То благополучно на землю вернулся.
К окну подошел - меня бросило в пот:
И здесь продолжался безумный полет.
Самолет летел низко, чуть ли не касаясь крон деревьев. От ветра с залива машину слегка покачивало. Пьеро и Арлекин притихли. Не знали, как расценить мой странный сон.
- Я не согласен лететь вверх ногами, - сказал Арлекин, - хотя во сне не имеет значения, как лететь. Ведь это был сон?
- Случается, что жизнь похожа на сон, а сон похож на жизнь. В природе много странного, - философски заметил я, мне оставалось только философствовать.
- В твоем Театре тоже не так просто разобраться, - пробурчал Пьеро. У меня от этого сна дурное предчувствие.
- Может быть, опустим занавес и - конец мистерии, - предложил Арлекин.
Я оглянулся - на меня в упор отчужденно смотрели две маски, одна улыбалась, другая хмурилась, вот и выбирай, к чему склониться. Я сказал им:
- Мистерия продолжается помимо нашей воли. Мы сами выбрали роли в этом спектакле.
- Но мы не уговаривались отправляться в путь с пилотом, который в первый раз держит в руках штурвал и может в любую минуту полететь вверх ногами?
- Мы можем вывалиться, - испугался Пьеро.
- Там есть привязные ремни, - бросил через плечо мой сосед, хозяин самолета Джой, и принял из моих рук штурвал. - Идем на посадку.
Маски успокоились.
И снова перемена декораций и... настроения. Где-то близко зазвучала веселая песенка про эти места, она как бы выкристаллизовалась из общего настроения. В моем Театре и такое возможно.
Над крышами Манчестера,
Над солнечным бугром,
Как будто из винчестера
Палит весенний гром.
Все зелено от озими.
Туман в траву прилег
И парус поднял в озере
Свой белый уголок.
Веселая скакалочка,
Как радуга, взлетай.
Веселая считалочка,
Кому водить, считай!
Самолет коснулся земли и побежал вразвалочку по не очень ровной полосе маленького аэродрома. И мы выпрыгнули прямо в траву.
А теперь - так развивается действие - представьте себе девочку, бегущую по утреннему лужку. Высокая трава, как собака, трется о ее ногу. Каштановые, пахнущие солнцем волосы разметались от бега, спадают на лицо, и девочка встряхивает головой, чтобы отбросить их назад. Большие глаза наполнены небом, длинные реснички вздрагивают, как веточки. От частого дыхания рот полуоткрыт, два верхних зубика чуть крупнее остальных. Веснушки как след солнца. Майка с пеликаном на груди. На коленках ссадины едва зажили, покрылись корочкой, как сургучом... Она постоянно в движении, в игре. И с ее губ срывается считалочка:
А у нас в штате Мэн
Жил веселый джентльмен:
Он ужасно любил крокодилов
И на ферме своей разводил их.
А ему крокодил
Как-то раз не угодил:
Он состроил хозяину рожу
И хозяин содрал с него кожу.
- Тебе водить! - воскликнула Саманта и ткнула пальцем в грудь Пьеро.
- А я и не играл, - растерянно сказал Пьеро.
- Ты с неба свалился?
- Не сваливался я... приземлился.
- Ладно! - Саманта махнула рукой. - Только не хмурься. А то от выражения твоего лица, как от зеленого яблока, во рту становится кисло.
- Это не я... это маска такая, - оправдывался Пьеро, но Саманта уже не слушала его. Она подошла к Арлекину и спросила:
- Ты знаешь петушиное слово? Не знаешь. А известно ли тебе, как поет английский петух?
- Петух со знанием английского языка? Скажешь тоже!
- Разве петухи во всем мире поют не одинаково? - спросил Пьеро.
- В том-то и дело, что по-разному. Наш петух поет по-английски: кок-э-дудл... кок-э-дудл!..
Пьеро и Арлекин переглянулись и вслед за Самантой повторили: Кок-э-дудл! Кок-э-дудл!
- А французский петух поет иначе: ко-ко-рику... ко-ко-рику!..