ИСКУПЛЕНИЕ.
1 июля 2019 года.
Вайптаун штат Нью-Мехико.
Опьянение было приятным. Словно возвращение в какое-то родное, нормальное состояние. Алкоголь подействовал на Скотта как противоядие. Против страха. Против паники. Теперь он уж точно ничего не испугается. Не облажается и не подведет Алекс.
Осознание, насколько всё вокруг дерьмово, испуганным зверьком спряталось где-то в подкорке. Скотт отчетливо понимал, что спасет ту, которую он бросил в больнице. В этот раз точно.
Чего бы это ни стоило.
Старый, потрепанный «эндуро» Чохаса, неизвестно каким чудом завелся, и теперь с громким ревом несся по старой, убитой дороге в город. Фара мигала и норовила погаснуть. Выхлопная труба натужно чихала. Из-под шипованного заднего колеса летела песчаная пыль, а когда он выехал на горячий от жары асфальт, то и мелкая черная крошка. Скотт ощутил всепоглощающее единство с байком — будто система подачи топлива впрыскивала горящий бензин прямо в сердце. Его сумасшедший ритм смешивался с ходом четырехтактного двигателя и грохот, казалось, заглушал всё вокруг. Скотт даже не понял в какой момент он стал кричать.
Он понимал, что таким способом привлечет к себе ненужное внимание. Только вот насрать.
На всё насрать. Рогатая тварь с наклейки на баке зловеще подмигивала Скотту. Ниже надпись — «эль супербисто».
Скотт ухмыльнулся и расправил плечи. Он больше почувствовал, чем услышал, как приятно хрустнули позвонки. Шлем с зеркальным забралом сковывал обзор, но это было не важно. Дорогу он знал. В дополнение к байку Скотт получил от Чохаса потертый защитный жилет, оставшийся, наверное, ещё со Вьетнама. Пояс приятно оттягивал «Пустынный орел» с полной обоймой. Последние восемь патронов нашлись в самом низу тактического рюкзака.
Байк резко подпрыгнул на неровной дороге, и Скотт чуть было не вылетел из седла. Сердце ушло куда-то вниз, и спустя секунду накатила волна адреналина.
На Скотта нахлынуло опьяняющее чувство ностальгии. Пустынные бури, запах пороха и оружейной смазки. Рев военной техники и вечная, изматывающая жара. Шестьсот дней в Ираке. Скотт боялся себе признаваться, но он ловил от этого дикий кайф. Нет другого способа почувствовать ту тонкую грань между жизнью и смертью, чем война. И, каким бы адом это не было в действительности, Скотт получал от этого удовольствие. Сейчас же, вкупе с односолодовым ядом, в нем разрасталась жажда крови. На волне дикого адреналинового передоза Скотт только сильнее выкрутил сцепление, и грохочущий мотоцикл ворвался в окутанный серой пеленой Вайптаун.
Его уже ждали.
Ещё не толпа, но уже и не одиночки. Небольшие группы существ молча стояли и пялились на несущийся навстречу мотоцикл. В отсвете фар у стоящих фигур светились глаза. Жуткими большими пятнами. Словно у животных.
Скотт понимал, что не может вот так просто, на полной скорости влететь в них. При каком-то удачном стечении обстоятельств он просто отделается ушибами. В худшем же — свернет себе шею.
Чуть сбавив скорость, он лихо объехал их, обдав пылью и выхлопными газами. Никто; ни одна сраная тварь не шелохнулась. И это безмолвное равнодушие пугало больше всего. Если бы они напали, попытались стянуть его и растерзать, это было бы логично. Ожидаемо. Только вот хрен там!
Стараясь не думать о том, что происходит позади, Скотт поддал газу. И если бы он обернулся, то увидел бы, как они медленно разворачиваются, и всё так же молча смотрят ему вслед.
Ещё рано.
Ещё не время.
Бойня начнется совсем скоро.
Боль в груди проникала в хрупкий, анестетический сон. Всплывала волнами, и оставляла ноющую тяжесть и гадкую сухость во рту. Алекс Фокс снились тошнотворно больные кошмары. Пропитанные чувством тревоги они загоняли её в угол, делая маленькой и беззащитной.
С самого детства, загнанная в амбициозные и глупые догмы отца, носившего военную форму и мудацкие усы. Во сне отец огромным тесаком-кукри рубил её кукол и срезал чудные, неумело заплетенные косички. Алекс плакала, и заходясь в истерике, безуспешно пыталась докричаться до отца. Он лишь слепо отмахивался от осознания того факта, что она родилась девочкой. И имеет право носить глупые девчачьи платьица, и заплетать косички с бантами. Имеет право плакать и обижаться. Имеет…
Ничего она не имеет.
