В церкви царила прохлада. Шагнув внутрь и сняв шляпу, Джозеф ощутил знакомый запах ладана и плавящегося воска. Людей оказалось мало. Одна женщина в траурной вуали стояла возле статуи Божьей Матери, оперев сложенные в молитве руки на специальную скамеечку. Пара служек проверяла масло в лампадах и протирала рамы икон.
Священник, в сопровождении дородного джентльмена, шел вдоль рядов скамеек к выходу. Мужчина вполголоса говорил о чём-то со священником. У входа джентльмен поблагодарил своего сопровождающего и, водрузив на голову котелок, вышел на улицу. Отвернувшись от дверей, священник заметил Уильямса, стоявшего возле чаши со святой водой. Мужчина подошел к нему, что бы поинтересоваться.
— Могу ли я чем-то помочь?
Священнику Санта Цело было около сорока лет. Худощавый, с широкими и крепкими руками. Взгляд открытый и вполне приветливый. Одновременно с этим, этот взгляд внимательно изучал отца Уильямса. Неназойливо, но, вместе с тем, вполне профессионально, этот взгляд оценивал чувства и мотивы человека, общающегося с местным служителем церкви.
Уильямс задумался. Ему вовсе необязательно было приходить сюда, чтобы засвидетельствовать свое почтение священнику Санта Цело. Каких-либо писем ля него проповедник не вёз. И все же, после случившегося в дороге, Джозеф считал правильным сообщить, что у местной церкви вполне может прибавиться хлопот по погребению усопших.
— Возможно, — произнес он. — Меня зовут Джозеф Уильямс. Я направляюсь в миссию Сан Мигель. К большому сожалению, в пути случилось несчастье. На наш поезд напали налётчики. Многие пассажиры погибли. Я прочёл необходимые в подобном случае молитвы, но думаю, что обряд и погребение лягут на церковь вашего города, уважаемый.
Священник внимательно слушал Уильямса. Взгляд оставался спокойным, хотя в нём читалась печаль, вызванная принесенным проповедником известием о гибели людей.
— Вы правы, — произнес мужчина, помолчав несколько секунд. — Если их тела доставили в город, то на мои плечи и плечи моих помощников ляжет скорбная обязанность предать тела усопших земле, а их души попытаться отправить на небеса.
Джозеф кивнул и стал поворачиваться к выходу из церкви. О чём еще говорить с коллегой, проповедник не знал. Однако, священник остановил его.
— Отец Уильямс, — сказал он, — я бы хотел поговорить с вами. Так уж случилось, что я немного знаю о вас.
Джозеф прищурился. Он никогда не бывал здесь. Даже когда служил офицером кавалерии. Что уж говорить о его службе церкви. Он не мог также припомнить ни одного знакомого, кто оказался бы родом из этих мест.
Священник улыбнулся, полностью понимая замешательство, смешанное с недоверием, собеседника. Улыбка оказалась хорошей — она сглаживала черты лица, делая их более мягкими, в ней отсутствовала фальшь и выверенность. Улыбка была настоящей, искренней.
— Пару месяцев назад епархия направила священникам нашего штата ряд писем. Помимо прочих указаний и пожеланий, среди них была информация о скором назначении нового настоятеля миссии Сан Мигель.
Джозеф помрачнел. Выходит, его назначение было продуманно и решено так давно. Впрочем, это его не удивило, всё, так или иначе, шло к этому. Больше тревоги вызывали размышления о том, что руководители епархии рассказали о нём и зачем сделали это. Тем более заранее. В каком свете они выставили отца Уильямса?
Если епархия потратила много сил на такую работу, Джозефу будет очень тяжело вести проповедническую деятельность, или заниматься делами мисси не встречая сопротивления. Репутация, созданная ему кардиналами, вряд ли была хорошей.
Однако не стоило изливать своё недовольство на первого встречного. Кроме всего прочего, Джозеф мог и ошибаться в своих суждениях, или мотивах священника. У него вполне могли оказаться дела к кому-то в Сан Мигеле.
— Я могу вам чем-то помочь?
Джозеф повторил первые слова священника. Правда, он не сумел в полной мере совладать со своим тоном — его слова прозвучали натянуто, выдавая чувства, охватившие проповедника.
