Через неделю Ларио опять пришел к Шацкому. Шацкий сидел за лекциями.
- Жив еще? - встретил его Шацкий.
- Целую неделю, Миша, как видишь, высидел, ну, а сегодня уж невмоготу: говорю, так и так, тетку надо проведать. "Где живет?" На углу, говорю, Гороховой и Фонтанки. Понимаешь? Не соврал...
- К Марцышке?
- Требуют... Все пять в складчину бенефис мне дают... Да! Знаешь, Катя Тюремщица - готова... Три дня тому назад...
- Откуда ты узнал?
- Шурка сказала.
- Значит, сношения есть все-таки с Машками и Шурками?
- Есть, конечно, Миша. Почты для всех устроены... Конвертик этакий, почерк приличный: все как следует. Rendezvous* напротив... Полпивная, вполне приличная. Особая комната, все как следует... Раз с Шуркой сидим: слышу, кухаркин голос...
______________
* Свидание (франц.).
Ларио произнес "кухаркин голос" с той интонацией, с какой говорил "шшиик" и вообще все то, что хотел подчеркнуть.
- Ругает, то есть на чем свет стоит, своих господ, и главным образом не так барыню, как барина.
- За что?
- Подбивается к нянюшке...
Ларио бросил шутовской тон и заговорил серьезно, с своей обычной манерой, скороговоркой:
- Понимаешь, действительно подлец... с виду этакий солидный, брюшко, тут на подбородке пробрито, лет этак пятьдесят уж будет, и вдруг за нянькой, а та совсем еще девочка... ну, лет пятнадцати... И прелесть что за девочка... Боится его, а он пользуется...
Разговор оборвался. Ларио прошелся по комнате.
- Ну, а ты, Миша, как?
Шацкий утомленно закрыл глаза.
- Ты все худеешь.
- Я плох...
Он сделал гримасу и провел рукой по лицу.
- Здешней воды не переношу... Денег нет... и высылать не хотят... Мне, кажется, остается одно: пустить себе пулю в лоб.
- Что ж, пускай, Миша... мы тебя хоронить будем, а ты только этак головкой станешь поматывать... знаешь, как анафема...
- Дурак... Какая анафема?..
- Старушка одна такая была. Ну, жила себе где-то, не видала никогда анафему... Ну, и пошла искать. "Видела анафему?" - спрашивают ее. "Видела, батюшка, видела..." Выскочил к ней какой-то волосатый да кричит: "Анафема!!", а она сидит да только головкой поматывает, а он опять: "Анафема!.."
Шацкий не слушал.
- Нет, Миша, ты что-то того... действительно плох...
Шацкий встал, оттопырил пренебрежительно нижнюю губу и продекламировал тихо, закатив глаза:
- Волк, у которого выпали зубы, бешено взвыл...
- Миша, не грусти: зубки есть еще у тебя.
Шацкий лениво потянулся.
- Ну, что ж ты? Деньги есть? - спросил он.
Ларио смутился.
- Трешница, Миша, есть... Понимаешь, я того... я как только получу, тебе сейчас же... того...
Шацкий сделал вид, что хочет зевнуть, но не зевнул и, опять падая на диван, лениво произнес:
- Успокойся.
- Понимаешь... хоть и бенефис, а все-таки надо... понимаешь...
- Понимаю, - устало кивнул головой Шацкий.
- А впрочем, Миша, если ты уж так плох...
Шацкий не сразу ответил.
- Не надо...
- Нет, ты послушай...
- Оставь... у меня опять живот болит.
Он побледнел, скривился от боли, а Ларио упорно смотрел на него:
- Ничего, Миша, пройдет: это весна.
Через несколько минут он уже прощался:
- Ну, Миша, мне того... пора. Ты что ж, писал домой?