И больше всего она возненавидела свою мать, которой приспичило родить на свет маленькую принцессу. И кому? Бездушному усатому мудаку, готовому сплавить свою родную дочь в армию. Готовому послать её воевать за океан, если потребуется. И для чего? Только лишь для того, чтобы бесконечная династия Фоксов не переставала носить камуфляж.
Алекс кричала и пряталась в шкафу. Отец в комнате разошелся не на шутку. Теперь там бушевал огромный лютый зверь, готовый задать хорошую порку за малейший намек на то, что его ребенок; долгожданное дитя оказалось девочкой.
Дверь шкафа, запертая изнутри, трещала, но держалась. Долго она так не протянет. Алекс понимала это. Она осмотрела шкаф, но кроме пыльных платьев матери в нем ничего не было. Оружия при ней тоже не было.
Очередной удар едва не разломил дверь пополам. Замок натужно зазвенел, но не слетел с креплений. Алекс осмотрела себя, и только сейчас поняла, что выросла. Той маленькой девочки, боящейся лишний раз раскрыть рот при отце, больше нет. Теперь Алекс взрослая, и сама решает свои проблемы. Только вот и с этим у неё не заладилось. Вся дивизия погибла, а она сейчас одна, брошенная очередным мужиком застряла в захолустном городке. На больничном халате, накинутом на голое тело, расплылось алое пятно — прямо под грудью. А на бедрах медленно застывала кровавая корка. И всё это болело.
Нестерпимо.
— Алекс! — Голос шел издалека. При этом он сопровождался грохотом дверей. — Алекс, просыпайся, твою мать!
Всё проваливалось в серую муть. Исчезало. Забывалось. Таяло, оставляя после себя горькое послевкусие.
Просыпаться было тяжело. Словно выныривать с большой глубины после долгого погружения. Свет больно резал глаза, а дышать можно было только с большим трудом.
Мутное пятно перед глазами постепенно приобретало вполне себе четкие очертания небритого лица.
— Алекс, очнись, нам нужно уходить отсюда! — Скотт нетерпеливо тряс её за плечо. Она хотела что-то сказать ему, только сил не хватало. Кислородная маска крепко сидела на лице, мешая сказать хоть что-то. Ну, или послать упрямого гостя куда подальше.
— Мфмм… — Только и смогла произнести Алекс.
— Я не разбираюсь в вашем армейском жаргоне. — Пробубнил Скотт, пытаясь поднять её с койки. Алекс стянула с себя маску-намордник и в нос ей ударил резкий запах этила.
— Тут кто-то спирт разлил? — Спросила она.
— Нет, это от меня. — Сказал Скотт.
— Какого хрена, Скотти? Ты что, без меня пил… Твою мать… — Алекс попыталась встать, но боль в груди едва не парализовала её.
— Так, спокойней, детка! — Скотт придержал её за руку. — Давай только не падай.
— Черт, как оно болит. — Протянула Алекс, откидываясь на койку. — Как долго я тут валялась?
— Пару часов, возможно. — Скотт нервно почесал затылок и глянул на дверь. — Слушай, нужно уходить отсюда.
— Хорошо, Скотти. Я пожалуй, соглашусь с тобой. А где доктор? — Спросила она.
— Я не знаю. — Ответил Скотт. — Я когда пришел сюда, тут как-будто вымерли все.
— Погоди! — Алекс удалось сесть на койке. — Что значит «вымерли»? Не ты же меня оперировал в конце концов? Где врач?
— Я не знаю! — Закричал Скотт. — Я принес тебя сюда, а потом… ушел. — Едва слышно закончил он. — А теперь вернулся и…
Глаза Алекс округлились. Она открыла рот, но потока ругательств, на которые рассчитывал Скотт, не последовало. Как в телевизоре с отключенным звуком.
— Ты что, бросил меня здесь? — Выдала она наконец.
— Нет, я просто…
— Просто, что? Просто оставил с расчётом, на то, что я вряд-ли выживу?
— Ну, нет, но… — Замялся Скотт.
— Ну ты и жопа, Скотт. Натуральный мудак. — Алекс попыталась ударить его рукой, но вышло плохо.
— Уж как вышло. И тем не менее, я вернулся за тобой. И я правда не знаю, куда все подевались. Тут пусто, Соня. Ни души.
— Ладно, я тебе потом наваляю. Как приду в себя. — Сказала Алекс, пытаясь встать с койки. Она аккуратно сползла на пол, держась рукой за поручень. Ноги предательски не слушались, а пол под ногами качался. Скотт попытался ухватить её, но она оттолкнула его в сторону. — Я сама! — Скотт хотел отвернулся, когда понял, что на его подруге из одежды был лишь операционный халат, но не смог.