— О да, — священник вновь улыбнулся, на этот раз грустно. — Вы правы в своих подозрениях. В этих письмах оказалось весьма мало хорошего. Помимо вашего пагубного пристрастия к виски, наше руководство описало и многое другое. Вещи, подобные описанным в этих письмах, легко создают соответствующую репутацию человеку. Особенно быстро среди малограмотного, но весьма суеверного населения.
Уильямс внимательно слушал говорившего. Развернуться и уйти он мог в любой момент. Однако в его сторону не летели оскорбления, или упрёки. Тон собеседника не был презрительным или обвиняющим. Он просто подтвердил опасения проповедника, прочитав каждое на лице Джозефа.
— Ни в коей мере не хочу принижать значимость наших высоких пастырей и наставников, — продолжил священник, делая шаг вглубь церкви, приглашая Джозефа последовать за ним.
Косые лучи света падали на ряды скамеек, мимо которых проходили два священника. Пламя свечей, стоявших на подставках возле икон, легонько подрагивало от сквозняка. Проповедник ощущал покой. Лики святых, смотрящие на него с икон, были понимающими, прощающими.
Священник остановился возле кафедры. Сняв лежащую на ней библию, он поправил разноцветные закладки, отмечавшие выбранные для проповеди моменты. Секунду или две он подержал книгу открытой, а потом аккуратно закрыл её, вернул на место.
— Кардиналы, руководство курий. Они живут там, где свет веры в полной мере разогнал тьму. Не стану говорить, что в тех местах наступил покой. Души людские продолжают нуждаться в постоянном присмотре пастырей, избравших своей дорогой служение Богу. И все же, места, где есть большое количество церквей, наполненных священниками, зачастую в большей безопасности, чем отдаленные регионы страны. Здесь мы каждый день вынуждены вступать в борьбу как с видимым и понятным врагом, та и с врагом невидимым. Люди, живущие в наших местах, привыкли верить — в какие бы одежды не одевался враг невидимый, он всегда преследует одну цель. Цель эта — личная выгода.
Священник обвел взглядом церковь. Женщина, молившаяся, когда Уильямс входил, поднялась с колен и, перекрестившись, пошла к выходу. Служки, закончив свою работу, скрылись в дверях бокового хода. На какое-то время в церкви осталось всего два человека — Джозеф Уильямс и местный священник.
— А ещё, — продолжил священник Санта Цело, — в городах окраины все всех знают. Мы поддерживаем друг друга. Смотрим, как растут дети наших соседей. Для каждого из нас горе — потерять близкого человека. Пускай даже соседа. Вы согласны со мной, отец Уильямс?
Джозеф кивнул. Он всё пытался понять, отчего его собеседник столь долго говорит ни о чём. Ему ведь было что-то нужно от Уильямса. В то же самое время, он не мог или не хотел сразу переходить к сути. Видимо все эмоции отразились на лице Джозефа. Священник понимающе кивнул.
— Меня зовут Билл Роббинсон. Я столь увлекся, что даже позабыл представиться Я из многодетной семьи миссионеров. В отличии от других своих братьев, избравших путь солдата, я стал священником и остался в родном городе.
Джозеф наморщил лоб. Фамилия священника пробудила в нём смутные воспоминания. Ещё из армейской службы. Не сказать, что фамилия была совсем уж редкой, или слишком расхожей. Она вертелась в голове проповедника.
— Мой старший брат, — продолжил Билл, — служил в кавалерии. Однажды его командир спас ему жизнь. Отряд попал в засаду, устроенную южанами. Бенджамина ранили, он упал с коня. У южан оказалось преимущество. И в людях, и во внезапности. Отряду брата пришлось отступать. Причем, отступать быстро. Бенджамин готовился к смерти. На поле боя, или в плену — не важно. Подняться он не мог в любом случае. Однако, в тот момент, когда сознание почти покинуло его, рядом резко затормозил конь капитана Уильямса, командира их отряда. Этот Уильямс перекинул Бенджамина через круп своего коня и погнал прочь. Возможно, мой брат где-то преувеличил, но в главном он был уверен.
