Она засмеялась, а потом сказала:
— Дима, вот еще что! Степа надеется, что ты помнишь: о нем никому ни слова. Даже брату!
Я ответил, что помню.
Последним уроком была литература. Нам раздали проверенные сочинения на тему «Русь! Куда же несешься ты?» Ошибок я сделал, как обычно, вагон и маленькую тележку. За грамотность — пара. Зато тема была раскрыта на трояк. Общая оценка — трояк с двумя минусами. У Маслова оказалось два пятерика. Федька провернул свой коронный финт: нафигачил «Русь» в стихах. Это всегда действовало безотказно. Жаль, сокрушался толстяк, что нельзя в стихах решать задачки по алгебре.
Он вдруг сказал:
— Смотри, какая ворона интересная! Сидит себе и сидит. На людей — ноль внимания. Я повернулся.
За нашим окном примостился на ветке Степа. Для отвода глаз сыщик держал в клюве пустую коробочку из-под йогурта. Ворон делал вид, будто целиком поглощен драгоценной добычей. Наконец он поднял голову и встретился со мной глазами. Как бы в нечаянном испуге Степа выронил свою коробочку и, взмахнув крыльями, плавно ушел в сторону парка. Намек я понял. Отделавшись на крыльце школы от Маслова, я направился в парк.
По дороге я зашел в какой-то задрипанный магазинчик и попросил взвесить триста граммов ветчины.
Плотная, похожая на Шварценеггера, продавщица читала роман. Не поднимая глаз от книги, тетка сообщила задумчиво:
— Она — зеленая.
— Отлично! Беру!
Шварценеггерша продолжала читать. Я нетерпеливо постучал монеткой по прилавку.
— Пожалуйста, триста ветчины!
По-прежнему не отрываясь от романа, она спросила:
— Для собаки, что ли?
— Ну да! Такая зануда: не ест свежее.
Продавщица вздохнула, заложила книгу сторублевкой и бросила на весы заветренный шмат ветчины. Цвет у него был не зеленый, а скорее, серый.
— Похуже ничего нету? Знаете, чтоб с запашком!
Она покосилась на меня:
— Разыгрываешь, небось?
Я вздохнул:
— Если честно, это не собака.
— А кто?
— Крокодил. Вот такой длины!
— Гена? — прищурилась она.
— Почему Гена? Гоша! На птичьем рынке приобрели.
Женщина убрала ветчину и опять уселась за роман.
— Иди, мальчик, уроки делай!
Я пожал плечами и вышел.
…Степа переспросил:
— Значит, воет волк, а потом — отбой?
— Ну! И никто ничего не говорит. Ни слова.
— Очень интересно. Ты понимаешь, что это значит?
— Конечно! Он не хочет, чтобы я узнал голос. Это кто-то из своих. Но кто? Трухнов и Беляев отпадают. Федька Маслов тоже. Кривулина ты сам отмазал. Мартышка, что ли?
— О Вите Мартынове я справлялся, — заметил ворон. — Он не способен спуститься с крыши по веревке. У парня страх высоты. Именно поэтому Мартышкин дедушка застеклил лоджию: внук боялся выходить на нее.
— Ты подслушал разговоры во дворе? — догадался я.
Он кивнул.
— А вчера я летал в Саратов.
Я опешил.
— Зачем?
— Твоего брата проверял.
— Ты в своем уме? — возмутился я.
— Это для тебя он брат, а для меня — такой же подозреваемый, как и все. В принципе он мог бы на один день смотаться из Саратова в Москву и ограбить квартиру. Но оказалось, все в порядке. Юра с соревнований не отлучался.
— Саратов — это же бог знает где! На Волге!
— Я летал на самолете, — сказал Степа.
Я засмеялся.
— Пожалуй, мне пора! — засобирался сыщик. — Хочу проверить еще одну любопытную версию.
— Какую?
Он промолчал.