— Как скажешь, мисс Блейд! — Скотт лишь поднял ладони вверх, отступая на шаг назад.
— Только скажи, где мои вещи? — Спросила она, оглядываясь по сторонам.
— Подозреваю, что от твоей одежды мало что осталось. — Предположил Скотт.
— Зашибись… — Выдохнула Алекс раздраженно.
— Я тут прихватил твой рюкзак, там кое-чего было. Пришлось, правда, в нем порыться немного. — Скотт сделал, насколько смог, извиняющееся лицо, снимая с плеча рюкзак Алекс. — Там джинсы, вроде твоего размера, и ещё куртка.. — Она нервно вырвала рюкзак из его рук и прижала к груди.
— Ты молодец, Скотти. Только сделай мне маленькое одолжение, о’кей?
— Какое? — Спросил Скотт.
— Подожди меня за дверью, пока я не оденусь?
Ждать пришлось долго. Из палаты доносился шум, шорох каких-то вещей и приглушенные ругательства, вперемешку со стонами. Скотт попытался сосредоточиться хоть на чем-то, пока Алекс одевалась, но мысли убегали из его головы кто куда. В конце концов, он попытался вспомнить, сколько было народу в больнице, когда он только принес раненую Соню. Когда же он вошел в здание во второй раз, то ожидал чего угодно. Только не того, что больница Святого Маркуса встретит его пустотой.
Лампы аварийного света гудели под потолком, а где-то в недрах натужно урчал дизельный генератор. На стойке ресепшена в пепельнице тлела дымящаяся сигарета. В коридоре, словно попавшие в аварию, громоздились, наваленные кучей, каталки. Тут и там по полу валялись папки с документами, распечатки с анализами, и рентгеновские снимки.
— Куда вы, мать вашу, все подевались? — Спросил он у пустого коридора.
Коридор ответил ему миганием ламп, а самая дальняя, возле лестницы наверх, и вовсе потухла. Второй этаж Скотт пропустил, поднявшись сразу на третий. Таблички над дверями не горели, но он и так помнил, где реанимационные палаты. В некоторых, куда он заглядывал, даже лежали люди. Перебинтованные, подключенные к аппаратам жизнеобеспечения, которые изредка сигналили кислотно-зелеными пиктограммами. Некоторые койки пустовали, словно лежавшие на них, внезапно встали, самостоятельно отсоединили капельницы, и ушли. Скотт боялся, что так оно и было.
Он даже заглянул в операционную. На хирургическом столе, под бледными лампами искусственного света, лежала женщина. Кардиограф показывал пищащую ровную нить. Скотт покрылся холодным потом и подошел поближе. Распознать, кто это, было сложно, из-за того, что большая часть лица сгорела. Опаленные волосы и черная вперемешку с красным кожа. Лопнувшие губы, и открытые в немом ужасе глаза. Не она. Скотт выдохнул.
Под ногой хрустнул скальпель. Скотт огляделся, и увидел разбросанные зажимы, окровавленные тампоны и бинты. Он представил себе, как доктора одновременно отрываются от спасения жизни этой женщины, бросают инструменты, и с пустыми глазами, молча уходят. Скотт закрыл несчастной глаза и вышел в коридор.
Соню он нашел в палате интенсивной реанимации. Спящая красавица в синей рубахе. Пульс в норме, грудь вздымается. Живая.
— Давай уходить.
Алекс схватилась за плечо Скотта. Он дернулся, выныривая из задумчивого состояния, и разглядывая её. Джинсы пришлись были великоваты, и несмотря на ремень, норовили сползти вниз. Футболка с рок-н-ролльным логотипом болталась мешком, зато кожаная куртка-косуха сидела замечательно.
— Тебе идет. — Сказал Скотт, улыбаясь.
— Как корове седло. — Пробубнила Алекс. — А куртка весит хренов центнер.
Пока они дошли до первого этажа, Скотт всё больше переживал за её состояние. Дышала она тяжело, а шея покрылась мелким бисером пота. И кожа становилась бледной, почти белой.
— Хреново выглядишь, подруга.
Скотт подхватил её под руку. На удивление она не сопротивлялась, а только тихо что-то сказала. Скотт не расслышал фразу, да и было уже неважно. Сейчас осталось только выйти на улицу, завести байк, и уехать как можно дальше отсюда.
Сумерки на улице стали гуще. Из серых, они превратились почти в черные. Непроглядные. Солнце, светившее где-то очень высоко, ещё пыталось прорезать чернильный мрак, но выходило хреново. Темноту разгонял только свет из больницы, неровным светом ложившийся на лестницу, и таявший на парковочной площадке перед ней.