Джозеф слушал Роббинсона с недоверием. Да, в его военной карьере оказалось немало случаев, когда приходилось выносить товарищей буквально из-под пуль. На себе, или на своем коне. Уильямс никогда не считал это чем-то из ряда вон выходящим. Долг есть долг. Долг солдата, долг командира. В конце концов — долг человека и товарища. И вот сейчас, спустя много лет, он встречает родственника одного из солдат, вынесенного им с поля боя. Встречает в церкви пограничного города, в которую и зашел то случайно. Неисповедимы пути твои, Господи.
— Знаете, Джозеф, — Бил подошел к иконе Божьей Матери, державшей на руках младенца Хреста, — преимущество города, в котором сходяться железнодорожные пути — новости стекаются отовсюду. Наша страна огромна. По её дорогам и равнинам путешествует невообразимое количество людей. У каждого из этих путешественников свои истории.
Теперь Уильямс почувствовал — Роббинсон собрался с силами и подошел к тому, о чем хотел сказать.
— Вы вправе не верить, но эти истории создали вам репутацию. Несколько иную, нежели вы сейчас думаете. В ней есть кое-что общее с репутацией создаваемой письмами курии. Но это общее освещено совсем с другой стороны. Поэтому, отец Уильямс, я хочу попросить вас о довольно необычном одолжении. Если вы откажетесь, это будет вполне понятно и никоим образом не повлияет на отношение к вам. Просто, вышло так, что в ситуации, возникшей в Санта Цело, помощь может оказать только человек, обладающий вашими талантами.
Проповедник молчал, вместе с ним молчал и Билл Роббинсон. Его взгляд оставался прикован к образу Девы Марии. Уильямс чувствовал исходившее от него напряжение. Роббинсон ждал ответа. Ждал, заранее готовясь к отказу. Проповедник читал это в позе священника, в выражении его лица.
Где-то прозвучал звук закрываемой двери. Как тихо, спокойно. Странно, Джозеф давно не испытывал настолько отчетливого чувства. Он посмотрел на деревянное распятие с Иисусом, висящее над кафедрой священника. Потом посмотрел в глаза младенца Иисуса на руках Девы Марии. Вы ведь привели меня сюда. Вы хотели, чтобы я вошел в эту церковь. Кто же я такой, чтобы оспаривать Вашу волю?
Уильямс перекрестился, а потом тихо произнес.
— Рассказывайте, отче Роббинсон. Я слушаю вас.
Дугласа здесь знали. Он был, что называется, бродячим законником. Часто путешествовал в погоне за преступниками. Наведывался в самые отдаленные уголки фронтира. Такая жизнь способствовала знакомству с различными людьми. В большинстве случаев, знакомыми становились военные, охотники за головами, другие законники. Хотя Мортимер старался не ограничивать круг своего общения. Бывало, после посещения очередного городка, у маршала появлялся кредит в салуне, или местной лавке.
В Санта Цело маршалу уже доводилось бывать, но проездом. Тогда Джозеф не стал даже уходить с вокзала. Пересел на нужным ему поезд и оставил город позади. Он не заходил в салун, не был на заставе, или ещё где-нибудь. Ему просто не хватило бы времени свести знакомство с кем-то из жителей.
Тем искреннее оказалось его удивление, когда его назвали по имени.
Застава кавалерии, как и положено, приветствовала всякого к ней приблизившегося, караульным постом. Часовые оказались в запыленной форме и выглядели довольно устало. Судя по всему, им вскоре предстояло смениться. Однако сил проверить документы Мортимера со всей возможно тщательностью в них хватило. Звезда маршала, конечно, была хорошим пропуском, по мнению часовых. Где-нибудь в кабинетах законников. Здесь же другое — армия.
Дуглас пропускал замечания караульного мимо ушей. Солдат устал, ему стоило расслабиться. Ничего обидного, или оскорбительного, проверяющий документы, сержант себе не позволил. Поэтому маршал терпеливо ждал.
В конце концов, бумаги вернулись на свое законное место во внутреннем кармане, и Мортимер направился к длинному одноэтажному строению в глубине заставы. По словам сержанта, там находился кабинет командовавшего их отрядом капитана.
