Я промолчал.
— Ты неважно себя чувствуешь, Дима?
— Голова немного болит.
— Может, таблетки какие-нибудь занести?
— Не надо. У меня врачами вся квартира набита.
— Значит, ты понял? Имеется целых два дня! Нужно их полноценно использовать.
— Полноценно — это как? — подколол я ее.
Светка озадаченно молчала.
— Послушай! А почему Сережка Кривулин не ищет тебе эту звезду, а? Он ее проворонил — вот пусть и…
Она тихо проронила:
— А сам ты не догадываешься почему?
И Алябьева повесила трубку.
Я не был уверен, что ворон меня ждет. После вчерашнего Степа запросто мог махнуть на все рукой.
Но он был на месте, нахохлившийся и хмурый.
— Рябины на ветках много! — заискивающе сказал я. — Значит, зима будет холодной.
Степа не отреагировал.
Я развернул пакет с сыром и призывно положил на пенек. Он не шелохнулся.
— Степа! — с жаром проговорил я. — Не бери в голову! Я, конечно, буду стоять до конца. Просто вчера обидно стало: ищем эту дурацкую звезду уже лет сто, а результат: ноль целых, ноль десятых.
Ворон молча слетел к пеньку и стал колошматить сыр. Я понял, что прощен.
Внезапно за моей спиной заржала лошадь. Степа подпрыгнул от испуга, но не улетел. На полянку выехала парочка на чистеньких гнедых лошадках. Он, лет пятнадцати, с цыганскими кудрями, в кожаной безрукавке, и она, в серебряном комбинезоне, тоненькая, как рябина. Влюбленные разговаривали, глядя друг на друга, и не заметили ни меня, ни ворона. Я подумал, что мы со Светкой тоже хорошо смотрелись бы на таких лошадках. Жаль только, нет у меня кожаной безрукавки!
Ворон, заканчивая завтрак, проскрипел:
— Вспомни! Когда ты говорил во дворе с кем-то о звезде, не было ли каких-нибудь странностей? Может, какие-то расспросы? Подозрительные замечания?
Я зажмурился и стал вспоминать.
Подбирая остатки сыра, Степа ожесточенно шуршал на пеньке бумагой.
— Нет, — вздохнул я. — Ничего такого. Чтоб она провалилась, эта звезда! Дрянь бракованная.
Он вдруг замер. Поднял голову. У основания клюва сидела крупная сырная крошка.
— Что ты сказал?
Я пожал плечами.
— Ничего.
Ворон сверлил меня взглядом.
— Повтори то, что ты только что произнес, Дима!
— Я сказал: «проклятая звезда».
— А потом?
Я подумал.
— «Дрянь бракованная»!
Степа просиял:
— Вот!
Ничего не понимая, я уставился на сыщика.
— Где ты это слышал: «дрянь бракованная»?
— Не знаю. А что?
Он взлетел на ветку и в волнении пробежался по ней вперед-назад.
— Помнишь, я осматривал комнату Сергея Кривулина?
— Ну, да.
— Ты еще все время спрашивал, что я там нашел!
— Помню, конечно.
Так вот! Я нашел там маленький бриллиантик. Под стол закатился. Наверное, грабитель уронил звезду на пол и впопыхах не заметил, что при падении один камешек от нее отскочил.
— Ух, ты! А где сейчас этот бриллиантик?
— Я спрятал его в дупле, — ответил Степа. — Место надежное! Уверен, когда преступник принес трофей домой и как следует разглядел звезду, он решил, что она ему так и досталась — без одного бриллианта. Не исключено, вор сверился с каталогом: у маршальской звезды шесть бриллиантов. Значит, одного нету. Пока не вставишь недостающий камешек, звезду по хорошей цене не продашь. Досадно! Вот откуда — «дрянь бракованная».
— Блеск! — обрадовался я. — Теперь надо вспомнить, кто говорил мне эти слова, — и дело в шляпе. Это и есть бандит.