— Тогда и я так говорю.
Акмаэль подошел ближе. Его аромат полированного камня и вневременной магии омыл Эолин. Она почувствовала, как внутри зашевелился дух леса. Ей хотелось встать и обнять мужчину, которого она любила, еще раз ощутить силу его объятий, но она удержалась, как того требовал протокол.
— Рад встрече, Эоган, — Акмаэль обратился к своему сыну. — Какие новости у тебя есть для меня?
Принц ответил торжественным тоном:
— Мой Король, вам будет очень приятно узнать, что Моэн продолжает процветать под руководством лорда Бортена, а его сыновья становятся прекрасными солдатами. Новая башня в Фалонс-Ридж хорошо обслуживается. У нас не было возможности добраться до укреплений вдоль восточной границы, но лорд Бортен уверяет меня, что они в порядке, и я верю ему на слово.
— Как и я, — сказал король. — Рад встрече, Бортен. Я рад, что ты решил присоединиться к свите королевы. В грядущие дни мне понадобятся твоя мудрость и рассудительность.
— Я, как всегда, к вашим услугам, мой Король, — ответил Бортен.
Эолин почувствовала колебание в позе Акмаэля, будто он заметил что-то, что ему не совсем нравилось. Ее сердце остановилось, и она рискнула взглянуть.
Черный взгляд короля остановился на юном Маркле, подопечном и оруженосце Бортена.
Долговязый юноша с веснушчатым лицом и копной каштановых волос, Маркл был внуком Макадиаса Фелтона и единственным выжившим из дома, правившего провинцией Моэн до вторжения Сырнте. Маркл нередко сопровождал своего опекуна при дворе. Но по какой-то причине присутствие мальчика не понравилось мужу Эолин.
Акмаэль выглядел так, словно собирался что-то сказать, но затем покачал головой, словно отгоняя эту мысль.
— Я хотел бы поговорить наедине с королевой, — объявил он. — Эоган, присмотри за сестрой. Мы поговорим снова вечером.
Если придворные и были разочарованы тем, что им было отказано в зрелище первого разговора между королем и королевой, они хорошо это скрывали. Все ушли позади принца и принцессы. Члены Совета во главе с Кори и Телином ушли последними.
Закрытие дубовых дверей эхом разнеслось по большому залу, и Акмаэль протянул руку.
— Встань, Эолин. Позволь мне увидеть тебя.
Она подняла на него глаза, не зная, что она может найти.
Выражение лица Акмаэля смягчилось, когда он принял ее. Любовь вспыхнула в его ауре. Он коснулся ее волос, проведя пальцами по их длине.
— Боже, как я по тебе соскучился, — обхватив ее руками, Акмаэль прильнул губами к губам Эолин.
Она растворилась в его объятиях, переплела пальцы с его темными волосами и ответила вздохом удовольствия, когда его поцелуи спустились вниз по ее шее.
— Любовь моя, — прошептала она.
Они рухнули на непоколебимый пол. Шнурки корсажа Эолин ослабли от прикосновения Акмаэля, и он наклонился, чтобы попробовать соль ее обнаженной плоти. Затем он остановился в своих ласках и просто притянул Эолин к себе, крепко прижав к своей широкой груди. С приглушенным стоном он уткнулся лицом в ее волосы и вдохнул.
Так они и оставались некоторое время, наслаждаясь ритмом своего смешанного дыхания, пульсом их общей потребности. Многолетняя их любовь наполнила тишину теплом и уютом. Дух Южного Леса поднялся вокруг них, слившись воедино, пока Эолин не услышала болтовню его существ, смех его деревьев и рев весенней реки Тарба.
Эолин набралась смелости и повернулась в объятиях Акмаэля, чтобы снова поцеловать его.
— Могу я взять тебя сейчас? — его дыхание обожгло ее ухо, зажигая дрожь желания. — Пока двор ждет за закрытыми дверями?
— Я думала, что найду вас очень рассерженным, мой Король. Я переживаю с тех пор, как ваши приказы дошли до нас в высокогорьях Моэна.
— Так и должно быть, — прошептал он. — Переживать из-за судьбы моей дочери и предательства твоих учениц. Переживать из-за армий, собирающихся по приказу Силуса Пенамора. Но не из-за моей любви, Эолин. В этом будь уверена.
С неохотой она высвободилась из его объятий.
— Акмаэль, магия маг должна быть немедленно восстановлена.
— Я не могу этого допустить.
Окончательность его тона застала ее врасплох.
— Никто из них не участвовал в этой измене.
— Ты сказала бы то же самое о Гемене две недели назад?
— Нет! Я имею в виду, да… — Эолин прикусила губу. — Я не знаю. Она всегда была своевольна, но это… не понимаю. Почему она так поступила?
— Возможно, она думала, что действует от твоего имени.
— Я никогда не подстрекала ее к…
— Я не говорю, что ты это сделала. Тем не менее, ты свободно выражала свои возражения почти против каждого решения, которое я принял относительно Элиасары. И ты неоднократно выступала за то, чтобы принцессу вернули ее матери. Это легко могло быть истолковано как призыв к действию.
— Я не жалею о том, что сказала. Элиасара — девочка, а не пешка.
— Она — дочь короля.
— Твоя дочь.
— Да, моя! Моя ошибка. Та, за которую мы все дорого заплатим кровью и жизнями.
Эолин напряглась. Не ошибка. Девочка, невиновная в обстоятельствах, приведших к изгнанию ее матери.
Как бы ей ни хотелось сказать это, Эолин по опыту знала, что озвучивание этой мысли ни к чему не приведет.
— Я дал Элиасаре жизнь, — продолжил Акмаэль, — но я не делал ее пешкой. Она была рождена для этой судьбы. Теперь вокруг нее собираются все те, кто жаждет смерти моего сына, благодаря действиям твоей ученицы. Почему Гемена не сопровождала тебя в Моэн?
Вопрос пришел резкий, неожиданный. Эолин напряглась и отошла.
— Гемена попросила отпустить ее.
— И ты безоговорочно согласилась?
— Конечно. Она всегда служила мне верой и правдой. Почему я должна была сомневаться в ней сейчас?
— Потому что она никогда не упускала возможности вернуться в Южный лес.
Гнев вспыхнул в Эолин. Она встала, затягивая шнурки корсета. Акмаэль поднялся с ней.