В отличие от часовых, порученец оказался свеж и бодр. Он сверкал надраенными до блеска пуговицами и сапогами. Выслушав маршала, порученец попросил его обождать, а сам скрылся за дверью, ведущей в кабинет капитана. Пара минут наверняка была в запасе, и шериф подошел к окну, разглядывая заставу.
Прикрывая одну сторону города, лагерь военных был окружен добротным частоколом из массивных, широких в обхвате, брёвен. Заточенные сверху, брёвна представляли собой неплохую защиту от атак индейцев, или небольших банд головорезов, рискнувших устроить налёт.
Оказывать сильное сопротивление серьёзной армии здесь не планировали. В случае необходимости, в задачи гарнизона входило прикрытие отступления по железной дороге.
Конюшни, казармы, бытовые помещения, все размещались по периметру заставы. Часть попала на глаза маршалу, часть из окна оказалась не видна.
Плац был виден. Там крупный сержант средних лет заставлял новобранцев раз за разом вскакивать в седло и тут же спешиваться. Паре солдат не повезло — уставшие от забав сержанта кони взбрыкнули, а их наездники полетели в пыль.
Мортимер быстро скользил взглядом дальше.
Гарнизон не предназначался для серьёзных военных действий. Отразить налёт индейцев? С этим ребята справятся легко. Однако, большинство племен считали горы возле Санта Цело, а, значит, и прилегающую к горам территорию табу. Подобное отношение лучше любого оружия оберегало жителей города.
В отличие от краснокожих, белый человек табу не боялся. Белому человеку всё равно кто, когда, по каким причинам запретил приближаться к этим горам. Если от подобного места доносился, пусть едва уловимый, запах добычи, оно становилось чем-то вроде туши мёртвого бизона для грифов. Желанное лакомство, ради которого можно пойти на всё.
От гор Санта Цело запахло не сразу. Золотые жилы скудны — они не смогли заразить людей золотой лихорадкой. Главным преимуществом стало удачное для железной дороги расположение места. Во время войны Севера с Югом железная дорога сыграла важную роль. Поэтому здесь и оставили небольшой гарнизон — охранять железнодорожный узел.
К этой обязанности добавили ещё одну — поддерживать порядок в городе и окрестностях.
Уже после войны отсюда потянулся сладковатый запах прибыли.
Горы стали табу из-за темного кристалла. Индейские шаманы знали о нём гораздо больше, чем рассказывали. Бледнолицые вовсю наживались на нём, не желая слушать даже той малой части, которую им хотели сказать. А когда есть люди, готовые вкалывать ради заработка, то всегда найдутся люди готовые забрать чужой заработок себе. В случае с выработками Санта Цело, отряда маршалов могло оказаться мало для обеспечения порядка.
— Дуглас, старый злодей!
Дверь распахнулась, выпуская крупного человека в форме со знаками капитана.
— Вот уж кого не ожидал встретить здесь, так это тебя, — человек сгрёб Мортимера в объятьях и похлопал по спине.
Маршал тихо зашипел. Пусть и добродушная, но сильная хватка военного доставила неудобство ране на его груди.
Капитан отстранился и внимательно оглядел Мортимера.
— С каких это пор ты сталь столь нежен, Дуглас?
— С недавних, Ван Клиф, — законник потер грудь. — Впрочем, если у тебя есть время, можешь услышать подробный рассказ об этом. Я рад тебя видеть. Действительно рад. И моё шипение вовсе не относится к твоей физиономии, старый медведь.
— Надеюсь, — Ван Клиф сделал знак рукой, стоявшему за его спиной, порученцу. — Можешь быть свободным.
Тот щелкнул каблуками, отдал честь и проворно скрылся из виду.
— Плут тот ещё, — добродушно проговорил капитан, кивнув в сторону скрывшегося солдата. — При этом весьма сообразительный парень. Проходи Дуглас. Сильно сомневаюсь, что ты оказался в наших местах только ради встречи с другом детства.
— Считаешь, мои дела могут помешать узнать, как мой друг детства стал капитаном здешнего гарнизона? — Мортимер прошел в кабинет и вольготно расположился в одном из кресел, расставленных вокруг стола капитана.
