Курочка-Ряба подошел к Таёжке и больно дернул её за косу. Мишкиного благодушного настроения сразу как не бывало. Он вскочил, и быть бы Витьке битым, да тут вошёл Максим Александрович, классный руководитель 6-го "В". Ребята звали его Сим Санычем.
Таёжка успела сунуть тетради в парту, а Щегловы так и остались сидеть с разинутыми ртами,
- Ну, братья-разбойнич-ки, попались? - сказал Сим Саныч, подходя к ним. Н-да, грязь немытая, грязь осенняя... Даже списать как следует не умеёте. Сте-но-графисты!
- Торопились, Сим Саныч, - простодушно объяснил один из братьев. - Разве ж тут чисто получится?
- Очень вам сочувствую. - Сим Саным тяжело вздохнул и вдруг спросил: - А отчего это у вас, милейшие мои воспитанники, дух, как на табачной фабрике? А?
"Милейшие воспитанники" состроили непонимающие рожи.
- Ладно, - сказал Сим Саныч. - Сам догадываюсь. Прославленный куряка Михаил Кузьмич Терехин опять притащил полный карман первосортных стамбульских Табаков. Ну-ка, Михаил Кузьмич, подойди к столу.
Мишка нехотя двинулся к столу. Он шел так, как ходят посуху водолазы.
- Давай вываливай, - сказал Сим Саныч. - Чего уж там...
Карманы у Мишкиных штанов были знаменитые - рука в них уходила по локоть. Мишка встал на цыпочки и вывернул на стол оба кармана. Первый в основном содержал проволоку и какие-то гвозди, из второго Мишка извлек горсть махорки.
- Только-то! - удивился Сим Саныч. - Да это ж тебе на одну закрутку.
Мишка переминался с ноги на ногу и томился.
- И вообще я должен сказать, что самокрутки - это уже не модно, продолжал Сим Саныч. - В день рождения Михаила Кузьмича я подарю ему трубку.
- Не надо мне трубки, - решительно отказался Мишка. - Я ведь так, Сим Саныч, для сугреву попробовать.
- Пробовать будешь, когда усы вырастут, понял?
- Понял.
- Ну, я рад, что ты такой понятливый. - Сим Саныч выбросил махорку в печь и повернулся к братьям Щегловым: - А вы зарубите себе на носу - в другой раз разговор у нас будет особый.
Когда классный руководитель вышел. Мишка зачем-то заглянул в печь и сокрушенно покрутил белой головой.
- Надо ж... Вот нюх у человека!
Первый урок вела "немка" Елизавета Морисовна, тучная и на вид очень грозная женщина. Но у неё был тоненький, как у девочки, голос и близорукие глаза. Поэтому никто её не боялся. Кроме того, ребята хорошо знали одну слабость своей учительницы: она была влюблена в старых немецких поэтов. Когда не хотелось отвечать урок, кто-нибудь из мальчишек вставал и приторным голосом просил:
- Елизавета Морисовна, почитайте стихи.
Учительница закрывала глаза и начинала:
Мне горы - родина и дом,
Гроза ль кругом, гремит ли гром,
Шипит ли молния змеёй,
Не заглушить ей голос мой.
Я сын великих гор!
В грозу под солнцем я стою;
Она ревет, а я пою.
Я - сын свободных гор!
И пока Елизавета Морисовна читала стихи, "слушатели" играли в морской бой, зубрили правила по русскому, рисовали, пускали бумажных голубей и читали "Трех мушкетеров".
Но сегодня номер не прошел. Не успел Мишка заикнуться о стихах, как его вызвали к доске и попросили составить короткий рассказ о зиме. Мишка долго откашливался, наконец выдавил из себя две-три фразы, перепутал зайца со штанами[1] и наверняка получил бы двойку, но выручило домашнеё задание с одной-единственной кляксой. Елизавета Морисовна поставила ему тройку.
На перемене пронесся зловещий слух: по русскому будет диктант. Курочка-Ряба ходил по классу бледный, заглядывал всем в глаза и ныл:
- Помогите, братцы, - ведь третью пару получу.
На него не обращали внимания, потому что Елизавета Морисовна забыла на столе классный журнал. Ребята сгрудились вокруг стола.
Генка Зверев растолкал всех, завладел журналом и недолго думая поставил себе по немецкому четверку.
- Что делаешь, толстый дурак? - сказал ему Мишка. - Сам сроду четверки не получал, а теперь всему классу влетит.
- А зачем она мне прошлый раз двойку поставила? Все видели, что неправильно.
Мишка пожал плечами:
- Дело твое. Только у Сима это даром не пройдет.
Мишка оказался прав. После урока Сим Саныч (он преподавал математику) остановился возле Генки и сказал:
- Зверев, иди-ка к столу.
Генка вышел.
- Теперь садись и возьми журнал.
Генка недоуменно потянул к себе журнал:
- А дальше что?
- Ставь себе оценки какие хочешь, по любому предмету.
Толстое лицо Генки стало пунцовым.
- Не стесняйся, Зверев. Отныне свои знания тебе придется оценивать самому. Очень тебя прошу - избавь от этой обязанности учителей. Оставайся в классе и трудись. А мы пойдем на лыжах.