыбнется серебром, острая и незыблемая.
Улыбаюсь в ответ. Небо падает на землю. Тревожно перекликаются люди. Зажигается знак, фигуры очерчиваются светом, словно искры, танцующие в пожаре: мимолетные, смертные. Больше, чем ночь над колодцем, и гораздо меньше, чем приходящие за мертвецами крылатые тени.
Меня одной хватит. Среди солнечных улиц Отрезка теперь не отыскать хрупкий рогатый силуэт, но Мантикора не умрет, Янни не забудет. На запястьях у Илая не прибавится вертикальных разрезов, а Наас ни на мгновение не вернется в прогорклую комнату, где на повторе рябит помехами телемагазин.