Ван Клиф, вытащив из-за стола свое кресло, расположился напротив законника. Он уже собирался о чем-то спросить Дугласа, когда дверь вновь открылась, пропуская всё того же порученца. Тот толкал перед собой небольшой столик с тарелками. Дуглас заметил нарезанное мясо и сыр, а так же ломти хлеба. Оставив столик возле беседующих, порученец вновь исчез.
— Я помешал твоей трапезе?
— Нет, Дуглас. Что ты, — Ван Клиф махнул рукой. — Думаю, мой ординарец оценил твою одежду, то, что ты сказал ему при встрече. После этого, парень пришел к выводу — ты только прибыл в город и ещё не успел поесть. Но, главное, он оценил твоё знакомство со мной, — капитан поднял брови вверх.
— Плут тот ещё, — кивнул законник.
— Солдат он тоже неплохой, — добавил капитан.
— Возможно, тебе виднее. Однако же, должен сказать — еда действительно не помешает.
— И пока она есть, давай, выкладывай причины твоего визита в гарнизон. Готов закладывать свои сапоги и шляпу против пустой бутылки — не из-за меня.
Мортимер взял хлеб, положил на него мясо, сыр, оглядел со всех сторон и принялся жевать.
— Сапоги и шляпу оставь при себе. Мне ты будешь должен только историю о своей карьере.
Законник опустил руку, с зажатым в ней сандвичем, и серьёзно посмотрел на начальника гарнизона.
— Что касается моей, как ты выразился, нежности — она напрямую связанна с плохими вестями. У тебя под боком орудует банда грабителей.
Брови Ван Клифа сходились всё больше и больше. Лицо капитана мрачнело от каждого слова, произнесенного Дугласом. Наконец, он встал и стал расхаживать по кабинету, заложив руки за спину.
Законник продолжал сидеть. Он действительно оказался голоден и не видел причин отказываться от угощения. Рассказ он закончил, теперь вся полнота решений ложилась на командующего гарнизоном Санта Цело. Именно на такие случаи и были расквартированы тут военные.
Решение Ван Клиф принял быстро. Выглянув за двери и громким голосом вызвав порученца, капитан распорядился отправить десяток кавалеристов прочесать окрестности. В случае встречи с бандитами — открыть огонь на поражение. Ординарец отдал честь и быстро отправился передавать распоряжение командира.
Мортимер сомневался, что солдатам удастся столкнуться с напавшими на поезд бандитами. Да, здешние горы вполне могли предоставить им убежище. Значит, капитан правильно поступил, отправив отряд. Однако, скорее всего, это лишь заставит шайку затаиться. Даже если военным и доведется пострелять в мексиканцев, то главных среди них не окажется. Это маршал мог утверждать наверняка.
Проповедник сказал, что тех двоих зовут Джек и Джеб. Джеку Дуглас остался должен.
Законник подробно, насколько мог, описал этих двоих капитану. Ван Клиф долго думал, потирал подбородок, но в конце концов признал — в Санта Цело никогда не видели похожих людей.
— Ладно, — Мортимер встал, чтобы пройтись по комнате и размять ноги. — С плохими новостями мы, так, или иначе, но разобрались. Теперь к хорошим. Точнее — неожиданным. Я хочу знать, как человек, имеющий более чем смутное представление о необходимости подчиняться правилам, человек, с малых лет занимающийся браконьерством, как такой человек стал капитаном военного гарнизона.
Ван Клиф открыл стенной шкаф, извлек оттуда бутылку вина и два широких бокала. Разлив темно-красную, тягучую жидкость, он протянул один из бокалов маршалу.
— Под эту историю лучше всего подойдет это вино. Тёмное, как кровь и крепкое, как жажда жизни.
Дуглас подвигал бокалом, наблюдая за тягучим течением вина по стеклянным стенкам. Хорошее вино. Он бы не удивился, если такой сорт изготовили на винокурне Ван Клифов. Законник помнил, как большие виноградины, сорванные на винограднике семейства Ван Клифов, лопались на языке. Тогда рот наполнялся сладким соком.
Мужчина пригубил вино.
К сладости, оставшейся в памяти маленького Дугласа, примешалась обжигающая крепость порожитых лет законника Мортимера.