Алекс, похоже, не удивилась, что Скотт где-то раздобыл мотоцикл. По крайней, мере, не сказала этого вслух. Она лишь равнодушно глянула на двухколесного монстра, и снова отвернулась куда-то в сторону.
Скотт запрыгнул на байк, и попытался его завести. Тот отказывался. После нескольких неудачных попыток, Скотт слез с него, и открыл бензобак. В нос ударил едкий запах топлива.
— Что там такое, Скотт? — Спросила Алекс, шатаясь.
— Не знаю. — Ответил он. — Эта штука не хочет заводиться. Топливо есть…
— Я, конечно, не хочу тебя торопить, но, постарайся, пожалуйста, побыстрее. Или давай уже пешком.
При одной мысли, что придется иди пешком, Скотт напрягся.
— Хрен там! Я тебя заведу, гребаная железяка! — Закричал он.
И пока он снова пытался завести стартер, освещение в больнице начало тускнеть, а через секунду и вовсе пропало, оставив их один на один с темнотой.
Она откинулась на спинку стула и шумно выдохнула. Живот был полным, и ей казалось, что он вот-вот лопнет. Мэй даже не удивилась, когда увидела, что он надулся как шар. Она лишь нежно погладила его рукой, оставляя на надувшейся коже потеки сукровицы от сырого мяса. При этом есть хотелось ещё и ещё. Последний раз нечто подобное происходило, когда она носила в себе Жэсс. При воспоминании о девочке, Мэй передернуло. Не от сожаления за произошедшее, не от мучительной потери, а от воспоминаний тяжести беременности.
В животе в этот момент что-то зашевелилось, и от неожиданности Мэй одернула руку и попыталась вскрикнуть. Получилась только громкая и неприличная отрыжка.
Она вскочила со стула и уставилась на живот, который, казалось, рос на глазах. Внутри что-то дернулось ещё раз. Больно. Что-то кололось там, в её чреве.
— Что это такое? — Тихо спросила она у самой себя.
Толчки и шевеление повторились, а потом затихли. Что-то внутри её головы сказало, что всё нормально. Что ничего страшного не происходит. В ней просто-напросто растет плод Гнилого Короля. Это знание пришло совершенно очевидно, надо было лишь смириться с этим.
Паника сменилась тошнотой. Мэй, зажимая рукой рот, выбежала из кухни в гостиную. Где в этом доме туалет, она не помнила. Несколько мгновений она растерянно озиралась по сторонам, а потом резво выскочила на улицу, где её стошнило на газон серой, с красными нитями, массой. Живот снова противно заныл. Мэй вытерла рот рукой и зашагала прочь. Про то, что нужно одеться, она даже не подумала.
Вайптаун, укутанный серым, чернеющим одеялом, был напитан безумием. Мэй не могла понять как, но она отчетливо чувствовала все тошнотворные миазмы охватившей его заразы. Город был наполнен красными тенями, словно ожидающими какой-то команды к действию. Пелена стоячего воздуха со вкусом пепла и железа, отчетливо оседающая на языке. И какая-то часть мозга успокаивала её, что это нормально. Когда призывают Гнилого Короля, всё происходит так, как должно. Но, самое страшное, что Мэй даже не испугалась этой новости.
Она прошла несколько кварталов на восток, ведомая лишь непонятно откуда взявшимся инстинктом. На улицах было пусто. Ни людей, ни электричества. Полное ощущение, что Вайптаун вымер. Лишь ненадолго тишину разорвал рев мотоциклетного двигателя. Мэй задумчиво повернула голову на звук, но он вскоре пропал.
Ещё квартал на северо-восток. Тот самый, куда упали военные вертолеты. Пожара уже не было, но в воздухе стояла удушливая гарь. Мокрый пепел, обгоревшее железо. Запахи жженой плоти и кровь. Центральные, трехэтажные дома были разворочены почти до фундамента. Соседние коттеджи снесло взрывной волной. И снова ни одной живой души поблизости. Только присутствие неких сущностей. Красных и послушных, если верить ощущениям.
Мэй снова скрутило. Она упала на колени и закричала от боли. Живот разрывало изнутри. В нем что-то ворочалось. Мэй обхватила его руками и ощутила болезненные движения под ладонями. Нечто большое и колючее рвалось наружу.
Дитя Гнилого Короля.
Мэй стонала. Из-за разрывающей боли, затмевающей всё вокруг, она не заметила, как возле неё собралась толпа. Чья-то рука легла ей на плечо. Она оглянулась и увидела красное лицо с двумя парами глаз. Когда-то, бывшее человеческим, оно безэмоционально глядело на её страдания. Мэй оглянулась и увидела несколько десятков таких же. Они окружили её, и молча смотрели на расплывающуюся из-под неё лужу прозрачной жидкости.